Quot;Южный край". И. А. Бодянский. Воспоминания о Ясной Поляне

...Лев Николаевич показался мне ниже ростом, чем я ожидал; спина его
сильно сгорблена, но как будто не от старости, а от лежавшей на ней большой
невидимой тяжести.
Поздоровавшись с доктором и г. Щербаком (*1*), Л. Н. подал мне руку. Я
назвал свою фамилию.
- Не может быть? - воскликнул Л. Н., как-то отскакивая, но потом извинился
и сказал: - Это просто на меня нашло затмение. Когда вы назвали свою
фамилию, я принял вас за вашего отца и, увидав молодое лицо, удивился.
Потом Л. Н. подошел к роялю и стал рассматривать разложенные подарки. Наша
папка, как видно, не понравилась Л. Н.
- А вот Касаткин (*2*) прислал копию своей картины, - сказал Л. Н.,
вынимая из большого конверта фотографию известной картины "Жена рабочего"
(оригинал этой картины находится в академии художеств и изображает худую
бледную женщину, сидящую с ребенком на заводском дворе).
- Мне она не нравится, - говорил Л. Н., - не поймешь, чего эта женщина
задумалась, больна ли она, болен ребенок или муж пьянствует? Что вы скажете,
господин художник?
Разговор перешел на искусство.
Потом Л. Н., взяв стакан чаю, ушел к себе, г. Щербак же направился в парк,
позвав и меня.
В этот же день за обедом я снова встретился с Л. Н. Он сидел в кресле, был
очень весел и сыпал каламбурами и анекдотами. После обеда Л. Н. куда-то
исчез, и мы его опять увидели только за чаем на балконе. После чая все
расположились у круглого стола в углу залы.
Я не помню хорошо разговора, который велся, но помню, что в конце
заговорили об искусстве, и я сказал такую фразу:
- Не находите ли вы, Л. Н., что искусство является у нас предметом
роскоши?
Л. Н. согласился с этим и почему-то быстро ушел к себе в комнату.
Через некоторое время я услыхал голос Л. Н., спрашивающего меня. Я
поднялся с дивана, но он, увидав меня, подошел и сел рядом в кресло.
- Я согласен, - сказал он, - что искусство в настоящее время является
предметом роскоши, но вы, художники, можете все ж таки принести громадную
пользу именно иллюстрациями. Иллюстрации доступны всем, и в этом их
громадное достоинство.
К ужину приехала Мария Львовна с мужем, и разговор стал общим. В это же
время была получена масса телеграмм, и, прежде чем сесть за ужин, графиня
стала читать их вслух. Многие телеграммы были написаны напыщенным слогом и
почти целиком из всевозможных прилагательных, выслушав которые Л. Н. сказал
только одну фразу: "Кадилом да по носу" - и попросил дать знать на почту,
чтоб телеграммы не пересылались, а задерживались. После ужина мы стали
прощаться, и Л. Н., обращаясь к Щербаку, откровенно сказал:
"Я вас не оставляю ночевать, так как мы ждем много гостей и вас, пожалуй,
негде будет положить". Потом обратился ко мне: "Передайте привет Репину и
спросите, почему он давно не был здесь".
Приехав в Петербург, я принялся за портрет-офорт Л. Н. по фотографиям,
сделанным мною. Приблизительно через год гравюра была готова и, вставив один
экземпляр в раму, я его послал в Ясную Поляну с письмом к графине, где
вспоминал о Л. Н. и Ясной Поляне. В ответ мною получено было приглашение
бывать в Ясной Поляне. <...>
Приехал я 15 сентября 1904 года (*3*) рано утром; графиня вышла только к
12 часам. Перед ее выходом я успел вынуть из чемодана фотографии, сделанные
моим знакомым. Фотографии были стереоскопические и изображали проводы
запасных на войну по железной дороге.
Сцены были сняты действительно потрясающие. Тут была и молодая женщина в
истерике, и народ, бежавший за поездом. Я попросил передать их Л. Н. Вскоре
Л. Н. вышел со стереоскопом ко мне. Фотографии на него подействовали очень
сильно.
- Это не фантазия художника, - говорил Л. Н., - это натура, и так сильно
еще ни один художник не передавал, а вот взгляните, какой славный мужик
стоит. - И тут у Льва Николаевича) в голосе прозвучал рыдающий звук. - Вот
где ужас войны передан. Посмотрите, - обратился Л. Н. к убирающему со стола
лакею (женской прислуги я в Ясной Поляне почти не видал) и, давая
стереоскоп, добавил: - Двигайте здесь, пока отчетливо не увидите все
изображение.
Насколько мне помнится, Л. Н. не садился в этот день за работу, хотя и
ушел к себе, а С. А. говорила, что никак не ожидала того сильного
впечатления, которое произвели фотографии.
За завтраком графиня сама разливала бульон, но когда я заявил, что я
вегетарианец, то Л. Н., взяв тарелку, налил мне своего вегетарианского супу.
Этим, думаю, он невольно выразил сочувствие вегетарианству.
После обеда приехал от больной дочери Л. Н., Марии Львовны, доктор Душан
Петрович, и Лев Николаевич удалился с ним и долго беседовал. Вечером Л. Н.
не показывался. Вся компания собралась у круглого стола. Графиня шила
детские одеяла.
После ужина Л. Н. вынес брошюрку, сказав мне:
- Вот, прочтите одну из моих последних брошюр. Она прислана издателем ее,
Чертковым, из Англии, у меня имеется только один ее экземпляр.
Это была брошюра "Единое на потребу" (*4*). Сидя в углу, я прочел ее и...
решил не пускать в свет свою статью.
На другой день, после завтрака, когда Л. Н. уехал верхом, С. А. показывая
мне портреты Л. Н. работы Репина, Крамского и Серова, заметила, что хороших
портретов Л. Н. очень мало и великолепен только портрет, написанный Репиным.
К обеду приехали Илья Львович и несколько знакомых Л. Н. Разговор был
отвлеченный и общий. После обеда Л. Н. стал меня расспрашивать о моей жизни
и о том, что я работаю. Я ответил, что пишу большую историческую картину.
- Зачем историческую? - спросил Л. Н. с видимым огорчением. - Какой смысл?
- Я нахожу это красивым, - и, главным образом, поэтому пишу ее. А вы не
против красоты?.. - спросил я Л. Н.
- Нет, нет, - живо ответил Л. Н., - красота должна существовать в
искусстве.
Потом Л. Н. пригласил меня в свою комнату. Вообще обстановка
яснополянского дома не богата, и такую обстановку всегда можно увидеть в
любом помещичьем доме средней руки, но обстановка комнаты Л. Н. совсем
скромна: небольшой письменный стол, полки с книгами, на стене Сикстинская
Мадонна и фотографии с картин; посреди комнаты кровать, и больше ничего
бросающегося в глаза.
- Вот, взгляните, как вам нравится этот художник, - спросил Л. Н.,
указывая на фотографии с картин Орловского (*5*). - Я очень люблю этого
художника. Он вышел из крестьянской среды, очень любит ее, знает ее жизнь и
пишет только из ее быта.
После чая Л. Н. ушел к себе. <...>

Комментарии

И. А. Бодянский. Воспоминания о Ясной Поляне. - Южный край, 1908.
Иллюстрированное прибавление к No 9472 от 28 августа.
Иван Александрович Бодянский, художник-гравер, сын единомышленника
Толстого помещика А. М. Бодянского (1842-1916), заплатившего пятилетней
ссылкой за верность своим взглядам.
Впервые И. А. Бодянский был у Толстого в последних числах августа 1903 г.,
в дни его 76-летнего юбилея. Второй раз - 16 сентября 1905 г.

1* Бодянский приехал в Ясную Поляну в компании Антона Петровича Щербака
(Щербакова, 1863-1936), крестьянского деятеля, уроженца Харьковской
губернии; доктор - Д. В. Никитин.
2* Художник Николай Алексеевич Касаткин (1859-1980) незадолго до этого, 2
августа 1903 г., посетил Толстого и услышал от него о своем творчестве
"много ...неприятного", (Гольденвейзер А. В. Вблизи Толстого. М., 1969, с.
135).
3* Ошибка: по-видимому, 15 сентября 1905 г.
4* Брошюра "Единое на потребу" вышла в свет в Лондоне в издательстве
"Свободное слово" в августе 1905 г.
5* Ошибка; речь идет о Н. В. Орлове.