Телевидение и создание реальности
В США проведено большое число исследований того, как телевидение влияет на человека. Ответ уже не вызывает сомнений: ТВ никакой не «гонец, приносящий вести». Оно активно формирует «вести» – создает фиктивную реальность. Как выразился известный американский продюсер политических программ телевидения Д.Хьюитт, «я не люблю излагать новость – я люблю делать ее» (вот другое подобное изречение: «Речь идет не о том, чтобы «вещать истину», а о том, чтобы «творить истину»). Более того, само присутствие «глаза» ТВ при событиях активно влияет на них – формирует «реальную реальность».
Президент Американского общества газетных редакторов Лорен Гилионе, выступая в 1993 г., сказал: «Репортажи новостей по телевидению всегда порождали сомнение, реально ли то, что в них представлено. Природа визуальных средств информации – развлекать, драматизировать, создавать сны наяву для массового зрителя – влияет на содержание информации. Мир фантазии смешивается с миром факта. Для многих людей то, что появляется на экране телевизора, становится реальностью».
Почему Гилионе заговорил об этом в своей речи «Журналист завтрашнего дня»? Потому, что создание фиктивной реальности прямо связано с манипуляцией сознанием. Вот его гуманистический вывод: «Настоящие журналисты должны будут противиться давлению манипуляторов, диктаторов, «изобретателей», стремящихся размыть границу между действительностью и фантазией».
Исследователь американских СМИ Р. Харрис пишет: «У телезрителя порой формируется ошибочное представление, что сцены насилия, которые он видит на экране телевизора, являются нормой [реальной жизни]. На события, не содержащие элементов насилия, средства массовой информации могут вовсе не обратить внимания, а о важных проблемах, которые нельзя преподнести эффектно, где нет конфликтующих сторон и отсутствует яркая личность, будут упоминать лишь вскользь».
Поговорим сначала о создании фиктивной реальности – того искаженного образа действительности, о котором говорил Платон. Поскольку человек действует в соответствии со своим восприятием реальности (то есть ее образом), то телевидение, способное этот образ создать, становится средством программирования поведения человека.
Очень большой материал дал опыт телерепортажей о судебных процессах. В США создан канал ТВ, который передает только из зала суда. Он стал исключительно популярен. Не будем отвлекать внимание спорами о судах-сенсациях, разжигающих грубые страсти (вроде суда над женой, которая в отместку отрезала обидевшему ее мужу детородный орган). Вспомним суд над звездой футбола, кумиром США О.Симпсоном. Этот суд всколыхнул страну, а потом ее расколол по расовому признаку: большинство негров считали, что Симпсон не виновен в убийстве белой жены и ее друга, а белые считали, что виновен.
Анализ показал, что ТВ именно «конструирует реальность» – все участники суда над Симпсоном «работали на объектив». То впечатление, которое спектакль оказывал на страну, бумерангом действовало и на суд. Даже судья, когда делал заявление, поворачивался лицом к телекамере. Выявилось различие двух зрелищных искусств – театра и ТВ. Драма на сцене, независимо от числа трупов в финале, производит эмоциональное очищение зрителя – катарсис, который освобождает от темных импульсов и желаний. Телесуды (и над Симпсоном, и другие) не только не производят катарсиса, но, напротив, оставляют «липкий осадок злобы, подозрений, цинизма и раскола».
Поразительный вывод о том, какую роль играет ТВ как важнейший инструмент информации и культурного воздействия на человека, состоит в том, что ТВ обладает свойством устранять из событий правду. Именно глаз телекамеры, передающий событие с максимальной правдоподобностью, превращает его в «псевдособытие», в спектакль. Кассеты с записью суда даже не могут считаться документом истории – они искажают реальность. Объектив камеры действует таким образом, что меняет акценты и «вес» событий и стирает границу между истиной и вымыслом.
Видный юрист пишет, что объектив телекамеры, дающий крупным планом лицо обвиняемого, прокурора, судьи, служит как бы протезом глаза телезрителя, который приближает его на запретное расстояние и создает мерзкое ощущение мести. Эта способность ТВ не имеет никакого отношения к демократическому праву на информацию, это – право глядеть в «замочную скважину». По определению этого юриста, присутствие телекамеры в зале суда создает особый жанр порнографии, и телесуд не может не быть неприличным спектаклем. Зал суда с телекамерой – это особый сценарий, действующий по своим законам и фабрикующий свою «правду».
Присутствие ТВ оказывает такое воздействие, что экс-премьер и сенатор Италии Андреотти согласился предстать перед судом, если процесс будет передаваться в прямом эфире. Он уже знал об эффекте камеры. Прецедент был в 1986 г. в Нанте (Франция), где обвиняемые, тайно получив оружие, захватили заложниками весь суд, но не стали скрываться, а поставили условием пригласить на процесс ТВ. И автоматически превратились из преступников в героев захватывающего телесериала.
Если телевидение не отражает, а создает реальность, значит, его нельзя сравнивать с безобидным зеркалом, на которое неча пенять. ТВ деформирует нас самих. Пресса полна сообщений о прямом воздействии ТВ на реальные события, на «создание» человеческих трагедий. Особенно в этом отличились передачи нового жанра – задушевных откровенных разговоров (talk show). Ради сенсации ведущие с ТВ лезут к людям в душу, вытягивают перед телекамерой скрытые грехи, семейные тайны, похороненные в глубине памяти гадости – а после этого у жертв наступает и раскаяние и злоба, случаются даже убийства.
Целая серия (более 70) исследований в США показала, что все большее число людей, особенно детей и подростков, оказываются неспособны различить спектакль и реальную жизнь. Это эмоционально неустойчивые дети, продукт городского стресса и нездорового досуга. В США 1,5 млн. школьников – «пограничные» дети, которые не могут сосредоточиться на объяснении учителя. Эти дети отвечают на сигналы ТВ, как лунатики. ТВ прямо ведет их к насилию, к которому они вовсе не предрасположены ни душевно, ни социально. Но и вполне нормальные дети и подростки не могут устоять против программирующего действия телевидения. Примеры диких выходок даются в газетах ежедневно, и речь идет именно о массовом явлении. Вот несколько газетных сообщений.
Барселона. Трое подростков, посмотрев ТВ, воспроизвели восхитивший их трюк. Поздно вечером они натянули через улицу ленту и наблюдали, как она перерезала горло мотоциклисту. Он умер на месте.
Лондон. Два шестилетних мальчугана полностью разрушили дом своих соседей, чтобы повторить телепередачу и получить премию. В детской передаче показан построенный в телестудии дом, который требуется разрушить самым оригинальным способом. Дети-победители получают ценные призы.
Осло. Группа 5—6-летних детей на лужайке недалеко от дома забила насмерть одну из подружек. Она в игре представляла ту черепашку-ниндзя, которую в последней передаче все били.
Валенсия. 20-летний юноша, переодевшись черепашкой-ниндзя, ворвался в соседний дом и зарезал супружескую пару и их дочь.
Нью-Йорк. Малолетние приятели, посмотрев вместе средний боевик, наказали такого же малолетнего сына хозяев квартиры за то, что он отказался стащить для них конфеты из шкафа. Они подержали его за руки за окном 12-го этажа, требуя уступить. Поскольку он был уже в шоке и не отвечал, они разжали руки. Его маленький брат прыгал и плакал рядом, но помочь ничем не мог.
Таких сообщений поступает все больше и больше. И во всех случаях идет речь о совершенно нормальных детях из среднего класса. Они просто уже живут в «обществе спектакля» и не могут отличить жизнь от того, что видят на телеэкране. Они – жертвы свободы сообщений. Разумеется, не только дети поддаются прямому воздействию телевидения на поведение. В начале 80-х годов в США 63 % опрошенных осужденных заявили, что совершили преступление, подражая телевизионным героям, а 22 % переняли из передачи телевидения «технику преступления».
Однако самый сильный удар «телевизионное насилие» наносит по детям. В середине 70-х годов на американском телевидении сцены насилия показывались со средней интенсивностью 8 эпизодов в час. Но это именно в среднем, а самая высокая частота показа таких сцен обнаружена в детских мультфильмах. Социальному «заражению» под действием телеэкрана дети начинают подвергаться уже с дошкольного возраста. Этому посвящены большие исследования психологов Стэнфордского университета под руководством А.Бандуры, которые положили начало целой научной области.
А.Бандура сначала изучал «заражение» при наблюдении сцен насилия в обыденной жизни – в присутствии ребенка кто-то (взрослый или другой ребенок) ведет себя крайне агрессивно, бьет кукол, калечит искусственных животных и т. д. Как пишет другой известный психолог, профессор Корнелльского университета У.Бронфенбреннер, после наблюдения таких сцен «без всякого к тому побуждения абсолютно нормальные, хорошо адаптированные дошкольники начинают вести себя агрессивно. Причем они не только проделывают все, что увидели, но и дополняют «комплекс активности» собственной фантазией».
Затем А.Бандура заменил реальные сцены насилия сценами, увиденными по телевидению (в специально сделанных «лабораторных» фильмах, а также в художественных или документальных фильмах). Было проведено огромное количество экспериментов с людьми разного возраста (детьми, подростками, студентами и взрослыми) и сделан надежный вывод: сцены насилия на телеэкране вызывают сильные агрессивные импульсы.
При этом вид страданий жертвы насилия лишь усиливает интенсивность агрессивной реакции телезрителя. Иными словами, эти эксперименты опровергли отмеченную выше «гипотезу катарсиса», согласно которой виртуальные сцены насилия вытесняют агрессивные импульсы. По поводу выводов А.Бандуры фирмы, производящие телевизоры, сделали коллективное заявление с попыткой поставить эти выводы под сомнение. Но этим только подлили масла в огонь и стимулировали много новых исследовательских проектов, которые эти выводы подтвердили (так, большие исследования были проведены в 80-е годы в Англии).
У.Бронфенбреннер заключает свою главу, подчеркивая связь воздействия телевидения с индивидуализмом как фактором, повышающим психологическую беззащитность подростков: «Образующийся моральный и эмоциональный вакуум вынужденно заполняется телеэкраном с его ежедневной проповедью меркантильности и насилия… Стоит отметить, что из всех шести стран, где проводились исследования, лишь одна превосходит Соединенные Штаты по степени склонности детей к антисоциальному поведению, причем эта страна ближе всех стоит к нам с точки зрения традиций англосаксонского индивидуализма. Речь идет об Англии, родине ансамблей «Битлз» и «Ролинг Стоунз», нашем основном конкуренте в области бульварных сенсаций, юношеской преступности и насилия».
Откуда у ТВ такая сила в манипуляции сознанием? Первое важное свойство телевидения – его «убаюкивающий эффект», обеспечивающий пассивность восприятия. Сочетание текста, образов, музыки и домашней обстановки расслабляет мозг, чему способствует и умелое построение программ. Насколько человек становится зависим от такого зрелища, говорит большая серия скандалов в США, связанных с разоблачением махинаций в популярных телевизионных шоу-викторинах (типа «Что, где, когда?»). Институт Гэллапа провел опрос телезрителей и выяснилось, что 92 % зрителей знали об этих махинациях, но при этом 40 % «хотели смотреть телевикторины, даже зная, что они фальсифицированы».
Человек может контролировать, «фильтровать» сообщения, которые он получает по одному каналу, например, через слово и через зрительные образы. Когда эти каналы соединяются, эффективность внедрения в сознание резко возрастает – «фильтры» рвутся. Так получилось с комиксами: любой, самый примитивный текст легко заглатывался, если сопровождался столь же примитивными рисунками. Комиксы стали первым мощным жанром, формирующим сознание «масс». ТВ умножило мощность этого принципа. Текст, читаемый диктором, воспринимается как очевидная истина, если дается на фоне видеоряда – образов, снятых «на месте событий». Критическое осмысление резко затрудняется, даже если видеоряд не имеет никакой связи с текстом. Неважно! Эффект вашего присутствия «в тексте» достигается.
Известны случаи, когда цель передачи достигалась при полном противоречии текста видеоряду. Так, в 1970 г. сеть Си-Би-Эс (США) показала фильм об успехах КНДР, снятый австралийским репортером-коммунистом У.Бэрчеттом. Но вместо авторского комментария был дан другой, противоположный по смыслу текст диктора телекомпании – и фильм воспринимался как радикально антикоммунистический.
Редакторы телевидения это знают, и чуть не в половине сообщений информационных программ используются обрезки видеозаписей из архива. Иногда при монтаже даже не убирают дату съемки видеокадра, и бывает, что актуальный репортаж «из горячей точки» сопровождается видеозаписью многолетней давности. Вот в 1996 г. между США и Китаем возникла напряженность в связи с Тайванем. Антикитайские комментарии ведущих западного телевидения и образы американских авианосцев (якобы готовых к защите Тайваня) стали сопровождаться кадрами, сильно бьющими по чувствам, – зрелищем смерти. Ведущий предупреждает: сейчас мы покажем сцену, которая может быть слишком тяжелой для ваших нервов. Массы телезрителей приникают к экрану. Да, сцена тяжелая – расстрел торговцев наркотиками в КНР. Они стоят на коленях, им стреляют в затылок. В левом углу внизу видна дата – 1992 г. Но зритель на это не смотрит, он увязывает зрелище казни с Тайванем 1996 г. и идущими на выручку авианосцами. А иногда на экране показывают вообще посторонний сюжет, не имеющий никакого отношения к тексту, – какие-то автомобили, верблюды, городские толпы.
Множественность каналов информации в телевидении придает ему такую гибкость, что одно и то же слово может восприниматься по-разному, так что одному и тому же тексту можно придавать разное содержание (это, кстати, позволяет обходить нормы законов о телевидении, объектом которых является прежде всего текст). Американский профессор О’Хара в книге «Средства информации для миллионов» пишет об умелом дикторе: «Его сообщение может выглядеть объективным в том смысле, что оно не содержит одобрения или неодобрения, но его вокальное дополнение, интонация и многозначительные паузы, а также выражение лица часто имеют тот же эффект, что и редакторское мнение».
Огромную манипулятивную силу придает телевидению ощущение достоверности увиденного, эффект присутствия телезрителя на месте событий, даже его соучастия в событии. Благодаря этому телевидение нагнетает нервозность (о которой писал Марат). Для этого служит технический трюк, который должен имитировать реальность! Он описан в учебниках телерекламы и телерепортажа. Это reality show (имитация реальности). На Западе его постоянно применяют в полицейских роликах, чтобы имитировать сфабрикованную задним числом съемку поимки бандитов или дорожной катастрофы. При этом зрителя и не обманывают, будто это натурная съемка, но сильнейшее эмоциональное воздействие от иллюзии достоверности достигается.
Этот прием был введен в практику радио немецкими фашистами – они специально инсценировали всяческие «накладки», чтобы создать образ бесхитростных, неуклюжих людей. Оказалось, что это примитивный, но действенный способ «захвата аудитории»[42]. В отношении телевидения давно обнаружено, что искажения на экране телевизора, вызванные работой оператора в реальных условиях, не только не снижают силы воздействия на зрителя, но даже наоборот – создают ощущение большей подлинности репортажа.
В стиле reality show делались телерепортажи о войне в Чечне. Вот тропинка вдоль разрушенного дома. По этой тропинке бегут какие-то люди, за ними следует камера. Камера дергается, люди выпадают из кадра, сбивается фокусировка. Все так, будто оператор, в страшном волнении, под огнем снимает реальность. Создается мощный эффект присутствия, мы как будто вброшены в страшную действительность Чечни. Но камера дергалась и сбивалась с фокуса рукой оператора только для того, чтобы создать иллюзию боевой обстановки.
Технические возможности телевидения позволяют лепить образ объекта, даже передаваемый в прямом эфире. Французский телекритик пишет: «С телевизионным изображением можно сделать все, как и со словом. Поставьте интервьюируемого так, чтобы камера смотрела на него снизу, и любой человек сразу примет спесивый, чванный вид. Смонтируйте кадры по своему усмотрению, вырежьте немного здесь, добавьте кое-что там, дайте соответствующий комментарий… и сможете доказать миллионам людей что угодно». Нередки и прямые фальсификации[43].
Выше говорилось об устранении рампы и беззащитности человека в «обществе спектакля». «Устранение рампы» есть нарушение важнейшего культурного табу, запрещающее впускать в мир «потустороннее». Рампа (или рама картины) – это та меловая черта, которая отделяет нашу земную жизнь от созданного фантазией художника ее образа, ее призрака. Эта черта не разрешает ему спускаться к нам, а нам – подниматься в этот призрачный мир. Всякое такое смешивание миров, выходы в мир персонажей картин и портретов, наше вхождение туда всегда представлялось в кошмаре художника встречей с сатанинским началом. Но «Портрет» Гоголя или театр Любимова были лишь прелюдией. Беззащитным оказался человек перед экраном телевизора.
«Странные» войны 90-х годов приводят к еще более тяжелому выводу: многие кровавые спектакли изначально ставятся как телевизионные. Ни «Буря в пустыне», ни полет ракеты «Томагавк» к сербскому мосту через Дунай были бы не нужны, если бы они не могли быть показаны по телевидению. Все эти акции были тщательно подготовленными сценами, смысл которых – именно их телетрансляция в каждый дом, в каждую семью. В этом смысле замечательна акция по бомбардировке американской авиацией Триполи в 1986 г. («превентивная акция против возможного нападения ливийских террористов»)’.
Падение ракет на город было приурочено точно к началу вечерних информационных выпусков телевидения США. Таким образом, телевидение могло сразу сообщить об акции и тут же соединиться со своими репортерами в Триполи, чтобы зрители могли в прямом эфире наблюдать взрывы американских бомб и ракет в «логове врага». Это была первая в истории бомбежка, организованная в назначенный момент как телевизионный репортаж – в большой степени ради этого репортажа.
Само название этой акции – образец новояза. Мимо нас тогда прошла интересная дискуссия экспертов по международному праву: выходило, что бомбардировка столицы Ливии могла рассматриваться или как агрессия (к этому склонялся Совет Безопасности ООН), или как международный терроризм – третьего не дано.