Теория тоталитарного общества Карла Мангейма
Карл Мангейм создает теорию тоталитарного общества в качестве части своей общей теории современного общества. Основные работы К. Мангейма, в которых мы находим его теорию тоталитаризма - «Диагноз нашего времени», а также ряд других
работ, таких как, например, «Человек и общество в эпоху преобразования».
Тоталитарное общество является результатом неконтролируемого развития определенных тенденций, заложенных в современности. Именно поэтому рассмотрение теории тоталитарного общества К. Мангейма следует начать с рассмотрения его общей теории современности и выявления специфических черт современных обществ.
Современное общество является переходным от общества «laissez faire» к планируемому обществу и как таковое содержит характеристики и того, и другого обществ, что и порождает его основные противоречия. Общество laissez faire - это общество классического либерального капитализма, свободного индивида, свободного рынка и свободной конкуренции. Принципы laissez faire, дающие вещам и событиям свободу идти своим ходом, не отвечают задачам эффективного коллективного сотрудничества, так как при их господстве развитие осуществляется медленно и зависит от спонтанных процессов. Поэтому уже в начале XX в. появилось разочарование в «методах laissez faire», пришло понимание того, что эти методы, порождая циклические кризисы и массовую безработицу, были разрушительными не только для сферы экономики, но и для сферы культуры, морали и политики. Неадекватность принципов «laissez faire» была обусловлена, прежде всего, их несовместимостью с оформившимся в то время массовым обществом.
Теория массового общества К. Мангейма
Современное общество, как его видит Мангейм, - это общество промышленное, технологическое, либеральное, демократическое и массовое. При этом массовость - его главная социологическая характеристика, определяющая все его жизнепроявления и процессы, формирующая его целостный облик, все его напряжения и противоречия.
Массовое общество - это общество, в котором наблюдается процесс его «быстрого и бесконтрольного расширения». Налицо переход от общества, основу которого составляли первичные группы, такие как семья и соседская община, к обществу, в котором преобладают большие по размеру контактные группы. Свойства, характерные для взаимодействия в первичных группах, такие как любовь, братство, взаимопомощь, общий эмоциональный, личностный фон этого взаимодействия, совершенно нехарактерны взаимодействию в больших контактных группах. Это создает известные напряжения, старая нормативная система, основанная на принципе «возлюби ближнего», рушится, а попытка заменить этот принцип принципом равенства политических прав в демократическом социальном устройстве не оказывается адекватной заменой. Происходит утрата первоначального фундаментального содержания, заложенного в первичных, базовых контактах в рамках первичных групп, и оно ничем не восполняется.
Большие группы, большое общество, крупномасштабные технологии меняют содержания всех ценностей и норм, содержание социального взаимодействия и социальных представлений, в особенности таких фундаментальных социальных представлений, как, например, «социальная справедливость». В массовом обществе трансформацию претерпевают все без исключения социальные институты. Наиболее радикальной трансформации подвергается сфера труда - в ней формируются новые формы организации, новые формы личной и коллективной ответственности, новые формы престижа. Тейлоризация труда (фундаментальным образом связанная с оформлением массового общества) способствовала становлению зависимости человека от машинной технологии, и эта зависимость не способствует положительным образом формированию личности. То же самое относится к сфере отдыха, к появившимся совершенно новым формам и моделям механизированного досуга (радио, телефон, кинематограф).
Еще одной структурной особенностью массового общества является увеличение числа контактов между группами, расширение средств связи, рост социальной мобильности вверх и вниз по общественной лестнице, т. е. усиление и увеличение всех типов социальных передвижений и взаимодействий. Все это приводит к тому, что специфические системы норм и ценностей различных групп, существующие наряду с общей системой ценностей всего общества, начинают перемешиваться и беспорядочно взаимодействовать. Этот процесс осуществляется чрезвычайно быстрыми темпами, без каких-либо посредников, стандартизации и координации.
Результатом столкновения большого количества норм, ценностей, стандартов и моделей поведения, восприятия и оценок, не подвергшихся координации в процессе перехода к новому обществу, становится нервное раздражение, неуверенность и страх. Индивиду все труднее и труднее жить в «аморфном обществе», в котором даже в простейших ситуациях он должен выбирать между различными, несогласующимися моделями действий и оценок.
В политической сфере массовое общество характеризуется процессом «фундаментальной демократизации», выражающемся в том, что в обществе все больше активизируются те социальные слои, которые до этого играли в политической жизни только пассивную роль. Все больше социальных слоев и групп стремится в массовом обществе к участию в образовании коллективов, государств, к тому, чтобы самим представлять свои интересы. То обстоятельство, что они выходят из духовно отсталой массы, указывает Мангейм, несет в себе опасность для элиты, которая раньше была заинтересована в их духовном подавлении. Сдерживание духовного развития масс имело смысл для господствующих слоев до тех пор, пока элита могла рассчитывать на то, что «тупость масс» вообще удержит их от политической деятельности. Диктаторские режимы чаще других склонны нейтрализовывать активизацию масс. Временно это удается, однако через некоторое время экономическая жизнь начинает оказывать свое активизирующее воздействие, и недостаточное духовное развитие рвущихся в политику масс приобретает «государственное значение» и становится проблемой для самой элиты. «Если сегодня у нас иногда создается впечатление, что в решающие минуты миром правит массовый психоз, то это объясняется не тем, что раньше в мире было меньше безрассудства и иррациональности, а лишь тем, что они находили свое выражение в более узких кругах, в частной сфере, и только теперь, в результате общей активизации, возникшей в индустриальном обществе, влияют на общественное мнение и в ряде случаев способны управлять им» [Мангейм К. Человек и общество в эпоху преобразования // Мангейм К. Диагноз нашего времени. - М., 1994. С.289.].
Массовое общество содержит в себе множество иррациональных элементов. В больших городах оно создает концентрацию масс, а в массе человек значительно легче поддается влиянию, воздействию неконтролируемого взрыва влечений и психическим спадам, чем изолированный или связанный с небольшими группами человек. Массовое общество движется, понуждаемое своим механизмом к тому, чтобы создавать самые противоречивые типы поведения, как в жизни всего общества, так и в судьбе отдельного человека. С одной стороны, массовое общество создает высшую степень рационально калькулируемой системы действий, связанной с целым рядом подавлений и вытеснений инстинктивных влечений. С другой стороны, одновременно с этим оно содействует всем иррациональным проявлениям и вспышкам, характерным для сконцентрированных масс людей, обеспечивает величайшую концентрацию иррационального возбуждения инстинктов, массовизацию влечений, которая внушает опасения, что может быть разрушен социальный механизм вытеснения иррационального. Мангейм особо подчеркивает опасность такого рода антиномий массового общества: не оформленная и не улавливаемая общественной структурой иррациональность проникает в политику, а массовизированный аппарат демократии вводит иррациональность в такие сферы, где необходимо рациональное управление. Результатом становится противоположное тому, что является смыслом демократизации - чаще всего тоталитаризм.
Точно так же антиномическим образом процесс демократизации воздействует на мораль, порождая силы, в равной степени могущие развивать или разрушать мораль. Результатом этого является формирование механизма «двойной морали».
Столь же противоречивыми являются процессы, протекающие в культуре массового общества. Мангейм даже говорит о кризисе культуры. Кризис культуры в либеральном демократическом обществе восходит, как он считает, прежде всего к тому, что фундаментальные социальные процессы, развитию которых раньше способствовали создающие культуру элиты, перешли вследствие массовизации общественной жизни в свою прямую противоположность. Фактически речь идет не о созидании, а о разрушении культуры. Структурную основу культурного упадка составляют четыре основных процесса, а именно: 1) растущее число элитарных групп и возникающее вследствие этого ослабление их силы и значения; 2) уничтожение замкнутости элитарных групп; 3) изменение принципа отбора этих элит; 4) изменение внутреннего состава элит. К этим четырем структурным процессам Мангейм добавляет общий процесс «пролетаризации интеллигенции». Налицо переизбыток предложения: на рынке труда для интеллигенции людей больше, чем это необходимо для выполнения интеллектуальных функций.
Кроме того, он указывает на изменение структуры процесса взаимодействия культурной элиты и общества. В предшествующих типах обществ элиты никогда не обращались непосредственно к массам, существовал посредник, именуемый «культурной публикой». В массовом обществе постоянство этого посредника разрушается и усиливается значение «флюидных масс». Часто элиты непосредственно обращаются к массам и тем самым в большей степени подчиняются законам массовой психологии, чем тогда, когда в качестве регулятора отношений действует такой механизм как публика.
Массовое общество характеризуется возникновением совершенно новых источников и форм авторитетов и санкций, а также новых методов их обоснования. Оно демонстрирует наличие множества религиозных вероисповеданий и политических идеологий. Последние уже не связаны с традицией, религией и верой в рациональный закон: даже ссылка на их утилитарность не имеет особого значения. Общество признает их все - и идеологию вечной борьбы между расами, и борьбы между классами и между элитами, поскольку признает все их бесконечно возможные и произвольные притязания.
Идеологии играют громадную роль в массовом обществе, но их одновременное сосуществование порождает «кризис оценок». Этот «кризис оценок» выглядит следующим образом. Историческое религиозное и моральное единство, служившее интегрирующей силой средневекового общества, было заменено секуляризованными системами либерализма и социализма. И прежде чем все поняли, что будущее зависит от борьбы между этими двумя точками зрения, появилась новая идеологическая система - система «универсального фашизма», настолько отличная от других, что внутреннее различие между этими последними исчезает.
Таким образом, в рамках современных обществ сосуществуют противоречащие друг другу мировоззренческо-нормативные системы. Во-первых, это религия любви и всеобщего братства, вдохновляемая христианской традицией. Во-вторых, это философия Просвещения и либерализма, оценивающая свободу и человеческую личность как высшую цель и ценность, а богатство, счастье, терпимость и благотворительность - как средства достижения этой цели. В-третьих, это «идеология социализма, рассматривающая равенство, социальную справедливость и плановый социальный образ как желанные цели» [Мангейм К. Диагноз нашего времени. - М., 1994. С.424]. В-четвертых, это идеология универсального фашизма с ее идеалом демонического человека, обладающего чистотой расы и плодовитостью, и поощряющая военные достоинства, такие как готовность к завоеванию, дисциплине и слепому послушанию.
В результате общество оказывается разделенным в зависимости от взглядов на принципы добродетельной жизни, наилучшей общественной организации, на нормативную модель человеческого поведения, на характер свободы и социальной дисциплины, на характер и принципы негативных и позитивных санкций, на наказание и поощрение. Нет единой системы образования и воспитания, единой оценки и интерпретации ценности труда, досуга, здоровья, сексуального поведения и т.д. В жизни не осталось ничего подобного, даже на уровне таких обычных потребностей, как еда или манера поведения, в чем взгляды людей не расходились бы. «У нас, - продолжает Мангейм, - нет единого мнения относительно того, плохо это или хорошо, что существует такое разнообразие мнений; мы не знаем, что предпочесть - конформизм прошлого или современную свободу выбора» [Там же. – С.426].
Единственное, что осознается достаточно четко, - это то, что нехорошо жить в обществе, в котором нет установленных норм и которое развивается нестабильно. Именно эта ситуация «кризиса оценок» порождает, по мнению Мангейма, нерешительность правительств и всех социальных институтов, ответственных за принятие решения в сфере социальной политики, поскольку и правительства, и институты оказываются под влиянием размытых противоречащих друг другу норм и ценностей. И именно эта их неспособность к действию и принятию решения автоматически готовит почву для возможной диктатуры.
Сложилось общество, в котором «процесс дезинтеграции зашел слишком далеко». Анализируя «антиномии» массового общества, Мангейм приходит к выводу, что «основное зло современного общества заключается не в большом количестве людей, а в том, что либеральному строю до сих пор не удавалось создать необходимое для большого общества органическое членение» [Там же. – С.326]. Неорганизованный рост демократического общества ведет к чрезмерной институциализации и бюрократизации системы управления. Формируется особая стратегия управления, противодействующая процессу фундаментальной демократизации.
1. Если раньше господствующие группы элиты основывались в своих мнениях и решениях на общей жизненной ориентации, доступной многим общественным группам, то в процессе рационализации системы управления растет значение образованных узких специалистов. Вследствие этого «понимание и действенность» общества все больше концентрируются и увязываются с небольшим числом политиков, экономистов, администраторов и специалистов в области права.
2. Рука об руку с этим процессом идет процесс концентрации власти в руках бюрократии. Бюрократия стремится конституироваться как функциональное сообщество и создать замкнутую организацию, предполагающую даже «наследование должностей».
3. Решающей для политической борьбы в массовом обществе становится концентрация средств контроля за армией и полицией. Она уменьшает вероятность восстаний, революций и демократического осуществления воли масс.
Процесс дезинтеграции конечно же не означает автоматического перехода к регламентированной культуре и управляемому обществу в духе тоталитарных систем, но тем не менее очевидно, что путь, проходящий между тоталитарной регламентацией и управлением, с одной стороны, и полной дезинтеграцией массового общества, с другой, - это путь планирования, но «демократического планирования, или планирования ради свободы». Он прямо противоположен диктатуре и внешнему контролю. Он состоит в нахождении путей для освобождения механизмов социального контроля от разрушительных последствий массового общества, в нахождении механизмов демократической саморегуляции общества. При этом, по мнению Мангейма, важно уяснить главное: планирование в рамках массового общества неизбежно, вопрос только в том, чтобы провести различие между планированием диктаторским и демократическим.
Тоталитаризм как вариант стратегии планирования в массовом обществе
Существенным моментом для понимания теории Мангейма является то обстоятельство, что для него планируемое общество, возникновение и становление которого составляет суть современности, не может быть результатом спонтанного действия объективных сил, или «автоматического прогресса», как выразит эту же мысль, но позднее, в применении уже к обществу 1980-х годов Франко Ферраротти.
«Объективные силы» действуют в противоположных направлениях, порождая все современные противоречия. Лишенное плана существование оборачивается серьезными коллизиями в области экономики и политики. К примеру, в рассчитанном на международный обмен производстве протекционистскими методами создаются национальные автаркии. Направленный на рост благосостояния масс технический прогресс, вместе с современной политикой в области денежных отношений и кредита, приводит в ходе кризисов к обратному - к пауперизации масс и к упадку рынка. Самые различные противоречия и конфликты порождаются в сфере социальных отношений и культуры, как это было показано выше. Все это, по мнению Мангейма, происходит потому, что в соответствии с новыми принципами преобразуются «объективные общественные отношения, а не человек, который должен формировать их своими мышлением и деятельностью» [Мангейм К. Человек и общество в эпоху преобразования // Мангейм К. Диагноз нашего времени. М., 1994. С.279].
Планируемое общество должно стать результатом реализации человеческих творческих потенций. Оно должно осуществляться в интересах всех, его основой является знание, прежде всего социальное знание, и институционализированная система воспитания и образования. Более того, налицо очень опасная диспропорция между экономическими и техническими возможностями общества, техническим и естественнонаучным знанием, с одной стороны, и моральным развитием - с другой. Отставание общества в моральном развитии столь велико, по мнению Мангейма, что имеет характер «всеобщей диспропорциональности в развитии человеческих способностей». Такое отставание заставляет сделать вывод о том, что общественное устройство ждет крушение, если «рациональное самообладание всех людей не будет идти в ногу с техническим развитием». «То, что хорошо известно из детской психологии, - пишет Мангейм, - а именно, что ребенок может интеллектуально развиваться очень быстро, тогда как его моральные суждения или душевные качества остаются инфантильными, возможно и в жизни исторических групп» [Там же. – С.287].
Следует при этом подчеркнуть, что рост рациональности и формирование нравственности не являются чем-то случайным, так же как не являются они и делом отдельных индивидов – эти процессы зависят от поставленных данным обществом социальных задач, а также от его социальной структуры и системы социального неравенства. Все предшествующие общества могли допускать подобную диспропорциональность в распределении рациональных и моральных сил, но массовое общество не может позволить подобные формы диспропорциональности - ни диспропорции в рациональном и моральном развитии и господстве над обществом, ни диспропорции в их социальном распределении между социальными группами. И причина этого укоренена в главной характеристике современного массового общества - в процессе его «фундаментальной демократизации».
Подводя итог, Мангейм пишет: «Я полагаю, что история либерального массового общества достигла точки, когда расчет на естественный ход событий ведет к гибели. Без планирования... мы не обойдемся... не следует ждать, пока в ходе неправильного развития к власти придут те группы, которые под планированием понимают одностороннее, функционирующее в их интересах господство сил. Планирование не означает насилия над живыми структурами, диктаторскую замену творческой жизни. Планирование означает сознательное устранение источника ошибок, совершаемых общественным аппаратом, на основе знания всего социального механизма и живых структур; но это означает ... умение ясно видеть и учитывать в своих действиях их отдаленные последствия» [Там же. – С.330].
При этом совершенно очевидно, что планируемое общество может принимать множество форм - в зависимости от политических, культурных и идеологических констелляций, имеющих место в различных странах.
Тоталитарное общество - это одна из нежелательных, но возможных форм планируемого общества. В основе его лежит специфическая стратегия планирования, связанная со специфическими представлениями о том, что собою представляет социальная реальность и «что такое хорошо» для общества в целом. Фашизм, например, планирует и изменяет мир методами бихевиоризма, т. е. стремится сделать исчисляемым и доступным управлению все происходящее в обществе. Об этом свидетельствует деятельность аппарата пропаганды, направленная не на то, чтобы изменить и просветить людей, а на то, чтобы подчинить их своей воле. «Фашизм создает аппарат общественного принуждения, который приводит к подчинению господствующей идеологии и насильственной унификации всякой интеграции действий. Фашизм отказывается принимать во внимание так называемую иррациональность индивида, а также многообразие вещей. Однако у него есть абстрактный принцип упорядочения, который посредством оптимальной комбинации внешнего насилия и суггестивности, направленной только на регулирование поведения и интеграцию настроенности, изменяет человека... Так же, как в типе ведущих фашистских вождей точная расчетливость соединяется с иррациональной, несублимированной страстностью, в этой общественной структуре формально сосуществуют, не будучи связаны, максимальный порядок и постоянно тендирующий к анархии неразработанный остаток иррациональности» [Там же. – С.384].
Тоталитаризм, по мнению Мангейма, в своей основе содержит совершенно определенную психологическую стратегию.
Индивид рассматривается не как самостоятельная личность, а исключительно как член социальной группы, которая поддерживает своих членов и руководит их поведением. Поэтому задача состоит в том, чтобы сломить сопротивление индивидуального сознания путем дезорганизации естественных групп, к которым принадлежат индивиды и взамен их создать новые группы, соответствующие идеалам тоталитаризма.
Нацизм использовал различные методы для дезорганизации естественных групп (семьи, церковной общины, политических партий и наций), такие как, например, деморализация путем распространения слухов, страхов, создание соперничающих за власть группировок, подпольных движений и т. п. Деморализация и разрушение социальных групп мгновенно приводит к утрате их членами чувства безопасности и доверия, дружбы, взаимной поддержки и признания. Дезинтеграция группы сопровождается разрушением морали и «потерей совести» индивидом. Индивид пересматривает свои прежние убеждения в соответствии с новыми идеями и рассуждает по принципу: «если я не присоединюсь к ним сегодня, завтра может быть слишком поздно». Доведя общество в процессе разрушения естественных групп до паники и отчаяния, тоталитаризм приступает к созданию нового порядка, осуществляя его по двум направлениям: во-первых, порабощая массы и, во-вторых, укрепляя руководство в обществе нацистской партии и усиливая террор.
Для этих целей используется новый тип организации общества на основе прусской военной модели. Все строится на основе ее принципов иерархии и подчинения - промышленность, организация труда, досуга, общественное мнение, молодежные
организации. Террор, страх, ненависть становятся методами, заставляющими людей участвовать в новом военизированном порядке и организациях. Основой террора, его теоретическим обоснованием становится расовая теория нацизма.
Военной организации общества и методов террористического подавления, однако, недостаточно для выживания тоталитарного общества, которое может существовать только в состоянии постоянного «эмоционального возбуждения». И Гитлер создает такие центры эмоционального возбуждения. Организация эмоциональных центров возбуждения, например, отрядов штурмовиков, схожих с молодежными бандами, имеет целью увеличить в обществе число людей с незрелой и необузданной психикой, являющей собой смесь инфантильной эмоциональности и слепого подчинения. Связано это также с тем, что тип нацистского лидера может процветать только в бандоподобных группах. Поэтому целью такой политики является «криминализация» всего общества, его нормативной и культурной подсистем.
В результате осуществления подобной стратегии возникает «диктаторски управляемое массовое общество», в котором на передний план выходит социальное конструирование институциональных элементов - общество использует все свои силы для создания своей организации. Ликвидация естественного социального порядка идет одновременно с введением организационного планирования в социальной системе и созданием управленческих социальных технологий. Планирование и организация общества осуществляется путем концентрации власти в крупных организациях и путем использования для идеологических целей средств массовой информации. Реформируется и унифицируется система образования и воспитания, которые подчиняются единому государственному центру. Они решают задачу создания личности с необходимыми режиму качествами и мировоззрением, а также обучения необходимых специалистов для выполнения требуемых социальных функций в обществе. Развивается государственная система социальных служб, таких как медицинское обслуживание, страхование, система образования и дошкольного воспитания, которые позволяют оказывать прямое политическое и экономическое давление на частную жизнь, на семью.
Все интеллектуальные силы такого общества брошены на создание организационных и военных технологий. В таком обществе преобладает элита в области политики и организации, тогда как элита в области науки, искусства и религии почти полностью отсутствует или не может играть значительной роли.
Целостность такого общества, помимо использования организационных технологий и систем планирования, гарантируется установлением идеологического единства в качестве ценностной и нормативной основы солидарности; однопартийной политической системой, устанавливающей политический контроль; политикой милитаризации общества в качестве средства, устанавливающего «новый порядок».
В результате в обществе возникает феномен, который никогда ранее не наблюдался в столь выраженной форме – процесс нарастания всеобщей взаимозависимости. Он заключался во все более тесном переплетении различных сфер социальной деятельности.
Такова в самых общих и фундаментальных моментах теория тоталитарного общества, которую в качестве целостного образования можно реконструировать на основе прочтения работ Мангейма. Она содержит все базисные теоретические разработки и все аспекты социологического и социально-психологического анализа тоталитаризма. Все последующие исследователи тоталитарного общества практически не вышли за рамки основных идей, разработанных Мангеймом.
Необходимо указать еще на один существенный момент. Мангейма, так же как и Х. Арендт, интересует не только сформировавшаяся социальная механика тоталитарного общества, но и процесс ее возникновения. Равно их обоих больше всего волнует вопрос: как возможен процесс становления подобной социальной организации. Ответ, который они предлагают, представляется значимым и полезным и для современных обществ, поскольку он, что следует особо подчеркнуть, не позволяет считать тоталитаризм невозможным для повторения актом в социальной истории.
Тоталитарные практики, тоталитарные проекты и, наконец, анализ и теории тоталитарных обществ свидетельствуют о чрезвычайно важных свойствах и особенностях обществ XX в. Подчеркнем только два свойства этих обществ, которые имеют особое значение при рассмотрении проблемы тоталитаризма. Во-первых, все общества XX в. являются массовыми обществами. Во-вторых, для всех обществ XX в. характерным является свойство рефлексивности социальной практики (Маннгейм называет это планируемостью).
Никакое общество, в том числе и массовое, не может существовать без систем социальной дифференциации – групповой и статусной. Массовые общества, в которых уже отсутствует классовая система социальной дифференциации и еще не сложилась никакая другая (как это было, например, в Германии и России), попадают в ситуацию, когда эта групповая и статусная структура должна создаваться рефлексивно и планово. Общество становится объектом структурирующей, рефлексивной деятельности со стороны элиты. Вопрос, таким образом, упирается в то, что это за элита, какие цели она преследует и на какие ценности опирается. Вопрос в том, какой проект она выберет - создавать демократическое, либеральное, гражданское общество или какой-либо вариант тоталитарного политического сообщества. Только развитое гражданское общество, способное отстаивать свои гражданские права и политические свободы, может противостоять реализации тоталитарного проекта. Таким образом, массовая природа общества и рефлексивный характер социальной практики делают вполне возможным формирование тех или иных форм тоталитарной организации.