Придворное общество Версаля

По словам Фюретьера: «Королевский двор - место, где живет король... Это слово имеет также значение: король и его совет... Еще оно означает: офицеры и свита короля... Под двором подразумевается и образ жизни при дворе» Цит. по: Версаль…С. 76..

Наступил день, когда король решил окончательно расстаться с Парижем. 20 апреля 1682 года он покинул Сен-Жермен и до начала мая пробыл у своего брата, ссылаясь на большое количество неотложных дел. 1 мая весь двор прибыл в Париж. Кассини предложил Людовику посетить Обсерваторию, а Лувуа - приют Инвалидов. Тогда еще никто не мог предположить, что это было прощание Его Величества с Парижем.

Через несколько дней венценосная чета, а также брат короля, Монсеньор с супругой окончательно поселились в Версале. Замок там пока только строился. Не были закончены ни Галерея зеркал, ни большие боковые пристройки Мансара, и пока нельзя было предположить, что Версаль станет постоянным жилищем монарха. Сам Людовик уже принял окончательное решение, но не говорил его вслух открыто: он в принципе не отличался чрезмерной разговорчивостью, а секреты и вовсе не спешил разглашать. Во-первых, он не желал говорить на эту тему, настолько неприятную для Кольбера. Во-вторых, он успел достаточно изучить своих придворных, и был уверен, что объявление о решительном изменении образа их жизни не будет воспринято с энтузиазмом.

В то же время Людовик жил мечтой о том, чтобы поселиться в этом дивном месте. Он буквально бредил Версалем. Здесь он устраивал незабываемые увеселения, здесь его посетила любовь. Долгих двенадцать лет король невыносимо терзался от скуки в Тюильри. Мадам Севинье как-то писала из Парижа: «Двор находится здесь, а королю здесь скучно до такой степени, что каждую неделю он уезжает в Версаль на три-четыре дня» Цит. по: Версаль…С.205..

Очень скоро послы иностранных государств доложили своим правителям, что именно Версаль играет во Франции первостепенную роль. Как правители стран, знатные принцы, вельможи, так и художники стремились совершить путешествие в столицу великой Франции, чтобы воочию увидеть творение Короля-Солнца. Многие в Европе желали построить нечто, напоминающее Версаль хотя бы отдаленно, а из этого легко сделать вывод, что это выдающееся сооружение было выполнено с истинным блеском.

Конечно, Версаль, как уже не раз упоминалось, создавался во имя прославления государства, и его собственная слава не знала границ. Все в его архитектурном облике способствовало этой цели: пышность и великолепие убранства, величественные размеры сооружения, символика греческого бога солнца Аполлона, несомненное величие хозяина этого места, блестящее окружение, достойное его, а также несравненная организация праздников и торжеств.

Но эти демонстрации существуют не только для двора; они устраиваются самим двором. Каждый играет свою, четко определенную церемониалом роль: дофин, принцы крови, офицеры, наиболее высокопоставленные сановники королевского двора. Комнатный дворянин и капитан личной охраны монарха также имеют свои обязанности.

Места каждого из участников церемонии определяются придворным этикетом. В свою очередь, этикет в течение времени претерпел определенные изменения. В результате более чем столетних перемен он отточился и теперь мог преобразоваться лишь по велению короля.

Можно без сомнения утверждать, что традиции оказываются сильнее перемен. Неукоснительное соблюдение этикета вовсе не случайно. Он вырабатывается исключительно для того, чтобы представлять события в наилучшем виде, сделать двор упорядоченным, поистине классическим и совершенным, подчиняющимся определенной логике. Когда современники описывают торжества в Версале, то чаще всего определяют их как «балет». Можно сказать, что понятия «двор» и «придворный балет» стали синонимами. Однако всем известно, что классически поставленный балет сам по себе уже предполагает определенную иерархию и жесткую дисциплину. Если принять это положение, то не имеет смысла и утверждение, будто двор Людовика XIV был чрезмерно иерархизирован, а дворянство превратилось в почти «одомашненный» институт и стало послушным инструментом Короля-Солнца.

Хотя видимость была именно такова. Если обратиться к своду правил, определяющих церемониал этикета 1682 года, то он представляет собой солидный и обширный труд. Изучение этикета увлекает самым серьезным образом брата короля, Месье, и герцога Сен-Симона. Церемониал определяется рангом и способствует различению по рангам.

Первым в придворной иерархии находится, разумеется, сам монарх. За ним следует наследник, после - брат, Месье, законный наследник Людовика XIII, затем - законные внуки, а за ними - принцы крови.

Во всех категориях можно было бы достаточно просто разобраться, если бы в каждой из них предусматривался только один ранг, однако и положение внутри отдельной группы регулируется особым протоколом. Людовику XIV часто приходится выступать в роли арбитра и выносить распоряжения, не терпящие возражений, каждый раз, когда этого требует политическая необходимость или же когда он устает от бесконечных диспутов заинтересованных сторон.

Как раз именно таким образом он поступил 4 марта 1710 года, когда установил ранговые различия для принцесс. Он считал этот вопрос настолько важным, что на следующий день собрал совет министров, чтобы принять соответствующее постановление. Собрание вынесло решение, что с этого дня ко всем дочерям королевского дома по прямой линии будет употребляться обращение «Мадам». Что же касается ранга, то они будут выше всех других принцесс королевской крови, даже не будучи замужем. После этого дочери герцогини Бургундской будут рангом выше. То же самое касается вдовствующей Мадам, принцессы Пфальцской, на которой впоследствии женится герцог де Берри. По побочной линии королевской семьи замужние принцессы будут рангом выше, чем незамужние.

Подобная система наблюдается и в отношении других принцесс крови: Мадам герцогиня и незамужние принцессы крови будут рангом выше Мадемуазель, племянницы Людовика XIV, поскольку она - незамужняя принцесса крови.

Автором подобных аналитических выкладок является маркиз де Торси. Он делает такое заключение: «В намерение короля входило установить мир в королевском доме путем такого регламентирования»Цит. по: Версаль…С.207..

Разумеется, немного людей найдется в наше время, чтобы в полной мере понять подобный текст после первого же прочтения. Даже историки и специалисты, всю жизнь посвятившие изучению великого века, вынуждены обращаться к генеалогическим схемам, буквально ломать голову и выписывать все, что там находят, до мельчайших подробностей. Да, с грустью можно признать, что современный человек лишился того интуитивного чутья, которое помогало нашим предкам постигнуть иерархические и ранговые построения.

4 марта 1710 года монарх определил титулы многих принцев. Луи Франсуа дю Буше отмечал: «Было предложено, чтобы герцог Шартрский назывался Месье Принц (как некогда глава дома Конде), но это оказалось неверным; тогда доведено до сведения всех, что он сохранит свое имя, то есть герцог Шартрский, но будет пользоваться привилегиями первого принца крови. В отношении герцога Энгиенского было сообщено, что из уважения к памяти его отца, принца, он примет титул (Месье Герцог) лишь после похорон своего отца»Цит. по: Версаль…С.240..

Принцы крови стоят ступенькой выше рожденных вне брака узаконенных детей. Ранговое положение бастардов является постоянной головной болью их отца, особенно с 1694 по 1715 год, что вызывает пересуды, домыслы, а, кроме того, служит источником раздражения вездесущего герцога Сен-Симона. Неопределенность, связанная с их будущим положением, стремительно возрастающие оказываемые им милости - главные темы для размышлений относительно власти короля в области рангов и привилегий.

После принцев наиболее значимое место при дворе занимают герцоги. Среди них первыми по рангу являются пэры, причем некоторые из них - иностранные принцы, предметом гордости которых служит то, что в их семье когда-то были правители, обладавшие верховной властью; таким образом, подобные пэры считают себя рангом выше, чем пэры обыкновенные. Далее следуют наследственные герцоги, не являющиеся пэрами. Эти герцоги находятся ступенью выше герцогов «по королевской грамоте» (это пожалованная грамота, которую не зарегистрировал парламент).

Король позаботился о том, чтобы поставить в особое положение рыцарей Святого Духа. По рангу они идут после ранга герцогов, но перед рангом обычных дворян. Существует и своеобразная прослойка, особый социальный ранг. Обычные придворные логично считают, что дворяне, живущие во дворце и в прилегающих к нему зданиях (а имеют они эту привилегию, потому что делят трапезу с королем за одним столом и, наконец, просто потому, что король сам их выбрал), представляют собой избранное светское общество.

Однако снижение по рангу достаточно обманчиво и не может в полной мере отражать истинного положения вещей. Ни положения по рангу, ни правил этикета недостаточно, чтобы оправдать ряд придворных привилегий, к примеру, место каждого на такой невероятно престижной церемонии, как утренний выход короля. Не последнюю роль играют благосклонность и доверие. Во всяком случае, они исправляют ранговые различия.

Подобные поправки к этикету привносят в группу разномастного дворянства или же в группу второго сословия иллюзию иерархии: только герцогини могут «получить табурет» Элиас Н. - Придворное общество…С. 104. , то есть привилегию сидеть в присутствии королевы и жены наследника. Однако они не определяют все. Некоторые важные придворные обязанности создают предпосылки для параллельной иерархии. То есть, например, министру больше завидуют, чем обычному герцогу, а прево королевского двора может пользоваться влиянием, равнозначным влиянию принца. Подобным же образом историограф, чтец или комнатный дворянин имеют прямой доступ к королю.

Современники правильно понимали эту реальность, тогда как Сен-Симон старался всеми силами скрыть правду: ему так хотелось внушить представление, что этикет в то время играл основополагающую роль. Во всяком случае, все, кто любил сравнение двора Людовика XIV с подобием механизма, определенно знали, что никакие часы короля и никакие астрономические устройства не могут иметь более сложного механизма, чем дворцовое устройство Версаля.

Устраивая свою резиденцию в Версале, Людовик XIV начал с того, что в 1682 году просто вселился впервые построенные помещения. В это время только подошло к концу строительство южного крыла замка, предпоследней часовни, конюшен, произведены последние работы в Марли и начато строительство служебных помещений.

Что касается придворного устройства, то и оно не обошлось без новшеств. Монарх захотел расширить двор и сделать его более блестящим. Король вынашивал эту идею более тридцати лет и хотел создать условия, препятствующие возникновению новой Фронды. Двор и Лувра, и Тюильри, и Сен-Жермена был подчинен таким принципам. Во всяком случае, как только высшее дворянство стремилось вести более блестящий образ жизни, оно немедленно попадало под наблюдение, едва начав вращаться на орбите вокруг Короля-Солнца.

За более чем двадцатилетний период король сумел убедить представителей аристократии, что ее призванием является не иллюзорная независимость, а военная служба на благо государства и военная слава. А раз уж служение связано с понятием военной службы и военной чести, то придворный считается солдатом уже в течение двадцати лет. Если же этот дворянин, кроме всего прочего, ведает королевским гардеробом или является комнатным дворянином, то он просто-напросто делает это по совмещению, то есть стремится удвоить свое желание служить.

Первых кампаний во время правления Людовика XIV, и особенно его войны с Голландией, хватило, чтобы кровью скрепить негласный договор между монархом и дворянами, его приближенными. Войны последнего периода его правления велись в то время, когда Версаль уже играл главную роль. Это обстоятельство лишь усиливало у французского придворного стремление служить государству.

Многие бывшие фрондеры погибли в бою: герцог де Бофор - в 1669 году, де Тюренн - в 1675 году. Многие скончались от преждевременно подорванного на службе здоровья, как, например, маршал Люксембургский, который получил прозвище Обойщик Нотр-Дамский, потому что в одной из битв он захватил огромное количество вражеских знамен, которыми были обвешаны, наподобие ковров, стены в соборе Нотр-Дам.

В это время, как никогда ранее, платили налог кровью. Военной службе отдавался явный приоритет, а Версаль предоставлял королю реальную возможность контролировать качество службы. Таким образом, можно получить представление о реальном значении королевского двор; Конечно, в зимний период двор может быть слишком озабочен выигрышами в карты маркиза де Данжо, последней любовной интрижкой или какой-нибудь дуэлью, но с приходом весны вновь возвращаются военные опасности. Все подвиги, ранения и смерти получают отсрочку до лета.

Мадам Элизавета-Шарлотта Пфальцская так описывала версальский двор после битвы при Мальплаке: «В Версале теперь видны только коляски, повязки и костыли» Цит. по: Митфорд Н. Франция... С.137.. Высокородное дворянство, таким образом, в полной мере оправдывает значительную часть своих привилегий. Оно идет служить, много лет проводит на войне, постоянно; рискует и без колебаний платит налог своей кровью (не так оно поступает в отношении десятины). Часто бывало так, что двор превращался в прихожую перед смертью. Правда, не все видят эту реальность. Такие как Сен-Симон и де Монтерлан, видят в версальских постройках один лишь декор.

Балы и маскарады, устроенные для двора, уже не были такими многочисленными и не настолько веселыми, как до 1682 года, игра в карты и любовные развлечения, игра в шары, охота и конные состязания - все это предназначалось для отдыха и вознаграждения воина. Если даже в Версале начинает казаться, что слово «воин» плохо сочетается с лентами, украшающими одеяния маркизов, оно в полной мере обретает свое реальное значение в армии.

Армиями командовали высокородные личности: принцы крови, как Конде, потомки узаконенных детей монархов, как Вандом, иностранные принцы, как Тюренн. Когда же генералами-победителями являются подданные, менее значительные по происхождению, например, если их имена Буффлеры или Виллары, то король жаловал им титулы герцогов или пэров. Нет причины переживать из-за того, что Конде, Конти или Вандомы не представлены в советах монарха и что начиная с 1661 года дворяне мантии стоят во главе правительства. Блюш Ф. Людовик… С. 396.

Разумеется, при дворе находились не только дворяне, главным предназначением которых была служба в армии. Там присутствовали и старики, известное количество детей и множество дам. Никто не может даже предположить, включая короля и других заинтересованных в этом лиц, где начиналось придворное дворянство и где кончался список просто «дворян при дворе» и, наконец, сколько же дворян в каждой из этих категорий. Эту великую тайну не смог разгадать также ни один историк, вплоть до нашего времени.

Это придворное дворянство испытывает невыразимые муки по вине Людовика от того, что вынуждено строго соблюдать все нюансы дворцового этикета, от своеобразного «одомашнивания», а также потому, что его практически с корнем оторвали от родных насиженных мест.

В 1690 г. свет увидел словарь Фюретьера, но там нет ни единого слова об этикете. Если же вспомнить придворный церемониал, то его позаимствовали у Генриха III; он оставался абсолютно неизменным и очень строгим. Когда переезд в Версаль окончательно состоялся, то этот церемониал только слегка подкорректировали в соответствии с изменившимися с тех пор нуждами французского королевского двора. Сам монарх был его горячим приверженцем. Этот старинный церемониал полностью соответствовал его стремлению к дисциплине и порядку. Однако он в то же время не был далек от эстетических и политических требований, да к тому же служил неплохим занятием для придворных. И оказывается, весьма кстати, что Месье - признанный жрец этикета. Ведь для всех гораздо удобнее, когда Месье улаживает споры о рангах, а не плетет интриги за спиной короля. То же сам можно сказать о герцогах и различных сотрапезниках высшего, среднего и низшего рангов; они также целиком отдаются спорам о рангах, а не плетут интриги. Если обратиться к «Дневнику» Данжо и «Мемуарам» Сурша Версаль…С. 242, то можно встретить только слухи о некоторых из подобных ссор; они не идут ни в какое сравнение с теми, что впоследствии произойдут при Людовике XV и которые Люин уже записывал самым тщательным образом.

Однако следует признать, что Версальский церемониал уступает в пышности церемониалам многих иностранных дворов. Так, например, в Австрии, Испании и Англии перед королем принято вставать на колени, либо, приблизившись к королю, почтительно склониться передним, отступив назад. Что же касается Людовика XIV, то перед ним чаще всего опускаются в реверансах, но не встают на колени.

Такой термин, как «одомашнивание», появился не при Людовике XIV, а в более поздние времена. Это слово стало излюбленным при Луи Филиппе, причем произносить слово было модно с уничижительным оттенком. Надо сказать, что и сам великий король, и его домашний круг, и его постоянные сотрапезники были бы несказанно удивлены, если бы узнали об этом. В это время на необычайно высоком уровне находилась идея служения и честь служения. Эта идея не только не унижала достоинство людей великого века, а наоборот, воодушевляла. Они считали за высшее счастье принадлежать к дому короля. В это время статус домочадца великого короля не унижал достоинство дворянина. Если же на службу поступал разночинец, то двор предоставлял ему множество привилегий. Таким образом, создавался как бы промежуточный статус между дворянами и простолюдинами. Кроме того, функция присутствия за трапезой короля была отнюдь не единственной, поскольку к ней присоединялись и другие виды службы. Можно было в одно и то же время быть маршалом Франции, губернатором провинции и капитаном гвардии телохранителей короля либо генерал-лейтенантом, послом и первым комнатным дворянином. Конечно, эта система не была лишена недостатков, но главным из них было отнюдь не безделье, как утверждал герцог де Сен-Симон Версаль…С. 263. (между прочим, первый бездельник при дворе), а скорее совместительство сотрапезничества с остальными обязанностями.

Наконец, осталось понятие «вырывание с корнем» дворян, в котором виноват был король Франции. Но ведь зачастую случалось, что кто-то так приживался при дворе, что сам, по собственной инициативе спешил разорвать семейные узы. Граф де Тессе в 1710 году навестил свои земли, после чего писал к герцогине Бургундской: «Прошло, мадам, уже тридцать два года с тех пор, как я не был в замке, здесь ничего не осталось, ни окон, ни стекол, ни дверей, кроме одной башенки, в которой есть спальня, где температура не поднимается выше пяти градусов» Версаль…С. 272..

Если же обратиться к словарю Фюретьера, то ясно, что он предпочитает употреблять понятие «вырывание с корнем» в его натуралистичном, сельскохозяйственном значении. Для него глагол «вырывать» употребим в нравственном значении и в хорошем значении этого слова. Понятие «вырывать с корнем» в нравственном смысле и в переносном значении, скорее всего, означает «искоренить источник злоупотребления». Вывод же из всего вышесказанного следует один: «прикрепить к двору высокородное дворянство» - значит «искоренить его естественную наклонность к бунту».

В данном случае имеется в виду не все дворянство. Оно в XVII столетии насчитывало 12 000 фамилий, в которые было включено около 200 000 человек. Речь идет только о высокородных дворянах королевства. Известно, что в конце правления великого короля Версаль, включая разнообразные подсобные помещения, в числе которых обычные строения, конюшня, здание сюринтендантства и другие, мог принимать одновременно 10 000 человек, половину которых составляли разночинцы. Отсюда вывод-при дворе находилось не более 5000 дворян.

Существовала система «проживания в течение трех месяцев» Элиас Н. - Придворное общество…С. 198.. Она означала, что данное лицо живет при дворе два раза в год по три месяца. В это время, естественно, 5000 придворных дворян увлекали за собой во дворец как минимум еще столько же человек. Это составляет примерно 10000 человек из второго сословия, то есть от общего числа 200 000 дворян 10000 придворных составляют такую пропорцию: один придворный на 20 дворян. Поэтому если принять за основу тот факт, что король удерживает при дворе 10 000 дворян, хотя такие данные, без сомнения, завышены, то это значит, что монарх «вырывает с корнем», если согласиться с мнением Сен-Симона, что «вырывание с корнем» - зло, лишь пять процентов всех французских дворян. Версаль…С. 273.

В первые минуты утреннего церемониала туалета короля имели право присутствовать лишь те, кого специально приглашают, те, кто имеет право входить, те, кто являются людьми, вхожими в спальню короля, а также некоторые избранные. Такой милости удостаиваются лишь те, кто выполняет определенные обязанности, например сановные вельможи, главный камергер, главный хранитель гардероба, или те, кому это положено по праву рождения. В последнем случае имеются в виду законнорожденные дети. К концу церемониала утреннего туалета короля к нему могут войти те, кому позволено присутствовать на утреннем приеме: принц Конде, герцог де Вильруа, первый шталмейстер Беренган, чтецы короля и воспитатели наследника.

Таким образом, можно заметить, что в этой церемонии соединялись высокородные, заслуженные или люди, пользовавшиеся 6лагосклонностью. За ними следуют другие принцы и вельможи, капитан гвардии и первый мажордом. Вход следующих посетителей назывался «свободным входом». Туда допускаются придворные, которых даже вызывали, часто отдавая им предпочтение перед другими, в зависимости от того, как их ценят при дворе, и впускают их прежде, нежели других присутствующих. Если подсчитать, то получается, что только в церемонии утреннего туалета пользовались монаршей милостью целых пять категорий. Хотя точнее будет сказать, что таких категорий не пять, а шесть, потому что члены королевской фамилии, в том числе дети и внуки французских королей, могли входить в спальню со стороны внутренних покоев и таким образом быть избавленными от фильтрования в прихожей. Эта категория может по своему желанию заходить к Людовику до начала церемониала большого утреннего приема.

Большинство помещений, где были вынуждены располагаться придворные - маленькие и неудобные. Мало кто из них может похвастаться, что сумел организовать просторную кухню и уж тем более способностью устраивать приемы. Но, само собой разумеется, что король и без того уже оказывает большую честь тем, что принимает человека под крышей своего дома, а потому выказывать недовольство просто неприлично.

Монарх позаботился о том, чтобы его двор отличался строгостью, сдержанностью и набожностью. С прибытием юной герцогини Бургундской придворная жизнь значительно оживляется, и король, как будто вновь вспомнив молодые годы, посвящает развлечениям большую часть времени. На Крещение устраивается ужин, карнавал. Балы, концерты значительно разнообразят жизнь Версаля. В это время вне дворца происходит охота, игра в шары, прогулки по каналу пешком или в санях, что развлекает дворян. Внутри дворца, в самих апартаментах, ведутся беседы, играют в бильярд, два или три раза в неделю дворян занимают танцами.

В период своего царствования Людовик отдал в полное распоряжение двора версальский парк, его аллеи, рощи, канал, Оранжерею и Зверинец, а когда потребуется, охотничьи экипажи, кареты или сани. Он для всех открывал свои огромные апартаменты, никогда даже не думал, что только он имеет исключительное право на свою музыку. Внутренняя церковь обходились королю в год в 100 000 экю Боссан Филипп. Людовик XIV…С. 149.. В 1702 год кроме инструменталистов, там работают 94 певчих. В капелле короля принимали участие множество певцов, симфонистов, танцоров, композиторов, либреттистов и прочих музыкальных дел мастеров. В конюшне работают 43 инструменталиста; среди них преобладают трубачи и гобоисты. В военном доме в основном встречаются трубачи, барабанщики, флейтисты и литаврщики из гвардии телохранителей, из большой жандармерии, из мушкетеров и из сотни швейцарцев Версаль…С. 292.. Все эти службы в полном смысле слова можно назвать общественными. Фанфары и симфонии создают непередаваемый звуковой аккомпанемент двора.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({}); Кроме всего прочего, описывая версальские удовольствия, нельзя не упомянуть еще одно, которое принято считать порочным. Речь идет об игре. Некоторые утверждают, что Людовик сознательно способствовал данному пороку, чтобы еще более усилить зависимость высокородных дворян. Как знать, может быть, в апартаментах короля шла большая игра только потому, что Его Величество делал из этого политику? Ведь монарх очень просто может оказать помощь неудачливому разорившемуся игроку в виде денежного подарка

Итак, придворный этикет был главным средством, позволявшим королю держать дворянство в руках. Другим, не менее эффективным средством, были многочисленные праздники.

Версальские праздники

При Людовике XIV в Версале было организовано три грандиозных праздника, на которых были представлены спектакли лучших артистов эпохи: Мольера и Люлли. Первое представление «Услады волшебного (или заколдованного) острова» состоялось в мае 1664 года. Второе празднество, наиболее пышное из трех прошло 18 июля 1668 года; оно вошло в историю под названием Большого Версальского дивертисмента. Последнее проходило в июле 1674 года, тогда состоялись представления многих опер Люлли, комедия Мольера «Мнимый больной».

Легенды об этих праздниках живы до сих пор: и в наши дни самым ярким напоминанием о правлении Людовика XIV будут не его бесчисленные военные походы, а великолепие дворцов и парков Версаля, где нескончаемой чередой шли балы, пиры, концерты, спектакли, турниры, устраивались изысканные угощения среди фонтанов, балеты, фейерверки.

Этот король любил и умел царствовать. Красота его прославленной резиденции, блеск его двора, где господствовал торжественный этикет, окружали персону монарха ореолом небывалого великолепия. Причина этого - не только личный вкус короля или его тщеславие, но и тонкий государственный расчет. Король понимал покоряющую силу искусства и пользовался ею как орудием власти: в праздниках он видел эффективный способ воздействия на сознание и души людей.

«Французский принц или король должен осознавать большой смысл публичных увеселений: ведь он устраивает их не столько для себя, сколько для своего двора и своего народа. Общее веселье создает у придворных ощущение лестной близости к монарху, что чрезвычайно волнует и радует их. Простой народ любит зрелища - в сущности, их цель в том и состоит, чтоб ему нравиться... Этим средством мы завладеваем его умом и сердцем гораздо успешней, чем наградами и благодеяниями. Что до иностранцев, то, видя государство цветущим и благоустроенным, - как это явствует из расходов на праздник, которые могут показаться даже излишними, - они получают самое выгодное впечатление великолепия, мощи, богатства и величия» - так наставлял Людовик XIV своего наследника. Версальские праздники Людовика XIV. СПб.: 2005. С. 3.

Но, кроме того, король любил праздники и сами по себе: они позволяли реализовать его художественные склонности - он принимал живое участие в обсуждении и режиссуре задуманных торжеств, не в меньшей степени ценил он в молодые годы возможность участвовать в них лично, гарцуя в пышном наряде на коне или танцуя в балетных эпизодах. Он наслаждался восторгом своих гостей, когда, словно волшебник, вел их по любимому парку от одного чуда к другому.

Для того чтобы расширить сферу воздействия этих чудес и продлить их магию во времени, самые эффектные эпизоды праздников, как это было принято уже с середины XVI века, запечатлевали в текстах и гравюрах. Описание версальских праздников было поручено Андре Фелибьену - знатоку искусства, придворному «историографу королевских строений», гравюры - превосходным мастерам офорта Израэлю Сильвестру и Жану Ленотру. Только благодаря их усилиям до нас дошел отблеск тех трех прославленных версальских праздников.

Первым в череде версальских торжеств был всколыхнувший всю Европу знаменитый праздник под названием «Услады заколдованного острова», состоявшийся в Версале в 1664 году.

Именно к этому моменту завершился первый этап возведения нового дворца, пристраиваемого к небольшому охотничьему замку Людовика XIII, а прилегающие территории уже превратились в прекрасный парк, конечно же, как и дворец, еще не достигший своего будущего грандиозного масштаба. Красота парка и побудила короля устроить здесь увеселение для своего двора и шестисот приглашенных (многим из которых из-за недостатка места во дворце пришлось ночевать в каретах).

Праздник, начавшийся 7 мая, продолжался три дня. Его разнообразные эпизоды были нанизаны на единый сюжетный стержень, заимствованный из старинной, но все еще популярной поэмы Лодовико Ариосто «Неистовый Роланд»: освобождение с помощью чудесного кольца храбрых рыцарей, полоненных красотой волшебницы Альсины, обитательницы острова. Из воспоминаний Мольера: «Он (король) взял в качестве сюжета дворец Альсины, который подсказал название «Забавы волшебного острова»Цит. по: Версаль…С. 39.. Общая режиссура драматургических фрагментов была доверена Мольеру, который 30 апреля приехал со своей труппой в Версаль.

Из Парижа прибыли сюда также балетная и оперная труппы. Музыка была заказана Жану Батисту Люлли, а художественное оформление поручено придворному живописцу Шарлю Лебрену и театральному художнику Карло Вигарани. Боссан Филипп. Людовик XIV…С. 214. Хотя официально праздник был дан в честь королев Марии-Терезы (супруги Людовика XIV) и Анны Австрийской (королевы-матери), все понимали, что его подлинной вдохновительницей являлась возлюбленная 26-летнего короля юная красавица Луиза де Лавальер.

Праздничные события были увековечены в изданном в Париже в 1673 году описании Андре Фелибьена и в серии гравюр из 10 листов под названием «Услады заколдованного острова, или Праздники и развлечения, устроенные королем в Версале в течение трех дней, начиная с 7 мая 1664 года» Версальские праздники…С. 7..

Первый день праздника начался каруселью, где состязались четыре конные кадрили, а к ночи арена превратилась в пиршественный зал.

Карусель - это возникший в Италии в XVI веке костюмированный конный спортивный праздник, участники которого, разделенные на отряды (кадрили), состязались в меткости попадания копьем в цель, в искусстве верховой езды, в роскоши нарядов и в причудливом убранстве сопровождавших их колесниц (от итал. carra - «колесница» и произошло название праздника, который был излюбленным видом придворных увеселений той поры).

Ночью все пространство Версаля осветилось множеством огней. Тридцать четыре исполнителя сыграли по очереди партитуры Люлли, и присутствующие убедились, что явились свидетелями самого прекрасного концерта в мире.

Во время ужина придворные насладились балетами с участием Пана и Дианы, знаков зодиака и четырех Времен года. Вероятно, королеву Марию-Терезию несколько примирило с присутствием Лавальер стихотворение, произнесенное в ее честь Весной:

Среди всех, только что расцветших цветов

...я выбрала эти лилии,

Которые вы так нежно полюбили с ранних лет,

Людовик их пестует от захода до восхода.

Весь мир, очарованный ими,

взирает на них с почтением и страхом,

Но их господство мягче и еще сильнее,

Когда они сияют белизной на вашем челе.Цит. по: Версаль…С. 40.

На второй день праздника на Лебедином пруду (будущий Бассейн Аполлона) давалась мольеровская комедия с танцами «Принцесса Элидская». На третий было представлено действо на острове Альсины с множеством балетных выступлений и заключительным фейерверком.

На третий день был балет. Один из гостей так описывал это действо: «Казалось, что земля, небо и вода были в огне и что разрушение великолепного дворца Альсины, как и освобождение рыцарей, которых волшебница Альсина держала в тюрьме, могло осуществиться только с помощью чуда и Божественного вмешательства. Большое количество ракет, стремительно улетающих высоко в небо (одни падали на землю и катились по берегу, другие падали в воду и выныривали), делало зрелище таким значительным и великолепным, что ничего лучше нельзя было придумать для того, чтобы прекратить действие волшебных чар». Версальские праздники…С. 7.

10 мая состоялись соревнования по сбиванию голов. На полном скаку следовало унести или хотя бы проткнуть пикой, дротиком или копьем каждую из расположенных на ристалище голов - турка, мавра и Медузы. В этом состязании верх одержал сам король.

На следующий день Людовик поразил придворных своим Зверинцем, в котором удалось собрать экземпляры весьма редких животных и птиц. Вечером состоялось представление Мольера «Докучные» Боссан Филипп. Людовик XIV…С. 290.. Пьеса создавалась за две недели. В эту комедию были вкраплены небольшие балеты.

12 мая начался розыгрыш лотереи. Среди призов значились драгоценные камни, украшения, серебряные изделия и прочие ценные предметы. Король позаботился о том, чтобы самый большой выигрыш достался королеве, но не обидел и Луизу де Лавальер. После этого снова состязались храбрые рыцари, и Гвидон победил Оливье Версаль…С. 42. в состязании с головами. Вечером по инициативе Людовика смотрели комедию Мольера «Тартюф», которую король считал «весьма развлекательной» Боссан Филипп. Людовик XIV…С. 286., однако группа благочестивых придворных придерживалась противоположного мнения. Королю пришлось вскоре подчиниться их давлению и запретить пьесу на три года.

На шестой день в состязании с головами победу одержал король. За ним следовал Сент-Эньян. Вечером вновь смотрели Мольера - причудливую комедию-балет «Брак поневоле». В ней танцевал сам монарх. Там же…С 293.

Наконец, 14 мая король и придворные отправились в Фонтенбло, и каждый считал своим долгом сказать о празднике что-то лестное и выразить свое восхищение. Восторг вызывали план мероприятия и его великолепное претворение, небывалая щедрость, порядок и умение всем угодить.

Король же был воплощением идеала: уважительный к матери и супруге, галантный по отношению к любовнице, внимательный хозяин, герой в состязаниях, талантливый организатор и устроитель праздника и, кроме того, просто замечательный кавалер. Дворянство было увлечено занимательной игрой в рыцарей. Придворным было полезно время от времени менять облик и как следует оттачивать свои манеры.

Все последующие поколения будут считать первый двор Короля-Солнца несравненно блистательным и великолепным. Все были так молоды, изобретательны и по-юношески непосредственны!

Предпочтение двора было на стороне балета, а не комедии, ведь король всегда считался великим знатоком этого вида искусства, а двор следовал пристрастиям своего монарха. На оплату развлечений подобного рода не скупились. Так, один из балетов обошелся королю в 88 699 ливров Версаль…С. 93.. Часто Людовик сам танцевал вместе с королевой. Он мог успешно соперничать с профессиональными танцорами и не раз увлекал Марию-Терезию страстью своего искрометного танца.

Традиции празднеств сохранялись вплоть до 1682 года, так как воспоминания о «Забавах волшебного острова» продолжали будить воображение.

18 июля 1668 года в Версале состоялся «Большой королевский дивертисмент», который наглядно показал, что один день может успешно соперничать с феерией «Волшебного острова», продлившейся целую неделю. На это представление король потратил 150000 ливров Там же…С. 97. . Официально этот праздник был устроен в честь мира, заключенного в Аахене, по которому к Франции отошла Валлонская Фландрия. Кроме того, Людовик одновременно отмечал свою победу над сердцем «прекрасной как день» маркизы де Монтеспан.

Фелибьен вспоминал: «Король, подаривший мир, как того хотели его союзники и вся Европа, и выказавший умеренность в своих требованиях и беспримерную доброту, даже будучи на вершине своей славы, думал только о том, чтобы заняться делами своего королевства, и, желая наверстать упущенное, так как при дворе не устраивались карнавалы в его отсутствие, он решил организовать праздник в парках Версаля, а если развлечение устроить в таком дивном месте, настроение поднимается еще больше от необычной и захватывающей дух красоты, которой этот великий король умеет «приправить» все свои праздники». Версаль…С. 46.

В отличие от предыдущего торжества, построенного по традиционной, сложившейся еще в XVI столетии схеме (сказочный сюжет, объединяющий разнообразные моменты представления, важная роль спортивного эпизода, непосредственное участие короля в роли главного героя), этот и следующий праздники решены в совершенно новых формах - ничего занимательного и нравоучительного. Их смысл в утонченном наслаждении красотой парка, его фонтанов и сооружений, предназначенных для пиров, концертов, балов и спектаклей, которые, словно по мановению волшебной палочки, возникали в нужный момент в разных уголках версальского парка. «Одной из самых замечательных особенностей праздников, которыми король развлекал свой двор, - писал Андре Фелибьен, - была быстрота, неизменно сопровождавшая появление всех этих великолепий. Его приказания исполнялись столь стремительно, усердно и столь искусно, что никто не мог поверить, что дело обошлось без магии: настолько удивительным казалось появление этих украшенных статуями и фонтанами театров, пиршественных столов и множества прочих строений, на создание которых, казалось, требовалось длительное время» Версальские праздники…С. 6..

Праздник закончился фейерверком. Тысячи огней взметнулись вверх и затмили собой звезды. 72 фонаря освещали главную аллею. Громадный бассейн превратился в море огня. Свет струился из трех бассейнов, расположенных чуть ниже в форме подковы, а также из просторных аллей, окружающих партер.

Последние ракеты написали в бархатном ночном небе вензель Его Величества. «Королевское "Л" сияло очень ярким светом», - рассказывает Фелибьен. Версаль…С. 48. Чтобы ни на минуту не прерывать очарование необыкновенного праздника, двор в туже ночь покинул Версаль, пребывая в убеждении, что этот праздник «превзошел в какой-то степени все, что было когда-либо создано». Мало того, праздник 1668 г. наглядно демонстрировал всей Европе привязанность Людовика к Версалю. Ни у кого больше не вызывало сомнения страстное увлечение монарха Версалем. Один Кольбер упорствовал дольше всех и продолжал надеяться на великое будущее Лувра и Тюильри.

Король не нуждался в том, чтобы превзойти самого себя; он устраивал все новые и новые феерии. В 1668 г. празднество в Версале отмечало аннексию Фландрии, в июле 1674 г. - стремительное завоевание Франш-Конте. На последнем празднике уже не присутствовал Мольер: он скончался за год до этого.

Празднование победы превратилось в шесть самостоятельных праздников, которые на протяжении почти двух месяцев - с 4 июля по 31 августа - с разными интервалами устраивались возле дворца и в парке Версаля. Их оформителями были Карло Вигарани и Шарль Лебрен. Праздник ознаменовался представлением комедии Мольера «Мнимый больной» и грандиозным фейерверком, который раскрылся в небе фантастическим куполом света, составленным из 5000 взметнувшихся ввысь ракет.

Итак, жизнь придворных в Версале не текла размеренно и скучно. Она прерывалась многочисленными праздниками, которые произвели на современников неизгладимое впечатление. До нас они дошли в описаниях Фелибьена и гравюрах Ленотра.

На первый взгляд может показаться, что все эти представления, созданы только для предмета нежной страсти Людовика к прекрасным дамам и искусству. Но праздники преследовали и политические цели. Знать, без которой не могло существовать королевство, следовало привлечь и удержать. Также монарх желал прославить себя и свои победы. Многочисленные увеселения были прекрасным средством. Монарх внимательно следил за тем, чтобы жизнь при дворе не превратилась в монотонную рутину. Этому в немалой степени способствовали и правила придворного церемониала.