И внутригосударственного права 4 страница

В соответствии с ч. 4 ст. 6 Конституции Армении "международные договоры вступают в силу только после ратификации или одобрения. Международные договоры являются составной частью правовой системы Республики Армения. Если ратифицированным международным договором установлены иные нормы, чем предусмотренные в законах, то преимуществом пользуются нормы договора". Таким образом, условием вхождения договора в правовую систему Армении является его ратификация, и лишь ратифицированный договор в случае его коллизии с национальным законом будет иметь приоритет в применении. Подобным образом ч. 1 ст. 28 Конституции Греции наделяет "преобладающей юридической силой по отношению ко всякому противоположному положению закона" не любые международные договоры, а лишь "после их одобрения законодательным путем и по их вступлении в силу в соответствии с положениями каждого из них".

Некоторые конституции придерживаются иного подхода и вводят международные договоры, при соблюдении определенных условий, непосредственно в структуру своего национального законодательства.

В соответствии с ч. 1 ст. 96 Конституции Испании "правомерно заключенные международные договоры после их официального опубликования в Испании составляют часть ее внутреннего законодательства. Их положения могут быть отменены, изменены или приостановлены только в порядке, указанном в самих договорах или в соответствии с общими нормами международного права". Испанская Конституция не наделяет международные договоры преимущественной силой по отношению к национальным законам. Вторую фразу ч. 1 ст. 96 можно понять так, как если бы последующий акт не обязательно отменял предыдущий. Иными словами, национальный акт, имеющий тот же предмет регулирования, что и международный договор, может иметь преимущество в применении перед договором только в том случае, если последний будет отменен, изменен или приостановлен в соответствии с применимой нормой международного права, будь эта норма заключена в самом договоре или же являйся она "общей нормой международного права". Источником последней, очевидно, следует считать Венскую конвенцию о праве международных договоров 1969 г.

С приведенным положением испанской Конституции сходна ч. 1 ст. 9 Конституции Украины: "Действующие международные договоры, согласие на обязательность которых дано Верховной Радой Украины, являются частью национального законодательства Украины". Обратите внимание, что в иерархии украинских правовых актов в равном положении с национальными законами находятся не всякие международные договоры, а лишь ратифицированные или иным образом одобренные высшим законодательным органом государства.

Как показывают приведенные примеры зарубежных конституций, термин "международные договоры" нередко уточняется путем указания на то, что не всякий международный договор может обладать приоритетом по отношению к национальному закону. В каком же значении этот термин применен в п. 4 ст. 15 Конституции РФ?

Примечательно, что один из проектов ныне действующей Конституции предварял термин "международные договоры" определением "ратифицированные", которое, однако, не присутствует в окончательном тексте. Означает ли это, что теперь всякий договор - от подписанного главой государства и ратифицированного в форме федерального закона крупного политического договора до межведомственного соглашения, вступившего в силу с момента подписания, обладает преимуществом в применении по отношению к национальному закону?

В силу того что согласно п. "г" ч. 2 ст. 125 Конституции РФ Конституционный Суд уполномочен разрешать дела о соответствии Конституции "не вступивших в силу международных договоров Российской Федерации", допустимо исключить из содержания конституционного термина "международный договор" такие соглашения, которые вступают в силу с момента подписания. Иными словами, на соглашение, вступающее в силу с момента подписания, не распространяется приоритет применения по отношению к национальному закону, предусмотренный ч. 4 ст. 15 Конституции.

Текст Конституции не дает иных прямых указаний, допускающих дальнейшую конкретизацию термина "международный договор", как он употреблен в Конституции. Обратимся в поисках правовых аргументов к иным источникам, в первую очередь к специальному правовому акту - Федеральному закону "О международных договорах Российской Федерации" 1995 г. Перечисляя в ч. 1 ст. 15 договоры, подлежащие ратификации, Закон на первое место ставит договоры, "исполнение которых требует изменения действующих или принятия новых федеральных законов, а также устанавливающие иные правила, чем предусмотренные законом".

Пленум Верховного Суда РФ в Постановлении от 31 октября 1995 г. N 8 "О некоторых вопросах применения судами Конституции Российской Федерации при осуществлении правосудия" высказал мнение, что "суд при рассмотрении дела не вправе применять нормы закона, регулирующего возникшие правоотношения, если вступившим в силу для Российской Федерации международным договором, решение о согласии на обязательность которого для Российской Федерации было принято в форме федерального закона, установлены иные правила, чем предусмотренные законом. В этих случаях применяются правила международного договора". В более позднем акте - Постановлении Пленума от 10 октября 2003 г. N 5 Верховный Суд РФ вернулся к данному вопросу, указав, что "правила действующего международного договора Российской Федерации, согласие на обязательность которого было принято в форме федерального закона, имеют приоритет в применении в отношении законов Российской Федерации".

Таким образом, в понимании законодателя и одной из высших судебных инстанций термин "международный договор", как он употреблен в Конституции, означает именно ратифицированный договор, согласие на обязательность которого для Российской Федерации было выражено в форме федерального закона.

Обратите внимание на то, что второе предложение ч. 4 ст. 15 Конституции вовсе не предусматривает подчиненности российского закона верховенству юридической силы международного договора. Не соответствующие договору положения национального закона, полностью сохраняя свою правовую силу, не применяются лишь в тех конкретных делах, к которым имеет касательство государство, являющееся партнером Российской Федерации по данному договору. Иными словами, договор не отменяет национальный закон, он устанавливает приоритет нормы договора над нормой закона только в сфере применения.

Конституция РФ в ч. 4 ст. 15 оперирует термином "общепризнанные принципы и нормы международного права". Она провозглашает их наряду с международными договорами, составной частью российской "правовой системы". Заметьте, что российская Конституция не определяет понятия "правовой системы", к которому она обращается единственный раз и именно в ч. 4 ст. 15. Обобщая воззрения комментаторов, можно предположить, что правовая система - это совокупность всех явлений правовой реальности в государстве: применимое и применяемое право, правотворчество и правоприменение, правосознание.

Конституция РФ не определяет понятия "общепризнанные принципы и нормы международного права", не указывает источников таких принципов и норм, не предоставляет средств и методов для их выявления и установления их содержания.

Подобным термином оперируют и некоторые иностранные конституции. Например, уже упомянутая ч. 1 ст. 28 Конституции Греции гласит: "Общепризнанные правила международного права, а также международные договоры после их ратификации законодательным путем и по их вступлении в силу в соответствии с положениями каждого из них являются составной частью внутреннего греческого права и имеют преобладающую юридическую силу по отношению ко всякому противоположному положению закона". В то же время другим своим положением - п. "f" ч. 1 ст. 100 Конституция Греции наделяет Верховный специальный суд - высший орган конституционного надзора, - компетенцией в отношении рассмотрения споров "о характере общепризнанных норм международного права", упоминаемых в ч. 1 ст. 28.

Подобная запись имеется и в Конституции Германии, ст. 25 которой гласит: "Общие правила международного права являются составной частью федерального права. Они имеют преимущество перед законами и непосредственно порождают права и обязанности для жителей федеральной территории". И вновь, как и в случае с Конституцией Греции, согласно ч. 2 ст. 100 Конституции именно федеральный Конституционный Суд наделен полномочием устанавливать, какая норма международного права является частью федерального права и порождает ли она права и свободы человека.

Таким образом, именно судебный орган с применением имеющегося у него инструментария правовых средств должен устанавливать содержание указанных норм. Наделение такой функцией высшего судебного органа не случайно. На него возлагается ответственность по выявлению не просто норм международного права, а общепризнанных норм. После его решения такие нормы наряду с ратифицированными и вступившими в силу международными договорами займут особое, приоритетное по отношению к национальным законам место во внутреннем праве.

Другие конституции менее открыты для проникновения общепризнанных или общих норм международного права во внутреннее право. Так, в ч. 1 ст. 8 Конституции Беларуси записано: "Республика Беларусь признает приоритет общепризнанных принципов международного права и обеспечивает соответствие им законодательства". В соответствии с ч. 2 ст. 6 Конституции Грузии "законодательство Грузии соответствует общепризнанным принципам и нормам международного права". Статья 10 Конституции Италии гласит: "Правопорядок Италии согласуется с общепризнанными нормами международного права". Некоторые из приведенных формулировок оставляют впечатление декларативных; в целом же они оставляют государству больше возможностей для собственного усмотрения в отношении того, каким образом и в какой степени ему обеспечивать соответствие своего законодательства общепризнанным нормам международного права.

Отмеченная недосказанность Конституции РФ в отношении способов установления общепризнанных принципов и норм международного права отчасти была восполнена Верховным и Конституционным Судами РФ.

Пленум Верховного Суда РФ в уже упомянутом Постановлении от 31 октября 1995 г. N 8 высказал такое мнение: "Судам при осуществлении правосудия надлежит исходить из того, что общепризнанные принципы и нормы международного права, закрепленные в международных пактах, конвенциях и иных документах (в частности, во Всеобщей декларации прав человека и гражданина, Международном пакте о гражданских и политических правах, Международном пакте об экономических, социальных и культурных правах), и международные договоры Российской Федерации являются в соответствии с ч. 4 ст. 15 Конституции Российской Федерации составной частью ее правовой системы". Казалось бы, Верховный Суд, по существу дав толкование положения Конституции, вторгся в компетенцию Конституционного Суда, который ч. 5 ст. 125 Конституции уполномочен давать такое толкование. Однако Конституционный Суд склонился к позиции Верховного Суда, записав в одном из своих решений следующее: "По смыслу статьи 15 (часть 4) Конституции Российской Федерации в случае, если обнаруживается, что какая-либо норма противоречит общепризнанным принципам и нормам международного права или международным договорам Российской Федерации, при рассмотрении конкретных дел надлежит применять правила соответствующих международных актов. На это специально обращалось внимание судов всех инстанций в Постановлении Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 31 октября 1995 года N 8". Таким образом, по мнению двух высших российских судебных органов, источником закрепления общепризнанных принципов и норм международного права для целей их применения судами являются "международные пакты, конвенции и иные документы" или "международные акты". Впрочем, в Постановлении от 10 октября 2003 г. N 5 Пленум Верховного Суда РФ предложил менее определенные и едва ли полезные судам формулировки: "Под общепризнанными принципами международного права следует понимать основополагающие императивные нормы международного права, принимаемые и признаваемые международным сообществом государств в целом, отклонение от которых недопустимо...

Под общепризнанной нормой международного права следует понимать правило поведения, принимаемое и признаваемое международным сообществом государств в целом в качестве юридически обязательного.

Содержание указанных принципов и норм международного права может раскрываться, в частности, в документах Организации Объединенных Наций и ее специализированных учреждений".

Это не означает, что общепризнанным принципам и нормам международного права, не закрепленным в указанных источниках, закрыт путь в российскую правовую систему, просто они не будут иметь приоритета перед правилами национального закона.

Анализируя ч. 4 ст. 15 Конституции РФ, необходимо помнить о ч. 1 той же статьи, которая гласит: "Конституция Российской Федерации имеет высшую юридическую силу, прямое действие и применяется на всей территории Российской Федерации. Законы и иные правовые акты, принимаемые в Российской Федерации, не должны противоречить Конституции Российской Федерации". Что же касается международных договоров, то в соответствии с ч. 6 ст. 125 Конституции "не соответствующие Конституции Российской Федерации международные договоры Российской Федерации не подлежат введению в действие и применению". Таким образом, сама Конституция устанавливает жесткие рамки, в которых может осуществляться норма о приоритете применения международного договора. В случае коллизии между нормами договора и Конституцией безусловным верховенством будет пользоваться последняя, что же касается не соответствующего Конституции международного договора, то он лишается преимущества по отношению к национальному закону.

В течение того времени, что действует Конституция РФ 1993 г., законодатель воспроизводил формулировки ч. 4 ст. 15 во вновь принимаемых или приводимых в соответствие с требованиями Конституции ранее принятых нормативных актах. Например, ст. 52 Федерального закона 1992 г. "О недрах" в редакции, действующей после принятия Конституции 1993 г., гласит: "Если международным договором Российской Федерации установлены иные правила, чем предусмотренные настоящим Законом, то применяются правила международного договора". Сравните это с первоначальным текстом: "Если международным договором Российской Федерации ранее определены иные правила, чем те, что установлены настоящим Законом, то допускается применение международного договора".

Кодекс об административных правонарушениях РФ в ч. 2 ст. 1.1 предусматривает: "Если международным договором Российской Федерации установлены иные правила, чем предусмотренные законодательством об административных правонарушениях, то применяются правила международного договора". Аналогичная формулировка применена в ч. 2 ст. 3 Уголовно-исполнительного кодекса РФ.

В иных случаях законодатель проявляет излишнее усердие в стремлении привести результаты законотворческой работы в точное соответствие с требованиями Конституции. Так, ст. 3 Федерального закона "О племенном животноводстве" 1995 г. предусматривает, что "общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры Российской Федерации, касающиеся племенного животноводства, являются в соответствии с Конституцией Российской Федерации составной частью правовой системы Российской Федерации". Впрочем, знакомство с историей данного акта показывает, что первоначально законодатель намеревался быть более конкретным в описании круга правоотношений, в которых действовал бы приоритет применения международного договора. Вот как выглядела ст. 19 законопроекта "О племенном деле в животноводстве": "Если международным договором с участием Российской Федерации по вопросам животноводства, селекции в животноводстве, импорта и экспорта племенной продукции установлены иные правила, чем те, которые предусмотрены настоящим Законом, применяются правила международного договора".

5.5. Международное право в деятельности

Конституционного Суда Российской Федерации

Конституционный Суд РФ был образован в 1991 г., незадолго до окончательного распада СССР. Источниками его полномочий была Конституция РСФСР 1978 г., значительно измененная многочисленными поправками, и Закон 1991 г. "О Конституционном Суде РСФСР". В начале 1992 г. Конституционный Суд решил свое первое дело. Политический и конституционный кризис в России, достигший наивысшего накала к осени 1993 г., не обошел и Суд, который оказался вовлечен в столкновения между ветвями власти. В последующие полтора года Конституционный Суд не рассматривал дел. За это время была принята новая Конституция 1993 г. и новый Федеральный конституционный закон (ФКЗ) "О Конституционном Суде Российской Федерации" (далее - "О конституционном Суде РФ") 1994 г. В феврале 1995 г. Конституционный Суд в пополненном составе и с несколько изменившимися функциями возобновил свою деятельность.

Полномочия Конституционного Суда изложены в ст. 125 Конституции и ст. 3 ФКЗ "О Конституционном Суде РФ".

Первая группа дел, разрешаемых Конституционным Судом, - это дела о соответствии Конституции нормативных правовых актов: федеральных законов, актов Президента РФ, конституций и уставов субъектов Федерации, ряда других актов. Субъектами обращений по этим делам, иначе говоря, заявителями могут быть только определенные органы власти - Президент РФ, палаты Федерального Собрания, одна пятая членов Совета Федерации или депутатов Государственной Думы, федеральное Правительство, Верховный и Высший Арбитражный Суды, органы законодательной и исполнительной власти субъектов Федерации. Сюда же относятся дела о конституционности не вступивших в силу международных договоров РФ. Особый случай - международный договор о принятии в РФ и образовании в ее составе нового субъекта, после подписания которого Президент не просто вправе, а обязан обратиться в Конституционный Суд с запросом о его соответствии Конституции. Процедура ратификации такого договора может начаться лишь в случае положительного заключения Конституционного Суда.

Ко второй группе относятся дела, возникающие в результате споров о компетенции между федеральными органами государственной власти, между органами государственной власти Федерации и ее субъектов, между высшими государственными органами субъектов Федерации. Соответственно, субъектами обращения могут быть именно эти органы, а также Президент РФ.

Дела третьей группы возбуждаются как судебными органами, так и гражданами, по мнению которых закон, соответственно подлежащий применению в конкретном деле или примененный в конкретном деле, не соответствует Конституции. Их могут также возбудить Генеральный прокурор РФ и Уполномоченный по правам человека РФ.

Четвертую группу составляют дела о толковании Конституции. Здесь, как и в делах первой группы, заявителями могут быть только органы власти, однако перечень их сокращен. Таковыми могут быть Президент РФ, обе палаты Федерального Собрания (но не пятая часть их состава), Правительство РФ, органы законодательной (но не исполнительной) власти субъектов Федерации. Нет в этом перечне и высших судебных органов.

Наконец, в случае возбуждения процедуры отрешения от должности Президента именно к Конституционному Суду будет обращен запрос Совета Федерации о даче заключения о соблюдении установленного порядка выдвижения обвинения главы государства в государственной измене или совершении иного тяжкого преступления.

Ни Конституция, ни ФКЗ "О Конституционном Суде РФ" не обязывают Суд применять в своей деятельности источники иные, чем Конституция. Иными словами, анализируя поставленные перед ним вопросы права, Суд использует в качестве кодекса и правового эталона букву Конституции и свое понимание этой буквы. Примечательно, что Комитет конституционного надзора СССР, своего рода прообраз судебного органа конституционного надзора, решая вопрос о конституционности нормативного правового акта или его отдельных положений, руководствовался как Конституцией СССР, так и "международными актами, участником которых является СССР".

Итак, наиболее очевидной ситуацией, в которой Конституционный Суд РФ может столкнуться с актами международного права, является рассмотрение дела о конституционности не вступившего в силу международного договора. То, что Суд может изучать на предмет соответствия Конституции договор только до его вступления в силу, является гарантией от потенциально разрушительного вторжения национальных органов власти в действующее международное право.

Понятие "не вступивший в силу международный договор Российской Федерации" предполагает, что это должен быть договор, уже подписанный должным образом уполномоченным лицом, но еще не ратифицированный Государственной Думой и не утвержденный иным федеральным органом государственной власти. Впрочем, в этом понятии можно усмотреть и некоторую неопределенность. Не ясно, понимает ли под ним Конституция вообще не вступивший в силу договор, или же договор, не вступивший в силу только для России. Может ли, к примеру, Конституционный Суд рассматривать запрос о конституционности действующего многостороннего договора, полноправной стороной которого Россия еще не стала?

Устранить такую неопределенность может либо толкование соответствующего положения Конституции, либо практика Конституционного Суда. Что касается практики, то она минимальна. До настоящего времени Суд вынес два решения по делам о конституционности международного договора, причем первое из них было не по существу вопроса.

12 февраля 1999 г. группа депутатов Государственной Думы обратилась в Конституционный Суд с запросом о проверке конституционности российско-украинского Договора о дружбе, сотрудничестве и партнерстве 1997 г. К тому моменту Договор уже был ратифицирован украинской стороной. Пока Суд занимался предварительным изучением запроса, процесс ратификации шел полным ходом, и уже 1 апреля 1999 г. Россия и Украина обменялись ратификационными грамотами, после чего Договор вступил в силу. Суду лишь оставалось вынести решение об отказе в рассмотрении запроса по существу, поскольку он не вправе оценивать конституционность уже действующего договора <1>.

--------------------------------

<1> Определение от 29 апреля 1999 г. N 62-О // Официальный сайт: Конституционного Суда РФ: www.ksrf.ru.

20 июня 2012 г. группа депутатов Государственной Думы попыталась оспорить конституционность Протокола о присоединении России к Марракешскому соглашению об учреждении Всемирной торговой организации и добиться отказа введения в действие и применения в РФ как самого Протокола, так и приложений к нему, находящихся в неразрывной связи с Марракешским соглашением и всеми прилагаемыми к нему многосторонними торговыми соглашениями. В частности, заявители ссылались на несоблюдение процедуры ратификации, которая к моменту подачи запроса уже началась, а также требований, вытекающих из закрепленного Конституцией разграничения предметов ведения между органами государственной власти Федерации и субъектов. Они также высказали опасения в том, что обязательная процедура урегулирования споров в ВТО приведет к "обязывающему вмешательству международной организации", чем будет нарушен суверенитет РФ и конституционный принцип разделения властей, создана угроза ее национальной безопасности. Конституционный Суд, тщательно рассмотрев доводы заявителей, не нашел оснований для признания Протокола не соответствующим Конституции <1>.

--------------------------------

<1> См.: подробнее: Постановление от 9 июля 2012 г. N 17-П // СЗ РФ. 2012. N 29. Ст. 4169.

Нередко заявитель, оспаривающий конституционность нормативного правового акта, привлекает международно-правовые нормы для аргументации своего запроса. При этом следует учитывать, что в соответствии с ФКЗ "О Конституционном Суде РФ" (ч. 3 ст. 74) Суд "при принятии решения не связан основаниями и доводами, изложенными в обращении".

В ноябре 1997 г. Конституционный Суд вынес решение по делу о проверке конституционности поправок и дополнений к Закону РФ "О Государственной границе Российской Федерации", которыми в то время самостоятельной Федеральной пограничной службе, ныне входящей в состав ФСБ, предоставлялось право взимать сбор при пересечении границы РФ. По мнению заявителя, а им был глава администрации Хабаровского края, взимание сбора нарушало среди прочих статей ч. 2 ст. 27 Конституции, в соответствии с которой каждый может свободно выезжать за пределы РФ, а российский гражданин вправе беспрепятственно возвращаться на Родину. В подкрепление своей позиции заявитель обратился к соответствующим положениям Международного пакта о гражданских и политических правах 1966 г. и Конвенции о защите прав человека и основных свобод 1950 г. Однако Суд в своей аргументации лишь констатировал международно-правовые аргументы заявителя, проигнорировав их по существу, и в итоге решил, что законодатель вправе устанавливать новые налоговые платежи <1>.

--------------------------------

<1> Постановление от 11 ноября 1997 г. N 16-П // СЗ РФ. 1997. N 46. Ст. 5339.

Здесь следует пояснить, что Суд не оценивал воздействия пограничного сбора на осуществление права, предусмотренного Конституцией. Такая оценка была бы возможна лишь после того, как сбор стал бы реально взиматься, чего до сих пор не произошло. А вот пример иного рода.

Вынося в июле 1999 г. решение по делу о конституционности отдельных положений Федерального закона "О культурных ценностях, перемещенных в СССР в результате Второй мировой войны и находящихся на территории Российской Федерации", Конституционный Суд не только не ограничился тем, что рассмотрел аргументы заявителя - Президента РФ, основанные на международных актах, как имеющих международно-правовое содержание, так и лишенных его, но и предпринял анализ некоторых международно-правовых источников, не упомянутых в обращении.

Конституция и Федеральный конституционный закон "О Конституционном Суде РФ" допускают ситуацию, когда международно-правовые акты могут фигурировать в передаваемых в Конституционный Суд спорах о компетенции, возникающих на федеральном уровне или на уровне субъектов Федерации или между федеральными органами государственной власти и органами государственной власти субъектов. Например, Государственная Дума может усомниться в праве исполнительной власти заключить некое международное соглашение. Или орган государственной власти субъекта Федерации может оспорить правомерность заключения федеральным органом международного договора, вторгающегося в область совместного ведения Федерации и субъекта, без предварительного согласования с последним. Или же Президент РФ может обратиться в Конституционный Суд с запросом о правомерности возбуждения Государственной Думой процесса денонсации международного договора.

Пока Суду не приходилось сталкиваться с жалобами, в которых бы оспаривалось право тех или иных органов государственной власти заключать или расторгать международный договор (в упомянутом деле, возникшем в связи с Протоколом о присоединении России к Марракешскому соглашению об учреждении ВТО, предметом запроса была процедура заключения международного договора). В возможном споре такого рода предметом является не столько международный акт, сколько акт национального органа, поэтому на первый взгляд международно-правовой элемент здесь менее выражен, чем в деле о конституционности не вступившего в силу международного договора. Однако, как представляется, если подобное дело когда-нибудь возникнет, то, решая его, Конституционному Суду, возможно, придется по-новому обратиться к уже знакомому ему по другим делам основополагающему акту международного права - Венской конвенции о праве международных договоров 1969 г.

В соответствии с ч. 1 ст. 46 Венской конвенции "государство не вправе ссылаться на тот факт, что его согласие на обязательность для него договора было выражено в нарушение его внутреннего закона в отношении компетенции заключать договоры".

Ясно, что Конституция РФ отвечает условию "закона основополагающего значения" и ее нарушение, в случае установления его Конституционным Судом, будет "явным" в силу уже того, что таковым "законом" является Конституция. И если, решая такое гипотетическое дело, Конституционный Суд установит, что орган государственной власти вышел за пределы своей компетенции, то в этом случае, как сказано в ст. 95 ФКЗ "О Конституционном Суде РФ", "акт утрачивает силу со дня, указанного в решении". Таким актом, в зависимости от предмета спора о компетенции, может быть закон о ратификации международного договора или акт иного уполномоченного органа.

Конечно, трудно себе представить, чтобы закон о ратификации международного договора оказался в центре спора между Президентом РФ и Государственной Думой, поскольку ратификация - это совместный акт главы государства и федеральной законодательной власти. Однако ситуация уже не покажется невероятной, если выяснится, что договор, акт о ратификации которого оспаривается, вторгается в область совместного ведения Федерации и ее субъекта или же туда, где субъект обладает всей полнотой государственной власти, но он обоснованно утверждает, что при заключении договора его мнением никто не поинтересовался. Такое утверждение, правда, не со стороны органа государственной власти субъекта Федерации, а со стороны депутатов Государственной Думы прозвучало в запросе о конституционности Протокола о присоединении России к Марракешскому соглашению. Однако Конституционный Суд, толкуя конституционные положения о компетенции субъектов в совокупности с Федеральным законом "О международных договорах Российской Федерации", пришел к выводу о том, что специальному согласованию с субъектами Федерации подлежат те из заключаемых международных договоров, "которые затрагивают функциональными обременениями именно эти субъекты Российской Федерации" <1>.