Цены потребительской корзины; (2) ее эквивалента в заработной плате каменщиков 1 страница

Год	(1)	(2)

Источник: Phelps Brown E.N., Hopkins S.V. // Economica. No 92. Nov.1956. N.s. Vol.XXIII.

Очевидно, что спустя сто лет после восшествия на престол Генриха VIII средние цены на основные продукты потребления выросли на 488%. Индекс цен держался на уровне 100 до 1513 г., когда он вырос до 120. К 1530 г. он постепенно вырос до 169, а следующий пик – 231 – был достигнут к 1547 г., году смерти Генриха VIII. В 1555 г. индекс поднялся до 270; два года спустя он подскочил до 409, хотя отчасти виной тому были отложенные последствия снижения ценности денег («порча монеты»), имевшего место при Генрихе VIII и Эдуарде VI. При восшествии на престол Елизаветы I индекс вернулся к среднему положению – 230. Позднее он вновь стал расти, хотя и постепенно: 300 в 1570 г., 342 в 1580 г. и 395 в 1590 г. Однако в конце 90-х годов урожаи были исключительно плохими, сочетаясь с локальными эпидемиями и голодом: индекс в 1595 г. составлял 515, в 1598 г. – 685, и только в 1600 г. он вернулся к 459.

Индекс, выраженный в заработной плате каменщиков, дает столь же отрезвляющую картину трудностей, с которыми люди сталкивались в повседневной жизни тюдоровского времени. В период между 1510 и 1530 гг. произошло резкое падение покупательной способности заработной платы, упавшей за двадцать лет почти на 40%. Индекс вновь упал в 50-х годах, но в следующее десятилетие вырос, вернувшись к эквиваленту двух третей его ценности в 1510 г. За исключением 1586-1587 гг., он оставался более или менее стабильным вплоть до 90-х годов, когда он упал до 39 в 1595 г. и 29 в 1597 г. После смерти королевы в 1603 г. он вернулся к цифре 45, и это означало, что реальная заработная плата с 1500 г. сократилась на 57%.

Эта разнородная информация устанавливает основополагающий факт относительно эпохи Тюдоров. Если сопоставить кривую роста английского населения (в процентах) в ХVI в. с индексом покупательной способности каменщиков за тот же период, сразу становится очевидным, что две эти линии развития противоположны друг другу и соизмеримы. Уровень жизни падал вместе с ростом населения; его повышение началось, когда рост населения замедлился и прекратился в 1556-1560 гг. Затем уровень жизни вновь постепенно понижался, вплоть до того момента, когда господствовавшее раньше соотношение было уничтожено бедствиями 1586-1587 и 1594-1598 гг., хотя ускорявшийся рост рынка труда после 1570 г. тоже должен был оказать негативное воздействие.

Другими словами, не политика правительства, не предприниматели-капиталисты, не импорт американского серебра в Европу, не ускоренная циркуляция денег, даже не снижение ценности денег («порча монеты»), но демографические тенденции стали ключевым фактором, предопределившим уровень благосостояния Британских островов в XVI в. Военные расходы английского правительства, огромные долги и «порча монеты», безусловно, усиливали инфляцию и безработицу. Однако основные факты общественной жизни при Тюдорах были связаны с ростом населения.

С точки зрения этой основополагающей истины величайшим достижением тюдоровской Англии была ее способность прокормить себя. Крупного продовольственного кризиса национального масштаба удалось избежать. Мальтус, написавший свое историческое «Рассуждение о принципах народонаселения» в 1798 г., выделил позитивное и превентивное сдерживание [роста населения] как традиционные средства, при помощи которых сохраняется баланс между численностью населения и имеющимися ресурсами продовольствия. Превентивное сдерживание включает в себя снижение фертильности, контрацепцию и более редкие и поздние браки; к позитивному относятся высокая смертность и резкое прекращение роста населения. Фертильность в Англии и в самом деле снизилась в конце и в середине столетия, а также в 1566-1571 гг. В правление Елизаветы I больше населения, чем прежде, не вступило в брак. Плохие урожаи 1481-1483,1519-1521,1527-1539, 1544-1545,1549-1551,1554-1556, 1586-1587 и 1594-1597 гг. привели к локальному голоду и росту смертности, причем самые серьезные недороды зерновых имели место в 1555-1556 и 1596-1597 гг. На деле, поскольку последствия плохого урожая в какой-то определенный год сказывались до тех пор, пока не собирали следующий хороший или удовлетворительный урожай, самые страшные периоды роста смертности пришлись на 1555-1557 и 1596-1598 гг. Однако, какими бы тяжелый ни были последствия голода и болезней в затронутых бедствиями районах, особенно в 90-х годах в городах, позитивное сдерживание в виде роста смертности в национальном масштабе не проявилось, возможно за исключением кризиса 1555-1558 гг. Так что вдобавок к прочим своим трудностям правительство Марии Тюдор столкнулось с самой высокой смертностью со времени эпидемий чумы: население Англии сократилось на 200 тыс. человек, или на 6%. Но в силу того что некоторые регионы оказались почти не затронутыми, этот период нельзя считать национальным кризисом по географическому принципу. Кроме того, рост населения прервался лишь ненадолго. В самом деле, хронология, интенсивность и ограниченный географический ареал голода в XVI в. указывают на то, что подобные кризисы в Англии со временем смягчались, а не ухудшались, и «черная смерть» уносила меньше жизней, чем раньше, пропорционально росту населения. В сельской местности не было кризисов на протяжении двух третей правления Елизаветы, и сельское население все увеличивалось. Когда в городах рождаемость сильно превышала смертность, этот избыток увеличивал число людей в деревне и компенсировал потери городов в результате миграции.

Итак, существует много доводов в пользу оптимистического взгляда на тюдоровскую эпоху. XVI век стал эпохой рождения доиндустриальной политической экономии Британии – постепенно формирующегося баланса населения и ресурсов, экономики и политики, амбиций и рациональности. Англия рассталась с ориентированной на бедствия структурой Средневековья ради перспективы сохранения естественного баланса. Прогресс имел свою цену, которую неизбежно платили слабые, а использовали сильные. Однако тирания индекса цен не была вездесущей. Заработная плата сельскохозяйственных работников упала не так сильно, как у каменщиков, а некоторые привилегированные группы работников, такие, как шахтеры из Мендипа, даже немного увеличили свой реальный доход. Наиболее очевидно в выигрыше от системы, гарантировавшей фиксированные затраты и рост продажной цены, оказались землевладельцы, фермеры-предприниматели и те, кто инвестировал в недвижимость, – ведь именно в тюдоровский период знать, дворянство и купечество в равной мере признали долговечность вложений в землю. Однако большинство семей работников не полностью зависели от заработной платы как единственного средства пропитания. Распространены были работа в разных местах, мелкое предпринимательство и домашнее ремесло, особенно в сельской местности; горожане выращивали овощи, разводили скот и варили пиво, за исключением пределов Лондона. Работники, которых нанимали большие домашние хозяйства, вдобавок к деньгам получали мясо и напитки, хотя эта традиционная практика постепенно сошла на нет к 90-м годам XVI столетия,

Наконец, у нас нет свидетельств того, что бродяжничество или городское население вне Лондона росло быстрее, чем население страны в целом. Обычно считалось, что городское население Англии выросло с 6,2% всего населения страны в 1520 г. до 8,4% к концу столетия. Тем не менее поразительный рост самого Лондона объясняет его перенаселенность, тогда как население крупных провинциальных городов – Нориджа, Бристоля, Ковентри и Йорка – выросло ненамного или оставалось стабильным в абсолютных показателях, а в пропорциональном отношении рост сдерживался сокращением населения.

Генрих VII

Хотя восхождение новой династии было отмечено сохранением экономического равновесия, поиск политической стабильности в конце XV в. оставался первостепенно важным для будущего прогресса. Никто теперь не считает, что более чем тридцатилетние внутренние потрясения, известные как Война Алой и Белой розы, оказались чем-то большим, нежели временным нарушением нормальной жизни нации, или что победа Генриха VІІ при Босуорте (22 августа 1485 г.) имела своими причинами что-то еще помимо простой удачи. И в самом деле, Босуорт оказался решающим сражением только потому, что Ричард III, а также многие члены его свиты и сторонники были убиты; потому, что Ричард до того сам устранил других соперников Генриха VІІ с более предпочтительными правами; и потому, что Генрих дальновидно провозгласил себя королем накануне сражения, что превращало выживших сторонников Ричарда в изменников. Женившись на Елизавете Йоркской, дочери Эдуарда IV, Генрих VII предоставил своим сторонникам-йоркистам, присоединившимся к нему против Ричарда с самого начала, утешительный приз. А последовавшие за этим рождения Артура (1486), Маргариты (1489), Генриха (1491) и Марии (1496) обеспечили «союз двух благородных и славных семейств Ланкастеров и Йорков», который восхвалял тюдоровский хронист Эдуард Холл; отзвук его пышных фраз слышится у Шекспира.

Однако необходимость в стабильности подразумевала нечто гораздо большее, нежели восхождение на престол и брак Генриха VІІ. Победитель при Босуорте смог основать новую династию; оставалось понять, сможет ли он создать новую монархию. Главным требованием было поднять английскую корону, как прежде, над аристократическими группировками. Король должен был не просто царствовать – он должен был править. Слишком долго король Англии был не «королем и императором», а «первым среди равных» . Война Роз не нанесла серьезного долговременного ущерба сельскому хозяйству, торговле и ремеслу, однако подорвала доверие к монархии как институту: король, казалось, не желал или был не способен защитить права всех своих подданных. В частности, королевское правительство перестало быть политически нейтральным, и отдельные личности все чаще манипулировали им как орудием какой-то фракции. Все составляющие системы, особенно система правосудия, были пронизаны семейными связями, соперничеством аристократов, фаворитизмом и сетью личных отношений.

Отдавая должное Эдуарду IV, который, как считал сэр Томас Мор, оставил свое королевство «в спокойствии и процветании», нужно отметить, что при нем восстановительная работа уже началась. Эдуард не достиг значительного прогресса прежде всего из-за своей чрезмерной щедрости, спорного брака с Елизаветой Вудвилл и едва сдерживаемой склонности к кутежу. Его ранняя смерть создала возможность для узурпации власти Ричардом III, главой крупной и необычайно могущественной группировки. Генрих VІІ, напротив, был решительным и трудолюбивым, проницательным и склонным к аскетизму, осторожным с деньгами – почти до жадности или даже алчности, как утверждали некоторые. Еще одним стратегическим преимуществом Генриха в его борьбе за стабильность было то, что успех при Босуорте расчистил перед ним дорогу, как это произошло с Вильгельмом Завоевателем в 1066 г., освободив его, хотя бы временно, от зависимости от какой-то одной группы или фракции. Естественно, Генриху постоянно приходилось заслуживать, укреплять и защищать свою независимость и безопасность, – непростая задача, потребовавшая для своего решения много лет. По сути, первый монарх из династии Тюдоров должен был специально соединять задачу восстановления монархии с защитой ее флангов от сверхактивных заговорщиков-йоркистов.

Из двух йоркистских самозванцев более экзотический Ламберт Симнел (граф Уорикский в 1487 г.) оказался и более опасным из-за ирландской поддержки; восстанию Перкина Уорбека (Ричарда Йоркского) в 90-х годах XV в. было легче противостоять, несмотря на помощь Шотландии. Симнела захватили при Стоуке (16 июня 1487 г.); его сторонников либо убили, либо даровали им прощение, а юного самозванца приняли в королевскую свиту в качестве слуги. Уорбек попал в руки Генриха VІІ в августе 1497 г.; вскоре он злоупотребил мягкостью короля и в 1499 г. был повешен. Его смерть стала предлогом для казни настоящего графа Уорикского. Но потребовалось еще семь лет, чтобы заключение в Тауэр Эдмунда де ла Пола, герцога Саффолкского, завершило защитные меры.

К тому времени стало очевидным, что, если Генриха VII и нельзя превозносить как изобретателя новых методов управления, он, тем не менее, весьма преуспел в исправлении старых. Пробным камнем его политики стало принуждение – принудительное выполнение политических и финансовых обязательств перед Короной, а также установление закона и порядка. Стремясь к восстановлению монархии, Тюдоры исходили из своей веры в то, что способности, верная служба и лояльность режиму должны быть основными причинами продвижения, назначений, королевских благодеяний и вознаграждения. Такие представления очевидно проявились в том, как Генрих VII использовал королевский патронат, и в его выборе министров и советников. Патронат был процессом, при помощи которого Корона вознаграждала своих чиновников и слуг, жалуя им посты, земли, пенсии, годовые ренты и другие доходы и являясь, таким образом, мощным средством политического управления. Все подданные, от знатных пэров до скромных рыцарей и джентри, соперничали друг с другом из-за своей доли в добыче: ни один дворянин не был слишком знатен, для того чтобы избежать участия в этой недостойной возне. Генрих VІІ постепенно видоизменил систему патроната, так чтобы она более реалистично отражала ограниченные ресурсы Короны, а затем принял меры относительно того, чтобы ценность пожалований, скрепленных большой печатью, полностью оправдывала себя с точки зрения окупаемости. Ресурсы монархии Тюдоров до роспуска монастырей и позднее, в последние годы царствования Елизаветы I, были относительно скромными. Генрих VII задал темп распределения королевских доходов для большей части XVI в.; и в самом деле, единственной опасностью, подстерегавшей тюдоровскую модель обращения с деньгами, была склонность к скаредности или излишней экономности. Уровень и количество пожалований могли настолько снизиться по отношению к ожиданиям подданных, что вызывали среди слуг и искателей раздражение, деморализацию и даже активное противодействие Короне.

Все министры Генриха VII были лично отобраны королем за их способности, усердие, проницательность и верность, – еще одна модель, которую почти всегда воспроизводили его потомки Тюдоры. Однако на первый взгляд кажется, что Рейнольд Брей, Ричард Эмпсон и Эдмунд Дадли занимали незначительные должности. Брей был канцлером герцогства Ланкастерского; вскоре после его смерти в 1503 г. его преемником стал Эмпсон. Дадли был «президентом Совета», что по сути подразумевало министра без портфеля. Но Брей и другие, подчиняясь королю, обладали авторитетом, намного превосходящим тот, что подобал им по статусу. Дело в том, что Генрих VІІ в течение удивительно короткого времени сумел создать сеть финансового и административного контроля, и соответствующие документы никогда не выходили из рук государя и немногих избранных, а методы работы были придуманы исключительно ими. Финансовая отчетность, эксплуатация недооцененных земельных ресурсов Короны наиболее современными способами, применявшимися землевладельцами-аристократами, сбор штрафов и повинностей и насильственные меры Генриха VІІ (сомнительная с моральной точки зрения, но, возможно, необходимая система принуждения политических оппонентов или даже явных сторонников к согласию дать финансовые гарантии хорошего поведения) – всеми этими важными делами занимался только король и его ближний круг. Такая система ничем не была обязана Парламенту; она зависела от Совета постольку, поскольку Брей и другие заседали в нем как наиболее доверенные советники монарха; но прежде всего она опиралась на самого короля, а его бдительность и внимание к деталям не знали себе равных. Ничто не ускользало от проницательного взгляда Генриха, а деньги не утекали из его хватких рук. Сохранившиеся книги Палаты, главные документы центра административной координации при Генрихе, подписаны, а значит, проверены (каждая страница и даже каждая запись) самим королем – лучшим предпринимателем из всех когда-либо сидевших на английском престоле.

Тем не менее тюдоровское управление было не только диктаторством, но и партнерством. В Англии не существовало полицейских сил и постоянной армии. Доходов постоянно не хватало для обеспечения растущих потребностей центральной бюрократии и покрытия военных расходов. Джеймс Харрингтон писал в своем трактате «Республика Океания», впервые опубликованном в 1656 г., что правительство может опираться либо на знать, либо на армию. Он был прав: за отсутствием постоянного ополчения Корона отчасти управляла при посредстве территориальных магнатов. Генриху VII и его преемникам удавалось в лучшем случае подчинить себе, в худшем – возглавить аристократические группировки, одновременно используя ресурсы пэров в соответствии с интересами Короны. Короче говоря, «слишком могущественные подданные», о существовании которых сожалел сэр Джин Фортескью в XV в. и Фрэнсис Бэкон в XVІІ в., были необходимы для управления страной. Ведь беспорядок вызывали не столько «слишком могущественные подданные», сколько «недостаточно могущественные короли». И Генрих VІІ, и Генрих VIII понимали это: оба укрощали знать, чтобы оседлать ее.

Здесь методы Генриха VІІ представляли собой оправданное сочетание кнута и пряника. В многочисленном и активном Королевском Совете первый из Тюдоров проводил совещания так, что они попеременно заставляли знать то скучать, то участвовать в его работе. До реформы Совета, осуществленной Генрихом VIII в 1536 г., все титулованные дворяне могли быть его членами, и их политическая идентичность зависела от периодического посещения его заседаний. В Вестминстере Совет собирался в Звездной палате (букв. camera stellata, потому что голубой потолок зала был украшен звездами из листового золота), которая стала местом заседаний как работающего Совета, так и суда. Вне парламентской сессии Звездная палата вплоть до падения Вулси в 1529 г. была главным местом встреч Короны, министров И знати, а при Генрихе VІІ здесь обсуждали вопросы внутренней безопасности, обороны и внешние дела, что по необходимости требовало поддержки магнатов, отвечавших также за сбор ополчений в графствах и являвшихся командирами армии. При Генрихе VІІ Совет никогда не обсуждал фискальные вопросы и принудительные меры, поскольку эти дела постоянно находились в руках министров и тех, кто принадлежал к двум судебным ведомствам, известным как Совет правоведов и Суд аудита при Королевском Совете. Однако, сделав участие в работе Совета частью статуса магната, Генрих VІІ приблизился к тому, чтобы устранить угрозу враждебности со стороны знати, вызывавшейся отсутствием коммуникации и изоляцией в политической пустыне.

Затем Генрих VІІ сделал решительную попытку передать командование замками и гарнизонами и, насколько возможно, надзор за военными делами членам королевской свиты и начинал прямую атаку на локальную власть магнатов на местах всякий раз, когда чувствовал, что этой властью пользуются вопреки королевским интересам, как он их понимал. Подобные атаки обычно принимали одну из двух форм: либо судебных преследований и штрафов за дурное управление, либо более суровых мер – объявления вне закона и конфискации имущества.

Например, Джорджа Невилла, лорда Бергенни, в 1507 г. судили в Суде королевской скамьи за то, что он содержал, по сути, незаконную армию. Он признал свою вину (так обычно поступали при Генрихе VII, потому что это обходилось дешевле) и был оштрафован на 70650 фунтов: цена (5 фунтов в месяц за человека), которую он должен был заплатить за то, что нанял на службу 471 человека сроком на 30 месяцев, с 10 июня 1504 г. по 10 декабря 1506 г. По всей видимости, «армия» Невилла состояла из 25 джентльменов, 4 клириков, 440 йоменов, одного сапожника и одного медника – Тюдоры все точно запиcывaли. В данном случае Генрих VII отнюдь не был против наемных отрядов как таковых; он ценил отряд Бергенни, вплоть до последнего кентского медника, тем более что Бергенни оплачивал счет. Несмотря на мирную внешнюю политику Генриха VII, Англия была тесно связана с европейскими делами, не говоря уже о постоянно меняющихся отношениях с Шотландией. Краткий брак принца Артура с Екатериной Арагонской в 1501 г. значительно поднял престиж Генриха VII в Европе, тогда как договор с Анной Бретонской обязал его в 1492 г. предпринять краткое вторжение во Францию. Англия, или, точнее, король Англии, практически не имела никакой армии, за исключением тех отрядов, что по требованию набирались в королевских доменах или же предоставлялись знатью. Поэтому в деле Бергенни, служившем примером и предостережением, особенно важным было то, что по рождению он был из Йорков и был замешан в неудачном восстании корнуолльцев в 1497 г.

Однако гораздо более суровой и эффективной мерой служила конфискация имущества. Акты объявления вне закона представляли собой парламентские статуты, провозглашавшие человека осужденным за государственную измену, его собственность конфискованной в пользу Короны, а его кровь «испорченной». Этот метод почти всегда подразумевал казнь жертвы, что не обязательно сопровождалось полной конфискацией ее земель. Большинство объявлений вне закона по традиции позднее отменялось в пользу наследников, но это не всегда подразумевало возвращение всей собственности. В правление Генриха VII вне закона было объявлено 138 человек, и 86 этих объявлений так никогда и не были отменены. При Генрихе VII были отменены только 46 таких объявлений, а при Генрихе VIII – шесть. Если сравнить эти цифры с данными по правлениям Генриха VI, Эдуарда IV и даже Ричарда III, то сопоставление окажется не в пользу первых, что отражает жесткость политики Тюдоров. Генрих VII осознал, что объявления вне закона не просто орудие фракции и династических интриг: их можно было использовать, чтобы смирить «слишком сильных» или враждебно настроенных магнатов и в то же самое время значительно увеличить власть и доходы Короны. Подобным же образом Генрих VIII после Благодатного паломничества (1536) и Елизавета I после Северного восстания (1569) использовали объявления вне закона, для того чтобы укрепить территориальное могущество Короны и искоренить сопротивление магнатов. Однако требовалась известная тонкость, чтобы последствия применения этого метода не оказались негативными. Слишком частое его применение и постоянный отказ отменить объявления вне закона в пользу наследников могли привести к недовольству пэров, чье сотрудничество с монархом оказалось бы под угрозой. Объявления вне закона могли также нанести серьезный ущерб, если они оставляли вакуум власти на определенной территории, как случилось в Восточной Англии, когда третий герцог Норфолкский был объявлен вне закона Генрихом VIII в 1547 г. Его объявление вне закона, отмененное Марией Тюдор в 1553 г., породило нестабильность, с которой Корона не смогла легко справиться, и проложило путь восстанию Кета в 1549 г.

Историки полагают, что в конце правления Генрих VII перестарался со своей политикой силы. В 1506 г. он поручил некоему Полидору Вергилию, приезжему сборщику папских налогов, написать историю Англии, и именно Полидор высказал мнение, что первый Тюдор после 1502 г. практиковал жесткие финансовые меры из алчности:

«Ибо он начал обращаться со своими людьми более сурово и жестоко, нежели это было в его обычае, для того (как он сам утверждал), чтобы удостовериться, что они полностью и совершенно пребывают в повиновении ему. Сами же подданные имели иное объяснение его делам, так как они считали, что страдают не за свои грехи, но из-за жадности своего монарха. Не вполне понятно, была ли жадность причиной с самого начала; однако впоследствии она стала очевидной».

Споры относительно алчности Генриха VII все еще продолжаются. Каким бы ни оказался их итог, доказаны три положения. Во-первых, Генрих VII использовал взимание штрафов-залогов на сумму от 100 до 10 тыс. фунтов, чтобы принудить своих подданных к тому, что он считал приемлемым поведением. Эти залоги предназначались для того, чтобы держать политически активную часть нации, и прежде всего знать, в зависимости от милости короля и иметь возможность обойти надлежащую процедуру общего права, в случае если жертвы совершат преступление. Если считалось, что кто-то совершил правонарушение, его просто преследовали за долг в соответствии с его залогом, а оспорить по суду природу или состав предполагаемого преступления было невозможно. Другими словами, Генрих VII использовал залоги, чтобы обойти закон, точно так же как Иоанн и Ричард II использовали незаполненные хартии в качестве инструмента тирании. Кроме того, Эмпсон и Дадли подкупали судей, чтобы те выносили вердикты в пользу Генриха VII на процессах о феодальных правах. Лучшим примером может служить дело о поместьях графа Уэстморлендского. В правление Генриха VIII пришлось провести расследование Королевского Совета, чтобы устранить злоупотребления. И наконец, Генрих VII торговал должностями, включая высшие судебные посты. Он дважды продал должность высшего судьи Суда общих тяжб, и за высокую цену. Он также продал должности королевского прокурора, хранителя свитков и спикера Палаты общин.

Генрих VIIІ

Восшествие на престол Генриха VIII в 1509 г. подданные приветствовали праздниками, танцами и всеобщим ликованием. Он унаследовал престол, едва достигнув восемнадцати лет, потому что его старший брат Артур умер в 1502 г. Под давлением своих советников, прежде всего душеприказчиков его отца, Генрих начал свое «триумфальное» правление, женившись на вдове покойного брата Екатерине Арагонской, – последствия этого брака оказались судьбоносными, если не революционными. Следующим шагом стала казнь Эмпсона и Дадли, которых бросили на растерзание волкам, чтобы завоевать популярность. Трюк сработал – никто не жаловался на то, что Совет не отменял последние из огромных залогов вплоть до начала 20-х годов XVI в. Однако Генрих VIII, проявив мстительность, показал, как собирался царствовать.

Характер Генриха VIII, безусловно, и восхищающий, и пугающий, а временами нездоровый. Его эгоизм, уверенность в собственной правоте и подозрительность были результатом фатального сочетания относительно способного, но определенно посредственного интеллекта и того, что выглядит подозрительно похожим на комплекс неполноценности. Генрих VII восстановил стабильность и укрепил власть короля, однако возможно, что его сын решил и дальше укреплять королевскую власть как из политических соображений, так и по причинам личного характера. В свое правление Генрих VIII прибавил к уже существовавшей «феодальной» «имперскую» концепцию королевской власти; он намеревался придать словам «король» и «император» значение, неслыханное со времен Римской империи. Ради этого он стремился к завоеваниям – повторению славных побед Эдуарда Черного Принца и Генриха V, обретению золотого руна, воплощавшегося во французской короне. По сути, Генрих желал возобновления Столетней войны, невзирая на успешную консолидацию территории Франции при Валуа и на смещение центра тяжести европейской политики в сторону Италии и Испании. Снова и снова усилия его более конструктивно настроенных советников оказывались тщетными из-за рыцарских мечтаний государя и из-за дорогостоящих войн, расточавших людей, деньги и ресурсы. Впрочем, если критика войны гуманистами: Колетом, Эразмом Роттердамским и Томасом Мором хорошо известна, не следует забывать и о том, что в эпоху Ренессанса «честь» защищали всеми средствами, вплоть до сражения. «Честь» была краеугольным камнем аристократической культуры; суверенные правители утверждали, что в отличие от своих подданных они не имеют «сеньоров», к которым можно обратиться с жалобами, поэтому у них нет другого выхода, кроме как принять «суждение» войны, если дипломатия не срабатывает. Кроме того, война была «спортом королей». Соревнуясь в династических и территориальных вопросах со своими континентальными собратьями, особенно с Франциском I, Генрих VIII признавал существовавшие условности и, что еще более очевидно, отвечал народным требованиям. Время его правления стало свидетелем самого дерзкого и масштабного вторжения во Францию со времен Генриха V. Однако лишь немногие из современников осознавали серьезные долговременные негативные последствия военных действий эпохи Ренессанса.

Оценка – это всегда pacстановка акцентов, но в том, что касается взаимосвязанных проблем теории монархии и жажды завоеваний, можно согласиться, что политика Генриха VIII оставалась последовательной на протяжении всего периода его правления; что Генрих сам направлял эту политику; что его министры и должностные лица имели свободу действий лишь в пределах определенных рамок в тех случаях, когда король был слишком занят, чтобы лично участвовать в государственных делах.

Первым министром Генриха VIII был кардинал Вулси, и на протяжении четырнадцати лет, пока этот гордый и способный прелат находился у власти (1515-1529), король несколько сдерживал свои порывы. В отличие от отца для Генриха что-то писать было делом «одновременно скучным и мучительным»; он предпочитал охоту, танцы, флирт и игру на лютне. В более «цивилизованные» периоды Генрих изучал богословие и астрономию; он мог разбудить сэра Томаса Мора посреди ночи ради того, чтобы они вместе посмотрели на звезды с крыши королевского дворца. Он сочинял песни, и слова одной из них – воплощение юношеских чувств Генриха VIII.