Шанс П.А. Столыпина реформировать страну в рамках существующего строя.
Поражение Первой русской революции предоставило правительству возможность взять всю политическую инициативу в свои руки. Либеральная оппозиция, утратив былую популярность в народе, занялась мирной законотворческой деятельностью в рамках «обновлённой», т.е. приемлемой для царя III Государственной думе, выражая полную готовность сотрудничать с властью во имя спокойствия и порядка. Лидер кадетской партии П.Н. Милюков прямо заявил, что уже первые кровавые издержки революции заставили его отойти от неё, и ещё меньше рассчитывать на неё.
Революционные партии в это время переживали период организационного «разброда» и идейно-политических «шатаний». Их боевые призывы уже не находили отклика у народных масс, порядком уставших от революции. Причём, значительная часть меньшевиков и правых эсеров – «соглашателей», как их называли их более радикально настроенные вчерашние товарищи-большевики, выражала готовность перейти к «культурной классовой борьбе на почве достигнутых конституционных завоеваний»[41].
Так что ничто больше не мешало царскому правительству в очередной раз попытаться реализовать свой вариант модернизации страны при сохранении самых ярких атрибутов традиционного общества: самодержавной власти царя, помещичьего землевладения и сословных привилегий дворянства. Это была та же самая авторитарная и консервативная политика, но в её «просвещённом» варианте, допускавшая некоторые реформы ради экономического обновления страны, укрепления существующей власти и предотвращения новой революции.
Проводником такой политики «просвещённого консерватизма» стал новый премьер-министр России П.А. Столыпин. Кроме огульных репрессий в арсенале нового премьер-министра был целый пакет реформ, который позволял добиться социально-экономического обновления страны без серьёзных передвижек в её политическом строе. В отличие от своего предшественника С.Ю. Витте, он весь корень проблем России видел в отсталости её аграрного сектора, и именно на нём он предлагал сосредоточить все усилия правительства, а не на промышленности и финансах, как С.Ю. Витте.
Его программа обновления социально-экономического строя страны включала в себя три направления в решении этой задачи. Во-первых, разрушение крестьянской общины и создание на общинных землях слоя индивидуальных крестьянских хозяйств. Это, по его мнению, должно было резко увеличить объемы сельскохозяйственного производства и отвлечь внимание крестьян от помещичьих владений. Конечно, не все из выделившихся из общины крестьян могли стать рачительными хозяевами на земле. Менее удачные крестьяне должны были либо переселиться на новые земли в Восточных районах страны, или их могла принять растущая российская промышленность, толчок для которой стало бы увеличение темпов сельскохозяйственного производства, ведущее к расширению внутреннего рынка и усиления спроса на промышленные товары.
Ибо, вторым направлением реформ П.А. Столыпина должно было стать развитие внутреннего рынка, резкое повышение покупательной способности населения, что должно было, в свою очередь, обеспечить бурный рост российской промышленности.
И, наконец, непременным решением этих двух первостепенных задач П.А. Столыпин считал широкое распространение грамотности в народе, ибо без подъёма уровня его образования и культуры нельзя было воспитать настоящего культурного хозяина-фермера. Равно как и индустриального рабочего.
Вначале судьба вроде бы благоволила к премьер-министру. Ему полностью доверял царь. Социально-политический фундамент тогдашней России – дворянско-помещичий класс также был благодарен ему за жестокое подавление революционного движения. Наконец, П.А. Столыпин в своей деятельности мог опереться на «конструктивный», то есть согласный работать с правительством, депутатский корпус III Государственной думы. П.А. Столыпин использовал в своих целях разобщённость в среде революционных сил и заранее стремился выбить из-под них почву для антиправительственной агитации. В его «портфеле» кроме аграрных преобразований находились не менее значительные проекты реформ по постепенному уравнению сословий, реорганизации местного управления, утверждению свободы вероисповедания, смягчению национальных противоречий в стране и т.д. Всё это должно было, по замыслу П.А. Столыпина, превратить Россию в процветающую державу без серьёзных общественных перемен.
На П.А. Столыпина «работали» также заметное снижение в российском обществе интереса к политике и вообще к социальным вопросам, усилившееся после революции в интеллигентской среде склонность к «богостроительству» и мистицизму, к эстетике «чистого искусства». Особенно могло радовать премьер-министра заметное разочарование части российской интеллигенции в марксизме и в его идеалах социального переустройства общества, что наглядно продемонстрировал общественно-публицистический сборник «Вехи», вышедший из-под пера семи видных представителей российской философской мысли. Лидер большевиков В.И. Ульянов (Ленин) назвал этот сборник с присущей ему безаппеляционностью «ушатом помоев, вылитых на русскую демократию». Лидера большевиков очень задела высказанная в сборнике мысль, что пора уже интеллигенции перестать ощущать свою вину перед народом, и преклоняться перед ним. Народ, по мнению авторов сборника «Вехи», не отличает интеллигента от барина, а потому победа народной революции приведёт к исчезновению и без того тонкой интеллигентной прослойки в России. И, как резко заметил по этому поводу М.О. Гершензон, надо благословлять ту власть, которая своими штыками и пулями ещё пока ограждает нас от ярости народной.
Реализации планов главы российского правительства П.А. Столыпина способствовали также хорошие показатели экономического развития страны. Все отрасли производства находились на подъёме, из года в год увеличивался национальный доход страны. Происходил даже своеобразный процесс «русификации» российской промышленности, когда прибыль, полученная иностранными предпринимателями в России, не вывозилась из страны, а реинвестировалась в российскую промышленность. Однако в целом российская промышленность так и не приблизилась к западной экономической модели, а государственное стимулирование экономики так и не было заменено рынком и настоящим классом предпринимателей. Слабость российского капитализма затем наглядно показала первая мировая война.
Этот непреложный факт является свидетельством того, что аграрная реформа П.А. Столыпина не увенчалась особым успехом. И не только вследствие бюрократических методов её проведения, сколько из-за приверженности крестьян к привычным для них общинным порядкам. За все годы проведения аграрной реформы, вплоть до 1917 года, только около 2,5 млн. крестьянских хозяйств освободились от «мирской» опеки, т.е. порвали с общиной, но это составляло лишь 15% общей площади обрабатываемой земли. Причём, полными собственниками земли смогли стать лишь 8% от общего числа крестьянского населения страны. Остальные крестьяне продолжали держаться за общину как за единственную гарантию своего более-менее сносного существования.
Не оправдала надежд П.А. Столыпина и широко финансируемая правительством переселенческая кампания в восточные районы страны, которая должна была решить проблему избытка сельского населения в центральных губерниях России и помочь делу колонизации восточных окраин. Из 3,5 млн. человек, выехавших на заселение Сибири в 1907-1914 годы около 1 млн. вернулось обратно. Но и из числа оставшихся в Сибири крестьян не все сумели приспособиться к суровым местным условиям и стать крепкими хозяевами.
Конечно, определённые результаты Столыпинской аграрной реформы были налицо, как-то: рост российского хлебного экспорта, освоение и рост сельскохозяйственного производства в Сибири и в других районах страны, охваченных реформой. Однако все эти положительные сдвиги были не столь значительными, чтобы снять всю остроту проблем в аграрном секторе экономики страны, особенно между крестьянским малоземельем и помещичьими латифундиями.
И, все-таки, Столыпинская аграрная реформа имела определённые шансы на успех, что признавали самые заклятые враги премьер-министра: «В истории бывают примеры подобной политики. Было бы пустой и глупой демократической фразеологией, если бы мы сказали, что в России успех такой политики невозможен. Возможен!», - заметил по этому поводу теоретик и практик революционного марксизма В.И. Ленин [42].
Возможно, П.А. Столыпину просто не хватило времени на реализацию всех его замыслов, хотя бы в аграрной сфере. «Дайте нам двадцать лет покоя, - говорил они, - и вы не узнаете России»[43]. Однако всё усиливающееся противостояние в российском обществе, постоянные атаки на политику П.А. Столыпина и «справа», со стороны консервативных сил, и «слева», со стороны радикалов; усиление оппозиционных настроений в Государственной думе – всё это делало весьма зыбкими надежды реформатора на достаточно прочный и длительный «гражданский мир» в России. С другой стороны нельзя не признать правоту суждений видного советского историка А.Я. Авреха. Соглашаясь, что реформа была прервана чрезвычайными обстоятельствами, он, тем не менее, считал, что «…вопрос надо ставить иначе: почему история не дала этих 20 лет?». Отвечая на него, А.Я. Аврех делает вывод: «А не дала потому, что страна (и деревня в том числе) уже больше не могла жить в условиях архаичного политического и аграрного строя... Крах реформы был обусловлен главным объективным фактором — тем, что она проводилась в условиях сохранения помещичьего землевладения и для сохранения этого землевладения»[44]. Когда П.А. Столыпин просил для проведения своей реформы 15-20 лет, его критики возражали, что такая реформа как раз через десять лет приведёт к социальному взрыву[45]. Так оно и случилось. И все рассуждения о каких-то позитивных сдвигах в русской деревне в результате Столыпинской аграрной реформы, как-то омрачаются тем фактом, что новоявленные собственники-крестьяне в 1917 году с таким энтузиазмом уничтожили частное земельное владение, которое вроде бы должны были защищать.
Чем поучителен для современников опыт аграрной реформы П.А. Столыпина. Да тем, что она была продуктом бюрократического творчества, происходящего от незнания российских условий. Ведь, П.А. Столыпин был уроженцем западных районов страны, где ландшафт и природные условия располагали к фермерскому типу ведения хозяйства. Таких условий не было в центральных, южных и восточных районах страны. Крестьянская ферма будет рентабельным предприятием только при наличии водоёма, заливных лугов, лесного массива, плодородных земель и ряда других условий, чего никогда не было на общинных угодьях, а тем более в индивидуальных крестьянских хозяйствах. Основной порок аграрной реформы П.А. Столыпина состоял в том же, в чём заключались просчёты реформаторов в советскую и постсоветскую эпоху – поиск единственного универсального средства, с помощью которого можно быстро решить все проблемы в сфере аграрного производства, касается ли это отрубной системы, коллективизации, насаждение ферм или повсеместные посадки кукурузы. Результаты были всегда весьма плачевными.
Так что напрасны были потуги П.А. Столыпина раздроблением крестьянского общинного хозяйства на множество мелких хозяйственных единиц добиться резкого подъёма сельского хозяйства. Для этого крестьянин-индивидуалист должен был приложить к земле труд, знания и капитал, которых у него как раз и не было. Возможно, для большинства губерний России подходило не индивидуальное хозяйство, а организованное на принципах артели. Ведь, в отличие от общины артель не противоречила частнокапиталистическим отношениям, а являлась формой их «внутреннего» вызревания. В этом случае частная собственность не навязывалась бы крестьянам «извне» властью, а самым естественным образом зарождалась бы в самих крестьянских отношениях. Вот только медлительность, постепенность, осмотрительность и осторожность – это те черты, которые никогда не являлись сильной стороной в деятельности всех наших реформаторов во все исторические эпохи. Точно также и П.А. Столыпин пытался решить все проблемы одним наскоком, с помощью одного универсального средства.
Помимо, погрешностей в плане и ходе проведения аграрных преобразований, П.А. Столыпин допустил ряд серьёзных ошибок в своей текущей политике. Прежде всего, он упустил из виду рабочий вопрос, а опыт ряда стран, в особенности Германии, показывал, что консервативная политика бывает успешной лишь в том случае, когда репрессивные меры сочетаются с усилиями правительства по улучшению социального положения рабочих. В России же тех лет, несмотря на наблюдаемый экономический рост, материальное положение рабочих оставалось прежним, а введённые после первой русской революции социальные гарантии (законы о десятичасовом рабочем дне, о социальном страховании рабочих, о профсоюзах и т.д.) почти не применялись на практике. П.А. Столыпину не довелось столкнуться с новой волной рабочего движения, но его преемникам уже с 1912 года пришлось серьёзно считаться с этим мощным фактором политической жизни страны.
Следующей ошибкой П.А. Столыпина был неприкрытый шовинизм его внутренней политики, что помешало ему найти опору среди лояльных российскому правительству общественных деятелей национальных окраин, не говоря уже об усилении в них националистических, антирусских настроений по причине его русификаторской политики в нерусских губерниях.
Но самой крупной политической ошибкой П.А. Столыпина стала его вера во всемогущество государственного аппарата и нежелание активно сотрудничать с Думой. Если Дума медлила с утверждением какого-то нужного ему законопроекта, то он, пользуясь 88 статьёй российского законодательства, приостанавливал её работу и проводил нужный ему закон через Государственный совет и правительственный аппарат. Таким образом, был введён в действие и Закон от 9 ноября 1906 года о разрушении общины. Такие действия премьер-министра лишний раз демонстрировали пренебрежение государственной власти к представительному учреждению, что вело к отходу от правительства самых умеренных либералов-октябристов.
Что же касается представителей революционного движения, то они ни на день, ни на час не прекращали агитацию против П.А. Столыпина, так как считали его меры наихудшим злом, ибо они могли привести к укреплению существующего строя, что сделало бы их революционную работу бесперспективной.
В этом своём неприятии политики П.А. Столыпина революционеры-радикалы сошлись с реакционерами-ретроградами из высших правительственных сфер. Это наглядно проявилось в провале предложенного П.А. Столыпиным Государственному совету законопроекта о введении бессословных земств в шести западных губерниях Российской империи. Суть его предложения сводилась к тому, чтобы ради эксперимента убрать здесь из избирательной практики куриальный принцип, сделать выборы прямыми и лишить дворянство руководящей роли в земских учреждениях. Причём, П.А. Столыпин пытался сыграть на русском национализме, ибо помещиками в западных губерниях России, как правило, были поляки-католики, а крестьянами - православные украинцы и белорусы. Вот бы здесь пригодился премьер-министру совет марксиста В.И. Ленина, что при решении каждого серьёзного вопроса размежевание идёт по классам, а не по нациям. Конечно, консервативные члены Государственного совета сразу поняли, к чему может привести принятие такого закона. Сейчас введём крестьянское самоуправление в западных губерниях, а через несколько лет оно распространится по всей России, и первой фигурой в деревне станет не барин-помещик, а «чумазые лендлорды» из вчерашних крепостных. Так классовый принцип одержал здесь верх над принципом великодержавным. П.А.Столыпин же смог в последний раз убедиться, что большего ему в России уже ничего сделать не дадут.
Нет, как говорится, пророков в своём отечестве. Своей деятельностью П.А. Столыпин не снискал к себе доверия и уважения ни у сторонников прежнего порядка, ни у оппозиции существующему строю. Царь и его ближайшее окружение мирились с диктатурой П.А. Столыпина лишь до определённого времени, пока он поистине железной рукой наводил порядок в стране. Когда положение в стране стабилизировалось и угроза повторения революционных событий, казалось, канула «в лету» надобность в П.А. Столыпине отпала. В итоге он лишился поддержки со стороны императора Николая II.
Единственное, что удалось совершить П.А. Столыпину – это сдвинуть с места самый больной аграрно-крестьянский вопрос, обеспечить выход из общины части крестьян, потому что правительство разуверилось в общине, как залога спокойствия и порядка в деревне. В ходе крестьянских выступлений в годы Первой русской революции сельская община выступала в роли коллективного органа борьбы за отчуждение помещичьих земель. Но, пожертвовав общиной, правящий класс России и мысли не допускал о каких-то ещё, более серьёзных преобразованиях в деревне.
Так что убийство П.А. Столыпина в Киеве 1 сентября 1911 года лишь ненамного опередило, очевидно, его политическую смерть. Как показали дальнейшие события, правящие круги России уже не смогли выдвинуть из своей среды столь же талантливого и энергичного политика. Не сумели они воспользоваться и тем последним спасительным шансом, который он им предоставил, чтобы, не ломая круто институты традиционного общества, продвинуть Россию дальше по пути капиталистической модернизации, и, пожертвовав немногим, сохранить главное – Великую Российскую державу с монархом во главе.
4. Февраль 1917 года: роковая закономерность или нелепая случайность.
Вполне возможно, что, имея дело только с думской оппозицией при политической инфантильности народных масс, царский режим мог бы протянуть ещё неопределённо долгое время, если бы не столь мощный ускоритель революционного взрыва, каковым явилась Первая мировая война. Лидер большевиков В.И. Ленин прямо назвал её, вернее решение России в ней участвовать, лучшим подарком революции от царского правительства. Представитель крайне правых сил П.Н. Дурново в своей докладной записке на имя императора также предупреждал последнего о грядущих бедах для России, которые могли быть вызваны этой войной. Он предвидел, что война может принять для России неблагоприятный оборот, что она умножит беды и страдания народных масс и вызовет их недовольство. Этим недовольством воспользуются все противники существующего режима для его дискредитации и разрушения. Прямым последствием неудачной войны станет революция, причём власть в стране могут захватить самые крайние, беспокойные и радикальные элементы общества, и тогда гибель монархии неизбежна[46].
Так оно в действительности и случилось. Уже первые поражения русских войск вызвало рост протестных настроений в стране обществе и активизацию оппозиционных настроений в IV Государственной думе. Либеральная печать и думские ораторы развернули настоящую компанию по разоблачению костной царской бюрократии, неспособной организовать оборону страны и справиться с нарастающими экономическими трудностями. Серьёзность ситуации ввиду мощного наступления германских войск требовала более широкого привлечения российской общественности к делам фронта и тыла. Очередной министр внутренних дел С.Н. Щербатов прямо так и заявил на заседании Совета министров: «Мы все вместе непригодны для управления Россией при сложившейся обстановке… нужна либо диктатура, либо примирительная политика»[47].
Но осуществлявший верховную власть в стране Николай II оказался
ни на примирительную политику, ни на диктатуру. Все его меры по усилению связи с общественностью ограничились созданием подконтрольных правительству земских союзов и торгово-промышленных комитетов для оказания непосредственной помощи сражающейся армии. Относительно наведения порядка и дисциплины в воюющей стране, то вместо того, чтобы контролировать ход событий в стране, царь предоставил им идти своим чередом, взяв на себя верховное командование армией и отправившись на фронт. В условиях постоянных военных поражений это оборачивалось для российской монархии настоящим самоубийством. Ведь отныне все поражения русской армии в общественном мнении приписывались Николаю II.
Ещё одной крупной политической ошибкой последнего российского императора стало то, что, отправившись в ставку Главного командования, он передоверил все дела управления страной императрице Александре Федоровне и окружившей её придворной камарилье, настроенной к думской оппозиции ещё непримиримее, чем сам император. Ей даже вполне лояльный правительству председатель Думы М.В. Родзянко казался опасным смутьяном. Вместо того чтобы искать приемлемый компромисс с IV Государственной думой, власть стала на путь ненужной конфронтации с думской оппозицией, назначая на ответственные министерские посты заведомо непопулярных в обществе лиц. И, от себя добавим, бесталанных. Сложился, по существу, «вотчинный» принцип управления страной, когда главнейшим условием была преданность кандидата царской семье, придворной камарилье и с благословления «святого старца» Г.Е. Распутина. В дальнейшем наступила настоящая «министерская чехарда», что совсем дезорганизовало работу государственного аппарата. Это было прямым следствием т.н. «вотчинной системы» управления страной, когда руководители министерств и ведомств брались из одной и той же затасканной колоды ближайших царских сановников. Главным критерием при их отборе были не опыт и личные способности, а только преданность царской чете и уважение к «святому старцу». Понятно, что в условиях полного разложения правящего режима в его среде всё труднее можно было обнаружить талантливых или хотя бы способных государственных деятелей. Наступил, по сути, полный паралич власти. Такую ситуацию довольно точно охарактеризовал последний министр внутренних дел Российской империи А.Д. Протопопов: «Всюду было будто бы начальство, которое распоряжалось, и этого начальства было много, но общей воли, плана, системы не было, и быть не могло при общей розни среди исполнительной власти и при отсутствии законодательной работы и действительного контроля над работой министров»[48].
В этих условиях в резкую оппозицию к царизму перешли даже прежде лояльные ему политические силы, включая октябристов и умеренных националистов. В недрах IV Государственной думы возник т.н. «Прогрессивный блок», который выдвинул требование о создании ответственного пред Думой правительства и издания законов, смягчающих политический режим в стране. В ответ Николай II распорядился закрыть заседания IV Государственной думы. Получалось, что чем больше накалялась ситуация в стране, тем неуступчивее становилось царское окружение, само выбивая почву из-под ног.
Методически создавая вокруг себя политический вакуум, царская семья в самый решающий для себя момент оказалась в полной изоляции, утратила поддержку не только в армии, но даже среди собственной родни. Отсюда нереальными и запоздалыми оказались лихорадочные попытки царя в самый разгар февральских событий установить в стране военную диктатуру. Для этого не оказалось ни верных воинских частей, ни толковых исполнителей.
На примере Февральской революции 1917 года находит своё подтверждение тот факт, что именно революция является единственным средством продвижения страны вперёд, если упрямство и слепота правящей элиты создают заслон прогрессивному развитию страны. Подобно всем революциям прошлого явилась стихийным порывом масс, к которому только на его завершающей фазе присоединились политические организации. Парадокс этого события в том, что эту революцию никто не ожидал и не готовил из противостоящих царскому правительству сил. И хотя не было недостатка в целом ряде пророчеств о грядущих грозных событиях и со стороны ближайшей родни последнего российского императора, и со стороны представителей российской общественности, тем не менее, ни консерваторы, ни либералы, ни непримиримые революционеры не ожидали столь быстрой развязки. Уже стало хрестоматийным примером выступление самого ярого революционера В.И. Ленина на собрании молодых социалистов в швейцарском городе Цюрихе, причём за считанные месяцы до крушения монархии в России, где он высказал мысль, что мы старое поколение революционеров вряд ли доживём до грядущих битв мировой пролетарской революции.
Более того, многим в России тогда, в начале 1917 года, казалось, что самое худшее для России осталось уже позади. Улучшилось материальное обеспечение войск, к чему приложили свою руку земские деятели и думские депутаты, объединённые в неправительственных хозяйственных ассоциациях. Политическая активность либеральной оппозиции тоже фактически сошла на нет. Видя упорное нежелание царя идти на какие-либо уступки, либералы из «Прогрессивного блока» безропотно ожидали объявления выборов в новую V Государственную думу, ибо IV Дума была фактически распущена царём 16 декабря 1917 года. Никаких активных действий против существующего строя оппозиция не планировала. Исчез даже такой раздражающий общество фактор, как влияние Г.Е. Распутина при императорском дворе. Группа заговорщиков из высшего света при участии В.М. Пуришкевича организовала убийство «святого старца», чтобы спасти царскую семью от окончательной дискредитации. Убийство фаворита убедило царя и царицу, что они окружены врагами, что ещё больше способствовало их изоляции и отчуждению даже от своей ближайшей родни, что не могло не сказаться на понимании ими окружающей обстановки и привело к утрате контроля над страной.
Лучшим выходом для России в тот исторический момент лидеры кадетов и октябристов, ввиду явной недееспособности правительства, сочли верхушечный переворот. Предполагалось при поддержке генералитета, опираясь на верные воинские части, блокировать царский эшелон и принудить Николая II отречься от престола в пользу его брата Михаила Александровича, который отличался прогрессивными взглядами и пользовался доверием у либеральной общественности. Относительно осуществимости этого плана, главный заговорщик, лидер октябристов А.И. Гучков, впоследствии признал, что заговорщиками слишком много было сделано для того, чтобы угодить на виселицу, но очень мало, чтобы рассчитывать на успех.
Как помним, события произошли совсем иначе, чем полагали лидеры думской оппозиции, главным инициатором и проводником этих событий стали не они, а, как отметил известный монархист и националист В.И. Шульгин: «Его величество, русский народ». События нарастали быстро, как снежный ком. 23 февраля 1917 года возмутилась хлебная очередь в Петрограде. Затем волнения охватили весь город, вместе с военным гарнизоном. В полночь 2 марта 1917 года Николай II после отказа армии поддержать его в столь трудный момент отрёкся от престола в пользу своего брата Михаила. Однако тот, опасаясь за личную безопасность, уже на другой день заявил о передаче всей полноты власти Временному правительству. Получается сплошная мистика. С Михаила Романовская династия началась, Михаилом она и закончилась. В Ипатьевском монастыре нашли первого царя из династии Романовых, а в доме инженера Ипатьева окончила своё земное бытие семья последнего императора из этой династии.
После отречения Николая II ответственность за судьбу страны взял на себя Временный комитет Государственной думы, оперативно создавший Временное правительство, пользующегося доверием стихийно созданных Советов рабочих и солдатских депутатов, которым принадлежала тогда реальная власть в Петрограде и в других крупных городах страны. Так произошла подлинно народная революция, которую никто не ждал и не готовил, несмотря на все пророчества поэтов и политиков. В первые дни Февральской революции мало кто понимал, что настоящие испытания для страны и её народа только начинаются. Всеми овладела эйфория чувств, настоящее опьянение от свободы, когда, казалось, что все беды, терзавшие Россию при старой власти, будут решены в одночасье.