Древние цивилизации от Центральной Азии до юго-западной окраины материка 6 страница

Следует также иметь в виду двойной — хамитский и семитский — приток, который в течение многих веков питал Средний Египет. Именно таким путем наполовину белые орды распространились по западному берегу Африки, а образовавшееся в результате этого население позже дало государству наследников Менеса смешанную расу, в которой не было индийской крови и все достоинство которой заключалось в многочисленных смешениях с цивилизаторскими народами Нижней Азии.

Из таких последовательных притоков «белых» принципов появились народы, которые предотвратили преждевременный упадок кушитской цивилизации и одновременно, поскольку эти притоки никогда не были особенно мощными, египетский дух мог постоянно держаться в стороне от демократических тенденций, которые окончательно восторжествовали в Тире и Сидоне, потому что местные простолюдины никогда не поднимались до такого уровня, чтобы им могла прийти дерзкая мысль сравниться с господами. Все революции происходили между высшими кастами, иератическая и царская система не подвергалась опасности. Если иногда во главе какого-нибудь нома вставали меланийские династии, например, Тирхаках [19], их власть длилась недолго: это было случайное возвышение некоторых племенных вождей в результате политических пертурбаций, и у таких властителей никогда не возникала мысль использовать свое положение для того, чтобы установить равноправие наподобие того, что имело место в Финикии после уличных беспорядков. Этим тоже можно объяснить политическую стабильность в Египте.

Эта стабильность быстро превратилась в стагнацию, потому что Египет по-настоящему развивался, только когда у власти была индийская ветвь, которая его основала, а того, что дали ему остальные белые расы, было достаточно для того, чтобы продлить цивилизацию, но не развивать ее.

Тем не менее даже в период упадка, когда египетское искусство после XIX династии, т. е. после Менеф-таха (1480 г. до н. э.) почти не оставило памятников, которые могли бы соперничать, ни по совершенству исполнения, ни по масштабности, с памятниками предыдущих эпох, Египет всегда оставался настолько выше стран к югу и к юго-западу от него, что не переставал быть для них источником их существования.

Однако цивилизаторскую функцию Египта нельзя назвать монопольной, и здесь необходимо отметить, что цивилизация в Абиссинии имеет два истока. Один, без сомнения, египетский, и он был самым богатым, а второй также заслуживает упоминания. Он был связан прежде всего с очень древней эмиграцией черных хамитов, арабов-кушитов, затем семитов, арабов-химиаритов: и те и другие перешли Баб-эль-Мандебский пролив и принесли народам Африки то, что сами усвоили из ассирийской культуры. Судя по положению этих народов на южном побережье Аравии и обширной торговле, которую они вели с Индией и которая, видимо, привела к созданию санскритского города Нагара, вполне вероятно, что и их представления и понятия приобрели арийскую окраску параллельно с этническим смешением этих торговцев с индийскими группами. Во всяком случае на примере финикийцев мы видим, какой степени развития могли достичь эти народы, родственные ассирийцам: они оказались способными лишь понять и воспринять то, что создали более белые ветви, т. е. народы Месопотамии. Как бы ни бьши способны финикийцы, они не поднялись выше этого уровня, а если учесть, что их кровь постоянно обновлялась и улучшалась за счет притока наполовину белых эмигрантов (чего недоставало химиаритам, поскольку их смешение с индусами не было столь плодотворным), приходится заключить, что арабские цивилизации, в том числе ассирийская, не идут ни в какое сравнение с расцветом ханаанских городов [20].

Если судить об их численности, переселенцы, которые перешли Баб-эль-Мандебский пролив и обосновались в Эфиопии, принесли туда слабо развитую цивилизацию, и черные расы Нубии и Абиссинии не претерпели бы существенных изменений ни в физическом, ни в нравственном отношении, если бы соседство с Египтом не обогатило скромные достижения цивилизаций Мисра и Аравии.

Я не хочу сказать, что Абиссиния и окружающие земли сделались местом обитания развитого общества. Дело не только в том, что культура этой страны никогда не отличалась оригинальностью, и не в том, что она всегда ограничивалась простым и весьма отдаленным подражанием тому, что происходило в арабских городах побережья, в арийской Индии и в египетских столицах — Фивах, Мемфисе, а позже в Александрии, — но даже это подражание было неполным и неумелым.

Я знаю, что сделал очень рискованное заявление, которое не замедлит вызвать негодование тех, кто славословит негритянскую расу: не секрет, что в силу политических хитросплетений покровители этой малой части человечества, не моргнув глазом, представили абиссинскую цивилизацию как типично африканскую, рожденную интеллектом их любимцев и предшествующую любой другой культуре. Более того, закусив удила, они распространили эту так называемую черную цивилизацию на весь Египет и затащили даже в Азию. А истина в том, что физиология, лингвистика, история, памятники, здравый смысл единодушно отвергают такое обращение с прошлым. Но изобретателей этой оригинальной системы не так-то просто остановить. Игнорируя науку и вооружившись беспримерной дерзостью, они дойдут до того, что скоро сделают Аксум столицей мира. Я упоминаю об этих гипотезах только для того, чтобы не обсуждать их всерьез [21].

Те, кто хочет не просто позабавиться, могут обратиться к науке, согласно которой абиссинская цивилизация происходит из двух упомянутых мною источников — египетского и арабского, — причем первый намного старше второго. Трудно с достаточной точностью установить, когда происходили первые переселения кушитов из Азии и химиаритов. По мнению Скалигера (XVII в. н. э.), нашествие иоктанидов в эту африканскую страну имело место во времена царствования Юстиниана. Другой автор, Лудольф, опровергает это и придерживается мнения Конрингиуса. Чтобы не приводить здесь все его рассуждения, я отмечу только два основных: во-первых, аргумент относительно очень ранней эпохи химиаритскои эмиграции, во-вторых, его характеристика древнеэфиопского языка, которая противоречит моему утверждению о преобладании египетского элемента в абиссинской цивилизации.

Остановимся сначала на первом моменте: Лудольф очень ловко парирует рассуждения Скалигера по поводу молчания греческих историков о химиаритскои эмиграции в Абиссинию. Он доказывает, что здесь речь идет о простом, накопленном за долгие века забвении факта, слишком часто повторявшегося в прошлом, которому не придавали большого значения. В эпоху, когда греки начали заниматься этнологией народов, которые, с их точки зрения, жили на краю света, эти события были уже столь далеки для них, тем более, что они мало интересовались чужой историей. Так что молчание эллинских путешественников ничего не доказывает и никак не затрагивает вопросы физического сходства и родства языков, т. е. аргументов, очень важных для Лудольфа. Именно об этом и есть смысл говорить, и это будет моим вторым пунктом.

Родство между арабским и древним эфиопским языком, или языком «геез», не обусловлено происхождением — это простое следствие природы двух наречий, объединяющее их в одну и ту же группу. Если язык геез входит в семитское семейство, это не означает, что он обязан этим фактом арабскому языку. Местное население страны (чисто черная раса) создавало для него основу, или скелет, и обрамление, или внешнюю оболочку. Оно усвоило все его элементы и принципы даже еще лучше, чем химиариты, поскольку последние искажали чистоту «черного языка» арийскими элементами, оставшимися в их памяти, и для того, чтобы бросить в почву языка цивилизованной Эфиопии семена чужеродного влияния, даже не потребовалось бы вмешательства семитов. Отметим попутно, что эти же самые семитские элементы встречаются и в древнеегипетском языке. Таким образом, не отрицая того, что химиариты оставили в языке Эфиопии следы своего «белого» происхождения, следует отметить, что такие же отпечатки могли быть результатом египетского влияния. Кроме того, некоторые элементы — и не только арийские, но особенно санскритские, отложившиеся в древнеегипетском языке и перешедшие затем в геез, — делают этот язык системой тройного происхождения. А национальный язык является отражением этнических корней: он больше нагружен семитскими, т. е. черными элементами, чем арабский и в особенности египетский, и имеет меньше санскритских следов, чем последний.

При XVIII и XIX династиях (1575—1180 гг. до н. э.) абиссинцы оказались под властью фараонов и платили им дань. На памятниках есть сцены, изображающие, как аборигены приносят царским сборщикам податей диковинные богатства своей страны. По виду сборщики очень близки к негритянской расе и одеты в туники из прозрачного муслина, сотканного в Индии или в городах Аравии и Египта. Эту короткую, до колен, одежду поддерживает кожаный пояс, богато и искусно украшенный. На плечи наброшена шкура леопарда, на груди бусы, на запястьях браслеты, с ушей свисают большие металлические серьги, а голова увенчана павлиньими перьями. Хотя этот варварский наряд не соответствовал вкусу египтян, подражание чувствуется во всех основных элементах костюма, например, в тунике и поясе. Кстати, некоторые иерофанты заимствовали у негров леопардовую шкуру.

Сама дань не свидетельствует о развитии народа. Это в основном редкие животные, скот и рабы. Войска, формировавшиеся из местных жителей в качестве вспомогательной силы, не имели строгой организации, свойственной египтянам или семитам, и сражались без всякого плана. Т. е. в эту эпоху ничто не указывает на высокий уровень развития — даже в простой имитации обычаев завоевателей.

Следует обратиться к более поздним временам, чтобы отыскать какую-либо четкую этническую причину прогресса, о которой я упоминал выше.

Царь Псамматик (664 г. до н. э.), первый из саитской династии (XXVI по Манефону), вызвал недовольство армии своим предпочтением ионическо-греческим и карийско-семитским наемникам, в результате чего в Абиссинию хлынула волна военной эмиграции: 240 тысяч солдат, бросив жен и детей, ушли на юг и не вернулись. С этого времени следует датировать блестящий век Абиссинии, и с этого момента можно говорить о памятниках на этой земле [22].

240 тысяч опытных воинов-египтян, принадлежавших к военной касте, конечно имевших в жилах черную кровь и, возможно, примесь белой расы, полученную через хамитов и семитов, пришли в Абиссинию, где уже дало всходы влияние высшей расы, и все это стало определяющим фактором активности, которая сломала застывшую систему черной расы [23]. Но все равно удивительно и необъяснимо, как ш образом особенная цивилизация могла родиться из этой смеси, где продолжал преобладать черный элемент. Памятники представляют собой лишь посредственную имитацию того, что мы наблюдаем в Фивах, Мемфисе и других местах. Нет никаких следов, никаких свидетельств творчества самих абиссинцев, и самая большая их слава, сделавшая их имя известным, заключается в том, что они были последним из народов Африки, у которого благодаря исключительно кропотливым исследованиям удалось обнаружить следы настоящей политической и интеллектуальной культуры.

В эпоху римской империи получила большое развитие мировая торговля, в которой, вслед за химиаритами, определенную роль играли абиссинцы. В это время окончательно закатилось солнце Древнего Египта. Греческие поселенцы, колоны, дошли до Нубии, и семитский элемент, принесенный ими, начал вытеснять память о фараонах. Язык геез имел письменность, заимствованную у арабского. Однако, несмотря ни на что, уроженцы страны почти ничем не проявили себя, их вклад оказался настолько стерт временем, что они остались загадкой даже для самых ученых и дотошных географов.

Появление христианства не способствовало повышению уровня их культуры. Справедливости ради отметим, что еще какое-то время, будучи верными своей привычке все получать из Египта и тронутые апостольским рвением первых миссионеров, они в целом приняли новую веру. Благодаря соседству арабских племен, вместе с которыми они осуществили несколько походов при императоре Юстиниане и тем самым упрочили свои древние связи, они восприняли кое-какие еврейские идеи, которые дали плоды позже и которые естественным образом соответствовали семитской части их крови.

Христианство, принесенное отцами-пустынниками, этими жуткими отшельниками, привыкшими к самой суровой жизни, к самым чудовищным самоистязаниям и членовредительству, поразило воображение этих людей. Скорее всего они остались бы равнодушными перед мягкими и возвышенными добродетелями другого святого, но страдания Святого Антония или Марии Египетской имели над ними неограниченную власть; поэтому католицизм, столь великолепный в своем разнообразии, столь универсальный и полный в своих религиозных проявлениях, так и не сумел добраться до сердец этих спутников газели, гиппопотама и тигра, точно так же, как позже он не смог убедить, несмотря на старания Адама из Бремена, скандинавов. Абиссинцы, наполовину уже отпавшие от египетской цивилизации после ослабления верхних провинций Древней Империи фараонов и больше ориентированные на Йемен, в продолжение долгих веков находились в промежуточном состоянии между полным варварством и кое-какой социальной организацией, и чтобы завершить трансформацию, понадобился свежий приток семитской крови. Это вливание произошло через 600 лет после Иисуса Христа, и виновниками стали арабские мусульмане.

Я не буду останавливаться на нескольких завоеваниях, которые осуществили абиссинцы на арабском полуострове. Нет ничего удивительного в том, что из двух народов, живущих рядом, иногда временные победы одерживает наименее благородный. Абиссиния никогда не пользовалась плодами своих побед в Йемене. Только добавление черной крови было результатом этих событий и ускорило возвышение химиаритов. Кстати, владычество абиссинцев в Йемене продолжалось недолго: с 529 г. по 589 г. н. э.

В эпоху ислама отношения арабских народов с Эфиопией приняли совсем другой этнический смысл. Ни Греция, ни Рим при всем их блеске и величии не смогли привести абиссинцев в лоно своих цивилизаций. Семиты Магомета осуществили это обращение и добились не столько религиозного усердия, сколько забвения африканцами старых социальных форм. Произошло сильное смешение крови пришельцев и местного населения. Они прекрасно поняли друг друга, у них была одинаковая логика, они одинаково воспринимали реальность. Индийская кровь потускнела и уже не могла претендовать на ведущую роль. Одежда, нравы, принципы правления и вкусы арабов вытеснили воспоминания о прошлом, но трансформация была неполной. Собственно говоря, мусульманская цивилизация никогда не проникала здесь глубоко. В своем самом высшем проявлении она являла собой этническую смесь, слишком отличную от образа жизни абиссинцев. Последние ограничились тем, что усвоили семитскую часть мусульманской культуры, и до сегодняшнего дня, как христиане, так и магометяне, они никогда не были ничем иным, кроме как завершением, последним элементом, пограничным символом этой греко-семитской цивилизации; с самой глубокой древности, куда скоро мы вернемся, они оставались только отголоском египетского совершенства, питаемым памятью об Ассирии, передаваемой из поколения в поколение. Фантастическое великолепие двора Отца Жана, если он действительно был великим Негусом, существовало только в воображении путешественников-романтиков прошлых времен.

Впервые наши ученые нашли в Эфиопии одну из тех стран, которые были придатками чужой крупной цивилизации, отражая ее в той мере, в какой лунный диск отражает солнечный свет. Абиссиния — то же самое для Египта, чем является для Китая Аннам, чем служит Тибет для Китая и Индии. Эти имитаторские или смешанные общества имеют в себе такие качества, которые дают возможность любителям системности опровергать исторические факты. На такой почве ученые обычно искажают еле заметные проявления того или иного влияния и придают им первостепенное значение. На такой почве находят аргументы в защиту современной теории, согласно которой дикие народы суть народы выродившиеся и которая аналогична другой теории, что посредственные люди — это великие гении, оказавшиеся в неблагоприятных обстоятельствах.

Такое мнение во всех случаях — будь то применительно к аборигенам обеих Америк, полинезийцам или абиссинцам — представляет собой языковый выверт или глубокое заблуждение. Вместо того, чтобы придавать внешним обстоятельствам некую фатальность, которая всегда тяготела над народами Восточной Африки, следует сказать, что виной тому несовершенство, исконно присущее их природе, что эти народы никогда не были полностью цивилизованными, что их самые многочисленные этнические элементы всегда были совершенно не способны к совершенствованию, что благотворные последствия притока лучшей крови были слишком слабы, чтобы продолжаться долго, что они выполняли роль простых неумелых подражателей, имитировавших образ жизни народов, составленных из более благородных элементов. Однако даже в этой абиссинской нации, и прежде всего в ней, потому что это есть крайний рубеж, энергия белой крови заслуживает восхищения. Конечно, то, что за долгие века осталось от нее сегодня, разбавлено в невероятной степени. И не удивительно: через какие каналы— химиаритов, египтян, арабов-мусульман — прошла эта кровь, чтобы попасть к ним! Тем не менее там, где черная кровь смогла заключить этот славный союз, его плоды ощущаются в течение столетий. Если абиссинец стоит на самой нижней ступени среди представителей прибрежной цивилизации, то в среде черных он выше всех. Ему удалось разрушить все самое низкое в меланийском виде. Черты его лица облагородились, рост увеличился; он уже не подчиняется закону, согласно которому простые расы обнаруживают лишь небольшие отклонения от застывшего в своей неподвижности национального типа, между тем как в разнообразии нубийских лиц наблюдаются даже благородные — в данном случае — черты смешанного происхождения. Что касается умственного развития, оно, хотя и невысокое и с определенного момента бесперспективное, было на голову выше, чем у галласских племен, покорителей страны, более черных и в большей степени варваров.

Примечания

1) Уилкинсон считает египтян азиатским народом и приводит отрывок из Плиния, который отмечает, что жители долины Нила, от Сиены до Мероэ, были арабами. Другой ученый, Лепсиус, утверждает то же самое в отношении всей долины Нила до Хартума, а возможно, и еще южнее, вдоль русла Голубого Нила.

2) Лепсиус отмечает, что на рисунках в подземельях древней династии изображены египтянки с желтой кожей, а в эпоху XVIII динас тии они уже краснокожие.

3) Среди негритянских народов, представленных на древних па мятниках, торесы, тареао, эфиопы или кушиты относятся к явно прогнатическому типу с курчавыми волосами.

4) Речь идет о периоде, предшествующем изгнанию гиксосов, который называют Новая Империя. Возраст пирамид еще старше, а начало XII династии датируется 2200 г.

5) Садившийся на трон царь начинал сооружение пирамиды, которая должна была служить ему гробницей. Он вначале строил ее средней высоты, имея время закончить строительство. Если он ус певал, он ее заканчивал, расширяя в ширину и в высоту. Завершив работу, он принимался за другую пирамиду, продолжая работы до конца своих дней. После его смерти заканчивали только внешнюю облицовку, но следующий фараон занимался своим строительством и не увеличивал размеры неоконченного сооружения.

6) Барон Экштайн не согласен с таким утверждением Балена, но также признает, пусть и косвенным образом, индийские корни. Вот что он пишет: «Хотя коптский язык принадлежит к антиподам санскрита, у меня есть тысячи оснований для того, чтобы именно в бассейне Инда искать источник древней цивилизации, перенесен ной позже в долину Нила». Эту точку зрения разделяет Уилкинсон, считая египтян индусскими поселенцами.

7) Не следует забывать, что коптский, или демотический, язык, единственный инструмент, с помощью которого можно расшифровать иероглифы, — это лишь диалект, вырождающийся отрос ток священного языка, и необходимо проверить, не больше ли сан скритских следов в этом наречии.

8) Между основателем египетского царства и мифическим законодателем Древней Индии, Ману, находят большее сходство в именах.

9) Шлегель в «Предисловии к Египетской мифологии Причарда» отмечает, что индусы не знают обычая обрезания, распространенного в Египте, в котором усматривают, впрочем, несправедливо, иудаистское влияние. Как и татуировка, этот ритуал происходит от негритянских обычаев и полностью соответствует образу жизни этой расы. Гигиенические соображения, которые сегодня при водятся в качестве его оправдания или объяснения, мне кажутся малоубедительными, независимо от того, подвергаются обрезанию только мужчины или мужчины и женщины, как это имеет место у многих африканских племен. Я усматриваю в этом обычае не более чем желание выделиться или просто отметить себя знаком телесного увечья. У племени экхилис обрезание практикуется на взрослых мужчинах весьма жестоким образом. Крайняя плоть надрезается в присутствии родственников и невесты жертвы, и малейший при знак боли считается позорным фактом. Случается так, что через несколько дней человек, подвергшийся такой операции, умирает.

10) Возможно, читатель заметил, что только современные народы сумели создать барьер между уважением и обожанием. Чувство уважения у народов с большой примесью черной или желтой крови часто принимает крайние формы независимо от того, что его внушает: страх или любовь. У одних оно приводит просто-напросто к обожествлению, у других — к суеверному культу предков.

11) В более поздние времена арийцы добирались до этих народов. Но не оставили никаких следов своего пребывания.

12) Уилкинсон пишет, что в Египте в самую низшую касту входили свиноводы. Согласно Геродоту, там насчитывалось семь классов, Диодор называет три или пять каст, Страбон — три, Платон в «Тимее» — шесть, включая подразделения ремесленников и тех, кто занимался искусствами.

13) Роселмени обнаружил имя Сесортесена на стеле в Нубии около Вади-Халфа. Видимо, этот же фараон захватил Синайский п-ов. Добыча меди на Синае началась в эпоху Древней Империи.

14) Из самых древних пирамид некоторые построены из сырого кирпича, что делает их близкими захоронениям белых народов.

15) Перед самыми древними именами, в овалах, стоит титул священника, а не царя.

16) Участь пленников также была менее тяжелой, как утверждает Уилкинсон. Их просто продавали в рабство, но без таких эксцессов, какие мы видим на ниневийских памятниках, где победители тащат за собой пленников за кольцо, продетое через нижнюю губу.

17) Окончательный тип Египта сформировался при III династии, которая, по мнению Бунзена, началась через 90 лет после первой.

18) В подземельях Бени-Хассана есть изображения боев с участием гладиаторов с очень светлой кожей, голубыми глазами, рыжей бородой и волосами. Лепсиус считает их представителями семитской расы, возможно, предками гиксосов. Перед тем, как сокрушить Древнюю Империю и заставить египетские династии искать убежища в Эфиопии, гиксосы мирным путем селились в стране и, вполне воз можно, смешались с местным населением. Кстати, замечу, что, судя по цитированным памятникам, в землях Передней Азии во времена фараонов жили группы людей с более светлой кожей, чем сегодня. Они только что спустились с северных гор и еще не вступили в тесный контакт с меланийским населением.

19) Согласно Уилкинсону, предшественниками Тирхакаха тоже были эфиопы — Сабакоф и Себек. Кстати, Тирхаках, отдавая должное египетскому гению, добровольно уступил власть и вернулся в Эфиопию.

20) Возможно, когда-нибудь самыми славными событиями нашего времени будут признаны эти удивительные открытия, которые сегодня обогащают прежде сухую и скучную область древней истории. В Южной Аравии обнаружены бесчисленные развалины и резные надписи. Химиаритская история выходит из тьмы небытия, где она была почти целиком скрыта от наших глаз, и в скором будущем то, что мы узнаем об этой древности, не только далекой, но более удивительной для нас, чем Ниневия и даже Фивы, потому что она имела более местный характер и была связана с индийским влиянием, будет представлять особый интерес в совокупности исторических хроник человечества.

21) Уилкинсон решительно протестует против теории негрофилов. Лепсиус в своих «Египетских письмах» высказывается не менее категорично о пирамиде Ассура: «Результат нашего осмотра, произведенного при свете луны и факелов, не был утешителен. Я пришел к выводу, что этот памятник, самый знаменитый из памятников древней Эфиопии, являет собой лишь обломки относительно недавнего сооружения». И несколькими строками ниже добавляет: «Итак, совершенно очевидно, что было бы неправильно опираться на древние памятники для подтверждения гипотез о славном прошлом Мероэ, жители которого якобы были предшественниками и творцами египетской цивилизации». Лепсиус полагает, что самые старые эфиопские сооружения следует датировать эпохой не ранее, чем царствование Тирхакаха, который получил царское воспитание в Египте, и его расцвет приходится на VII в. до н. э.

22) По мнению Лепсиуса, изгнанные гиксосами династии нашли при ют на границе с Абиссинией и оставили там несколько памятников.

23) В Абу-Симбел на левой ноге одного из четырех колоссов Рамсеса, второго, если идти к югу, есть греческая надпись и несколько ханаанских надписей, свидетельствующих о том, что за беглыми воинами отправились в погоню греческие и карийские солдаты, служившие у Псамматика.

ГЛАВА VI