Военная демократия» и процесс формирования государственных структур

Рамки нашей работы не позволяют вдаваться в детали тео­ретической дискуссии по этому вопросу. Отметим лишь, что перерастание военно-демократического управления в вождистско-иерархическое не вело автоматически к образованию госу­дарственных структур. У разных народов в разное время сло­жились такие признаки становления государства, как отделе­ние от общества публичной власти, располагающей особым аппаратом принуждения, разделение населения по территори­альному признаку (во многих африканских и азиатских обще­ствах сохранилось разделение по родоплеменному признаку и не было больших поселений), возникновение права как систе­мы норм, выражающих волю господствующих классов и обес­печенных принудительной силой публичной власти. У многих народов процесс классообразования отставал от появления го­сударственных структур, что также заслуживает отдельного рассмотрения.

Становление надобщинных властных структур было связа­но с узурпацией общинной верхушкой наряду с военнопредводительными функциями общественных функций, прежде все­го по организации хозяйственной деятельности (в одном слу­чае это была организация ирригационной инфраструктуры, в другом — распределение земельных наделов, в третьем — определение мест пастбищ и т.д.) и по перераспределению избы­точного продукта.

Одним из первых обобщил особенности формирования по­литической организации на этой стадии на примере племени Центральной Австралии М.О. Косвен. Все властно-управленческие решения в этих племенах принимались участниками сове­щания, состоявшего из стариков высшего ранга и положения, глав локальных групп или тотемов, воинов и «докторов». Лишь после того, как совещание принимало какое-то решение, один из его участников сообщал суть последнего другому собранию, на котором присутствовали уже все пожилые мужчины, распо­лагавшиеся по кругу (молодежь могла присутствовать на со­брании, но оставалась вне круга)². М.О.Косвен отмечал: «Наи­более существенная и знаменательная черта австралийского главарства заключается в том, что политический глава груп­пы, не будучи иногда ни самым старшим, ни физически наи­более сильным, ни самым мудрым, ни военным вождем, ни обладающим лично сверхъестественной мощью, является лишь ставленником экономически господствующей группы геронтов. Выходя из их среды, он остается с ними целиком связанным, им подчиненным, лишь их представителем... Здесь, на одной из примитивнейших ступеней человеческой культуры, власть уже предстает перед нами как организация экономического гос­подства»[87].

Поскольку уровень производительности труда, достигну­тый на этой стадии развития первобытного общества, был еще недостаточно высок для того, чтобы правящая верхушка мог­ла присваивать себе значительную долю избыточного продукта, то роль войны как внешнего источника обогащения про­должала не только сохраняться, но и повышаться. При этом военная деятельность в условиях уже далеко зашедшего раз­деления труда стала, по выражению Р. Люксембург, «специ­альностью определенных кругов первобытного общества»[88]. В этой связи следует учитывать, что именно в воинственных скотоводческих, кочевых племенах, где в военные операции часто вовлекались и рядовые соплеменники, демократизм участия их в принятии важных решений был значительно выше, чем в земледельческих протокрестьянских обществах. В этих последних функция защиты общества являлась моно­полией особого военного сословия, терявшего связь со свои­ми общинами и служившего орудием насилия обогащающей­ся военной и племенной аристократии против своих сопле­менников.

Иерархизация системы военной демократии сопровождалась дальнейшим отстранением рядовых общинников от управле­ния общиной, причем этот процесс шел иногда быстрее, чем отчуждение производителей от средств производства, которое большей частью еще носило скрытный характер. Народное со­брание все чаще подменялось сходкой военной дружины. Со­вет старейшин и тайные союзы родовой знати превращались во все более важные центры принятия властных решений, лишь часть которых затем выносилась на формальное утверждение собранием общинников. Это позволяло налагать на рядовых общинников новые повинности, которые (наряду с использова­нием труда добытых на войне рабов) способствовали обогаще­нию родовой аристократии. Ускорялись распад родоплеменной организации и появление военных и гражданских поселений, лишенных родовых связей. Стали намечаться институционализация обычаев и правил поведения, трансформация их в нор­мы права, дифференцирование применявшиеся к различным социальным стратам и влекущие за свое нарушение санкции со стороны уже не собрания соплеменников, а выдвигаемых зна­тью судей и жрецов.

Подчинение органов общинного самоуправления вождю и его группе позволяло племенной верхушке присваивать уже значительную часть производимого общественного продукта, что ускоряло как процесс классообразования, так и дальней­шее отчуждение власти. Но наряду с очевидными признака­ми государственности продолжали бытовать и формы общин­ного самоуправления — это и затрудняет фиксацию «готовых» государственных форм властвования в истории многих об­ществ. Отсюда попытки ввести понятия «предгосударства», «раннего государства» или «варварского государства». Все эти попытки заслуживают внимания (при условии, что они опи­раются на знание фактов и научно обоснованную методоло­гию). Для нас же особенно важно то, что на данном этапе институты политического участия (а применительно к этому периоду уже позволительно говорить о политическом властво­вании) претерпевают серьезную ломку. Однако, поскольку организационно-управленческая деятельность верхушки (как бы далеко ни зашло ее отделение от народа) требовала своего идеологического обоснования и санкционирования, новые формы властвования сочетались со старыми. Весьма часто прежние традиции родовой и военной демократии переноси­лись как «освященные» временем в государство. Классичес­кий пример такого сосуществования традиций и новых форм дает Древняя Греция.

Следует особо обратить внимание на то. что возникнове­ние военной демократии — есть переходная форма от перво­бытной демократии к демократии классового общества[89]. Ее внешние признаки — должность военачальника в сочетании с ограничивающими ее учреждениями. Морган постоянно под­черкивает, что военачальник — это военный вождь, а не царь, что это именно должность, должность выборная и с ограни­ченной властью[90], что царская власть несовместна с родовым строем[91]. Ограничивающие власть военачальника органы — совет старейшин и народное собрание. Но наличие их обоих не­обязательно.

Таким образом, сущность военной демократии — сочета­ние пронизывающей всю жизнь общества воинственности со свободой народа, которую Морган отождествляет с демократи­ей. Он пишет: «Где господствует военный дух, как это было у ацтеков, там естественным путем при родовых учреждениях возникает военная демократия»[92].

История Европы знает две большие эпохи, к которым при­лагается термин «военная демократия» — период складывания классовых обществ древнего мира (греки «героической», или «гомеровской», эпохи, в начале века датируемой XI—IX вв. до н.э.)[93] и римляне «эпохи царей» в период складывания обществ средневековья в I тыс. н. э. у народов, не знавших рабовла­дельческого строя — германцев и славян[94]. Большинство иссле­дователей сходятся на том, что эти две эпохи классообразова-ния привели к складыванию обществ, различных по своей фор-мационной природе: в первом случае — рабовладельческих, во втором — феодальных.

Сходство политического устройства двух указанных групп обществ (с одной стороны, греки XI—IX вв. до н. э. и римляне VIII—VI вв. до н. э., с другой — германцы с начала новой эры до образования у них раннесреднезековых государств, разно­временного у разных этнических группировок, и славяне VI— VTII вв. н. э.), заключающееся в существовании народного со­брания, совета старейшин и военачальника, является общеприз­нанным. Вопрос состоит в том, можно ли говорить о сходстве в сфере социально-экономических отношений.

В раннегреческом и ранкеримском обществах разложение родовых отношений и складывание соседской общины далеко не было завершено в период формирования классов и государ­ства. Родовые связи долгое время оставались определяющим типом социальных связей. Родовая собственность на землю сохранялась и продолжала существовать даже в период разви­тия античного общества.

Разложение родовых связей и складывание соседской об­щины не предшествовали в древности оформлению классового и государственного строя, а совпадали с ним, так как само го­сударство принимало форму общины (полис). Напротив, у гер­манцев и славян классовое общество формировалось в услови­ях, когда родовая община и родовая собственность на землю являлись пройденным этапом развития. Разложение родовых связей и складывание соседской общины здесь предшествова­ли появлению классов и государства[95].

Правильное понимание военной демократии прежде всего предполагает определение исторической эпохи, которой она присуща. Эпоха военной демократии — это не последняя ста­дия разложения первобытного общества. Она существует и в эпоху переходного периода от первобытного общества к клас­сово-антагонистическому. Этот переходной период является переходным не только в развитии базиса, но и надстройки. Подобно тому, как само общество переходного периода пред­ставляет собой переходную форму от первобытнообщинного строя к антагонистической формации, так и органы и нормы управления обществом этого переходного периода будут пере­ходными формами от органов и норм самоуправления перво­бытного общества к органам и нормам управления антагони­стического общества, к государству и праву.

Таким образом, государственная организация общества воз­никает после военной демократии, а сама военная демократия есть выражение процесса возникновения государства. Ее сущ­ность в том и заключается, что она представляет собой пере­ходную форму органов и норм управления обществом. Воен­ная демократия уже не является органами и нормами обще­ственного самоуправления, но она еще не стала органами и нормами классово-антагонистического общества — государ­ством и правом. Военная демократия сочетает в себе черты и свойства как органов и норм управления первобытным обще­ством, так и государства и права.

Военная демократия присуща эпохе переходного периода от бесклассового общества к классовому, когда общество уже перестало быть однородным, но еще не стало классовым. Пе­реходной период от первобытнообщинного общества к классо­во-антагонистическому есть эпоха, на протяжении которой «от­дельные господствующие лица сплотились в господствующий класс». Именно в интересах этих отдельных господствующих лиц, которые лишь постепенно объединялись в господствую­щий класс, и появилась военная демократия, переходная фор­ма в развитии органов и норм управления обществом.