Очерк второй. Советский опыт. 3 страница

- К. Маркс, Морализирующая критика и критизирующая мораль.

Т.е. политическая власть буржуазии исходит из отношений собственности, а не наоборот. Из этого получается, что уничтожить класс можно лишь тогда, когда к этому созрели предпосылки. Если таких предпосылок нет, то класс угнетённых в своей борьбе будет способен лишь обрести власть на краткий период времени. Маркс приводит пример периода французской революции, в ходе которой рабочий народ Парижа действительно на краткий период одерживал победу и давил на правительство в своих интересах, был двигателем революции. В своих воспоминаниях и письмах многие французские революционеры признавались, что большинство мер было принято Конвентом под давлением масс. Проводя с такой беспощадностью борьбу против всего старого и феодального, на деле народ, в силу своей неготовности, был обречён стать лишь ступенькой к новому этапу буржуазной революции и окончательного закрепления буржуазии как класса.

Раз уж мы затронули тему роли личности, обойти вниманием нельзя вот такие слова Энгельса, которые должны быть известны каждому марксисту:

«Самым худшим из всего, что может предстоять вождю крайней партии, является вынужденная необходимость обладать властью в то время, когда движение еще недостаточно созрело для господства представляемого им класса и для проведения мер, обеспечивающих это господство. То, что он может сделать, зависит не от его воли, а от того уровня, которого достигли противоречия между различными классами, и от степени развития материальных условий жизни, отношений производства и обмена, которые всегда определяют и степень развития классовых противоречий. То, что он должен сделать, чего требует от него его собственная партия, зависит опять-таки не от него самого, но также и не от степени развития классовой борьбы и порождающих ее условий; он связан уже выдвинутыми им доктринами и требованиями, которые опять-таки вытекают не из данного соотношения общественных классов и не из данного, в большей или меньшей мере случайного, состояния условий производства и обмена, а являются плодом более или менее глубокого понимания им общих результатов общественного и политического движения. Таким образом, он неизбежно оказывается перед неразрешимой дилеммой: то, что он может сделать, противоречит всем его прежним выступлениям, его принципам и непосредственным интересам его партии; а то, что он должен сделать, невыполнимо. Словом, он вынужден представлять не свою партию, не свой класс, а тот класс, для господства которого движение уже достаточно созрело в данный момент. Он должен в интересах самого движения отстаивать интересы чуждого ему класса и отделываться от своего класса фразами, обещаниями и уверениями в том, что интересы другого класса являются его собственными. Кто раз попал в это ложное положение, тот погиб безвозвратно»

- Ф. Энгельс, Крестьянская война в Германии.

Теперь паззл сложился окончательно и чем она сказана не про впоследствии? Не оказались ли они вождям этой самой крайней партии и не породили ли они таким образом Сталина сами?

Истребив буржуазию, лишив её политических прав (как физических лиц), российская революция задохнулась без мировой революции, и на основа, оставленных революцией (капиталистических основах), начал подниматься новый капиталист – государство. Теперь роль по индустриализации полностью легла на идеального совокупного капиталиста — на государство. Следуя принципу «мавр сделал своё дело, мавр должен уйти», молодой российский капитализм всё более и более наступал на роль рабочих в управлении государством.

Как мы видим, роль буржуазного класса не исчезла, более того, она окрепла и появилась в новом качестве, и исполнителями её были никто иные, как партийные и государственные функционеры. Эти люди выражали лишь индивидуальную, внешнюю оболочку российской объективной реальности после Гражданской войны. Экономическое движение обязательно проложит себе путь, оно создаст ту политическую надстройку, которая будет ей соответствовать. Так закончился промежуточный этап революционной диктатуры рабочего класса в России, и Сталин как раз был той личностью, что точно уловила новые тенденции, позже закрепив их. Не будь Сталина – его место с успехом бы заняла другая личность или же какой-нибудь «коллективный Сталин» в лице узкого круга людей. Соответственно, Левая оппозиция, которая продолжала апеллировать к партии, а не к рабочим, оставалась бессильной.

Также замечу, что не является случайность и то, что именно троцкисты первыми предложили совершить такой скачок от аграрной страны к промышленной: сверхиндустриализация и коллективизация. Всё ещё сохраняя революционные нравы Октября, тягу к рабочей и заводской демократии, Левая оппозиция и Троцкий лично были несовместимы с необходимостью буржуазной модернизации. Кроме того, Троцкий так и не смог до конца жизни понять истинную суть природы советского государства. Наследники Троцкого усыновили от вождя революции лишь его ошибки.

Вкратце коснёмся вопроса московских процессах. В своих воспоминаниях В. Молотов очень эффектно пытается их… оправдать. Оправдать, правда, не как материалист, а как государственник, но это не суть важно. Важно то, почему Молотов оправдывает эти действия? Молотов не просто верит, он будто бы убеждает сам себя: репрессии были нужны, репрессии были необходимым шагом к социализму.

Нужно понять, что Молотов есть отпечаток той эпохи, её предрассудков и идеологии, отражающей интересы господствующего класса; Молотов есть личность, есть внешняя сторона господствующего класса. Молотов мог искренне верить в то, что этими действиями он приближает коммунизм. Если человек верит во что-то благое, это не значит, что он это благое реализовывает.

То же касается и Сталина. Его идеологические ухищрения о том, что «государство отмирает только через его максимальное усиление» или же о том, что при социализме борьба классов только усиливается есть ничто иное, как попытка загнать объективную реальность капиталистического базиса СССР в рамки марксистской идеологии. Государство максимально усилилось, и действительно уничтожилось, только не так, как представлял Сталин. Советский Союз уничтожился посредством своего максимального усиления и перенапряжения, и вины западных спецслужб или же отдельных личностей вроде Горбачёва или Хрущёва здесь нет. Распад государство нужно смотреть в детальной взаимосвязи и взаимной определённости всех явлений и процессов.

Люди, подписавшие Беловежские соглашения, как и некогда Сталин до них, лишь выражали потребности изменившейся объектовой реальности и экономического базиса своего государства. Усиление государства в СССР происходило по пути постепенного уничтожения власти рабочих над средствами производства. После социалистической революции получилось, что государство не только не отмирало: оно повсеместно усиливалось. Это шло в противоречие с марксистской теорией, согласно которой социалистическая революция приводит к власти пролетариат, а впоследствии делает государство постепенно излишним, государство «засыпает», т.к. всё общество участвует в управлении. Это противоречило реальной практике Советской России, и Сталин оправдал такой существующий порядок в своих высказываниях, которые говорят об эксплуататорской сущности «победившего социализма» лучше всяких цифр.

То же касается и вопроса о борьбе классов при социализме. Классы исчезают посредством классовой борьбы, но социализм-то как раз и означает, что общество, вырвавшееся из недр капитализма, уже перешагнула частнособственнические рамки. Это значит, что по мере исчезновения экономического базиса для бывшего эксплуататорского класса, его борьба, стимулы и вообще социальная база будут скорее исчезать, ибо место занял контроль большинства рабочих и трудящихся масс над меньшинством эксплуататоров. На практике в Советской России происходило иное: против государства боролись сами рабочие и крестьяне.

Осознавал ли Сталин то, что он создал совсем не социализм? Неизвестно. Можно даже предположить, что он искренне верил в то, что это социализм. По крайней мере, теперь становится ясно, какова причина оправдания советской действительности марксистскими (по форме, но ревизионистскими по содержанию) фразами. Ярче всего сталинский ревизионизм и подгон марксизма под советский капитализм выразился в его работе «Экономические проблемы социализма в СССР», читая которую можно и без статистики понять, что в СССР построено не более, чем капиталистическое общество.

Искажённое понимание марксизма через призму советского государственного капитализма, к сожалению, сохраняется и на современном этапе. В случае с Россией, сталинизм начал своё возрождение, и даже люди, называющие себя марксистами, так или иначе отзываются о Сталине, как о человеке, который нужен нам сейчас, который твёрдой рукой наведёт порядок в стране. Как говорил Шахин в одном из личных разговоров, а затем повторил это в своей работе против украинского сталинизма, порядочного коммуниста можно определить по его отношению к роли Сталина. Сталинизм XXI века и его новое издание, заретушированное марксистскими формулами, есть ничто иное, как попытка поднять и воскресить старые предрассудки в новой оболочке. Деформированный марксизм, искажённый толкователями, названный сталинизмом есть ничто иное, как соответствие эксплуататорскому государственно-капиталистическому обществу, но никак не социалистическому.

К вопросу о государственной власти.

Если в СССР действительно наличествовала диктатура пролетариата, и наёмные рабочие были единственным господствующим классом в СССР, в таком случае, как можно объяснить огромную машину террора, направленную против рабочего класса в 30х годах? Это был не индивидуальный террор (достаточно взглянуть на масштабы), а террор государственной власти против… пролетариата и крестьянства. И если в случае с крестьянством это объясняют необходимостью ликвидации кулачества, то как же оправдать террор против пролетариата? Тут сталинист хватается за голову.

Уделим несколько абзацев для фактов, свидетельствующих о том наличии активного сопротивления политике сталинского террора.

«Докладная записка по вопросам зарплаты на госпредприятиях» ОГПУ говорила, что «с января по август 1929 зафиксировано 174 коллективных акции протеста, в которых приняло участие 15.707 чел. В январе-августе 1930 наблюдалось снижение числа забастовок до 147 случаев, а также количества участников до 11.833 человек.»

Чаще всего, в подобных докладных записках речь шла о крестьянских восстаниях — сопротивление коллективизации. Чтобы не ограничиваться одним примером, следует привести следующий: «За шесть месяцев (июль-декабрь) рабочие волнения произошли в 10 местах Урала, на горнопромышленных предприятиях Донбасса, на 8 заводах Ленинграда, в гг.Серпухов, Новосибирск, Сормово, Балахна, Одесса, Херсон, Николаев.»

Также не стоит закрывать глаза на небезызвестные забастовки в 1941-1942-м гг. в Ивановской области. Статья С. В. Точёнова «Волнения в тылу 1941-1942 гг.» приводит следующие факты:

«В конце августа — начале сентября 1941 года на ряде текстильних фабрик Ивановской области начались беспорядки, выразившиеся в форме самовольного ухода с предприятий, неявки на работу, срыва деятельности цехов в выходные дни, попытки сбора подписей под коллективным заявлением в ЦК профсоюзов об отмене 10-часового рабочего дня. Такие факты имели место на трех фабриках Вичугского района — им. Ногина, им. Шагова, «Красный Профинтерн», на Родниковском комбинате «Большевик», на Шуйско-Тезинской фабрике, на фабрике им. Фрунзе Савинского района, на двух фабриках Фурмановского района № 2 и «Красный маяк», на фабрике им. Дзержинского г. Иванова...

Случаи нарушения трудовой дисциплины на предприятиях в начале 1942 года стали темой обсуждения на бюро райкомов и горкомов партии практически во всех районах Ивановской области. Речь, как правило, шла о действиях, нарушающих Указ Президиума Верховного Совета СССР от 26 июня 1940 года, который предусматривал уголовное наказание за опоздания, прогулы, самовольный уход с работы. Примеров подобного рода на заседаниях приводилось великое множество, а цифры, указываемые в отчетах, впечатляют. В одной только Кинешме за I квартал 1942 года было зафиксировано 591 нарушение (самовольных уходов с работы — 168, прогулов — 423). На уже упоминавшейся вичужской фабрике «Красный Профинтерн» за один месяц имели место 115 случаев нарушений Указа, из них 67 случаев самовольного ухода с работы».

Забастовки 1941-го — это не рубеж и всего лишь ещё один мелкий факт, но ярко уничтожающий идеологическое клеймо «единства партии с народом в первые годы войны». Но вот куда интереснее забастовки 1949го года. Чем знаменателен нам 1949й год? Началом новых репрессий государственного аппарата: депортация части «неблагонадёжных» эстонцев и молдаван, ленинградское дело, арест ряда учёных-геологов и группы «инженеров-вредителей», а также небезызвестная и носящая антисемитский характер «борьба с космополитизмом». Кто бы мог себе представить, что в разгар репрессий, часто именующихся «новым 1937-м», рабочие не просто будут сопротивляться, а снова устроят забастовку. На этот раз на Урале. Вопрос уральских забастовок хорошо разобран в редкой статье Прищепы А. И. «Забастовки на Урале 1940-1960 годах»:

«На Урале проходили и массовые неповиновения рабочих. Они были вызваны невыносимыми жилищно-бытовыми и производственными условиями. Бездушное отношение к запросам рабочих явилось причиной «массового невыхода рабочих на работу 27 марта 1949 года» на свердловской фабрике «Уралобувь». Большая часть общежитий фабрики размещалась в неприспособленных помещениях бывшего склада, магазина и бараках временного типа. В них не работали прачечная, санпропускник, баня. Дрова доставлялись нерегулярно, места для приготовления пищи были не оборудованы. В большинстве общежитий недоставало табуреток, тумбочек, мест для хранения верхней одежды, умывальники отсутствовали. Как правило, оплата рабочим выдавалась несвоевременно, с опозданием против установленных cроков. Имели место обсчеты рабочих».

Террор, начавшийся в 30х, явно не имел своей целью подавить «отчаянное сопротивление буржуазии». Это было то оружие, которое скрутило руки пролетариату. И это если не говорить о голоде, вызванном в деревнях Советского Союза. Здесь следует лишь различать классовый подтекст репрессий, т.к. жертвами становились не только «контрреволюционеры», но также учёные (например, как Туполев и Королёв), и сами рабочие. Тот, кто использует такие рычаги, как террор, имеет, следовательно, в своём распоряжении не только средства производства, которые дают ему власть над пролетариями, но и крепкий гос. аппарат: если террор используется против пролетариата, то значит пролетариат не обладает средствами производства, и они ему вовсе не принадлежат. О политическом господстве рабочих здесь не может быть и речи.

Вопросы сталинских репрессий — очень щекотливые. Зачастую они используются как критика скорее не Сталина, а как критика социализма. Поэтому будучи громкими в пропаганидистских и антинаучных фразах, сталинисты уходят от дискуссии, аргументируя: «ну всё понятно, опять либеральные сказочки про расстрелянных». Как же вы не поняли, господа-сталинисты, это не сказочки! Как же много написано научных работ на эту тему, разрушающих старые мифы (взять хотя бы Хлевнюка). Если в сталинскую эпоху они подавлялись в зародыше, то события в хрущёвско-брежневском Союзе показали примеры такого сопротивления с предельно чёткой ясностью: это была настоящая классовая борьба пролетариата против государственного аппарата.

Получается странный феномен: пролетариат ведёт истребительную политику террора против… пролетариата. Разве не повод ли это, товарищ Дегнер, ещё раз задуматься о социальной сущности советского режима? Чем объясняется это постоянное усиление государственной власти и такой систематический террор? Или же Вы считаете, что террор является оправданным? Если оправданным, то почему? Если в обществе осуществлён социализм, следовательно, общество спаяно невиданным доселе единством, а значит враги, шпионы просто не смогут найти здесь такую широкую питательную базу и сочувствие. А глядя на размах террора, складывается впечатление, что они не просто находят такую питательную базу, а прямо-таки поддерживаются теми, во имя кого этот террор якобы был направлен.

То, что против пролетариата целенаправленно используют террор государственной власти в таких масштабах, значит только тот очевидный факт, что у руля государства находится тот класс, чьи интересы входят в антагонизм с классом наёмных рабочих. Сталинский террор явно революционным террором нельзя назвать. Если это революционный террор, то против какого класса? Какова социальная база такого террора (уж явно не личная воля бога-вождя)? Почему террор в таком случае затрагивает широкие слои пролетариата? Если рассматривать данный вопрос последовательно и как марксист, то станет ясно, что государственный террор и вообще государственный аппарат насилия используется господствующим классом в целях обеспечить и закрепить своё господство. Наличие такого террора и усиливающегося аппарата насилия над пролетариатом говорит лишь о том, что пролетариат не являлся господствующим классом уже при Сталине, а вовсе не после пресловутой «хрущёвской контрреволюции», о которой часто воют любители безгрешного.

А была ли реставрация капитализма?

Ещё раз: класс определяется по отношению к средствам производства. Владел ли им пролетариат? Если да, то в каких формах? Этих форм попросту нет – они были уничтожены. Почему они были уничтожены? По той причине, что очистив от феодализма государство, в стране стали зарождаться капиталистические отношения. Нельзя перепрыгнуть через формацию, ровно, как и нельзя уничтожить формацию, пока не развились полностью её производительные силы. Экономический базис оказался свободным от феодализма, а политическая надстройка должна безусловно отвечать данному экономическому базису. Никакие законы или партийные указы не уничтожат капитализм, особенно если для его уничтожения не созрели условия. Уничтожение рабочей демократии, голод, ликвидация ленинской гвардии, масштабный террор есть не следствие личной алчности Сталина или его амбиций. Экономическому базису попросту стала мешать пролетарская надстройка. Без мировой революции, пролетарская революция в одной, отдельно взятой стране оказалась обречена, что и подтвердилось практикой.

Вообще, теорий о причинах распада Советского Союза более, чем множество. Есть теория о том, что это дело рук коварного Запада, есть теория о том, что у социализма были временные рамки и заканчиваются они ХХ съездом КПСС, в ходе которого проклятый Хрущёв развернул страну в русло капитализма, и якобы произошла… хрущёвская контрреволюция!

Что есть контрреволюция? Контрреволюция есть уничтожение успехов и достижений революции и восстановление старых, дореволюционных порядков.

Произошло ли такое в Советском Союзе? Какие же успехи и достижения революции уничтожил Никита Сергеевич? Непонятно. Если идёт речь об уничтожении экономической власти пролетариата, возможности управления пролетариями государством и зависимости гос. власти от своего класса, то уничтожено это было отнюдь не при Хрущёве, а скорее до него.

В этом ключе возникает вопрос, а кто пустил Хрущёва во власть, благодаря кому он обрёл такое политическое могущество? Никиту Сергеевича не любят отечественные сталинисты. Он, по их словам, карьерист. Вопрос: откуда карьерист добился таких карьерных высот в партии? Очевидно, надо задаться вопросом, а что является социальной базой карьеризма? Социальное неравенство! Без наличия этой базы, карьеризм в партии оказался бы попросту невозможным. Да и не одним Хрущёвым жив был ХХ съезд. Условия для таких людей, как Хрущёв, соответственно, были до Хрущёва. Вопрос о партийных привилегиях, будет рассмотрен позже.

Далее. Что «социалистического» конкретно уничтожил Хрущёв в СССР? Государственная собственность, плановая экономика, монополия внешней торговли остались на местах. Коренная характеристика социализма, опираясь на тезисы Дегнера-Сталина, оказалась нетронутой. Экономический базис не сменился. Если Хрущёв уничтожил диктатуру пролетариата одним росчерком пера, как утверждает ряд сталинистов, не кажется ли это подозрительным, товарищ Дегнер? Неужели марксистское отношение к роли в личности было так бессовестно забыто и исковеркано? Личность не может уничтожить формацию. И Сталин, и Хрущёв ровно, как и все последующие генсеки были всего лишь персонификацией капитала, выразителем интереса господствующего слоя и не более того. Так почему Никите Сергеевичу, если принимать тезисы сталинистов как верные, так легко удалось свернуть с социалистического пути и ликвидировать диктатуру пролетариата? Быть может, всё дело в том, что диктатуры пролетариата не было вовсе уже при Хрущёве? Получается, что социализм и пролетарскую диктатуру очень просто сломать, даже не вызвав возмущения целого класса, на страже интересов которого стояла такая «диктатура»!

Из вопроса о лёгкости проведения «хрущёвской контрреволюции», логически вытекает следующий вопрос: если в Советском Союзе был социалистический базис, то какая причина такой лёгкой смены «формаций»? Почему в 91-м году армия, милиция и другие органы власти попросту перешли в руки буржуазных государств без коренного слома? Ведь для социализма нужно ничто иное, как отмирающее государство под управлением государства, а милиция должна стать ничем иным, как институтом, который привлекает для обороны весь вооружённый народ? По идее, это должно было вызвать полноценную гражданскую войну в России.

Что вообще есть идея о «хрущёвской контрреволюции»? Ни что иное, как превознесение субъективного фактора и уменьшение ответственности предыдущего «вождя».

Органы политической власти легко вписались в новое «демократическое» государство: милиция СССР стала милицией нац. республик, армия и военно-промышленный комплекс был разделён, та же судьба постигла флот, заводы и так далее. Чем должна была быть милиция и армия при диктатуре пролетариата, как не плотью от плоти своего класса? Настолько лёгкий переход представляет из себя отражение того, что политическая власть до 1991го года уже не контролировалась пролетариатом и была от него независимой и стояла НАД классом наёмных рабочих. Сразу вспоминаются примеры Англии и Франции, где не с меньшей лёгкостью происходила «реставрация» монархии на республику, а затем снова с республики на монархию. Причина кроется в том, что государственной аппарат оставался целым и не сломанным. Задача же пролетарской революции — полностью уничтожить буржуазное государство и создать отмирающее государство типа Коммуны. Государство типа Коммуны есть переходная форма государственности от капитализма к социализму.

Ведь будь указанные государственные институты органами управления пролетариата — они не смогли бы так легко стать органами буржуазии. Пресловутое переименование Путиным милицию в полицию или же подобное, но уже в Украине при Порошенко в сущности ничего не изменило. Как и советская милиция, будущая полиция не меняет в целом суть и задачи своего существования — она твёрдо и уверенно стоит на защите правопорядка олигархического клана. Эту лёгкость снова подтверждает указанный выше тезис — советская «милиция» по названию была «полицией» по своему содержанию, охраняя интерес советского господствующего класса: что как не органы Народного комиссариата внутренних дел проводили карательные операции по аресту и депортации заключенных пролетариев в систему советских концентрационных лагерей? Этот простой факт «советской милиции» ставит жирный крест на том, что сущность пролетарской милиции давно перестала существовать, уступив место новоявленной полиции, которые уже через каких-то 40-50 лет станет на службу национальной буржуазии России или Украине. Чем являются современные службы безопасности РФ или Украины, как не естественным и органическим продолжением их советского оригинала? Качественно ничего не изменилось.

Выводы:


1) пролетарская диктатура есть прямое участие этого класса в управлении государством;
2) никакой социализм без уничтожения старого государственного аппарата построить нельзя;
3) социализм не может существовать без рабочей демократии;
4) пролетариат в СССР не управлял средствами производства: были ликвидированы все формы экономического и политического господства пролетариата;
5) экономическое господство есть рабочее самоуправление на заводах через рабочие коллективы или фабзавкомы; политическое господство пролетариата есть прямое управление государством посредством Советов, императивного мандата, партмаксимума и других мер;
6) без экономической власти, политическая власть означает пустышку и имитацию демократии, чем стали Советы в сталинской России;
7) партия сделалась неконтролируемым и никому не отчётным органом политической власти, стоящим над классом;
8) лёгкий переход средств производства и органов государственной власти «в капитализм» означает ничто иное, как наличие факта отсутствия диктатуры пролетариата и социализма в Советском обществе;
9) лёгкий переход от РСФСР к Российской Федерации означает также тот простой факт, что государственный аппарат насилия, существенно не изменившийся, так и не был уничтожен;
10) «хрущёвская контрреволюция» — лишь красивый лозунг, за которым кроется неизменность экономических отношений в СССР при Сталине и после него, лишь с разницей ослабления в централизации экономики.

б) Что такое государственная собственность?

А. Дегнер решил удивить читателя своими познаниями в политэкономии, написав:

«Одной из основ(!) капиталистического хозяйства является частная собственность. Это мы все знаем. В советском государстве ей на смену пришли две другие формы собственности: государственная собственность, которая закреплялась в совокупной промышленности, и коллективная собственность, которая закреплялась в области сельского хозяйства. Но нельзя, очевидно, приравнивать социалистическое обобществление средств и предметов труда, экономически осуществленное рабочим государством (см. Конституция СССР 1936 г.: Статья 5; Статья 6), через которое значительная часть общества, а значит и каждый трудящийся гражданин в отдельности, берут в свое владение все производительные силы, — к административному, механическому огосударствлению, слиянию финансового капитала с государством…»

Верно, одной из основ капитализма является частная собственность. Одной из основ – совершенно верно! Истинная основа капитализма — это не частная собственность, а наёмный труд. Повторим ещё раз: государственная собственность не есть чем-то отличным от частной собственности, особенно без прямого управления пролетариатом. В Советской России эксплуататорская частная собственность лишь сменила собственника и больше никаким изменениям не подвергалась. «Обобществление средств и предметов труда» (интересно, может ли быть молоток социалистическим?), которое по словам Дегнера была осуществлена в СССР, имеет мало что общего с действительно социалистическим обобществлением. Под уничтожением частной собственности Маркс и Энгельс имел ввиду коренной переворот в экономическом базисе, но уж никак не банальную смену политической надстройки.

Смена юридического собственника и национализация, пусть даже в руках «рабочего государства» не ликвидируют капиталистических отношений в обществе. Частная собственность — экономическая категория, а Дегнер же видит и рассматривает её ошибочно как правовую форму собственности. Разницу между национализацией в СССР и национализацией в других странах, Дегнер видит лишь в том, что СССР якобы социалистическое государство, следовательно, обыкновенная национализация (смена частника на государство), можно назвать обобществлением в случае, когда частника государство заменила чуть более, чем полностью. А чем является огосударствление собственности без управления этой собственностью рабочими, как не обыкновенной и привычной нам буржуазной национализацией?

Да и к тому же снова стоит повториться: правовая форма собственности не характеризует капитализм. Здесь важнее тот самый антагонизм труда и капитала, на котором базируется вся совокупность капиталистических отношений (т.е. деньги, государство, товарное производство, классы etc). Государственная собственность есть капиталистическая собственность. Дегнер считается обратное, и такие взгляды едва ли можно назвать марксистскими.

«Советский же тип организации труда потому и являлся социалистическим, что частная собственность на фабрики, заводы, землю, банки, транспортные средства и проч. была полностью ликвидирована и заменена собственностью,в некотором роде, общественной».

Вот такой получается социализм: поскольку частника нет, а есть тотальная государственная собственность, следовательно, есть социализм. Получается, что капиталистические законы остались, а частной собственности нет — значит у нас социализм (при том наёмный труд остался). Вообще, капиталистическая собственность уже давно перестала быть национальным достоянием. Это не просто экономическая категория, это мировая экономическая категория. Какого же будет удивление товарища Дегнера, когда он узнает, что были общества также с одной лишь государственной собственностью! И речь не про далёкую Спарту или Египет, а про примеры ХХ века, когда отсталые страны использовали государственную собственность с вытекающими монополиями для того, чтобы в определённые сроки осуществить индустриализацию. Общим между СССР и теми государствами, которые также использовали плановую экономику и огосударствление собственности является сохранение там наёмного труда. Наёмный труд – основа капитализма.

Наши рекомендации