Второй половины XV — начала XVII в.
Первые гуманистические веяния в чешской культуре появляются во второй половине XV в. Сильное влияние на Чехию оказали сочинения Энео Сильвио Пикколомини, прежде всего «История Богемии» (1475). Несмотря на резкое осуждение еретиков-гуситов сочинение будущего папы Пия II привлекало чешское общество описанием героических военных подвигов гуситов. Сам Пикколомини в бытность членом канцелярии императора Фридриха III оказал заметное воздействие на своих чешских коллег, которые стали подражать гуманистическому стилю при составлении государственных грамот и других актов.
Очень своеобразно идеи гуманизма повлияли на политическую мысль. В 1461 г. по инициативе «гуситского короля» Иржи из Подебрад группой юристов во главе с А. Марини из Гренобля была составлена хартия всеобщей мирной организации. Король предлагал монархам других стран проект международной организации равноправных независимых государств с целью решения всех спорных вопросов исключительно мирными средствами. Отвергался средневековый идеал универсальной империи. Для разрешения конфликтов должен был быть создан международный трибунал. Право трактовалось как справедливость. Понятие силы ставилось вне закона. Новое право должно было исходить из природы и естественности, вознаграждать общественные благодеяния и карать действия, наносящие ущерб. Общеправовые нормы на основе рациональных принципов был призван вырабатывать постоянный конгресс делегатов от разных стран. Категории естественности, справедливости, рациональности, направленные на предотвращение войн, становились таким образом основой нового мирового правопорядка, не знавшего главенства какой-либо одной светской или духовной власти. Принцип совещания ставился выше конфессиональных различий.
В подебрадскую эпоху начинает формироваться принцип толерантности, ставший в XVI в. главнейшей особенностью чешского общества, что позволило многочисленным конфессиям вести полемику лишь мирными средствами. В итоге обмена конфессионально-культурной информацией возникло единое поле чешской культуры. Основы толерантности как уважения человека к другой человеческой личности впервые были сформулированы в «Диалоге» Яна из Рабштейна (1437—1473).
Чешский гуманизм интенсивно развивался в Моравии в католической среде. Самым значительным из моравских гуманистов был Августин Оломоуцкий. Он был многогранной личностью: астрономом, математиком, филологом, юристом. Однако деятельность Августина протекала в основном за пределами Чешского королевства: в Буде, Вене, Италии. Он, как и другие моравские гуманисты конца XV в., был скорее распространителем, а не творцом новой культуры.
На рубеже XV—XVI вв. происходит культурный сдвиг и в среде утраквистов. Это во многом было связано с преодолением изоляции страны. За рубеж отправляются многочисленные делегации и путешественники. Они не только демонстрируют католическому миру моральные ценности и доблести гуситов. Путешествия «из Чехии аж на конец света» резко расширяют горизонты местной провинциальной культуры. Этому же способствуют и новые переводы светской литературы, репертуар которых включает помимо рыцарских романов и фацетий новеллы итальянского Возрождения и занимательные сочинения немецких гуманистов. Однако характерно, что адаптировались и широко распространялись в чешской среде преимущественно произведения низовой литературы. Примечательно, что среди первых чешских печатных книг (конец 1470-х годов) была столь популярная во всей Европе «Троянская хроника» — средневековая развлекательная повесть с псевдоантичной сюжетикой. В целом, из 39 книг, изданных в Чехии до 1500 г., лишь 5 были латинскими.
Восприятие новых культурных импульсов в Чехии стало возможным в послегуситскую эпоху потому, что ранее гуситы, в развитии национальной идеологии опередившие Европу, не ставили вопроса о создании национальной культуры. Поэтому в сознании чехов не выработался отрицательный стереотип чужой культуры. Появляются переводы с древнегреческого и античной латыни. По-чешски начинают звучать Цицерон, Теренций и Плавт. Печатаются сборники переводов латинских изречений. Однако обращение к античности не было прямым: как правило, перерабатывались сборники, изданные немецкими гуманистами.
Высшие достижения Ренессанса становились доступными лишь узкому кругу образованных лиц. Среди них особняком стоял Гинек из Подебрад (1452—1492), «недостойный сын короля Иржи», поэт и гуляка, переводчик Боккаччо и создатель оригинальных эротических стихов. Суровая утраквистская среда отвергла его. Он, перейдя в католичество, нашел приложение своим силам, как и многие другие чешские гуманисты второй половины XV в., при дворе венгерского короля Матяша Корвина.
Среди наиболее образованной части чешского общества в начале XVI в. возникло течение эразмианства. Переводчик «Похвального слова глупости» разносторонне образованный рыцарь Ржегорж Грубый из Елени акцентировал актуальность сочинения Эразма для чешских межконфессиональных противоречий, подчеркнув в предисловии, что именно утраквисты наиболее точно воплотили идеал «той христианской правды, которую этот Эразм защищает и которую верные чехи сами исповедуют». Р. Грубый переводил также Петрарку, Валлу и других гуманистов.
Оломоуцкий епископ Станислав Турзо состоял в переписке с Ульрихом фон Гуттеном и Эразмом, оказывал им материальную поддержку. Другой крупный государственный деятель — католик Ян Шлехта — приглашал Эразма в Чехию, пытался вовлечь его в чешские межконфессиональные распри. Эразм же предостерегал своего чешского друга от применения насилия в религиозных распрях, указывал на позитивные аспекты в доктрине и практике чешских «еретиков».
С конца XV в. в чешской словесности наметились две тенденции развития. С одной стороны, в среде католиков сформировалось гуманистическое направление в литературе, опиравшееся на итальянскую культуру и пользовавшееся латынью как универсальным языком просвещенного общества. Для второй тенденции было характерно программное выражение любви к родному языку. Воспринимая некоторые культурные импульсы извне, эта тенденция тем не менее основывалась на местной традиции, средневековой по своей сути. Ставший для Чехии традиционным тип патриотизма оперировал не личностным, а коллективным этническим сознанием. Однако появляющаяся национальная гордость индивидуума, с чувством собственного достоинства заявляющего: «я — чех», позволяет говорить о проникновении индивидуального начала в традиционное коллективное сознание. Поскольку в XVI в. именно этот так называемый национальный гуманизм стал определяющим, развитие чешской культуры приобрело черты провинциального своеобразия, программной традиционности и национальной замкнутости. Поэтому гуманистические ренессансные импульсы оказались лишь элементами, а не основой чешской культуры XVI в.
Специфика чешского гуманизма состояла в том, что не личность была центром мира, а служение личности на благо коллектива делало ее более совершенной и развитой. Это обусловило общую дидактичность и прагматичность чешской культуры XVI в. и доминирование в ней сферы науки над художественной сферой. Как писал знаменитый книгоиздатель Иржи Мелантрих, «человек рождается на свет не только для себя, но затем, чтобы изо всех своих сил служить своей родине, своим друзьям и всем другим людям». Лучшая же служба — это практическая польза. Поэтому появляется множество пособий и руководств по различным видам деятельности и знаний: от грамматики до горного дела и разведения рыбы. Поэтому именно в Чехии особое значение получает педагогика. Высшее образование в стране окончательно деградировало после объявления в 1462 г. Пражского университета строго утраквистским учебным заведением. Наиболее способные студенты устремились в Италию, а затем — в протестантские университеты Германии. Основная нагрузка поэтому легла на чешскую среднюю школу. В дело образования и воспитания огромный вклад внесла Община чешских братьев. Ее школьная система становится самой исторически прогрессивной и перспективной в общеевропейском масштабе. Не случайно именно в лоне педагогики Общины формировалась в начале XVII в. система великого «учителя народов» Я.А. Коменского. При относительно слабом развитии оригинальной поэзии и беллетристики центр тяжести в словесности приходился на юридические, исторические, политические, религиозно-полемические, хозяйственные, естественнонаучные и т.п. сочинения.
В архитектуре и изобразительном искусстве отдельные ренессансные элементы, такие, как итальянские окна, аркады, порталы, лишь постепенно проникали в укоренившийся в Чехии готический стиль, в принципе не нарушая его системы. Если на рубеже XV—XVI вв. в письменности уже были яркие проявления новой культуры, то в архитектуре расцвела «владиславская готика» (названная так по имени короля) — вариант интернациональной поздней готики. В живописи фрески цикла жития св. Вацлава — небесного покровителя Чехии, выполненные в начале XVI в. Мастером Литомержицкого алтаря на стенах капеллы св. Вацлава в пражском соборе св. Вита под влиянием итальянской живописи XV в., соседствовали с вполне готической станковой живописью и скульптурой. Необходимо отметить, что церковное искусство пестовали чешские католики. Протестантские конфессии относились к нему отрицательно, светское же искусство так и не получило значительного развития в этой среде.
С избранием на чешский трон в 1526 г. Габсбургов изменяются вкусы социальных верхов. По примеру королей высшее дворянство начинает приглашать итальянских мастеров для строительства и украшения новых дворцов и замков. Итальянская мода доходит и до бюргерства. Старые дома обрастают аркадами, жилые помещения приобретают более комфортный вид, украшаются мебелью и посудой в ренессансном стиле. К концу XVI в. роскошь домашнего убранства и одежды горожан, символизирующая высокое социальное положение и богатство своих владельцев, достигает предела. В целом же бюргерская среда, восприняв элементы ренессансного жизненного стиля, осталась чужда его сути. Самодовольство гуситского бюргерства, получившего значительную политическую власть, исчерпывавшая силы борьба с дворянством и колоссальный удар по городам, нанесенный королем в 1547 г. в результате подавления им восстания сословий в Праге, сделали чешское городское население неспособным к новым формам социально-экономической и культурной активности.
Высшая знать брала за образец стиль жизни и поведение итальянского и немецкого дворянства. У части магнатов, связанных родством с Испанией, были сильны испанские культурные влияния. Им была присуща особая манера поведения, преданность католицизму в сочетании с патриотизмом. Именно в этой среде продолжали активно пестовать культ национальных святых, именно в ней сложился стиль парадных портретов. С другой стороны, часть дворянства, вступившая в Общину чешских братьев, предпочитала скромную замкнутую деревенскую жизнь, сосредоточенную на хозяйстве и нравственных ценностях. Королевский двор не всегда был центром культурной жизни Чехии, поскольку большинство чешских королей после Иржи из Подебрад и до Рудольфа II не имели в Праге своей постоянной резиденции. Отсутствие культурно-политического центра, формировавшего вкусы общества и обеспечивавшего заказами деятелей науки, искусства и литературы, лишило Чехию до конца XVI в. воздействия культуры ренессансного придворного типа. Полюсами культуры оставались дворянство и города, ее тянули в разные стороны многочисленные конфессии, но в тесном общении представителей этих разных групп создавалась некая общая культура Чешского королевства.
Мотивами патриотизма, политической борьбы, интонациями плача над гибелью и разорением родной страны пронизана чешская латинская поэзия всего XVI в. Самым значительным поэтом Чехии XVI в. был Богуслав Гасиштейнский из Лобковиц (1460—1510), писавший стихи, прозу, письма только на латыни. Будучи по складу ума рационалистом со склонностью к ироническому скептицизму, Лобковиц критиковал нравы как папской курии, так и чешского общества. В «Сатире к святому Вацлаву» и в ряде писем Лобковиц программно заявлял о своем патриотизме. Сожалея, что уже «не найдешь любви к родине», что вожди уж не пекутся об общественном благе, поэт считал, что науки заслуживают похвалы, лишь если они служат общей пользе, а смерть за родину, за «восстановление ее былой славы» прекрасна, это большая заслуга, чем состариться среди ученых и литературных трудов. Такая позиция крупнейшего представителя латинской ренессансной культуры в Чехии, близкая к итальянскому гражданскому гуманизму, характерна для чешского гуманизма в целом. Стрелы ренессансного амура поразили поэтические сердца лишь нескольких чешских поэтов, отдававших дань модной тематике. Другое дело — борьба сословий, прения в сейме, конфронтация с королем, наводнение, ностальгия по славному историческому прошлому. Здесь поэтам можно было выказать не только мастерство, но и заявить о своем месте в общественно-политической жизни и стать таким образом полезными обществу.
Эта же позиция характерна и для авторов, писавших на чешском языке. Традицию создания ученых трудов на родном языке заложил юрист Викторин Корнель из Вшегрд (1460—1520), автор труда, обобщавшего правовые нормы Чешского королевства. В этом сочинении Викторин Корнель защищал традиционное чешское законодательство и судопроизводство от влияния римского права. Патриотизм Викторина Корнеля, не лишенный критических нот, был ориентирован традиционно. Он писал: «Чешская земля от основания своего вплоть до наших времен как положением своим превосходит окольные страны, так и мужеством людей, из нее происходящих, далеко и во многом превосходила бы, когда бы мужественность эту использовали против врагов своих, а не против друг друга, и справедливостью права, когда бы придерживались его в полной неукоснительности». Особенно обстоятельно Викторин Корнель доказывал величие родного языка: «Не существует никаких таких греческих или латинских книг (если только я не ошибаюсь, будучи охвачен любовью к своему языку), которые не могли бы быть переложены по-чешски». Однако какова же цель этих лингво-патриотических устремлений? Она состоит в том, «чтобы не только греки и латиняне, но также и чехи и словаки могли читать греческих учителей (Отцов Церкви — Г.М.) для воспитания и укрепления веры христианской». Национально-языковое просветительство оказывается христиански ориентированным. Знания не являются самоценными, они лишь средство для восхождения души.
Общеевропейскую славу приобрел филолог Зикмунд Грубый из Елени (Сигизмунд Гелений, 1497—1554), «муж, несмотря на все свое тщеславие, основательно ученый», по определению Эразма Роттердамского. Выдающийся ученый европейского масштаба, один из основоположников современной классической филологии, не найдя применения своим знаниям на родине, почти всю жизнь провел в Базеле. Там он издал свой четырехъязычный словарь, где среди двух классических и двух «наиболее распространенных варварских» языков был представлен «славянский язык» — смесь чешского с хорватским.
Ориентацию чешской литературы на развлекательное чтение, на создание «народных книг» с приключенческой и любовной тематикой обозначил в 1509 г. пражский книгоиздатель и переводчик Микулаш Конач из Годишкова. Его призыв «Читая, смейтесь на здоровье!» определил одну из специфических черт чешской литературы — знаменитый чешский юмор.
Во второй четверти XVI в. в Праге вокруг сановника и мецената Яна Годейовского сложился кружок гуманистов, принадлежавших к разным конфессиям. В него входил магистр Матей Коллин, талантливый поэт, писавший стихи «на случай». Его ученики ставили латинские пьесы, в том числе античных авторов. В целом же чешский театр находился под немецким влиянием, к которому следует добавить театральные усилия иезуитов. Коллин верно заметил особенность чешской литературы, выразив ее аллегорически: «Феб, почему ты удаляешься от чехов? Вот ты посетил и варварскую Паннонию, где ты имеешь лишь одного почитателя (Яна Паннония — Г.М.) и в иные страны ты охотно снисходишь, нас же избегаешь». Поэт и врач Ян Шентыгар в 1547 г. написал стихотворение, осуждающее тиранию Фердинанда I, жестоко покаравшего восставшую Прагу, за что оказался в опале. Та же участь постигла и другого члена кружка Годейовского — пражского канцлера, одного из вождей восстания и его хрониста Сикста из Оттерсдорфа, чье сочинение было одновременно сборником документов, политическим памфлетом и историческим повествованием. Оно наиболее полно отразило новое политическое самосознание чешских сословий, прежде всего бюргерства, защищавшего свои традиционные привилегии от натиска Габсбургов.
В собственно исторических сочинениях доминировала тенденция актуализации прошлого в соответствии с религиозно-политической позицией автора. Ведущим оставался средневековый жанр исторических хроник. Утраквисты Богуслав Билейовский («Чешская хроника», 1537) и Мартин Кутен («Хроника о начале Чешской земли», 1539) доказывали исконность утраквизма в Чехии. Католик Вацлав Гайек из Либочан в «Чешской хронике» (1541), ставшей столь знаменитой, что на протяжении нескольких веков она служила основным источником исторических сведений о Чехии, настолько исказил факты, обильно разбавив их вымыслом, что его труд скорее напоминает историческую беллетристику. Пренебрежение к достоверности, некритичность в подходе к источникам не позволяют причислить эти чешские исторические сочинения к кругу гуманистической историографии. С другой стороны, их литературные достоинства, стремление к созданию ярких исторических образов, сама их политическая ангажированность позволяют судить о них как о новом этапе чешской историографии. В конце XVI в. возникает магнатская историография. Поляк Б. Папроцкий составляет «гербовые повести» знатных чешских родов — своеобразные панегирики аристократии. В. Бржезан пишет «Историю Рожмберков» — знатнейшего чешского рода, наполненную описаниями повседневной жизни, политических событий и человеческих страстей. В труде Бржезана уже господствует новый, гуманистический подход к человеческой личности.
К середине XVI в. в чешской культуре заявляет о себе Община чешских братьев. Главный ее вклад состоял в переводе на чешский язык Библии и создании новой системы образования. «Кралицкая Библия» надолго становится образцом чешского литературного языка. С распространением учения чешских братьев в Словакии именно язык «Кралицкой Библии» — «библичтина» — становится вплоть до XIX в. литературным языком словаков. Религиозное просвещение дополнялось широким развитием образования.
Школы Общины закладывали основы общедоступного образования, не отвлеченного, а направленного на конкретную деятельность, на практическое освоение человеком окружающего мира. Центральной фигурой Общины стал епископ Ян Благослав (1523— 1571). На основе пражского диалекта он создал чешскую грамматику, по которой учились многие поколения. Он написал трактат о музыке, в котором разрабатывал проблему метрики. Защите знаний, соответствию принципа познания основным постулатам христианской религии посвящена его «Филиппика» — выдающееся произведение чешской гуманистической риторики. Человеческие способности к наукам и искусствам — это дар Божий, которым следует распоряжаться с пользой и во благо людям, считал Благослав.
Распространению конкретных знаний в огромной мере способствовали такие выдающиеся труды, как сочинения по ботанике Т. Гайека, трактаты по горному делу немца Георга Агриколы, возникшие в результате его работы в горнорудных городах Чехии, трактат о рыбоводстве Я. Дубравиуса, а в начале XVII в. — сочинения по астрономии датчанина Тихо Браге и немца Иоганна Кеплера, живших в Праге. Знаменитый врач, ректор Пражского университета словак Ян Ессениус исследовал физиологию человеческой речи. Его выступление о преобразовании Пражского университета на широких гуманистических началах имело программное значение. Познанию дальних стран и их обычаев способствовали записки Вацлава Вратислава из Митровиц — дипломата, попавшего в турецкий плен, и Криштофа Гаранта из Полжиц — всесторонне образованного путешественника, политика, писателя и композитора.
В конце XVI в. поднимается новая волна чешского патриотизма, что было ответом на контрреформационные устремления Габсбургов. Это наиболее ярко проявилось в деятельности Даниэля Адама из Велеславина (1546—1599) —выдающегося деятеля чешской культуры XVI в. Как крупнейший книгоиздатель он продолжил дело своего тестя Иржи Мелантриха. Главная заслуга Велеславина — издание разнообразной исторической литературы, ее перевод (совместно с целой дружиной учеников) и дополнение предисловиями, в которых формулировались взгляды издателя, отражавшие наиболее характерные черты чешского бюргерства, приобщившегося к гуманизму, а также создание «Исторического календаря». Историческое просветительство Велеславина, его выдающиеся способности популяризатора сочетались с программой национального возрождения чехов. Гимн истории, этой «основы человеческой мудрости и осторожности», «света правды, жизни памяти, учительницы жизни и посла стародавних времен», имел целью лучшее познание того, «кто были наши предки» и в чем состояла их слава. Резкая критика современного ему положения в обществе, когда чехи «перенимают чужие обычаи и нравы», становятся «гостями» в своем отечестве из-за засилия чужеземцев, приводила его к идеализации прошлого.
Помощник Велеславина Ян Коцин из Коцинета отвергал узко конфессиональный подход к истории церкви, высоко оценивал социальную роль женщины. В сочинениях «Алфавит набожной жены и рачительной хозяйки», «Честь и невинность женского пола» он нарисовал идеальный с точки зрения протестантской этики образ женщины.
После Велеславина роль ведущего чешского гуманиста перешла к Яну Компанусу Воднянскому, лучшему латинскому поэту Чехии, композитору, ректору университета. В целом, его произведения вполне соответствовали общему уровню чешской культуры рубежа XVI—XVII вв.
Кризис общества, падение нравов стали основной темой стихов и прозы Микулаша Дачицкого из Геслова (1555—1626), автора «Воспоминаний» и сборника «Простоправда». Его часто грубые стихи, полные непристойностей, восходят к традициям вагантов, но в сущности своей он глубокий моралист и сатирик. Его патриотизм полностью соответствует типу, выраженному Велеславином. Иной образ являл собой чрезвычайно популярный и очень плодовитый поэт — католик Шимон Ломницкий из Будче (1552—после 1622), в творчестве которого совершался переход к маньеризму. Он составил католический канционал (сборник духовных песнопений), писал напыщенные стихи и простые пьесы. Ему же принадлежит “Трактат о танце”, свидетельствующий о значительном развитии светских увеселений в некогда пуритански строгой Чехии. Стремление к народности и чешскости обеспечило его сочинениям, проникнутым католическим духом и государственно-патриотическим сознанием, долгую популярность в эпоху барокко.
В начале XVII в. актуальные политические проблемы вновь стали главными импульсами чешской культуры. Ситуация в стране была сложной: с одной стороны, некатолические конфессии добились принятия в 1609 г. Маестата Рудольфа II о веротерпимости. В нем наиболее четко в юридических формах закреплен гуманистический принцип свободы веры и его публичного осуществления. С другой стороны, наступление Контрреформации вызывает активные меры протестантских сословии. Защита своих политических интересов совпадает с защитой своей веры. Сословный патриотизм использует конфессию как эмблему. Столкновение политических интересов двух властей приводит к восстанию против Габсбургов, закончившемуся поражением чешских сословий в битве на Белой Горе (1620), которая стала поворотным моментом национальной истории. Страна вступила в период фактической утраты независимости и торжества католицизма, что полностью изменило ее культуру.
Чешская культура первых десятилетий XVII в. отразила этот общественный кризис. В центре ее внимания встали вопросы государственного и конфессионального развития страны, а затем, уже в творчестве послебелогорских эмигрантов, сетования и оплакивание поражения сословий. Центральное место в литературе этих лет занимает «Апология» Карела Старшего из Жеротина (1564— 1636) — земского гетмана Моравии, чешского брата по вероисповеданию и лидера моравских сословий, не примкнувшего, однако, вместе со всей Моравией к чешскому восстанию. «Апология», написанная в 1606 г. в форме послания, выражает политические взгляды автора. Это вершина чешской гуманистической эпистолографии, где патриотизм и социальная критика выражаются в совершенной словесной форме. Другой лидер оппозиции и один из вождей восстания — Вацлав Будовец по-иному вошел в чешскую культуру. Его перу принадлежит «Антиалькоран» — сочинение, в котором мирянин рассуждает на богословские темы, сравнивая мировые религии. Осуждение мусульманства как профанации божественных ценностей сочетается у Будовца с резкой критикой османского абсолютизма, что однозначно воспринималось чешским обществом как завуалированное осуждение абсолютизма Габсбургов.
В эмиграции возникают исторические труды, сочетающие собственно историографию с мемуарами и политическими рассуждениями о причинах поражения и о наиболее подходящей для Чехии форме государственного устройства. Выделяются сочинения Павла Странского и Павла Скалы. Таким образом, лишь государственная катастрофа побудила чешскую политическую мысль к самостоятельному развитию, хотя одновременно способствовала тому, что литературу этого типа захлестнули эмоции и страшные воспоминания, не позволив выкристаллизоваться жанру собственно политического трактата.
Чешская архитектура конца XV—XVI в. не избавилась полностью от наследия готики. Так, во Владиславском зале пражского королевского дворца огромное пространство перекрыто вполне готическими сводами, но окна — уже итальянские (архитектор Б.Рид). Новый стиль приносят Габсбурги. Итальянские мастера перестраивают и строят новые замки и дворцы, декорируя их в ренессансном стиле. Таковы «Летоградек» (бельведер) и замок «Звезда» в Праге. Городские дома украшаются аркадами и сграффито. В целом, в XV—XVI вв. церковное зодчество в Чехии находилось в упадке по причинам, обусловленным конфессиональными особенностями страны и недостатком средств. В светской же
Бенедикт Рид. Владиславский зал дворца в Пражском Граде. 1485—1502.
архитектуре появляется шедевр — маньеристический замок в Бучовицах с его Императорским залом, декорированным цветной скульптурой с необычайной роскошью и вкусом (автор Г.Монт). Пышно расцвело прикладное искусство, во многом связанное с социально-репрезентативными амбициями своих заказчиков и владельцев. В музыке получили широкое распространение канционалы. Протестантские певческие братства способствовали сохранению высокого уровня искусства хорового пения. В композиторском творчестве развивалась полифония. Ее мастера, такие как Павел Йистебницкий, Иржи Рыхновский, Ян Компанус Воднянский, Ян Троян Турновский, К. Гарант, достигли большого мастерства, сочетая упрощенный контрапункт с тематическим материалом чешского происхождения. Над довольно средним уровнем местной музыки с отсутствием светских полифонических жанров возвышались сочинения работавших в Праге иностранцев — словенца Якоба Хандла (Галлуса) и нидерландца Филиппа де Монте, руководителя императорской капеллы, в творчестве которых, в основном в мадригалах и мотетах, завершался блистательный период нидерландской школы полифонии.