От марксизма к популизму и видеополитике
Конец идеологии, о которой я говорил ранее, означает, что ее словоблудие, флаги и бубны — в прошлом. Однако человеческие создания по своей сути «существа» исключительно жизнерадостные. И идеология может официально утихнуть, но присущие ей неприязнь, и пристрастия сохраняются в целостности. Тем более что поражение: может усилить скрытую ненависть. Даже если аргументы идеологии изжиты, остаются ее инстинкты, и они лишь ждут возрождения. Они живы и полны сил. Во что они превратятся и под каким флагом найдут себе приют? За ответом, я думаю, не надо далеко ходить: эта обитель стоит «слева». Мы не ошибемся: «левое» было и остается, самым мощным животворным символом26.
В самом деле «левизна», избавленная от марксистских несуразиц, способна легко перевоплотиться в явный популизм, расцвеченный неприкрытой демагогией. Если марксизм еще был основан на доказательстве (пускай, неверном), то популизм — это прежде всего шум.. И я предполагаю, что идеология марксизма обернется бесформенным популистским радикализмом, когда «левому» будет предоставлено самое легкое для бездушного hubris (наглец, греч. — Примеч. переводчика) дело —разоблачать и больше ничего. Это глупая невоздержанность, переходящая в непрестанную агитацию.
Как долго это будет продолжаться? Я не могу сказать. Но если дела пойдут так и дальше, то мы докатимся (в худшем случае) до-популистского водоворота, который взбудоражит общество и разбудит в политике тигра. Несколько лет назад я придумал слово «новатизм»,. имея в виду стремление некоторых к новшествам любой ценой. В политике это понятие дополняют (опять же с моей подачи) два других; «againstism» («ещейство») и «movementism» («передвижничество»). Смысл их таков: нужно быть всегда «еще и еще» против всего. При: этом исповедующая их братия непрестанно копошится, движется в. самой гуще неуправляемой толпы.
Однако у этого шума пока нет голосовых связок, чтобы выразить себя; вот тут-то появляется видеополитика. Еще одно словечко, которое я позволю себе здесь привести27.
Средства массовой информации и телевидение в особенности влияют на политические игры много сильнее, чем мы до сих пор предполагали. С чем телевидение действительно хорошо справляется», так это с функцией будильника — оно «пробуждает», причем во время этой политической побудки как бы трясет всех за плечо, чтобы оно как следует раззуделось. Мирные революции в Восточной Европе свидетельствуют, что они развивались мирно и не встретили сопротивления со стороны телевизионного экрана. Сначала зрители видели демонстрации, которые легко можно было разогнать. Но как только,, сидя у себя дома, они обнаружили, что демонстрации не только воз-
можны, но и не опасны, они тут же высыпали на улицу. Когда же первые сотни или же несколько тысяч превратились в сотни тысяч, именно тогда революция и победила. И попутно телевизионный экран как мог ободрял и поддерживал их.
Другая же сторона медали состоит в том/что «лицезрение» как таковое еще не дает пищи для ума или знания о том, что может или должно быть сделано по поводу видимого. Более того, тот мир в образах, который милостиво и по своему выбору показывает нам под видом новостей телецензор, этот видимый мир, скорее, развлекательный, чем познавательный. Освещение событий в мире сводится к показу пожаров, несчастных случаев, смертей и, конечно же, бунтов, демонстраций. И только трезвая мысль способна в этом случае как-то еще «защищать ворота» и разъяснять то, что происходит. Но даже она едва ли может помочь тому, чтобы увиденный мир был действительно понят. Образ не может дать того, что дает слово. Суть здесь такова: телевидение в лучшем случае поднимает проблему, но не решает ее. Мы разбужены. И что же дальше? Возьмем, к примеру, бедность. Большая часть мира, миллионы людей страдают от нищеты. До появления средств массовой коммуникации бедные покорно принимали свою судьбу, и одной из причин этого было то, что они не осознавали своей бедности. Теперь они все видят, и бедность для них стала невыносимой. Как с этим справляться? Идти на улицу, а потом устраивать скучный показ демонстраций протеста на телевизионном экране? Конечно же, нет. Но именно этим, за неимением лучшего кормит нас телевидение. Видеополитика сама по себе может выразить лишь демократию, демонстраций и демократию протестов. И больше ничего. Но если это так, то в ближайшие годы нам следует ждать неизбежного — где-то в большей степени, где-то в меньшей — роста примитивных сверхзапросов и соответственно сверхобещаний. А это сведет шансы хорошей политики и. экономики фактически к нулю. Ожидая, что раскрепощенное мышление пустит в дело толковые мысли, мы все же должны быть готовы к тому, что все может ухудшиться 'как раз перед тем, как начнутся перемены к лучшему. Инфляцию проще всего остановить и устранить, когда она начинает галопировать. И то же самое относится ко всем крайностям: средства лечения (перемены в политике) принимаются с трудом до тех пор, пока боль не станет нестерпимой.
И не ислам, а именно либеральная демократия является сегодня единственно приемлемой игрой на нашей улице; но мы, конечно же, вольны сыграть в эту игру плохо.
Перевел В. И. Шамшурин
Поступила в редакцию
13.10.94
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 12, ПОЛИТИЧЕСКИЕ НАУКИ. 1995. N° 1
ИЗ СТУДЕНЧЕСКИХ РАБОТ
А. С. Ахременко