Славяне. Эпоха владычества догерманских народов арийской расы 4 страница
Итак, «конунг», немецкий «kenig», «king» у англосаксов, короче «царь» [16], верный обязательству обеспечить своим людям такие же привилегии, какие имел он сам, предоставлял им земельные наделы. Но поскольку воины не могли унести с собой такие «дары», они пользовались ими, пока оставались верными своему предводителю, и такая ситуация предполагала некоторые обязанности, отсутствующие в системе одэла.
Такое владение называлось «феод». Оно давало больше преимуществ, чем первая форма владения, для развития германского могущества, потому что принуждало независимого арийца подчиняться авторитету верховного властителя. Таким образом, подготавливались основы для сочетания прав гражданина и государства, не ущемляя одних за счет других. Южные семитизированные народы не имели никакого представления о таком балансе, поскольку у них государство держало в своих руках все права.
Введение феода давало также побочные результаты, о которых стоит упомянуть. Царь, выделявший феод, и воин, получавший его, были заинтересованы в укреплении существующего порядка вещей. В глазах первого это был временный дар, который мог вернуться к нему в случае смерти землепользователя или его измены, что случалось довольно часто. В предвидении такой возможности феод должен был оставаться в надлежащем состоянии, чтобы можно было передать его новому владельцу. Для второго - владение землей имело свои преимущества, т. к. приносило доход, а поскольку у него не было ни времени, ни желания заниматься земледелием лично, он отдавал надел в пользование прежним владельцам. Это была мудрая практика, которую часто использовали дорийцы и фессалийцы. В результате германские завоевания, несмотря на эксцессы первых моментов, возможно несколько преувеличенные под продажным пером римских историков, проходили довольно мягко и гуманно для местного населения, и их нельзя сравнить с жестокой колонизацией легионеров и тиранством проконсулов во времена, когда Рим находился в расцвете своей цивилизации.
В целом требования германцев, пришедших в страны, находившиеся под римским владычеством, ограничивались захватом третьей части земли. Бургундцы в этом смысле поступали более сурово: они забирали половину дома и домашнего участка, две трети возделываемой земли, треть рабов, а леса оставались в общем пользовании.
На первый взгляд феод как вознаграждение за ратные труды, свидетельство проявленного мужества, должен был примирить воинственные расы, ревниво относившиеся к добыче, но это было не так. Военная служба на содержании многим была не по душе, особенно людям высокого происхождения. Они считали унизительным получать подарки из рук равных себе, а порой даже от тех, кто был ниже их по рождению. Все преимущества такого положения блекли в их глазах в сравнении с потерей, пусть и временной, своей независимости. Когда им не удавалось командовать самим, они предпочитали принимать участие только в походах местного значения, которые они могли осуществить силами своего одэла.
Довольно странно слышать от известного римского историка суровое осуждение в адрес германских рас, главным образом того, что касается отношения к воинской службе; он отказывает готам Германрика и франкам первых Меровингов во всяком понятии о политической свободе. Но не менее грустно видеть, как сегодняшние англосаксы, последняя германская ветвь, деградировавшая, однако сохранившая остатки достоинств древних германских воинов, живущие в Кен: тукки и Алабаме, забыли заветы своих славных предков и Политика Ирминона и толпами стремятся попасть на содержание пионеров и попытать счастья среди аборигенов Нового Света в опасных прериях дикого Запада.
В прошлом ариец-германец, владелец одэла или феода, не обладал торгашеским духом славянина, кельта и римлянина. Сознание своей собственной ценности, стремление к изоляции от толпы - вот что питало его поступки и его мысли. Когда не приходилось участвовать в походах, он старался отделиться от остальных, и воинская служба для него была чем-то вроде соглашения между солдатом и генералом. Очень ревниво относившийся к своим правам и прерогативам, он ни на йоту не отступал от них, не считая временных обстоятельств. Он зорко следил за своей выгодой, и будучи постоянно озабоченным своей личной жизнью, не был патриотом в материальном смысле и не испытывал особой привязанности к земле, на которой родился. Он был привязан к окружающим людям, но только в смысле личных отношений, и легко менял местожительство. В этом одна из разгадок рыцарского характера средневековья и причина безразличия, с каким англосакс Америки без сожалений покидает свою родину и продает или меняет землю, полученную в наследство от отца.
В такой же степени ариец-германец безразличен к национальности и относится к этому в зависимости от того, каким образом это касается его персоны. Поэтому он лишен национальных предрассудков. Поэтому он издавна питал к кимрийцам и славянам, которые его окружали, уважение сообразно их воинским достоинствам или другим талантам. С первых дней своих завоевательных походов ариец водил на войну свой одэл, а еще охотнее свой феод. Он сам был на службе у военачальника, и его добычу и почести делили с ним его люди. Более того, он давал покоренным богатеть и становиться равными ему самому. Еще до V в. эти великие принципы принесли свои плоды, о чем мы поговорим ниже.
Первоначально германские народы состояли только из роксоланов, т. е. арийцев, а когда они жили в Скандинавии, войны уже свели на нет три класса людей в одэле: собственно говоря арийцев, или ярлов, которые были господами, карлов, т. е. земледельцев, арендующих землю «ярла», представителей белого смешанного семейства - славян, кельтов или иотунов и, наконец, траэллов, т. е. рабов, в которых без труда можно узнать финнов.
Эти три класса, появившиеся в германских государствах также спонтанно и в силу той же необходимости, что и у древних эллинов, вначале составляли все общество, но быстрое смешение привело к появлению многочисленного «гибридного» населения, а свобода, предоставляемая германцами карлам, что касается участия в военных походах и, как следствие этого, возможность обогатиться, привела к тому, что крестьяне примкнули к господствующему классу, и если чистая раса в результате многочисленных войн численно уменьшалась, сводясь к семьям «божественного происхождения», из которых могли выходить дроттины и граффы, полугерманское население породило массу богатых, храбрых, красноречивых и способных людей, которые в свою очередь находили много сторонников для своих предприятий, в том числе и военных. В некоторых землях, где первобытной чистоты крови почти не осталось, титул «карла» приобрел больший вес и в конце концов смешался с титулами конунга или царя, причем последний скоро сравнялся с филкирами и герсирами, военачальниками низшего ранга. Это происходило в Скандинавии при наличии постоянной власти дроттинов. На этой, в основном арийской, земле карлы, конунги, филкиры, герсиры в сущности были «безработными героями» или, как мы сказали бы сегодня, «генералами без должности». Они пользовались тем же уважением и почетом, что и родовая знать, хотя не все они могли похвастаться высоким происхождением, но их старались не допускать к командованию или управлению людьми. Поэтому для военной монархии, каковой является и нынешняя, вышедшая из рядов германских военачальников, было трудно утвердиться в скандинавских странах. Это ей удалось только с течением времени, после того, как военная элита вытеснила целую толпу королей: земельных, морских, разбойничьих.
По-иному складывалась ситуация в покоренных странах: в Галлии и Италии. Там титул «карла» или «аримана», что было одно и то же, уже не подкреплялся системой правления или наличием одэла и не приобрел такого большого значения. Поэтому звание «аримана» носили воины свободного рождения, но низкого ранга, а высшую знать составили приближенные царей или королей. У франков, бургундцев, лонгобардов «ариман», или по латинской традиции «bonus homo», превратился в простого сельского землевладельца.
Вообще, во всех германских странах, в том числе завоеванных германцами, принципы иерархии были одинаковы и отличались исключительной мягкостью в отношении покоренных рас.
Исключая наказание за общественные и государственные преступления, например, измену или трусость перед врагом, германское законодательство сегодня представляется нам чрезвычайно снисходительным и слабым. Оно не предусматривало смертной казни, и даже за убийство царствующей особы ограничивалось денежным штрафом. При этом следует различать законы, осуществляемые от имени дроттина, конунга или военачальника, и те, которые касались отношений в одэле, где имела место абсолютная власть арийца, главы семейства.
Арийцы-германцы не любили жить в завоеванных городах и вообще с презрением относились к горожанам, хотя не трогали их. Птолемей еще во II в. перечислял 94 города между Рейном и Балтийским морем, в которых жили основатели - галлы или славяне, хотя в целом под властью северных завоевателей эти города пришли в упадок. Германцы приобщали местную молодежь к своим нравам, местные воины участвовали в их походах, разделяли их почести и добычу, и скоро кельтская знать смешалась с пришельцами. Что касается класса торговцев и ремесленников, они с трудом выдерживали конкуренцию римлян и греков, поставлявших более дешевые и качественные товары. Таким образом, города постепенно обезлюдели и превращались в захудалые селения.
Тацит в сущности отрицает наличие цивилизации у германцев и считает их «философствующими разбойниками». Но в действительности они не были ни бедными, ни невежественными, ни варварами. До того, как прийти на Север или завоевать Гардарику, они прошли через свой бронзовый век. Все находки, относящиеся к этому веку, - кельтского происхождения [17].
Дом одэла не был похож на мрачное жилище, наполовину врытое в землю, какие любит изображать с мрачным стоицизмом автор «Германии». Однако существовали и такие дома, но они служили убежищем для слабо германизированных кельтов или карлов, крестьян-земледельцев. Их до сих пор можно встретить в южной Германии, где они, по мнению местных жителей, служат надежной защитой от зимних холодов. Но в основном свободные люди, арийские воины, жили в более удобных и просторных домах. Кстати, у латинских авторов можно найти упоминания о германских дворцах или замках.
Обычно перед домом был большой двор, включающий различные хозяйственные постройки. Все это было окружено прочным забором. В центре возвышался сам дом, одэл, с мощными деревянными колоннами, окрашенными в разные цвета. На крыше из блестящего металла, украшенной резными фризами, устанавливалось изображение религиозного характера, например, мистического кабана Фрейи [18]. Большую часть дома занимал просторный зал, украшенный трофеями, в центре которого стоял большой стол.
Здесь ариец-германец принимал гостей, собирал свою семью, вершил суд, приносил жертвы богам, устраивал праздники, держал совет с близкими и раздавал подарки. На ночь он удалялся во внутренние покои, где при слабом свете очага на скамьях, стоявших вдоль стен, спали, положив голову на щиты, его соратники.
Поразительно сходство этого роскошного жилища - с большими колоннами, с высокой резной крышей - с дворцами, описываемыми в «Одиссее», и царскими резиденциями мидийцев и персов. Действительно, Ахамениды строили свои дворцы за пределами городов, и вокруг них были такие же вспомогательные постройки, как в германских замках. Там жили работники, поэты, лекари и астрологи. Таким образом, замки арийцев-германцев, описанные Тацитом, о которых с такими подробностями повествуют тевтонские поэмы, а еще раньше священный Асгард на берегах Двины - все это образы иранского Пасагарда, пусть даже уступавшие ему в совершенстве исполнения [19]. Спустя столько веков после того, как арийцы-роксоланы расстались со своими собратьями в Бактриане, а возможно, еще севернее, спустя столько веков путешествий через многие земли, и что еще замечательнее - после стольких лет, проведенных под кровом своих повозок, они сохранили древние инстинкты и понятия о культуре своей расы, и на берегах Зунда, а позже Соммы, Мезы и Марны, они строили жилища по тем же принципам, величие которых мы видели на Каспийском море и на Евфрате [20].
Когда ариец-германец восседал в своем зале на возвышении, одетый в богатые одежды, перепоясанный красивым мечом, выкованным умелыми руками иотунов, славян или финнов, в окружении отважных соратников и вел с ними беседы под звон кубков и рогов, украшенных серебром или золотом, ни рабы, ни слуги низкого звания не допускались прислуживать за праздничным столом. Эти обязанности считались слишком почетными для них; как Ахилл сам подавал кушания для своих гостей, так и германские герои соблюдали эту древнюю традицию.
Домочадцы имели разные права: господин больше всех уважал своего оратора, оруженосца, возничего и своего воспитателя, который с детских лет обучал его обращаться с оружием и учил командовать людьми.
Празднества происходили шумно и торжественно и сопровождались хвастливыми рассказами о ратных подвигах и новых завоевательных планах, встречаемыми бурными приветствиями. Присутствующие вскакивали с мест и размахивали оружием, подстегивая себя и поздравляя смельчака.
Когда спадал воинственный порыв, они принимались за игру, которая была страстью этих склонных к авантюризму людей, жадных до приключений и рискованных предприятий, людей, которым приходилось испытать рабство, что было для них хуже смерти. В таких собраниях обычно ценили рассказы путешественников, декламацию стихов или загадки - также любимое их развлечение. Вообще страсть к загадочному- одна из характерных черт арийской расы; она связана с таинственным существом, сфинксом или грифоном, родина которого, несомненно, Центральная Азия: оттуда оно пришло к эллинам в облике Киферона, к иранцам в виде Болора, которого они называли Симург. Все загадочное является частью национального гения скифов и массагетов.
Германские песни при всех орнаментальных украшениях носили исторический характер, но эта история дышала страстью и служила прославлению подвигов и призыву к отмщению. В ней мало лирики. Эти произведения больше напоминают поэмы Гомера как по содержанию, так и по совершенству исполнения. В них отсутствует рифма, но есть ритм и аллитерация [21]. Древность этой системы стихосложения несомненна.
Эти поэмы, в которых сохранилась историческая память каждого германского народа, подвиги знатных семейств, славные походы, путешествия и открытия - словом, все, что достойно воспевания, - слушали не только в кругу одэла или даже племени, в котором они создавались. Они передавались от народа к народу, от норвежских лесов до придунайских болот; они рассказьшали фризонам, жителям берегов Везера, о победах амалунгов в России; они повествовали баварцам и саксам о походах лонгобарда Адбойна в далекую Италию. Арийцы-германцы настолько живо интересовались этими произведениями, что часто один народ просил у другого одолжить ему поэтов, а взамен посылал своих. Традиция требовала, чтобы ярл, ариман, истинный воин, не ограничивался знанием воинского дела, верховой ездой, управлением ладьей, хотя, конечно, все это было на первом месте [22]. Он должен был знать наизусть и уметь декламировать сочинения, которые были интересны его соплеменникам или пользовались широкой известностью. Кроме того, он должен был уметь читать и сочинять руны и объяснять их тайную суть.
Судить об этом можно по удивительной общности идей, по живому интеллектуальному интересу, которые были характерны для всех германских народов и объединяли самые далекие друг от друга одэлы, смягчая их разобщающую гордость и поддерживая память об их общем происхождении, напоминая им, вопреки конфликтам, о том, что они мыслят, чувствуют и живут по одним и тем же законам, верованиям и понятиям о чести. Пока существовал инстинкт, имевший право называться «германским», эта причина объединяла их. Карл Великий сразу осознал это и понял, какие можно извлечь из этого выгоды. Поэтому, несмотря на его восхищение всем романским и его желание восстановить империю Константина, он не порывал с этими традициями, даже если они были неприемлемы для галло-римской унылой педантичности. Он объединил воедино все элементы национальной поэзии. К сожалению, необходимость высшего порядка заставила духовенство действовать по-другому.
Оно не могло позволить, чтобы эта литература, в основе своей языческая, постоянно будоражила неокрепшее сознание неофитов и толкала их назад, к привязанностям их детства, замедляя тем самым победное шествие христианства. Дело в том, что эта литература с такой яростью прославляла богов Валгаллы и их достоинства, что епископы сразу объявили ей войну. Борьба была долгой и тяжелой. На стороне противника были старые традиции почитания славного прошлого. Но победа, в конце концов, досталась правому делу, и Церковь проявила мудрость и не стала доводить свой триумф до крайности. Когда христианской вере больше ничего не грозило, она сама постаралась спасти отныне безобидные остатки традиций. С тем бережным вниманием, которым она всегда отличалась в отношении произведений человеческого гения, даже противоречащим ее доктринам, она поступила с германскими произведениями точно так же, как со светскими книгами римлян и греков. Именно благодаря Церкви в Исландии были собраны все «Эдды». Поэму «Беовульф» спасли монахи, так же, как исторические хроники англосаксонских царей, их генеалогические записи, фрагменты «Песни о путешествии», «Битвы Финнесбурха и Хильтибранта» [23]. Священнослужители сохранили и объединили в единое целое все, что мы знаем сегодня о традициях Севера, которые не вошли в труды Сэмунда, хроники Адама Бременского и Саксона Грамматика; они передали автору «Песни о Нибелунгах» легенды об Аттиле, появившиеся в X в. Эти факты заслуживают тем большего уважения, что только благодаря им критика может связать истоки современных литератур, не обязательно эллинские или италийские, с древнеарийскими источниками, а через них - с великими эпическими поэмами первобытной Греции, Индии, бактрийского Ирана и древних народов Верхней Азии.
Поэмы «одинического» цикла имели восторженных почитателей, но среди них стоит особо выделить женщин. Женщины отличались упорной приверженностью древним обычаям и идеям, и в противоположность тому, что обычно говорят об их любви к христианству - и это справедливо, когда речь идет о романизированных странах, но лишено всякого основания у германцев, - они доказали, что всем сердцем любят ту религию и те обычаи, которые, возможно, были слишком суровыми, но которые обеспечивали им почет и уважение в той же степени, в какой им высокомерно отказывали в этом языческие культы южных народов. На Севере женщинам не только не возбранялось судить о вещах возвышенных, но напротив, им доверяли самые «интеллектуальные» дела: они должны были хранить медицинские знания и практиковать науку колдовства и магии. Посвященные во все тайны рун, они передавали их героям и имели право направлять, ускорять или замедлять проявления храбрости своих мужей и братьев. Нет ничего удивительного в том, что женщины не спешили изменять свои взгляды. Их противодействие, впрочем, ограниченное, проявилось в упорной привязанности к германской поэзии. Став христианками, они охотно извиняли ее гетеродоксальные недостатки и долгое время после отказа от культа Водана и Фрейи оставались хранительницами песен скальдов. В тайных подвалах монастырей они занимались этим официально осуждаемым делом, и даже эдикт 789 г., грозивший самыми жестокими карами, не смог отвадить непослушных жен Всевышнего от заучивания и распространения античных произведений, которые славили скандинавский пантеон [24].
Авторитет женщин в обществе - одно из самых убедительных свидетельств наличия арийских элементов. Чем большим уважением пользуется женщина, тем больше оснований считать, что данная раса сохранила в себе настоящие инстинкты благородного семейства, и германцам не в чем было упрекнуть своих сестер из древних семейств [25].
Самое старое название женщин в готском языке - «quino» от корня «gen», т. е. «рожать». Женщина в глазах древних арийцев - это прежде всего мать, источник семьи, расы. У двух других разновидностей человечества и у большинства смешанных рас, даже высокоцивилизованных, женщина - это только самка для мужчины.
Точно так же, как название арийца-германца, воина, «jarl» стало обозначать правителя и царя, так и слово «quino» постепенно превратилось в титул супруги властителя, которая царила рядом с ним. Обычных женщин стали называть не менее лестным словом - «frau», «frouwe» - т. е. имя, обожествленное в лице Фрейи [26]. Существуют и другие аналогичные слова, выражающие почтение к женщине. Германские языки богаты подобными терминами, и все они основаны на самых благородных принципах на земле и в небесах [27]. Именно в результате этой врожденной привычки высоко ценить свою спутницу и ее авторитет северный ариец считал, что каждый мужчина с рождения находится под покровительством, женского гения, которого называли «fylgia». Это был ангел-хранитель, который поддерживал и утешал человека на жизненном пути. Нравы, будь они причина или следствие этих обычаев и привычек, были настолько чисты, что ни в одном из языков древних германцев нет ни одного слова, обозначающего продажную женщину. Они появились только в результате контактов с другими расами: два самых старых обозначения такого рода взяты из финского - «kalkjo» и кельтского - «lenne» [28].
По традиции германская супруга являлась образцом величия и грации.
В семье царило взаимное доверие и высоко ценилось глубокое чувство, основанное на свободном выборе: например, девушки имели право выходить замуж только по своей воле. Таково было правило, а когда его нарушали по политическим или иным причинам, случалось, что жертва обстоятельств приносила в дом мужа неискоренимую обиду и вызывала там целую бурю, иногда приводившую к краху могущественные семейства - настолько велико было достоинство германской женщины.
Однако пора вернуться к тому, о чем шла речь в конце предыдущей книги - к германскому Риму.
Примечания
1) Не станем до конца излагать эту теологическую формулу: в ней заключены двенадцать великих богов и целый сонм небесных существ разного ранга и происхождения, т. к. были ванские, иотунские, асские и другие божества.
2) Мы представили только три главных компонента скандинавской теологии и космогонии. «Новая Эдда» содержит следы мифов неарийского происхождения, которые появились на Севере после прихода роксоланов. Самый авторитетный скандинавский документ «Волуспа» был составлен в первой половине VIII в. н. э. на основе пяти разных поэм более древней эпохи.
3) Цезарь полагает, что германцы считали богами силы природы: солнце, луну и огонь.
4) Самые благородные семейства, помня о Гардарике, считали, что их предки обитали в Асгарде, обожествленном традицией.
5) По свидетельству Тацита, у них не было храмов, между тем как их строили кельты Галлии и Германии.
6) Все эти культы несут на себе следы кельтского влияния. «Nerthus», «mater deum», имеет аналогию в галльском «nerth», «целебная сила», и в гэльском «neart» с тем же значением. Обычай делать из островов святилища взят у кельтов. Мюллер находит у датчан религиозные обычаи славянского происхождения. Исида, которую Тацит
обнаружил у суэвов, - это «Hesu» или «Ни», кельтское божество.
7) Адам Бременский описывает статую Водана, которую он увидел в храме Упсала.
8) Бывало так, что такой могущественный в Скандинавии бог, как, например, Водан, был почти неизвестен у полугерманских племен на юге Германии. Его не знали баварцы.
9) Под влиянием кельтов, славян и финнов получили широкое распространение профессиональные проповедники, чьи функции часто сводились к суеверным предсказаниям. У готов, тюрингцев, бургундцев, англосаксов были епископы, которые даже вмешивались в политику. Кроме того, было множество колдунов, заклинателей, прорицателей, шаманов.
10) Человеческие жертвоприношения были распространены у готов, гсрулов, саксонов, фризонов, тюрингцев, франков, когда последние уже стали христианами. В древнегерманскую эпоху жертвоприношения лошадей, как и «асвамезха» у арийцев-индусов, представляли собой один из самых пышных и торжественных ритуалов культа.
11) Это понятие еще очень долго бытовало у арийцев Индии в героическую эпоху.
12) Интересно отметить, что ни карлики, ни гиганты не созданы богами, в отличие от человека; они суть результат действия природных сил.
13) Именно эта часть космогонии древних арийцев стала основой для скандинавов, прямых потомков всадников Турана. Чтобы проследить развитие арийских идей, нельзя забывать о том, что индусы, которые сохранили их до наших дней как самое большое богатство, тем не менее не могут считаться посредниками в этом отношении. Двигаясь к долине Ганга, они ничем не могли просветить Запад: самыми первыми знаниями мы обязаны арийцам Согдианы и стран, лежащих севернее. К сожалению, филология, ослепленная величием «Вед», особенно во Франции, игнорировала этот факт и даже заставила германцев путешествовать по берегам Ямуны, что является абсолютной нелепостью.
14) Правы те, кто считает, что в германскую эпоху не существовало королевства в тех формах и с теми полномочиями, какие мы знаем после V в. Кстати, слово «king», т. е. «король», происходит из далекой древности: этот титул носили военачальники арийских племен. Он бытовал у удунов; это - «кава» у древних иранцев, «ку» в древнеиндийских текстах. Так назывались чиновники у разных арийских племен. Что касается титула «граф» или «гравио» у англосаксов, вряд ли он имеет германское происхождение. Возможно, его корни следует искать у кельтов или славян.
15) Право свободных людей выбирать вождя долго сохранялось в англосаксонских законах.
16) Не надо забывать, что этот «царь» не был тем, чем был кельтский или италийский царь, он больше напоминал македонского правителя до Александра. В поэме «Беовульф» царь называется «пастырь народа», как в «Илиаде». Готское слово «theodr» и англосаксонское «theoden» означают также «тот, кто ведет народ». Это скорее воинский, а не административный титул.
17) Если германцы обладали достаточным вкусом, чтобы ценить произведения искусства, и сами имели сильную поэзию, то к пластическим искусствам у них не было вдохновения. Вормсааэ в письме к П. Мериме справедливо отмечает: «Влияние римского искусства очевидно для любого внимательного наблюдателя, который изучает наши древности железного века. Еще до великих норманнских походов скандинавы копировали римские образцы в изготовлении оружия и украшений». "Впрочем, самые одаренные расы получают художественный дар только через по средство контакта с меланийской основой, чего скандинавы не имели.
18) О нем упоминает Тацит и «Эдда». Его называли «боевой свиньей». Позже Карл Великий установил на фронтоне своего королевского дворца в Экс-Ля-Шапель изображение орла.
19) В описании Экбатана и его дворца можно видеть точное воспроизведение арийского жилища северной Европы VI в. Этот тип сооружений является чисто арийским в отличие от того, что мы наблюдаем в Персеполисе и городах сассанидской эпохи, где имеет место ассирийское влияние. Дворец Экбатана был построен целиком из кипариса и кедра, комнаты были богато раскрашены в серебряные и золотистые тона. Риттер подчеркивает, что нынешние персидские дворцы во многом напоминают этот стиль. Я бы к этому добавил и китайские дворцы.
20) Немецкое слов «hof» относится к любому наследственному жилищу - как к царскому, так и крестьянскому. Это то же самое, что персидское слово «ivan», которое использует Фирдоуси. Кстати, поэма Фирдоуси, исключая мусульманский налет и самые древние элементы, может считаться преимущественно германской, что касается нравов, характеров и действий, которые она изображает.
21) Аллитерация исчезает в немецкой литературе в ГХ в. Ее можно встретить в генеалогических хрониках готов, вандалов, бургундцев, лонгобардов, франков, англосаксов. 'Это самый старый способ поэтической гармонии у белой расы: аллитерированы три эпонима, которые упоминает Тацит: Ингево, Ирмино и Истево. Ее следы можно встретить и в Библии.
22) Германская тактика базировалась на принципе «клина», изобретение которого приписывают Одину.
23) В нынешнем виде поэма «Беовульф» датируется VIII в. События, изложенные в ней, относятся самое позднее к 600-м годам, а смерть Гигелака Григорий Турский относит к 515-520 гг.
24) Каноны Хальседуана запрещали женщинам приближаться к алтарю. Папа Гелас снова ввел этот запрет в связи с тем, что германизированное население часто игнорировало его.
25) Существует предание о том, что Карл Великий после поражения при Ронсево по совету ангела собрал армию из 53 тысяч девственниц, против которых язычники не посмели сражаться.
26) Санскритское «pri», зендское «fri», готское «frijo», т. е. «я люблю
тебя».
27) Слово «тшпе», древний антоним к слову «maim», - не германского происхождения, а скорее кельтского. Оно сохранилось только в значении женщина-«демон» в таких словах, как «murmuine» - «сирена» и «waldmuine» - «дриада».
28) Преступления против женщин осуждались даже во время войны, и при взятии Рима Аларихом один гот знатного происхождения, изнасиловавший римлянку, был приговорен к смерти и, казнен не смотря на сопротивление короля.
ГЛАВА IV