Великий князь святослав игоревич
Юному Святославу мать выделила собственный удел – Новгород. Здесь он рос, под руководством боярина Асмуда учился быть правителем, постигал военную науку. Из таких же молодых людей, как князь, формировалась его дружина. Для воспитания настоящих воинов недостаточно одних лишь рассказов и упражнений, но в Новгороде были возможности поучиться на практике. Вместе с новгородцами Святослав совершал экспедиции к эстам, финнам, самоедам. Подчиняли племена, облагали данью. Вероятно, князь участвовал и в варяжских морских походах. В этих предприятиях сплачивалась и выковывалась железная, не имеющая себе равных дружина. А сам двадцатилетний Святослав превращался в опытного и умелого начальника. Нестор рассказывал, что он “легко ходил в походах, как пардус, и много воевал”. Без обозов, шатров, котлов. Довольствовался мясом, поджаренным на углях. Спал, “подостлав потник, с седлом в головах. Таковыми же были и все прочие его воины”.
Лев Диакон описывал портрет князя: “Он был умеренного роста… брови густые, голубые глаза, плоский нос, редкая борода, верхняя губа его была покрыта густыми и вниз спускающимися волосами. Голова была совсем голая, лишь на одной стороне висел клок волос – знак благородного происхождения. Шея толстая, плечи широкие и все сложение очень стройное. Взгляд его был мрачный и суровый. В одном ухе висела золотая серьга, украшенная двумя жемчужинами с рубином посреди. На нем была белая одежда, только чистотой отличаюшаяся от других” (простых воинов). Как видим, “знаком благородного происхождения” у русичей служил тот самый “оселедец”, которым впоследствии щеголяли запорожцы, а одна серьга у казаков означала единственного сына у матери – каковым и был Святослав.
К административным и хозяйственным вопросам он не питал ни малейшего интереса, старался избегать их. Но новгородским боярам это нравилось. Не лезет князь в их дела, вот и ладно, они как-нибудь сами разберутся. Ольга тоже не настаивала, чтобы сын более внимательно осваивал эти обязанности. Она готовила Святослава к главному делу своей и его жизни. Смертельному удару по Хазарии. Даже когда князь вырос, мать сохранила на него огромное влияние, и сложилось своеобразное разделение их функций. Ольга по-прежнему ведала всем гражданским управлением, а Святославу это позволяло не отвлекаться на текущие дела, сосредоточиться на военной сфере.
Великая княгиня продолжала вести активную дипломатию. Кроме Германии, заключила союз с Венгрией и договорилась скрепить его браком, сосватала за сына мадьярскую княжну. На Руси ее назвали Предслава. Правда, тогдашние венгры были совсем не похожи на нынешних. Угорские кочевники еще не успели смешаться с европейцами, оставались низкорослыми, коренастыми, с широкими лицами и узкими глазами. Стоит ли удивляться, что Святослав, женившись на союзнице, полюбил другую девушку, холопку матери Малушу. Впрочем, она была не рядовой рабыней, а ключницей Ольги, управляющей хозяйством. Да и рода не простого – ее брат Добрыня был не землепашцем, не ремесленником, а профессиональным воином. Некоторые историки предполагают, что отец Малуши любечанин Малк был не кем иным как древлянским князем Малом, которого Ольга обратила в неволю и поселила в Любече. Известно, что Малк был очень преданным слугой княгини, вслед за ней крестился, получив имя Никиты.
Духовной деятельности св. Ольга тоже не оставляла. В стране не было митрополита, служили пришлые священники, болгары и греки, и государыня волей неволей стала главой русских христиан. Неофициально, но главой общины, как бы острова, а вокруг – языческое море. Ольга не могла использовать свою власть для воздействия на язычников. У нее не было и миссионеров, чтобы нести по Руси свет Православия. И все же она начала наступление: примером милосердия и добра. Помогала бедным, больным, брала под защиту вдов, сирот. Люди воочию видели – вот оно какое, христианство. Приглядывались, сами тянулись к нему.
Конечно, лучшим способом повлиять на подданных было бы обращение Святослава. Ольга не случайно приняла имя св. Елены – мать св.Константина Великого крестилась раньше сына. Великая княгиня наверняка рассказывала об этом Святославу, склоняла его последовать за собой, но в данном случае ее авторитета оказалось недостаточно. Сын отказался. Ответил – а что скажет моя дружина? Что ж, каждый из них рассуждал с собственной точки зрения. Св. Ольга верила, если князь обратится к Господу, Он поможет одолеть хазар. А Святослав мыслил сугубо по-земному. Опасался, что смена веры расколет армию и народ. Перед решающей схваткой он хотел сохранить единство. Мать не смогла настоять на своем. Но она забрала детей князя. Сыновей от Предславы, Ярополка и Олега, от Малуши – Владимира. Взялась воспитывать их сама. Надеялась, что хоть внуков получится вырастить христианами.
А тем временем менялась ситуация в окружающих странах. Византия все еще выглядела всемогущей. Там выдвинулся талантливый полководец Никифор Фока. Громил Багдадский халифат, захватил Крит, вторгся в Сирию. Греки вели себя крайне жестоко. После взятия большого города Алеппо перебили всех жителей, в плен брали только детей и красивых женщин для продажи в рабство. Эмиры других городов перепугались, вступали в переговоры. Но во все времена самым уязвимым местом Византии была ее столица…
В правительстве Константина Багрянородного заправляли деятели далеко не чистые и не честные. Атмосфера при дворе была соответствующая. В ней рос и воспитывался сын императора Роман. К нему подстраивались карьеристы, во всем потакали ему. Он с юности пристрастился шляться по кабакам, борделям. В каком-то из злачных заведений откопал себе невесту, красотку Феофано. Жизнь научила ее играть разные роли, и она сумела понравиться императору. Изобразила из себя скромную, смиренную девушку. Идеальная жена! А то, что из простонародья, для царя и его приближенных было даже лучше. Не притащит за собой во дворец свору знатных родственников. Феофано родила двух сыновей, Василия и Константина.
Но императору было 54 года, он обладал крепким здоровьем. Это ж сколько еще ждать наследникам? Как выяснилось, Феофано умела готовить яды. В 959 г. сын и сноха спровадили Константина на тот свет. И вот тут-то скромница показала свой нрав! Как только Роман II и Феофано короновались на царство, она отправила в монастырь надоевшую ей свекровь, постригла в монахини пятерых сестер мужа. Нечего путаться под ногами у императрицы… Хотя корона не изменила поведения Романа. Наоборот, он совсем опустился, пил напропалую, а управление государством перехватили ловкие временщики [144].
Такое положение совершенно не устраивало Феофано – вечно пьяный муж, при дворе распоряжаются всесильные сановники. Она была достаточно умной, понимала, что одна с маленькими сыновьями на престоле не удержится. Императрица положила глаз на Никифора Фоку – мужчина хоть куда, прославленный народный герой! Стала оказывать ему знаки внимания, завязала дружбу. В 963 г. Феофано отравила супруга и воззвала о помощи к Никифору: приди, спаси империю, спаси царственную вдову и детей. Он немедленно двинулся из Сирии с полками, разогнал временщиков и обвенчался с Феофано. Формально стал соправителем и опекуном малышей Василия II и Константина VIII, а реально – императором.
Но Никифор по натуре был в первую очередь солдатом. Суровым, неприхотливым. Власть, доставшуюся в его руки, он расценил как призыв от Бога. Круто изменил политику империи, как понимал ее сам. Был убежден, что византийцы должны вновь осознать свою мощь, быть настоящими римлянами. Празднества на ипподроме? Отменить. Пустить деньги на войско. Платим дань сицилийским пиратам? Позор. Вместо золота Никифор направил на Сицилию весь флот. А сам собрал огромную армию и в 964 г. повел ее на Сирию… Все силы Византии оказались связаны на двух фронтах. Наступил самый подходящий момент – для Руси.
Святослав и Ольга успели к этому отлично подготовиться. Войско было прекрасно вооружено, обучено, умело четко действовать по командам, держать строй под ударами врага. Понеслись быстрые ладьи за море, вербовать дополнительные контингенты варягов. Киевские правители присмотрели и новых союзников. Хазары, добравшись крепостями до Днепра, начали без стеснения прижимать печенегов, уже считали их своими подданными. Кочевникам это никак не могло понравиться. Но каганат поссорился и с гузами, которых использовал против печенегов. Вроде, их помощь больше не требовалась. Так зачем заигрывать, подарки посылать? Начали обращаться пренебрежительно, захватывать в рабство. В Киеве такие вещи отслеживали. Теперь пришла пора, к печененам и гузам помчались русские послы.
План кампании был разработан заранее. Идти на Итиль по Причерноморью было самоубийством. На этом направлении стояло три сотни крепостей, хазары за столь внушительной “изгородью” чувствовали себя в полной безопасности. Другой путь в Хазарию, через Верхнюю Волгу, тоже перекрывали кордоны, города и крепости хазарских вассалов. Ввяжешься в затяжные сражения, с тыла ударят союзники каганата, болгары, подключатся византийцы. Нет, действовать надо было быстро, и сразу же добиться полной победы.
Существовал третий путь, по Оке, через земли вятичей и муромы, и он выводил прямо в сердце каганата. Впрочем, и здесь можно было завязнуть надолго. Осаждать лесные крепости вятичей было не легче, чем каменные замки. Но каганат сгубила близорукая жадность его властителей. Держава выглядела несокрушимой и вечной – от “реки Кузу” до “холодной страны йуру и вису”, все покорны, “страшась меча нашего”. Кто посмеет покуситься на Хазарию? А раз так, то и с подданными можно не церемониться. Вятичи прикрывали важный участок границы, но с них драли высокую дань, не звериными шкурками, а серебром, “по шелягу с плуга”. Поэтому посланцы Святослава сумели договориться с племенем.
Все приготовления осуществлялись в глубокой тайне. В Киеве великая княгиня не обнаруживала ни малейшего намека на скорые перемены. Хазарские дипломаты и купцы пребывали в уверенности, что их по-прежнему боятся, заискивают, готовы уступать. Самодовольно высчитывали русские долги, жульничали с процентами. Прикидывали, что еще они смогут потребовать от благосклонной, не желающей их раздражать государыни. А она лишь по ночам давала волю истинным чувствам. Святая Ольга горячо молилась. Не могла доверить секретов даже священникам, открывалась только Богу. Да, ее сын остался язычником. Но ведь и Тит Флавий, разрушивший Иерусалим, был язычником! А в Итиле верховодили потомки тех самых иудеев, которые распяли Христа. Неужели Он не поможет?
А в глубине страны, подальше от еврейского квартала Киева и от византийских соглядатаев, собирались войска. Их скрытно перебрасывали на Черниговщину, в селения северян. Глубокой осенью 964 г. Святослав двинулся вверх по Десне. От верховий ладьи перетаскивали в притоки Оки. Тут начинались владения вятичей. Они уже ждали. Был собран урожай, позволивший кормить войско. Хазар, которые находились в их городах, вятичи с большим удовольствием перерезали. Как раз грянула распутица, ледостав, повалили снега, и лесной край был на несколько месяцев надежно отрезан от Итиля.
Святослав зимовал у вятичей, ремонтировал суда, строил новые. Провел переговоры с муромой, и племя охотно согласилось вернуться в состав Руси. А весной 965 г., едва сошел лед, вниз по реке поплыли лодки с гонцами. Они несли три грозных слова: “Иду на вы!” Эти слова грянули, как гром среди ясного неба. Ошеломили, внесли панику. Хазары и их сателлиты до последнего момента не подозревали об опасности. А теперь предпринимать что-либо было уже поздно. Следом за гонцами на Волгу выходила могучая русская флотилия. Погромила Волжскую Болгарию, буртасов. Они тоже были подневольными данниками каганата, но разве не помогали ему? Разве не истребляли когда-то русичей? Вот и пришла расплата.
В Итиле хазары успели сорганизоваться. Подняли гвардию, вооружили горожан, приняли бежавших болгар и буртасов. Но Святослав на это и расчитывал, когда посылал дерзкий вызов. Пусть враги соберутся в кучу, чтобы покончить с ними разом. К князю подошли союзники. С правого берега Волги – печенеги, с левого – гузы. Хазарское воинство вывели в поле царь Иосиф и марионеточный каган из рода Ашина, история даже не сохранила его имени. “И соступишася на бой, и бысть брань, одоле Святослав козар”. Каган пал в рубке. Иосиф пропал без вести. Преследуя и топча бегущее хазарское ополчение, русичи ворвались в Итиль. Мегаполис, раскинувшийся на несколько километров, был разрушен и сожжен дотла. Исчезли, развеялись черным дымом сказочные дворцы, роскошные дома, увеселительные заведения.
А сколько рабов и рабынь обрели свободу? Тех, кто трудился в поте лица на иудейских хозяев, кто ублажал их. Тех, кого держали в бараках работорговцы, выставляли нагими перед покупателями. Тех, кто уже был продан и ждал отправки в далекие страны… Сколько людей обливались счастливыми слезами и обнимали соплеменников – русичей, вятичей, муромчан, печенегов, гузов? О них нигде не упоминается. Но ведь они были. Зато хазарам попало крепко. Ибн-Хаукаль писал, что от них “не осталось ничего, кроме разбросанной неполной части”. Они прятались на волжских островах с надеждой “остаться по соседству со своими областями” – вернуться домой, когда русичи уйдут. Но “народ рус… рыскал за ней”, за этой “неполной частью”. Гнездо нечисти выводили под корень, чтоб больше не возродилось.
Уничтожив Итиль, часть русской армии отправилась на Терек, стерла с лица земли прежнюю хазарскую столицу Семендер и Беленджер. А сам Святослав и костяк его дружин переволокли ладьи с Волги в Иловлю, выплеснулись на Дон и взяли Саркел. Это была не просто крепость, а центр хазарского пограничного командования. Отсюда осуществлялось управление всей системой крепостей. Раскопки показали, что Саркел был захвачен с жестоким боем и снесен до основания. На его месте Святослав велел строить русскую крепость Белая Вежа.
По Дону князь вышел в Азовское море, разгромил Самкерц и Таматарху. Одним походом были сокрушены все все крупные города Хазарии! Святослав ставил целью не победить каганат, а полностью ликвидировать его. Срубить чудищу все головы одним махом. Он и срубил их. А брать сотни замков, перегородивших степи между Доном и Днепром, вообще не потребовалось. Как только пали Итиль и Саркел, хазарские гарнизоны, которым русичи вышли в тыл, бросили крепости и бежали к своим друзьям, в Болгарию [140]. Святослав повоевал еще на Северном Кавказе, побил хазарских вассалов, ясов (аланов) и касогов. Они разделились. Одни вслед за хазарами рванули к болгарам, другие примкнули к русским. Некоторых ясов и касогов князь “приведе Киеву” и поселил в его окрестностях.
Но блестящая кампания 965 г. этими успехами не ограничилась. Перед Русью стояла еще одна жизненно важная задача – утвердиться на море. Святослав ее тоже решил, причем легко, как бы между делом. По дороге домой его войско прошлось по византийским владениям в Приазовье и Северном Крыму. Пограбили 10 городов и 500 деревень. Но население в этих краях было смешанным. Вместе с греками издавна селились славяне, вступали в браки друг с другом. Один из византийских топархов (начальников провинций, его имя осталось неизвестным) сокрушенно записал, что большинство его подчиненных “жило по обычаям варваров”, и при нашествии русичей “города и народы добровольно к ним присоединялись”. Даже местная знать отказалась слушаться топарха, единогласно постановила подчиниться Святославу. Автору записок пришлось ехать в Киев. В столице он нашел князя, “который могуч большим войском и гордится силой в боях”. Святослав ласково принял топарха, побеседовал с ним. За то, что византиец изъявил покорность, князь оставил его правителем прежних владений и даже добавил одну область, пообещал новым подданным защиту и сохранение всех доходов [122].
Но вражескую коалицию Святослав намеревался добить. В 966 г. он выступил в следующий поход, на Болгарию, где нашло пристанище множество хазар. Хотя на этот раз планы сорвались. Восстали вятичи. Они были ничуть не против освобождения от каганата, но и Киеву повиноваться не желали. Когда узнали, что полки Святослава отправились к Дунаю, взялись за оружие. Но князь таких шуток не любил. Понимал, что для войны с внешними неприятелями надо иметь прочный тыл. Получив известие о мятеже, он сразу повернул войско в противоположном направлении, на Оку. Вятичей Святослав победил и обложил данью. Сами виноваты. Не хотите служить Руси по-хорошему, извольте платить.
После крушения Хазарии в состав Руси возвратились Верхнее Поволжье, междуречье Волги и Оки. Здешние финские племена меря, мещера, мурома повели себя совсем не так, как вятичи. Они уже побывали и под властью русских князей, и под властью хазар, поэтому сделали однозначный выбор. Ни одного их восстания против русских в истории не зафиксировано.