Каковы уроки карибского кризиса?
(Кондрашов, С. Еще раз о Карибском кризисе в критическом свете гласности [Текст] / С. Кондрашов // Известия. – 3 марта 1989).
Человек и его дело
Утром 14 октября открылся Пленум ЦК КПСС.
Он начался в настороженной гнетущей тишине. Собравшиеся сидели с каменными лицами, ожидая появления членов Президиума ЦК. Первым вошел Брежнев, за ним Подгорный, Суслов, Косыгин. Хрущев замыкал шествие. За столом Президиума он сидел, опустив голову, не поднимая глаз, ставший совсем маленьким, как будто из его крепкого тела разом ушла сила. Он, конечно, готов был к тому, что проблема «ухода» так или иначе встанет перед ним. Теперь она обрела реальность. Шла унизительная процедура, о которой он не мог подумать даже в страшном сне.
В конце заседания Хрущев сказал: «… Я с вами бороться не собираюсь, да и не могу… Я по-разному относился к вам и извиняюсь за грубость, которую допускал в отношении некоторых товарищей… Я многого не помню, о чем здесь говорили, но главная моя ошибка состоит в том, что я проявил слабость и не замечал порочных явлений. Я пытался не иметь два поста, но ведь эти два поста дали мне вы!
Я понимаю, что моей персоны уже нет, но я на вашем месте сразу мою персону не сбрасывал бы со счетов. Выступать на Пленуме ЦК я не буду. Уходя со сцены, повторяю: бороться с вами не собираюсь... Я сейчас переживаю и радуюсь, так как настал период, когда члены Президиума ЦК начали контролировать деятельность Первого секретаря и говорить полным голосом...
Прошу вас, напишите за меня заявление, и я его подпишу. Я готов сделать все во имя интересов партии. Я 46 лет в партии состою – поймите меня! Я думал, что, может, вы сочтете возможным учредить какой-либо почетный пост, но я не прошу об этом. Где мне жить – решайте сами. Я готов, если надо, уехать куда угодно. Еще раз спасибо вам за критику, за совместную работу в течение ряда лет и за вашу готовность дать мне возможность уйти в отставку».
Во второй половине дня началась работа Пленума, на который прибыли 153 члена ЦК и 130 кандидатов в члены ЦК. Председательствовал на Пленуме ЦК Л.И. Брежнев, а с главным докладом по вопросу «об ошибках и неправильных действиях т. Хрущева» выступал М.А. Суслов. Хрущёв был обвинен в том, что, сосредоточив в своих руках посты главы партии и правительства, он начал нарушать ленинские принципы коллективности в руководстве, стремился к единоличному решению важнейших вопросов. Повторив весь набор обвинений, прозвучавших до этого на заседании Президиума ЦК, Суслов упомянул и о личных качествах бывшего председателя Совмина, который якобы «давал всем, высказывающим свое мнение, всевозможные пренебрежительные и оскорбительные клички, «допускал самовольство при награждении орденами Советского Союза», «осуществлял массу парадных поездок» и т.д.
Подводя итог работы Пленума ЦК, на котором Первым секретарем единогласно был избран Л.И. Брежнев, новый глава партии не без пафоса заметил: «Вот Никита Сергеевич развенчал культ Сталина после его смерти, мы же развенчиваем культ Хрущева при его жизни. Сам Хрущев своей главной заслугой считал, что в народе исчез страх и разговор между руководителями идет на равных: «Разве кому-нибудь могло пригрезиться, что мы можем сказать Сталину, что он нас не устраивает, и предложить ему уйти в отставку? От нас бы мокрого места не осталось. Теперь все иначе...».
(Новейшая история России. 1914 – 2002 [Текст]: учебное пособие; под ред. М.В. Ходякова. – М.: Юрайт – Издат., 2004. – С. 358).
Итоги деятельности
Возникает вопрос из тех, которыми переполнена наша история и которые правомерны в силу субъективной волевой основы всей истории: мог ли Хрущев пойти по другому пути? Могла ли личность другого плана добиться большего, чем Хрущев? Теоретически на этот вопрос можно ответить утвердительно. Один из главных факторов – готовность крестьянства в 1953 г. немедленно взять землю, так как это были семьи, еще помнившие свое собственное хозяйство. В городах была развитая промышленная кооперация, которая легко могла стать базой преобразований в сфере услуг и производства ширпотреба. Народ привык к низкому уровню потребления и был исключительно чувствителен к любым материальным поощрениям за итоги труда. В партии сохранилась демократическая конкурсная система альтернативных выборов всех коллективных органов, начиная с низовых партийных бюро, так как число кандидатов могло превышать численность будущих парторганов и становился обязательным отсев менее популярных претендентов в руководители. Аппарат не привык тогда к значительным привилегиям, он гордился «народным» происхождением, он был воспитан в духе выполнения директив и не накопил гигантского опыта «амортизации» воли верха и опыта формирования воли верха.
Один из главных факторов – мы имели во многих областях мало уступающую мировому уровню науку и технику, и в сфере науки и техники проблема «догнать» была не столь уж острой. Уже был базисный ракетно-ядерный щит.
Конечно, были и мощные противодействующие факторы – идеология, уровень руководящих кадров, привычка рабочего класса целиком зависеть от зарплаты, разоренное сельское хозяйство, лысенковщина, ждановщина. Были живы участники и организаторы репрессий.
И все же надо сказать, что ситуация была неизмеримо проще для преобразований, чем в 1965 г. и тем более в 1985 г. Правда, вариант преобразований, скорее всего, был ближе к НЭПу, ближе к модели, реализованной Китаем сразу после Мао, – в сфере села, обращения, услуг.
Ввиду неготовности народа взять на себя функции преобразования они в ту эпоху потребовали бы на много лет какого-то варианта авторитарной системы, ориентированной на стремление лидера внести перемены.
Но это все при условии, что на месте Н.С. Хрущева был бы не он, а другой лидер, ориентированный на принципиально новый вид социализма.
А вот возможность того, что среди наследников Сталина появится лидер такого типа, была минимальной.
Среди наследников Сталина, претендующих на власть, не было никого, включая и Л.П. Берию, и Г.М. Маленкова, кто бы не думал о коренных переменах. Но далеко не случайно, что среди них не было противника административного социализма.
Власть закрепил за собой тот, у кого протест против культа личности был выражен наиболее ярко. Именно народничество, популизм Хрущева, его близость к массам предопределили и его решимость, и ту поддержку, которую он получил. Трудно выявлять связи в исключительно сложном звене «массы – лидер», но тогда масса уже дозрела до разрыва с культом личности, и Хрущев это как-то ощущал.
Но в отношении будущего ни массы, ни партия не были готовы к какой-то программе, кроме очищения административного социализма и возврата к его «истокам». И здесь Хрущев – слепок с тогдашнего общества.
Можно теоретически «вычислить», что в окружение Сталина легче было войти, закрепиться и уцелеть именно популисту, чем интеллектуалу. Можно предвидеть, что поэтому именно из популистов скорее мог выдвинуться новый, сменяющий Сталина лидер.
Но точно так же можно понять, что не приходилось рассчитывать на появление – я не говорю сознательного врага административного социализма, но хотя бы лидера, способного по личным качествам, опыту и образованию к развитию в направлении разрыва с административным социализмом.
В общем, страна получила такого лидера, к которому она была готова в то время. Видимо, в истории вообще мало случайного.
(Попов, Г. [Текст] / Г. Попов // Огонек. – 1989. – № 42. – С.16 – 17).