II. ПРЕДЕЛЫ И ПЕРЕХЛЕСТЫ ХРУЩЕВСКОГО ПРОЕКТА (1958 — 1864)
1. «Догнать и перегнать Америку!»
22 мая 1957 г. на собрании представителей колхозников Хрущев бросил ставший знаменитым лозунг: «Догнать и перегнать Америку!» Речь в данном случае шла о соревновании с этой страной в двух конкретных областях: в производстве мяса и молочных продуктов. Вместе с тем это выступление стало началом волюнтаристской политики «прыжка вперед», опасность которой показала советская история тридцати предыдущих лет. Выдвижение невыполнимых целей, последовавшая широкая кампания по пропаганде хрущевского проекта, исходившего из быстрого роста потребления, открывающего путь к обществу изобилия, то есть к коммунизму, поставили серьезную проблему не только в экономическом плане, но и в области общественных отношений. Они свидетельствовали о силе и постоянстве волюнтаристских методов мобилизации производительных сил, порождавших принуждение. Но как можно было совместить эти методы, прямо унаследованные от 30-х гг., со стремлением поднять общественную активность? Желание добиться максимально быстро и с наименьшими затратами впечатляющих результатов на основе отношений и методов, прямо заимствованных из сталинской практики, скоро породило все более авантюристические инициативы, непродуманные административные реформы, экономические и социальные перегибы, которые не замедлили выявить пределы хрущевского проекта и привели к серьезному экономическому и социальному кризису начала 60-х гг.
1957 — 1959 гг. были отмечены серией административных реформ и «кампаний» («кукурузная лихорадка», «мясная кампания в Рязани», «молочные рекорды» и т.д.), призванных улучшить функционирование экономической системы. Мы уже упоминали о создании совнархозов, созданных для упрочения горизонтальных связей между предприятиями за счет традиционных вертикальных связей в структуре управления советской экономикой, во исполнение ленинского принципа, согласно которому центр тяжести оперативного руководства промышленностью и строительством должен был находиться на местах. Согласно закону от 10 мая союзные промышленные министерства с 1 июля 1957 г. были заменены сотней совнархозов, на региональном уровне управлявших предприятиями, которые должны были устанавливать прямые связи между собой. Эта реформа принесла мало положительных экономических результатов. Конечно, она облегчила развитие некоторых отраслей местной промышленности, которые были в загоне в то время, когда все руководство осуществлялось из центра, но затруднило функционирование ряда секторов крупной промышленности Главным же результатом стало возбуждение недовольства десятков тысяч министерских чиновников, вынужденных отправиться из Москвы в провинцию.
В отсутствие продуманной инвестиционной политики в аграрном секторе (проблема его финансирования оставалась нерешенной, так как государство не решалось перенести на розничные цены прибавку, получаемую производителями с 1953 — 1954 гг.) повышению эффективности сельского хозяйства должны были способствовать две административные реформы. Первая заключалась в ликвидации МТС и передаче техники (тракторов и сельхозмашин) в собственность колхозов, что предполагало ее лучшее использование. С экономической точки зрения эта мера, несомненно, позволила многим колхозам улучшить организацию и поднять производительность труда; однако для других был более выгоден прокат оборудования, поскольку обеспечивал большую гибкость. Вместе с тем реформа навязала всем колхозам немедленный выкуп парка МТС, а невыгодные условия последнего поглотили финансовые ресурсы колхозов, образовавшиеся с 1954 — 1955 гг. благодаря повышению закупочных цен. Если некоторые «колхозы-миллионеры» и извлекли выгоду из этой реформы, то беднейшие колхозы, которых было подавляющее большинство, попали в критическое положение. Немедленная и обязательная ликвидация МТС имела и другие отрицательные последствия, в первую очередь отъезд в города большинства техников, которые боялись потерять свой статус и оказаться приравненными к колхозникам, и вслед за этим быстрый выход из строя оборудования, оставшегося без квалифицированного обслуживания. В 1958 — 1961 гг. — впервые с конца 20-х гг. — произошло сокращение парка сельскохозяйственных машин.
Вторая реформа заключалась в новом укрупнении колхозов (83 тыс. в 1955 г, 68 тыс. в 1957 г., 45 тыс. в 1960 г.), что должно было привести к образованию мощных «колхозных союзов», способных стать началом подлинной индустриализации сельского хозяйства. Этот проект, возрождавший идею агрогородов и лежавшее в ее основе стремление ускорить социальное преобразование деревни через развитие «социалистических» аспектов образа жизни, требовал крупных капиталовложений, в которых колхозы были не в состоянии участвовать из-за недостатка средств, вызванного выкупом МТС. Это стало причиной неудачи первой серьезной попытки добиться реальной интеграции колхозного сельского хозяйства.
Реформы, порожденные желанием быстро и с меньшими затратами получить существенные результаты, сопровождались сильным давлением на местных партийных работников и председателей колхозов, которые в свою очередь давили на колхозников. Практическим выражением этого стала кампания против приусадебных подсобных хозяйств, рассматривавшихся как частнособственнический пережиток. Для политических и хозяйственных руководителей всякая интенсификация коллективного труда предполагала ограничение труда индивидуального на своем участке. На деле же эта кампания, не говоря уже о ее непопулярности, оказала отрицательное воздействие на все сельскохозяйственное производство.
Наглядным примером катастрофических последствий приверженности к волюнтаристским методам принуждения, связанным с «погоней за рекордами», стала «рязанская катастрофа». Толчком к ней послужила произнесенная 22 мая 1957 г. в Ленинграде речь, в которой Хрущев предложил за три года утроить производство мяса в стране. Первые полтора года принесли очень скромный прирост (8%), что вызвало крайнее раздражение Хрущева, поставленного перед необходимостью признать, что его проект в действительности невыполним. В конце 1958 г. обкомам партии было разослано указание о принятии «решительных мер» для увеличения производства мяса в 1959 г. Первый секретарь Рязанского обкома А.Ларионов выступил с амбициозным заявлением, пообещав за один год утроить государственные заготовки мяса в области. Обещания, несмотря на их нереальность, были утверждены областной партийной конференцией, а 9 января 1959 г. по настоятельной рекомендации Хрущева и вопреки мнению Сельскохозяйственного отдела ЦК КПСС опубликованы в «Правде». На «вызов» ответили несколько других областей. Рязанская область не успела еще приступить к реализации своей грандиозной программы, как на нее посыпались награды. В феврале 1959 г. она получила орден Ленина, а сам Ларионов через несколько месяцев стал Героем Социалистического Труда. Чтобы сдержать обещание, обком партии распорядился забить весь приплод 1959 г., а также большую часть молочного стада и производителей, присовокупив под расписку весь скот, выращенный колхозниками в своих хозяйствах. Однако даже этих мер было недостаточно, в связи с чем были организованы закупки скота в соседних областях за счет средств из общественных фондов, предназначенных для приобретения машин, строительства школ и т.д. «Мясной налог» ударил не только по всем колхозам и совхозам области, но и по всем городским учреждениям; сдаваемое государству (по чисто символическим ценам) мясо исчезло из продажи. 16 декабря местные власти торжественно рапортовали о стопроцентном выполнении плана: область «продала» государству 150 тыс. т мяса, в три раза превысив поставку предыдущего года; обязательства же на 1960 г. брались еще более высокие — 180 тыс. т! Однако в 1960 г. заготовки не превысили 30 тыс. т: после массового забоя предыдущего года поголовье уменьшилось по сравнению с 1958 г. на 65%. Колхозники, у которых под расписку «временно» изъяли скот, отказывались обрабатывать колхозные земли, что привело к падению производства зерна на 50%, К концу 1960 г. скрывать катастрофу стало невозможно, и Ларионов покончил жизнь самоубийством. Применение «рязанских методов», более или менее карикатурно распространенных на многие регионы, привело к катастрофическим результатам; в 1964 г. производство мяса уступало уровню 1958 г. Все это нанесло серьезный удар по престижу Хрущева; лозунг «Догнать и перегнать Америку!» вскоре прочно перекочевал в анекдоты. Предметом шуток стало и увлечение Хрущева кукурузой, с помощью которой он надеялся решить проблему кормов. Отведенные под эту культуру площади были удвоены: 18 млн. га в 1955 г.. 37 млн. га в 1962 г. Возделывание кукурузы навязывалось и тем регионам, где климатические условия явно не подходили для этой культуры (особенно в Белоруссии и Прибалтике). Урожаи 1957, 1959, 1960 и 1962 гг. были низкими.
Хороший урожай, полученный в 1956 г. на целине, вдохновил руководство на продолжение эксперимента. Попытка закрепить в качестве постоянных мер то, что задумывалось как временный выход из положения, в среднесрочном плане имела плачевные последствия. Чрезмерная эксплуатация районов нового освоения привела к падению средней урожайности и удорожанию производимого на этих территориях зерна. Кроме того, практически полностью прекратилось развитие традиционных зернопроизводящих регионов. Освоение целинных земель, превращенное из временной меры в постоянный источник получения около половины товарного хлеба, могло бы быть менее рискованным, если бы климатические условия там не были столь неустойчивыми, а хозяйство велось постоянным крестьянским населением на основе рационального севооборота. Но нормальное сельское хозяйство было несовместимо с регулярными мобилизациями рабочей силы и машин, которые в период страды направлялись туда на один-два месяца, и с экстенсивной зерновой монокультурой, ставшей источником эрозии нестойких почв. Все это в конечном счете привело к экологическому и экономическому кризису 1962 — 1963 гг.
До конца 50-х гг. авантюрные инициативы Хрущева, последствиям которых предстояло полностью проявиться только после 1960 г., в глазах общественного мнения компенсировались принятыми в 1955—1959 гг. многочисленными мерами по улучшению условий жизни населения, главным образом городского. 25 апреля 1956 г. был отменен антирабочий закон 1940 г., прикреплявший трудящихся к их предприятиям. Отныне рабочие могли менять место работы, уведомив об этом администрацию за две недели (отметим в этой связи, что с колхозниками продолжали обращаться как с гражданами второго сорта; они все еще не имели паспортов, без которых не могли по своему усмотрению и легально покинуть свой совхоз). Минимальная заработная плата в государственном секторе была повышена примерно на 35% и освобождена от налога, Размер пенсий почти удвоился; пенсионный возраст был снижен до 60 лет для мужчин и 55 лет для женщин. Колхозники же и в этой области оказались обделенными: лишь в 1 964 г. они получили право на пенсию, а пенсионный возраст наступал для них на пять лет позже, чем для других категорий трудящихся. Продолжительность рабочей недели была сокращена с 48 до 46 часов (для металлургов — 42 часа, для шахтеров и подростков — 36). Отпуск по беременности (сокращенный при Сталине до 70 дней) стал снова стодвенадцатидневным. Правительство обязалось не прибегать более к обязательным государственным займам (по которым до этого забиралось около 6% годовых заработков), но на 20 лет заморозило выплату процентов по предыдущим займам. Наконец, широкое развитие получило жилищное строительство. Очень выгодными условиями государство поощряло строительство кооперативных квартир. За десять лет, с 1955 по 1964 г., городской жилищный фонд увеличился на 80%. Тем не менее после наплыва в города в начале 30-х гг. десятков миллионов сельских жителей отставание в этой области было столь велико, что, несмотря на достигнутые успехи, в целом жилищный кризис преодолеть не удалось. Власти часто использовали эту ситуацию для давления на граждан: безупречное поведение позволяло надеяться на более или менее скорое получение квартиры. Напротив, любое отклоняющееся, маргинальное поведение или протест влекли за собой перемещение в конец очереди на жилье, в которой в середине 60-х гг. в Москве стояло более 2 млн. человек, и даже потерю права на жилище. В целом же вторая половина 50-х гг. осталась в коллективной памяти общества как время, когда материальное положение, в особенности положение с жильем, начало улучшаться.
Конечно, наиболее осязаемо условия жизни изменились для всех тех, кто после XX съезда КПСС был освобожден из лагерей (до 195 6 г. число освобожденных оставалось очень незначительным); очень много времени отнимала сама процедура реабилитации, связанная с прохождением дел через Верховный суд СССР или его «военную коллегию». С целью ускорения процедуры после XX съезда в лагеря были направлены специальные комиссии по пересмотру дел, получившие право решать вопросы на месте и немедленно освобождать реабилитированных. Результатом их деятельности стало освобождение в 1956 г. — году «возвращения», прекрасно описанном В.Гроссманом в его романе «Все течет», — нескольких миллионов человек. Это массовое возвращение, одновременно напоминавшее о том, что миллионы людей никогда не вернутся, не могло не вызвать смятения в умах и стало тяжелейшей социальной и моральной травмой, рожденной трагической встречей, предсказанной А.Ахматовой: «Теперь арестанты вернутся, и две России глянут друг другу в глаза: та, что сажала, и та, которую посадили».
Февраль 1957 г. принес реабилитацию народностям, депортированным в 1944 — 1945 гг. В родные места было позволено вернуться чеченцам, ингушам, балкарцам, карачаевцам и калмыкам, однако ничего не было сделано для немцев Поволжья и крымских татар, так как территории, которые их вынудили покинуть, были заселены русскими и украинцами.
В 1956 — 1958 гг. были реабилитированы — также выборочно — некоторые партийные и военные руководители, ставшие жертвами чисток. Среди них особенно много было военных (Тухачевский, Якир, Блюхер и др.), поскольку с 1953 г. армия была среди основных сил, поддерживавших Хрущева, а также руководящих партработников, чаще всего второстепенных и придерживавшихся сталинской линии (Эйхе, Рудзутак, Постышев, Косиор, Чубарь и др.), упомянутых в «секретном докладе». Эти частичные реабилитации, не коснувшиеся крупных исторических фигур большевизма, отстаивавших политические альтернативы сталинизму (Бухарин, Троцкий) или открыто выступавших против Сталина (Зиновьев, Каменев, Рыков и др.), не послужили импульсом для серьезных размышлений о природе сталинизме, массовых репрессий и ответственности за них партии в целом.
В то время как система лагерей (переименованных в «исправительно-трудовые колонии») подверглась реорганизации, а в КГБ произошла смена руководства (генерал Серов уступил свой пост бывшему первому секретарю ЦК ВЛКСМ Шелепину, сорокалетнему аппаратчику, не замешанному в чистках и твердо руководствовавшемуся партийными установками), советские юристы во имя «укрепления социалистической законности» отказались от традиций, укоренившихся при Вышинском. 25 декабря 1958 г. Верховный Совет принял новые «Основы уголовного законодательства», которые должны были стать базой для соответствующих Кодексов союзных республик. Отменялись наиболее вопиющие нормы в уголовном законодательстве сталинской эпохи; было упразднено понятие «враг народа»; с 14 до 16 лет был повышен возраст наступления уголовной ответственности; было запрещено прибегать к угрозам и насилию для получения признания; обвиняемый должен был обязательно присутствовать на процессе, защищаемый полностью ознакомленным с его делом адвокатом; за некоторыми исключениями, судебные заседания стали открытыми.
«Дух XX съезда», казалось, оправдывал самые смелые надежды, прежде всего интеллигенции. В действительности же политика властей по отношению к интеллигенции вскоре показала двусмысленный и ограниченный характер либерализации «под усиленным надзором».