Модернизация второй половины XIX в.

Реформы Александра II, предполагавшие углубленный, по сравнению с Петровской, вариант модернизации, преследовали цель обеспечить единство общества на европейской основе. Отмена крепостного права в 1861 г. оздоровила общественные отношения. Реформы способствовали введению элементов разделения властей. Судебная ветвь власти стала независимой, что означало некоторое ограничение самодержавия. Введение выборного местного самоуправления (земства, городские думы) не корпоративного, а гражданского типа, означало некоторую децентрализацию власти. Появились зачатки гражданского общества, началось формирование предпосылок для многопартийности.

Серьезные изменения произошли в духовно-идеологической сфере. В условиях модернизации значение идеологии как системы гражданских ценностей возрастало, но одновременно все больше выявлялось несоответствие православия как идеологии задачам более глубокой модернизации. Православное духовенство представляло собой многочисленную сословную корпорацию. Во второй половинеXIX в. насчитывалось 41 270 приходов православной церкви со 125 тыс. священников. С семьями это составляло более 0,5 млн чел. Число монахов было невелико – 92 123 чел. В высшую церковную иерархию входили около 150 чел.

Духовное сословие до второй половины XIX в. было закрытым. Дети священнослужителей не имели права поступать на гражданскую службу и автоматически зачислялись в духовное сословие, приход переходил от отца к сыну или дочери (точнее, к мужу дочери). Закон 1869 г. изменил это положение. Дети священнослужителей получили право выбирать профессию и сферу деятельности. С другой стороны, любой православный по убеждению и добровольному выбору при условии признания необходимых качеств со стороны церковной организации мог стать священнослужителем. Таким образом, духовенство поте- ряло многие сословные признаки, приблизившись по характеристикам к особой профессиональной группе. Дети духовных лиц пополнили отряд разночинной интеллигенции, работавшей в сфере образования, медицины, науки, в государственных и зем­ских органах.

Сфера влияния православной церкви во второй половине XIX в. сужается, размывается протестантскими, сектантскими и атеистическими идеями. В пореформенной России получает распространение баптизм – одно из направлений западного протестантизма. Первоначально он появился в Причерноморье и правобережной Украине, на Кавказе. К 1891 г. учение бапти­стов было распространено уже более чем в 30 губерниях. В ос­новном баптистами становились зажиточные слои деревни, мелкие и средние собственники. «Религия должна быть в сердце, до внешних видов религии нам дела нет, – так проповедовали баптисты, призывая к духовной свободе, – благодать дарова­на всякому верующему». В соответствии с российскими закона­ми баптисты пользовались правом иметь своих наставников и исповедовать свое вероучение. Они обладали значительными средствами, посылали своих представителей учиться на Запад, в частности в Гамбургскую баптистскую семинарию. Был создан Всероссийский баптистский союз, который вошел во Всемир­ный союз баптистов. У руководства баптистскими организа­циями стояли в основном предприниматели – Мазаевы, Балихины, Смирновы и др. В политическом плане российские бапти­сты симпатизировали либералам. Однако распространение бап­тизма не было широким, поскольку для этого не было условий: собственников было мало. По неполным данным, в 1910 г. в России было 37 тыс. баптистов, в 1917 г. – свыше 100.

Об ослаблении влияния православия свидетельствовал и «ренессанс» старообрядчества в пореформенной России. Старо­обрядцы, находясь за пределами официальной, огосударствленной православной церкви, существовали полулегально и выну­ждены были приспосабливаться к меняющимся условиям. С од­ной стороны, они выступали хранителями древних традиций православного благочестия, а с другой – активно вписывались в рыночную экономику. Старообрядчество (поповское и беспо­повское направления) превратилось в своеобразную форму пра­вославного протестантизма. По источникам, крестьяне Твер­ской губернии целыми тысячами переходили в раскол (1865 г.). В 1879 г. пожелали перейти в раскол 8 тыс. чел. из Пермской и Оренбургской губерний. Наиболее активно расширялось беспоповское направление в старообрядчестве, которое имело яркие черты православного протестантизма. В 1912 г. в России было 1,2 млн беспоповцев. Старообрядческие общины в крупных городах линяли немалые капиталы. Из них вышли такие известные предприниматели, как Гучковы, Рябушинские, Прохоровы, Морозовы и «Старая вера» с ее аскетизмом, взаимовыручкой, доверием оказал мощной поддержкой в становлении русского предпринимательства. В 1883 г. было дозволено свободное отправление старообрядческого культа. Русский протестантизм обрел почти полные права (некоторые ограничения сохранялись: запрет на крестные ходы, колокольный звон и др.), но имел существенные отличия от западного. Если западный протестантизм ориентировал на индивидуализм и активную индивидуальную деятельность, то русский исповедовал коллективизм, общинные нормы и правила жизни. Для старообрядческих общин была также характерна замкнутость, закрытость, следование древним религиозным обычаям в повседневной жизни. Все живущие за пределами общины считались принадлежащими к миру Антихриста. Войти в число раскольников можно было только приняв новое крещение.

Поскольку православие играло идеологическую роль, государство заботилось об утверждении и сохранении православных идеалов. В светской школе (училища, гимназии, лицеи) изучение Закона Божия (Библии) было обязательным. В высших учебных заведениях обязательным для студентов православного вероисповедания был курс основного богословия. К тому же власти, обеспокоенные распространением западных протестантских учений, приняли ограничительные меры. В 1894 г, Министерство внутренних дел признало баптизм «сектой, особенно вредной в церковном и общественно-государственной отношениях». Правительство и православное духовенство вело борьбу с протестантизмом, баптисты преследовались. В 1900 г лицам русского происхождения было запрещено именоваться баптистами. Только в 1904 г. с раскольников были сняты всеограничения, они были уравнены в правах с католиками и лютеранами. Между тем русский протестантизм не противоречил тезису «Православие, самодержавие, народность». Однако, несмотря на принимаемые меры, духовная жизнь в православной церкви слабела. Промышленный переворот и начавшаяся затем индустриализация утверждали среди населения в городах атеизм (безбожие).

Гражданское самосознание в русском обществе формирова­лось в условиях реального идеологического плюрализма. Госу­дарственная православная идеология сохраняла господствую­щие позиции, но сфера ее сужалась, она стала основой консер­ватизма, охранительства. Консерваторы отстаивали ценности почвенной культуры, выступали против европеизации России, за сохранение самодержавия и корпоративной структуры обще­ства. Они были привержены принципам великорусского нацио­нализма и отстаивали государственное устройство, основанное на доминировании русских. Дальнейшее движение вперед на основе православной идеологии было невозможно, она стала символом консерватизма, а не модернизации. Ортодоксально христианская окраска государственной идеологии отталкивала нехристианские народы, численность которых возросла, и они все ощутимее втягивались в процесс модернизации.

Какие другие идеологии в зародыше зрели в русском обще­стве и что они предлагали с точки зрения модернизации? На­родничество выступало за особый, отличный от Запада путь прогрессивного развития России. Народники считали, что рус­ская община является ячейкой «аграрного и естественного ком­мунизма». Ликвидация самодержавия путем революции, установле­ние социального и экономического равенства, общинное землевла­дение в сочетании со свободным трудом крестьян, по их мнению, Должны были обеспечить быстрый общественный прогресс. Теоре­тики народничества разрабатывали пути перехода к общинному со­циализму, считали оправданным применение для этой цели разру­шительных, насильственных методов — революции, террора. Мо-дернизаторская идеология народников носила светский характер, но опиралась на традиции почвы, коллективизма и общинности и в си­лу этого, потенциально, могла иметь широкую социальную базу в русском обществе. Однако она не могла обеспечить движение России по пути модернизации, корпоративность замедляет раз­витие. Как уже отмечалось, при корпоративной (общинной) структуре демократия может существовать только на уровне низовых ячеек, а в целом для обеспечения единства общества требуется мощная централизованная система власти.

С ростом западного уклада уже в первой половине XIX to получили развитие либеральные идеи.Либерализм укрепился в процессе реформ и воспринимался в обществе как западниче­ская идеология. Либералы ставили своей целью мирное, путем реформ преобразование России в соответствии с европейским» образцами. Основные положения либеральных доктрин сводились к следующему: рыночная экономика со свободой предпринимательства и частной инициативы (капитализм), права и свободы индивидуальной личности, светский характер общества, по­литический плюрализм, всеобщее избирательное право, консти­туционная монархия с парламентом (некоторыми допускалась республика) и предельно ограниченной властью монарха, право­вое государство и режим законности. Подобные идеи могли иметь ценность для части интеллигенции, а также частных соб­ственников, связанных с рынком. Однако таковых в России бы­ло очень мало. Большинство населения было связано с корпо­ративными структурами, коллективизмом и имела скудный средства к существованию. Либеральная идеология не могла быть привлекательной для всех, и ее перспективы обретали ре­альные очертания только при значительном расширении числа собственников.

Западный уклад в 80-е гг. XIX в. породил еще одну идеоло­гию, которая отражала присущие ему противоречия, —рабочий, марксистский социализм. Русские марксисты отвергали как почвенные, так и либеральные ценности, предлагали осуще­ствить модернизацию России, уничтожив самодержавие и за­падный уклад путем социалистической революции, предполагали развитие на принципах индустриального коллективизма без рынка, частной собственности и связанного с ними деления об­щества на классы. Обратите внимание, марксистская доктрина позволяла соединить традиционный для России коллективизм с идеями индустриального прогресса, так необходимого для дви­жения вперед. В силу этого марксизм оказал сильное влияние на русскую общественно-политическую мысль, включая либералов и народников. Однако, несмотря на ярко выраженный модернизаторский характер этой идеологии, в реальности она не могла обес­печить движение к свободе, демократии, равенству. Марксисты предлагали заменить общинную структуру производственными корпорациями (технократический вариант корпоративности), что неизбежно вело к возникновению жесткой системы власти и замед­ленному развитию. Поскольку фабрично-заводской пролетариат был малочисленным в масштабах страны, марксистская доктрина в чистом виде не могла найти широкую поддержку в обществе.

Социальное устройство. Корпоративная структура общества со­хранялась в период модернизации во второй половине XIX в., но в ней происходили су­щественные изменения. Высшим слоем в социальной иерархии го­сударства продолжало оставаться дворянство. Однако позиции его слабели и в госаппарате, и в слое собственников. В результате кре­стьянской реформы земельная собственность дворян во второй по­ловине XIX в. сократилась приблизительно на 30%³⁰. Не имевшее ни свободных средств, ни навыков для ведения рыночного хозяйства, дворянство беднело, разорялось. На госслужбе дворянство сохраня­ло ведущие позиции лишь в армии и флоте. К концу XIX в. родовое дворянство составляло 51,2% офицерского корпуса и 30,7% общей численности классных чиновников. Всего на государственной служ­бе было занято около ¼ численности дворянства.

Часть дворянства сумела вписаться в новые условия ради­кальной модернизации и занималась предпринимательской дея­тельностью, овладевала профессиями интеллектуального труда (писатели, художники, адвокаты, врачи и т.д.). В начале XX в. дворянам принадлежало свыше 2 тыс. крупных промышленных предприятий, они занимали около 1200 должностей в правлени­ях и советах акционерных компаний, многие стали владельцами ценных бумаг, недвижимости. Значительная часть пополнила ряды владельцев небольших торгово-промышленных заведений. Таким образом, под влиянием модернизации Александра II дворянство расслаивалось, в его среде появились предпринима­тельские группы, группы рантье, группы интеллектуальных профессий и т.д. Их социальное положение определялось уже не только и не столько принадлежностью к дворянству, сколько местом в деловой, интеллектуальной или политической сфере.

Казачество как корпоративный слой сохранялось как бы в за­консервированном виде. Однако внутри этого слоя также происхо­дили изменения. К 1917 г. в России насчитывалось 4,5 млн казаков. Казачеству принадлежало 65 млн. десятин земли. Причем только 5,2% этой земли находилось в частном владении, а подавляющая ее часть принадлежала общинам, являлась коллективной собственностью. Казачья община была крепкой, зажиточной, что особенно вы­делялось на фоне нищающей крестьянской общины. Казаки вели рыночное хозяйство, использовали наемный труд (неказаков), де­монстрируя российский вариант коллективного капитализма.

Модернизация Александра II не затронула главной корпора­тивной структуры русского общества – крестьянской общины, но существенно изменила положение крестьянства. Удельные, госу­дарственные и бывшие помещичьи крестьяне получили землю в общинную собственность. Тем самым был существенно расширен сектор корпоративных собственников. Это означало некоторое временное ослабление госсектора. Уже при Александре III госсек­тор вновь значительно был расширен. Произошло огосударствле­ние железных дорог, в 1886 г. земли кочевников были объявлены государственной собственностью (они предоставлялись им в бес­срочное пользование). Таким образом, и в конце XIX в. в стране по-прежнему господствовала корпоративная (общинная) и государст­венная собственность, доля частной собственности была невелика.

На рубеже XIX – XX вв. наиболее многочисленным, состав­ляющим большую часть населения было общинное русское кре­стьянство. Община оказалась в трудном положении, она нища­ла. Земельный фонд, полученный общинами в соответствии с реформой, оставался неизменным, а число общинников росло (семьи крестьян были большими). Земля не могла прокормить общинников, земельные наделы становились все меньше, поя­вились безземельные (крестьяне были вынуждены отделять взрослых сыновей, не выделяя им земельного надела). Села во­круг промышленных городов называли «бабьим царством». Молодые мужчины уходили в город, оставаясь членами общи­ны лишь формально (отходничество). Часто такие мужчины не появлялись в своей семье по несколько лет, имели гражданские семьи в городе. В этих условиях в общине и в семье возросла роль женщины, она стала более независимой и уверенной в себе. Одновременно на ее долю приходилась самая тяжелая работа (мужчины на селе – стар и мал). Деревни центральной России обезлюдели. Однако уровень жизни в семьях, где были отходники, был выше, чем в тех семьях, которые жили общинной жизнью.

Александровская модернизация более масштабно коснулась анклавов мусульманской цивили­зации. В Средней Азии у сартов и кочевников были введены выборные судьи. Суд шариата сохранился, но из его ведения были изъяты некоторые гражданские и уголовные дела. Утвержда­лось светское правовое регулирование жизни, более гуманное по сравнению с шариатом. Появились выборные волостные и аульные старшины (русская администрация их только утверждала). Это под­рывало традиционную для мусульманских районов корпоратив­ность на основе родовой или клановой общины. Хотя не надо пере­оценивать эти явления. Фактически волостными старшинами стано­вились те же вожди родов (в отличие от территориальной русской общины, которая строилась на принципах прямой демократии, ро­довая община имеет иную основу – власть старшего в роде). Нача­лось утверждение демократических традиций гражданского типа. В городах Туркестана появились выборные Думы как органы само­управления граждан. В Ташкенте (административном центре Турке­стана) в состав городской Думы в конце XIX в. входило 48 русских гласных и 24 из числа сартов. Русский анклав в Ташкенте был мно­гочисленным (воинские части, работники административных учре­ждений, предприниматели и т.д.), но все же русские не составляли большинства. Преобладание русских среди гласных Думы отражало их доминирующее положение в обществе, а также неразвитость тра­диций гражданского общества у сартов.

Русская светская культура, появившаяся в XVTII в., постепенно превращалась в мощный межнациональный транслятор. Произведения культуры, достижения, самобытные идеи разных народов че­рез русскую культуру, с помощью русского языка становились дос­тоянием миллионов, а затем транслировались и на мировой уро­вень. Обогащалась русская культура, и через нее к разным народам страны приходило многое из мирового и русского опыта. Каналов межцивилизационного обмена было немало. Общая экономика, общие территория и правовое пространство в рамках Российского государства создавали естественные стимулы для межнациональных контактов. Центрами межнационального общения стали города, число которых постоянно росло. Таким образом, в рамках государ­ства шел межцивилизационный диалог, взаимообмен. И роль русской культуры как транслятора в межцивилизационном обмене в полной мере еще предстоит оценить.

В мусульманские районы пришло светское образование в виде русской школы. Началось формирование светской культуры в этом анклаве, что представляло собой колоссальный исторический перелом, который начался раньше, чем в большинстве стран мусульманской цивилизации. Началось формирование национальной интеллигенции. Абай Кунанбаев (1845 – 1904) стал одним из первых представителей светской культуры у казахов, основопо­ложником светской письменной казахской литературы. Можно упомянуть и другого казахского просветителя Алтынсарина Ибрая (1842 – 1889). Окончив русскую школу в Оренбурге, он стал страстным поборником светского образования для казахов и мно­го сделал для реализации этой идеи. Этот список деятелей светской культуры в мусульманских районах, которые сформировались под влиянием русской светской культуры, можно продолжать и про­должать (М.Ф.Ахундов в Азербайджане, Ч.Ч.Валиханов в Казах­стане и др.). Светская русская школа открывала дорогу в универ­ситеты и другие высшие учебные заведения в России и за рубежом.

Светская культура создавала условия для формирования граж­данского самосознания и гражданского общества, включала в об­щероссийскую общественно-политическую жизнь, разрушая замк­нутость мусульманского анклава. Характерно, что получение свет­ского образования, знакомство с русскими и европейскими стан­дартами порождало в местной интеллигенции стремление разви­вать собственную национальную традицию, обеспечить больше прав своим народам. В.П.Наливкин писал: «...Туземные юноши, которым удается получить сколько-нибудь солидное развитие и образование в наших учебных заведениях, почти поголовно стано­вятся или панисламистами, или деятельными сторонниками про­буждения и автономии неавтономных ныне мусульманских об­ществ». Яркий пример — М.Азизбеков, который вошел в исто­рию как один из расстрелянных 26 бакинских комиссаров. Из се­мьи рабочего-каменщика, М.Азизбеков окончил реальное учили­ще (русская школа) и поступил в Петербургский технический ин­ститут, где и приобщился к революционной деятельности. В Баку он вернулся электротехником и революционером. К началу XX в. свыше 200 татар училось в университетах России, а десятки татар­ских молодых людей получали Образование в Париже, Женеве, Фрайбурге, Нью-Йорке, Токио и т.д. Эта внушительная культур­ная сила заставляла переосмысливать основополагающие принци­пы жизни российских мусульман.

В больших городах, где были значительные русскоязычные об­щины, светская культурная жизнь была насыщенной. В Ташкенте на рубеже XIX – XX вв. были публичная библиотека, музей местных достопримечательностей, две гимназии (на русском языке), учитель­ская семинария, где изучались тюркский и персидский языки, город­ское училище, одна русско-мусульманская школа. Газета издавалась на русском и сартском языках. В уездных городах Туркестана были городские трехклассные школы (с пансионом, что очень важно для кочевников). До прихода же русских светской культурной жизни здесь не существовало.

В конце XIX в. усилился приток оседлого, в основном рус­ского населения в места жизнедеятельности природных сооб­ществ. Глубокие противоречия, порождаемые модернизациями при сохранении корпоративности, гнали людей в дальние края в поисках счастья. В Амурской области со строительством желез­ной дороги, дальневосточных портов и освоением Амура и его при­токов усилился наплыв населения из европейской части. В 1911 г. на­селение области составляло 286,2 тыс. чел. Из них русских – 83,6%, остальные – китайцы, корейцы, маньчжуры, эвенки (тунгусы) и др. Однако такое соотношение в составе населения бы­ло только в точках модернизации, которые в ареале расселения при­родных сообществ, как видно, носили русифицированный характер.

Усилился приток населения и в степи, которые являлись тер­риторией жизнедеятельности кочевников-скотоводов, относя­щихся к мусульманской цивилизации. Увеличилась доля оседлого населения, прежде всего за счет приезжих. В Акмолинской области численность населения в 1897 г. составляла 678,9тыс.чел., а в 1908 – уже 1,1 млн, причем численность оседлого населения значительно возросла и составляла уже607 тыс., кочевого – 513,5 тыс. Естественно, приток оседлого на­селения вызвал сокращение площади земель, которые находились во владении казахов-кочевников. Однако это сокращение не было таким значительным, как можно предположить по сте­пени увеличения оседлого населения. Основная масса переселенцев оседала в городах. Из 51,5 млн десятин земли в пользовании каза­хов находилось 44 млн. десятин, русских крестьян – 5 млн деся­тин, Сибирского казачьего войска – 2,5 млн десятин.

…Становление светской культуры в мусульманских регионах способствовало развитию и традиционной культуры. К приме­ру, Средняя Азия в середине XIX в. представляла собой перифе­рию мусульманской цивилизации, которая была слабо связана и с ее ядром, и с остальным миром. После крушения Арабского халифата, который обеспечивал единство мусульманского ми­ра, высокий уровень духовной, научной мысли, этот край ока­зался под властью кочевников. Мусульманская культура рас­ширила свой ареал за счет кочевого населения, но одновремен­но уровень ее упал. В.П.Наливкин, знаток Средней Азии, писал о ситуации во второй половине XIX в.: «...В Средней Азии со­вершенно замерли прежние знания астрономии и даже матема­тики. Ко временя нашего прихода сюда ученейшие из местных ученых уже не знали не только алгебры и геометрии, но даже и теории дробей; они знали только четыре действия с простейши­ми числами». Становление светской культуры под влиянием русской остро ставило вопрос о поднятии уровня традиционной исламской культуры, так как она проигрывала по сравнению со светской. Показательна в этом плане деятельность Г.М.Баруди, одного из авторитетнейших имамов в российском мусульман­ском анклаве в конце XIX – начале XX вв. Он много сил по­тратил на то, чтобы поднять уровень обучения в мусульманской системе образования, добивался включения в программы обу­чения светских предметов (история, алгебра, геометрия, геогра­фия, физика, русский и европейский языки). Он был автором многих учебников по светским предметам для мусульманской школы. Таким образом, под влиянием светской культуры обо­гащалась, более активно развивалась мусульманская культура. К слову, за свою активную деятельность по укреплению му­сульманской традиции Г.М.Баруди в 1917 г. был избран муфти­ем всех мусульман России.

Даже из тех немногих хрестоматийных фактов, которые приведены, очевидно, мусульманский анклав в составе империи при всех негативных сторонах российской общественной систе­мы получил много позитивного с точки зрения модернизации и формирования собственных предпосылок для нее. Но еще раз повторим: в целом утверждение частной собственности, соци­ально-классовой структуры, индивидуализма шло очень мед­ленно. К примеру, в Дагестане к 1905 г. земля принадлежала: 19,6% – частным владельцам, 10,9% – казне, 67,5% –сельским обществам. В Чувашском крае в это же время 58,9% земель принадлежало крестьянским общинам, 33,9% – казне, осталь­ное – частным владельцам. На этих примерах видно, что ча­стная собственность на землю даже в начале XX в. не только не занимала господствующего положения, но, наоборот, по объе­му была в четыре и более раз меньше, чем корпоративная соб­ственность государства и сельских обществ. За пределами про­мышленных центров господствовал коллективизм, уровень жизни был низкий, так как развитие шло медленно.

Интересные для исследователей процессы наблюдались в буддийском (ламаистском) анклаве в Восточной Сибири. Если в XVIII — первой половине XIX вв. утверждение ламаизма в Забайкалье и Прибайкалье поощрялось, строились духовные цен­тры, открывались духовные школы, то с середины XIX в. проявилось стремление государства поставить под контроль влия­ние лам. В 1853 г. было принято «Положение о ламайском ду­ховенстве Восточной Сибири», которое ограничивало число ду­ховных центров (дацанов) и количество лам. Для Бурятии было разрешено иметь 34 дацана и 285 лам. В реальности это ограничение в полной мере не действовало. К началу XX в. в той же Бурятии действовало 44 дацана, работали духовные школы и школы тибетской медицины, типографии, которые печатал» религиозную литературу на тибетском и монгольском языках» Характерно, что среди бурятских лам были монахи, которые достигли наивысшей степени духовного совершенства (их назы­вали хубилганы). Они жили в Агинском и Цугольском дацанах.

А что же анклав европейской цивилизации в составе России? Были ли позитивные черты в развитии этих регионов? При нынешней, преимущественно эмоциональной оценке прошлого, все выглядит достаточно мрачно. На самом деле в ходе модернизаций в анклаве европейской цивилизации (Польша, Фин­ляндия, Прибалтика и некоторые другие) преобразования также осуществлялись и они по степени радикальности опережали Beликороссию, не говоря уже о мусульмано-буддийских регионах. В Прибалтике более чем на четыре десятилетия раньше, чем и стране в целом, было отменено крепостное право. Особенно по­казательна в этом плане Финляндия, которая до включения в территорию России почти 5 столетий входила в состав Швеции. Получив в рамках империи автономию и конституцию, Фин­ляндия за столетие сформировала предпосылки для самостоя­тельного независимого, демократического развития. Именно в составе России в Финляндии сформировалось гражданское об­щество, культура парламентаризма. Финский язык наравне со шведским стал государственным, развивалась национальная финская культура (с 1866 г. обучение в средней и высшей школе велось на финском языке). Именно в Финляндии появилась пер­вая в России политическая партия (1879 г.). В 1906 г., в условиях революции, здесь была провозглашена новая конституция, вве­дено всеобщее избирательное право, которого не было не толь­ко в России, но и в Швеции (просуществовала конституция недолго — царская администрация после революции ограничила свободы и в стране, и в Финляндии).

Сложнее дело обстояло с Польшей. Принимая корону царя Польши, Александр I даровал ей конституцию, предполагав­шую разделение властей и значительную автономию. Однако просуществовала она недолго. Когда-то Речь Посполитая вы­ступала лидером в восточно-европейском регионе, теперь она оказалась разорванной на куски соседними державами. Причем большая часть территорий находилась в составе России. Пере­жить это было трудно, восстания в польских землях следовали одно за другим, вследствие чего территории эти находились на положении чрезвычайной охраны. Россия держала польские земли железной рукой. Красноречивым подтверждением этому может служить отрывок из выступления Николая I перед депу­тацией городского управления Варшавы (1835): «Вам пред­стоит выбор... между двумя путями: или упорствовать в мечтах о независимой Польше, или жить спокойно и верноподданно под моим правлением... Я вам объявляю, что при малейшем возмущении я прикажу разгромить ваш город, я разрушу Вар­шаву и уж, конечно, не я отстрою ее снова...» Конституция была отменена уже в 1832 г.

Тем не менее и в этих землях модернизаторские преобразования (за исключением политической сферы) осуществлялись, и более ра­дикально, чем в Великороссии. Крестьянская реформа в Польше, осуществленная в 1864 г., существенно отличалась от подобной реформы в России. Польские крестьяне получили землю на правах полной личной собственности. В их собственность перешли также постройки и инвентарь, находившиеся на этой земле. Помещичье землевладение реформы не затрагивали, но все повинности кресть­ян в пользу помещиков отменялись. Выкуп, в отличие от остальной России, не вводился, но крестьяне платили поземельный налог. Как видно, в отличие от русского общества, мусульмано-буддийских анклавов, аграрная реформа в Польше существенно расширила слой собственников, создав базу для движения по пути индивидуализмa, рынка и демократии. Активно утверждались рыночные от­ношения, росла промышленность. Несмотря на жесткий режим, в Польше формировалось гражданское общество, в 80-е – 90-е гг. XIX в. появились национальные политические партии (раньше чем в Великороссии).

Итоги модернизации в результате модернизации второй половиныXIX в. Александра II страна в целом зна­чительно изменилась. Ускорилось развитие, что способствовало завершению промышленного пе­реворота и переходу к индустриализации.

Индустриализация — это процесс создания в стране машинного, прежде всего крупного производст­ва, превращение его в ведущий и определяющий сектор экономики. Она оказывает влияние на все стороны жизни общества: политику, социальные отношения, культуру, образ жизни и нравственные нормы, ве­дет к утверждению производственного корпорати­визма (завод, фабрика, монополия).

Формировалось гражданское общество, сложился полити­ческий спектр России, возникли предпосылки для многопар­тийности (более явно в анклаве европейской цивилизации). Бы­ли сняты корпоративные рамки для формирования класса соб­ственников: закон о промысловом налоге 1898 г. уничтожил связь между предпринимательской деятельностью и обязатель­ной записью в купеческую гильдию. Но обрести единство обще­ству не удалось. Модернизация проводилась при сохранении, консервации главной корпоративной ячейки — русской кресть­янской общины и корпоративности в мусульмано-буддийском анклаве.

Классовые структуры, формировавшиеся в России в период модернизации, охватывали небольшую часть населения и не сложились в полной мере ко времени революции 1917г. Госсек­тор оставался огромным. Помимо земельной собственности, к 1900 г. государство контролировало непосредственно или путем лицензий около 45% крупных, современных предприятий. Круг частных собственников был очень узок для огромной, мо­заичной страны. В начале XX в. из 150 млн. населения имели годовой доход свыше 1 тыс. руб. немногим более 550 тыс. физи­ческих и юридических лиц (средние собственники). Доход свы­ше 10 тыс. руб. (крупные, по условиям России, собственники) в год получали около 30 тыс. физических и юридических лиц.

Узость слоя частных собственников делала движение к демо­кратии и утверждению рынка очень неустойчивым и противо­речивым.

Наемные рабочие подвергались жестокой эксплуатации. Дифференциация в доходах была астрономической. Приведем такой пример. Один из хозяев Ярославской мануфактуры тра­тил на семью 200 тыс. р. в год. Зарплата рабочего на этом предприятии в среднем составляла 140 р. в год, т.е. в день предприниматель в среднем мог тратить в четыре раза больше, чем рабочий получал за год. Наличие такого разрыва – предвестник революции. Тем не менее большим достижением было появление во второй половине XIX в. фабричного законода­тельства, которое ставило взаимоотношения рабочего и пред­принимателя на правовую основу, ограничивало произвол. В результате положение рабочих было лучше, чем большей части общинного крестьянства, которых надел едва мог прокормить.

Подавляющая часть населения была связана с корпоратив­ным сектором, где развитие шло медленно, положение людей – тяжелое. Свидетельством этого было участившееся явление та­кого бедствия, как голод. Голодными были 1891, 1898, 1901, 1902, 1906 гг.; особенно тяжелым был голод 1891 – 1892 гг., ко­торый унес 400 тыс. жизней. Цивилизационный дуализм (раскол общества по цивилизационным предпочтениям), дифференциа­ция в рамках западного уклада, порождали глубокие противо­речия, которые грозили социальным взрывом, гражданской войной. Отсутствие легальных, законных возможностей влиять на власть способствовало утверждению приоритета насильст­венных методов разрешения общественных противоречий (индивидуальный и массовый террор, революция).

// История России в вопросах и ответах: Учеб. пос. / Сост. С.А.Кислицын. Ростов н/Д., 1999. С.234 – 249.

Падение крепостного права

…Традиционная точка зрения на мотивы отмены крепостного права в России основывается на признании преобладания эконо­мических причин: крепостное право было отменено в силу глубо­кого кризиса крепостного хозяйства, который проявился в неук­лонном снижении производительности труда крепостных кресть­ян; попытки рационализировать помещичье хозяйство, повысить доходность имений в условиях сохранения крепостничества не могли увенчаться успехом.

Ряд историков (Н.Л.Рубинштейн, западные исследователи М.Конфино и Р.Пайпс) считают, что царское правительство, решив отменить крепостное право, исходило из политических, а не из экономических соображений: накануне отмены крепостно­го права подневольный труд использовался наиболее эффектив­но, чему способствовала свобода помещиков от обязательной го­сударственной службы, предоставлявшая им возможность боль­ше внимания уделять улучшению дел в своих хозяйствах для обес­печения внешнего и внутреннего рынка, то есть крепостничество к середине XIX в. достигло высшей точки экономической эффек­тивности.

Таким образом, главные причины отмены крепостного пра­ва политические: унизительное поражение России в Крымской войне разрушило иллюзии о несокрушимом военном могуществе империи, вызвало недовольство в обществе и создало угрозу ста­бильности в стране.

Основной, глубинной причиной, заставившей самодержавие приступить к реформе, на наш взгляд, явилась назревшая необ­ходимость перехода России от традиционного, аграрного типа общества к индустриальному, ликвидация наметившегося от­ставания от передовых стран Западной Европы. Как отмечал Н.Я.Эйдельман, «Россия и при Николае I не стояла на месте: производство примерно удвоилось. Однако во Франции за то же время число паровых двигателей возросло в 5 раз, обороты банка «увосьмерились», объем же английской промышленности вырос за первую половину XIX в. более чем в 30 раз. А подхлестываемая государством «телега» российской экономики стала безнадежно отставать от набирающего скорость европейского «паровоза». К середине XIX в. Россия по своей доле в мировом промышленном производстве уступала Англии в 18 раз, Германии в 9 раз.

Развивавшейся российской промышленности в ходе проис­ходившего в стране с 30 – 40-х годов XIX в. промышленного п