А партаппарат – «военного коммунизма»
Реальная картина была такой: НЭП разделил руководство партии и государства на «доктринеров» (Л. Троцкий, Г. Зиновьев, К. Радек, Д. Рязанов, Ю. Ларин и др.) и «прагматиков» (Н. Бухарин, А. Рыков, Г. Сокольников, X. Раковский, Л. Красин, Г. Чичерин и др.). Основная борьба в теоретическом плане развернулась между Троцким и Бухариным: куда ведет НЭП – к реставрации капитализма или к мировой революции? По сути, эта дискуссия отражала кризис ортодоксального марксизма и явное непонимание ленинской «перемены всей точки зрения... на социализм». Клянясь в верности ленинизму, ни Троцкий, ни Бухарин не смогли понять, что Ленин как диалектик сумел переломить себя и освободиться от доктринальных схем XIX в., тогда как им сделать это не удалось.
После смерти Ленина в СССР сложилась парадоксальная ситуация: реальная жизнь шла своим чередом, НЭП делал успехи, а лидеры партии, ее вожди и теоретики спорили о путях дальнейшего развития мировой революции. Где? Главным образом на конгрессах Коминтерна (на пятом – в 1924 г. и шестом – в 1928 г.) и на пленумах ЦК ВКП(б). Сегодня все эти споры сильно смахивают на диспуты средневековых схоластов о количестве чертей на острие иглы. Но за ними, тем не менее, скрывалась и серьезная проблема – уровень способности не только партийной интеллигенции, но и всей партии возглавить новый путь к социализму.
НЭП разделил руководство партии и государства по интеллектуальному и культурному признаку. Начался своеобразный естественный отбор, поскольку новая экономическая политика требовала конкретных специальных знаний.
Ревностный сторонник нэповского «движения к социализму» Л.Б. Красин точно уловил суть доктринального спора ортодоксов и прагматиков, в котором подавляющее большинство членов партии играло роль статистов. На одном из пленумов ЦК накануне X съезда партии, совершившего исторический поворот к НЭПу, он говорил: «Источником всех бед и неприятностей, которые мы испытываем в настоящее время, является то, что коммунистическая партия на 10 процентов состоит из убежденных идеалистов, готовых умереть за идею, но неспособных жить за нее, и на 90 процентов из бессовестных приспособленцев, вступивших в нее, чтобы получить должность. Бесполезно и безнадежно пытаться убеждать 10 процентов фанатиков в необходимости этой новой экономической политики, поэтому я обращаюсь к остальным 90 процентам и честно предупреждаю: если вы не хотите, чтобы массы русского народа поступили с вами так же, как с царской челядью, отбросьте беспочвенные мечтания и повернитесь лицом к экономическим законам. Как указывает Маркс, доктрина не является началом и концом всего на свете».
Ю. ГОЛАНД. Кризис 1925 – 1926 гг. был связан с принятием летом 1925 г. нереальных планов развития промышленности и капитального строительства, приведших к кредитной инфляции. Вышли из него посредством пересмотра этих нереальных планов, приведения их в соответствие с возможностями страны. Ничего страшного тогда не было и в росте удельного веса косвенных налогов. Что же касается заготовительных цен на зерно, то хотя весной 1926 г. они несколько возросли по сравнению с осенью 1925 г. (это было экономически оправдано и всегда происходило весной и до революции), но после сбора нового урожая осенью 1926 г. заметно упали.
Ввод в действие технически отсталого оборудования произошел осенью 1925 г. как следствие нереальных планов развертывания промышленности и углубил кризис, а не явился методом его преодоления.
Разумеется, пересмотр нереальных планов – процесс достаточно болезненный, и государству пришлось прибегнуть к использованию государственных резервов. Но ведь экономически обоснованная политика государства в первое полугодие 1926 г. закладывала основы восстановления хозяйственного равновесия в экономике и, следовательно, создавала предпосылки пополнения резервов. Важно было только не повторять тех ошибок, которые были допущены летом 1925 г. При их повторении действительно возникала угроза исчерпания резервов, но она не была имманентна самому НЭПу. Нэповскую систему «взорвали» не объективные противоречия НЭПа, которые являлись источником его развития, а ошибочные направления политики сталинского руководства.
В. ЛЕЛЬЧУК. Мне представляется, что, исследуя объективные факторы, мы все же мало уделяем внимания факторам субъективным. До того момента, пока Сталин не почувствовал себя полновластным хозяином и не убедился, что партия превратилась в «орден меченосцев», о чем ему когда-то мечталось, он и не мог приступить к той политике, которую стал проводить в дальнейшем.
Существовали ли объективные условия для продолжения НЭПа или только для быстрого развертывания административно-командной системы? Думаю, и для того, и для другого были возможности. Решающее значение имел субъективный фактор. В этом, может быть, один из главных уроков для сегодняшнего дня.
1929 год интересен, может быть, еще и тем, что тогда праздновалось 50-летие Сталина. Сопоставьте с тем, что было девятью годами раньше, когда отмечали 50-летие Ленина. Это уже разные партии. Во всяком случае, разный уровень отношения к демократии, к народу, к социализму в целом, если хотите. Когда мы это принимаем в расчет, то видим, что ситуация изменилась, и та политика, которую Сталин вынашивал несколько раньше, стала реальной возможностью.
Б. ТИХОНОВ. Сталин не случайно выбрал декабрь 1929 г. для объявления «войны» крестьянству. Уничтожив последнюю оппозиционную группу, заставив ее капитулировать, он открыто начал проводить в жизнь линию на ликвидацию «мелкобуржуазной стихии». А одновременно, может быть, это был пробный камень для того, чтобы проверить, сумеет ли он в полной мере овладеть партией и подчинить ее себе.
В. КОЗЛОВ. Утверждение сталинизма и гибель НЭПа, на мой взгляд, во многом связаны с реализацией «перекачки» средств из аграрного сектора в индустриальный. Спорили-то не о том, нужен или не нужен неэквивалентный обмен, а о том, сколько и когда именно можно взять, больше или меньше. Таким отношением к этой проблеме мы фактически поставили крестьянство в крайне сложное положение, В политическом плане «перекачка» объективно превращала нормальное экономическое поведение крестьян в фактор, дестабилизирующий экономику. Это подрывало основу НЭПа – смычку с крестьянством.
В. ТИХОНОВ. Почему не пошли по пути разумного и здравого хозяйствования? Да потому, что тогда начал формироваться государственно-монополистический тип экономики, а крестьянство рассматривали как социальную базу мелкой буржуазии, опасались ее возрождения. Поэтому искусственно создавали хлебную проблему, маневрируя постоянно ценами: то туда, то сюда. Ведь хлебные трудности конца 1927 г. возникали только на ценовой базе. С одной стороны, повышение на технические культуры и сельскохозяйственную технику, а с другой – снижение цен на зерно. Да как же крестьянин не захочет в этих условиях подождать, когда правительство вынуждено будет ликвидировать свое постановление о снижении цен на зерно?
ЭKOНOMИKA И ПОЛИТИКА
М. ГОРИНОВ. Мне представляется, что, отвечая на вопрос, почему возобладали решения, обусловившие поворот 1929 г., необходимо сказать о факторах, определивших становление административно-командной системы. Первая группа таких факторов связана с исходным уровнем социалистического строительства – незавершенностью процесса индустриализации, слабым развитием инфраструктуры, в том числе социальной. Вторая группа факторов – цивилизационного порядка: это и традиции масштабного государственного вмешательства в экономическую жизнь, и жесткая централизация всего народного хозяйства, его «замкнутость» на столицах, слабый уровень региональной хозяйственной автономии и т.д. Третья группа факторов связана с последствиями империалистической и гражданской войн: длительное «проедание» основного капитала, обострившее проблему накопления, выключение России из мирового рынка, отход от нее развитых в промышленном отношении западных областей (Прибалтики, Польши), работавших ранее на всероссийский рынок, ликвидация помещичьего хозяйства, дававшего 20% товарного зерна. Нельзя сбрасывать со счетов и факторы, вытекавшие из идеологических посылок: сильные уравнительные тенденции в области зарплаты, социальной политики в целом, антирыночная программная цель в области экономики.
Между тем, развитие процесса индустрализации, увеличивая платежеспособный спрос на продукцию сельского хозяйства, требовало увеличения товарности крестьянского хозяйства. Но этому препятствовала антикулацкая политика. А чтобы повысить товарность крестьянского хозяйства на базе производственной кооперации, нужно было закупить сельскохозяйственную технику или оборудование за границей, для чего была необходима валюта. Чтобы иметь валюту, требовалось форсировать агроэкспорт, а чтобы получить хлеб для агроэкспорта, надо было дать крестьянину товар и поднять товарность крестьянского хозяйства. А для этого развивать промышленность. Круг, таким образом, замыкался.
Эти и другие противоречия, постепенно обостряясь по мере перехода к расширенному воспроизводству, «выскакивая» наружу в виде кризисов 1923, 1925 – 1926, 1928 – 1929 гг., «взорвали» нэповскую систему и привели к утверждению командно-административной системы.
В. ЛЕЛЬЧУК. Мы говорили о теории. Однако в жизни все-таки все решали практики. Здесь верно отмечалось, что в 1923 г. был кризис в отношениях с крестьянством, в 1925 – 1926 гг. – опять сложности. Но почему-то ведь выходили из этих ситуаций, выходили без того насилия, которое стало нормой в конце 20-х гг., а потом было фактически узаконено.
М. ГОРИНОВ. Как вышли из кризиса 1925 – 1926 гг.? Предельно сжали экспортно-импортный план, заморозили новостройки. Добавим к этому стремительный рост косвенных налогов, прекращение отчислений из госбюджета в резервный фонд, увеличение заготовительных цен на зерно (оборотной стороной чего явилось существенное падение производства технических культур). Были задействованы и последние резервы восстановительного периода – речь идет о неиспользованном резерве фабрично-заводского оборудования. А чтобы поддержать «колебнувшийся» червонец, Наркомфин бросает на внутренний рынок золотые и валютные запасы. Такова была в общих чертах плата за выход из кризиса 1925 – 1926 гг. Подобных резервов не могло хватить надолго. Их фактическое исчерпание и обусловило во многом переход к внеэкономическим методам решения проблем.