Конституция 1936 г. и борьба с «врагами народа»
К середине 30-х гг. в стране произошли существенные экономические, социальные и политические изменения. Ликвидированы были многоукладность экономики, остатки господствующих классов; социально трансформировалось крестьянство, сформировались новая интеллигенция и новый правящий слой. 1 февраля 1935 г. пленум ЦК ВКП(б) выступил с предложением внести «некоторые изменения» в существующую Конституцию. Но в процессе работы выяснилось, что одними уточнениями и поправками текста Основного закона страны обойтись не удается. В результате к маю 1936 г. появился новый целостный его проект.
Прежняя Конституция СССР в юридическом плане состояла из двух частей: Декларации и Договора об образовании Союза ССР. Конституционная комиссия, созданная на VII Всесоюзном съезде Советов 6 февраля 1935 г., практически отошла от договорного характера, свойственного первой союзной Конституции и встала на путь подготовки принципиально нового документа — единой общегосударственной Конституции, охватывающей все стороны государственной жизни.
Проект Конституции, одобренный в начале июня 1936 г. пленумом ЦК партии и Президиумом ЦИК, 12 июня опубликован для всенародного обсуждения. Оно продолжалось почти полгода. Было зарегистрировано около 170 тыс. предложений по изменению и дополнению текста. Конечно, подавляющее большинство из них не получили отражения в Конституции, но некоторые были все же учтены. В ноябре, после публичного обсуждения проекта, он подвергся на VIII Чрезвычайном съезде Советов дополнительному редактированию. 5 декабря 1936 г. съезд утвердил проект Конституции.
Новый Основной закон провозглашал победу социализма в стране. Экономической основой государства объявлялась социалистическая собственность, существовавшая в двух формах — государственной и кооперативно-колхозной. Наряду с социалистической системой хозяйства закон допускал мелкое индивидуальное хозяйство, основанное на личном труде. Наиболее существенное отличие новой Конституции заключалось в том, что она не содержала «Декларацию об образовании СССР» — самую идеологизированную часть прежнего Основного закона.
Статья 2 новой Конституции декларировала: «Политическую основу СССР составляют Советы депутатов трудящихся». При этом вместо всесоюзных, республиканских и областных съездов Советов закреплялась система, включавшая районные, городские, республиканские Советы. Вершиной пирамиды государственной власти становился Верховный Совет СССР, образованный вместо прежнего ЦИК, как высший орган власти в СССР, избираемый всеобщим прямым и тайным голосованием и состоящий из двух раноправных палат.
Одна из палат — Совет Союза — избиралась по округам при норме один депутат на 300 тыс. жителей. Другая — Совет Национальностей — по союзным и автономным республикам, автономным областям и национальным округам по норме: 25 депутатов от каждой союзной республики, 11 депутатов от каждой автономной республики, 5 депутатов от каждой автономной области, 1 депутат от каждого национального округа.
Впервые в Конституции законодательно определялись место и роль компартии в политической системе. ВКП(б) объявлялась «передовым отрядом трудящихся», представляющим собой «руководящее ядро всех организаций трудящихся, как общественных, так и государственных». Статья 126, содержащая эту запись, в действительности понималась как конституционное закрепление монополии партии на политическую власть. Партийным комитетам учреждений, предприятий, МТС и колхозов, как следовало из Устава ВКП(б), принятого на ее первом съезде после вступления в силу новой Конституции, предоставлялось право контроля за деятельностью администрации.
Реальная власть в стране фактически сосредоточилась в руках узкой группы лиц, входящих в Политбюро ЦК. А всю управленческую систему государственных и общественных организаций полностью контролировал ЦК ВКП(б). В аппарате ЦК действовало Управление кадров, в котором было 45 отделов по всем отраслям государственной, хозяйственной и общественно-политической жизни. Оно не только формировало руководство, назначая высших руководителей (рекомендовало избрать или утвердить имярек в должности), но и осуществляло повседневный контроль за номенклатурными работниками.
В статье 126 Конституции фактически определялась структура политической системы общества, перечислялись все ее элементы. Помимо ВКП(б), назывались «профессиональные союзы, кооперативные объединения, организации молодежи, спортивные и оборонные организации, культурные, технические и научные общества». Это значило, что только названные элементы системы рассматривались как законные. Иные организации, партии или движения, которые могли возникнуть, должны были рассматриваться как неформальные, незаконные.
В новой Конституции по сравнению с предыдущей усиливалась централизация экономической и политической жизни. Основной закон содержал перечень союзных, союзно-республиканских и республиканских наркоматов. К первым относились наркоматы обороны, иностранных дел, внешней торговли, путей сообщения, связи, водного транспорта, тяжелой промышленности, оборонной промышленности. Ко вторым — наркоматы пищевой, легкой, лесной промышленности, земледелия, зерновых и животноводческих колхозов, финансов, внутренней торговли, внутренних дел, юстиции, здравоохранения. Ряд отраслей государственного управления находился только в ведении союзных республик: просвещение, местная промышленность, коммунальное хозяйство, социальное обеспечение.
Конституция декларировала широкий круг гражданских и личных прав, включая право на труд, отдых, образование, материальное обеспечение в старости, а также в случае болезни и потери трудоспособности. Объявлялось равноправие всех граждан независимо от их национальности и расы во всех областях хозяйственной, государственной, культурной и общественно-политической жизни, а также равноправие мужчин и женщин.
Однако принцип равноправия во многом остался лишь на бумаге. Например, он не действовал в отношении представителей наций и национальных меньшинств, народов, создавших свою национальную государственность и не имеющих таковой. Не был доведен до конца этот принцип и в ситуации с правовым равенством городского и сельского населения. Большинство сельских жителей в отличие от горожан не имели паспортов и были фактически прикреплены к колхозам; на них не распространялось пенсионное законодательство и другие социальные гарантии.
Конституция впервые говорила о неприкосновенности личности, жилища и охране тайны переписки (ст. 127, 128). Это должно было гарантироваться тем, что аресты, обыски, выемки корреспонденции могли производиться лишь с санкции прокурора или по решению суда. Однако эти гарантии повсеместно нарушались при массовых репрессиях.
Новая Конституция отразила ужесточение позиции государства в отношении Церкви, произошедшее в начале 1929 г. Статья 124 закрепляла явное неравноправие между верующими и неверующими. За первыми уже не признавалось право вести религиозную пропаганду, им гарантировалась лишь свобода отправления религиозных культов. Вторые же имели по закону право вести антирелигиозную пропаганду.
Конституция 1936 г. провозглашала отмену ограничений демократии, свойственных переходному периоду. Устанавливались всеобщие прямые (вместо многоступенчатых), равные (вместо пропорциональных), тайные (вместо открытых) выборы в Советы всех уровней. Было отменено исключение из политической жизни каких-либо категорий населения, кроме осужденных судом и умалишенных. Лишение избирательных прав резко расширилось в период «великого перелома». Во время избирательной кампании 1928—1929 гг. в СССР в списки лишенцев были внесены 3,7 млн человек, или 4,9% взрослого населения (4,1% жителей сельской местности и 8,5% — горожан). В 1930 г. категория лишенцев пополнилась бывшими «нэпманами». Теперь в ней значились «бывшие»: землевладельцы, торговцы, кулаки, дворяне, полицейские, царские чиновники, владельцы частных предприятий, члены оппозиционных политических партий, белые офицеры, а также служители культа, монахи. В 1932 г. «лишенцы» вместе с семьями насчитывали 7 млн человек, не имеющих прав — избирательных, на жилье, медицинское обслуживание и даже продуктовые карточки.
На основе новой Конституции СССР были разработаны и приняты Конституции союзных республик, в частности — РСФСР (21 января 1937 г.). Она закрепила новые системы органов власти, управления и выборов; изменившееся административно-территориальное деление, вызванное резко усилившейся централизацией управления при переходе к форсированной индустриализации и коллективизации сельского хозяйства.
В 1929 г. трехзвенная система административно-территориального деления страны — область (край), округ, район — была признана неэффективной, поскольку центральный партийно-государственный аппарат оставался слишком далеким от управления местными органами. Переход к двухзвенной системе привел к росту во всех республиках СССР количества районов (с 2443 в 1934 г. до 3463 в 1938 г.), краев и областей (в 2,5 раза на протяжении 30-х гг.).
Ликвидация не коснулась национальных округов. Напротив, их число увеличилось за счет созданного в 1929 г. Ненецкого национального округа в Архангельской области и появившихся в 1930 г. сразу нескольких новых национальных округов: Витимо-Олекминский (Читинская область; упразднен в 1938 г.), Корякский (Камчатская область); Остяко-Вогульский (с 1940 г. Ханты-Мансийский — в Тюменской область), Таймырский (Красноярский край); Чукотский (Магаданская область); Эвенкийский (Красноярский край), Ямало-Ненецкий (Тюменская область). В 1934 г. возник Аргаяшский национальный округ в Читинской области (упразднен в ноябре того же года). В 1934—1936 гг. существовал Охотский национальный округ в Нижнеамурской области. В 1937 г. были образованы Агинский Бурятский и Усть-Ордынский Бурятский национальные округа. В том же году в Калининской (Тверской) области были созданы Карельский и Опочецкий национальные округа (упразднены в 1938 и 1944 гг.). На территории СССР в июле 1934 г. насчитывалось 240 национальных районов и 5300 национальных сельсоветов. К категории национальных относился каждый 10-й район и 8—9-й сельсовет в стране.
В РСФСР к началу 1931 г. насчитывалось 14 краев и областей, 11 автономных республик, 14 автономных областей, 2085 районов. К принятию новой Конституции СССР ее состав существенно изменился. В автономные республики были преобразованы Кара-Калпакская (1932), Мордовская (1934) и Удмуртская (1934) автономные области. В 1934 г. образованы Чечено-Ингушская и Еврейская автономные области. 5 декабря 1936 г. созданы Коми, Марийская, Северо-Осетинская, Кабардино-Балкарская и Чечено-Ингушская автономные республики. В то же время Казахская и Киргизская АССР выделились из состава России и на правах союзных республик вошли в Союз ССР.
В новой Конституции СССР и разработанных на ее основе конституциях союзных республик ничего не говорилось о национальных районах и сельсоветах, что, как вскоре оказалось, означало переход к политике, направленной на их ликвидацию. Раньше национальные районы рассматривались едва ли не в первую очередь как средство для распространения идеи мировой революции через национальные диаспоры в приграничных регионах. В условиях избавления от утопии, совпавшего с ужесточением репрессивного режима, отношение к ним кардинально изменилось. На них стали смотреть не столько как на проводников революционных идей, сколько как на потенциальную «пятую колонну», готовую в случае войны выступить заодно с зарубежным ядром своего народа.
В 1937 г. РСФСР состояла из 5 краев, 19 областей, 17 автономных республик, 6 автономных областей, 10 автономных округов. Накануне Отечественной войны, 31 марта 1940 г., Карельская АССР преобразована в Карело-Финскую ССР, также выведенную из состава РСФСР. Созданные автономные образования обеспечивали наиболее полное выявление возможностей экономического, политического и культурного развития соответствующих национальностей, обеспечивали наиболее благоприятные условия для подготовки национальных кадров.
Система органов власти и управления в союзных республиках строилась по аналогии с центральными. Конституции союзных республик должны были соответствовать Основному закону СССР. В случае расхождения союзного и республиканского вариантов действовал союзный закон.
Выборы в новые органы власти в соответствии с новыми конституциями проходили в 1937 и 1938 гг. в праздничной обстановке. Однако «триумф демократии» уживался с массовыми репрессиям. Они назывались «ежовщиной» — по имени назначенного в сентябре 1936 г. наркомом внутренних дел СССР Н. И. Ежова, который сменил обвиненного в заговоре Г. Г. Ягоду.
Идеологическая кампания, связанная с принятием новой Конституции СССР и проведением на ее основе первых выборов, стала своеобразной ширмой, скрывавшей до предела обострившуюся к этому времени борьбу с инакомыслием в партии и стране в целом. Истоки ее следует искать в стремлении И. В. Сталина и его окружения не допускать оппозиции в условиях проведения в жизнь дерзостных, почти авантюристических планов перестройки страны. Конфронтации периода коллективизации заставили обратиться к испытанному ранее оружию — «красному террору» против «классовых врагов». Оправданием решительных мер служила необходимость быть во всеоружии перед угрозой со стороны гитлеровской Германии.
Убийство С. М. Кирова послужило поводом для физического устранения всех действительных и вероятных противников Сталина, способных стать потенциалом действующей в случае войны на стороне врага «пятой колонны». (Выражение получило распространение с 1936 г., с заявления по радио франкистского генерала Э. Моло о том, что его войска наступают четырьмя колоннами на Мадрид, а пятая, ранее созданная в самом Мадриде, готова в любой момент ударить изнутри, в спину республиканцам.)
В СССР официальным стал тезис, что «враги народа» проникли всюду — во все партийные, советские, хозяйственные органы, в руководство Красной Армии. В одном из выступлений конца 1934 г. М. И. Калинин говорил: «Вот, товарищи, зарубите себе на носу, что пролетарии Советского Союза находятся в осажденной крепости, а в соответствии с этим и режим Советского Союза должен соответствовать крепостническому». В согласии именно с такими представлениями в 1935—1938 гг. велась кампания по выявлению и очищению «крепости» от «врагов», которая сопровождалась многочисленными судебными процессами.
Первыми из наиболее громких были процессы по делам «ленинградской контрреволюционной зиновьевской группы Г. И. Сафарова, П. А. Залуцкого и других» (январь 1935 г.) и «московской контрреволюционной организации — группы «рабочей оппозиции» (март— апрель 1935 г., главные обвиняемые А. Г. Шляпников, С. П. Медведев).
В самом начале 1935 г. возникло так называемое кремлевское дело, в результате которого был снят с поста секретаря ЦИК А. С. Енукидзе. Как отмечалось в постановлении Политбюро «Об аппарате ЦИК СССР и тов. Енукидзе» (апрель 1935 г.), действительные мотивы его перемещения «на меньшую работу» не могли быть объявлены официально в печати, «поскольку их опубликование могло дискредитировать высший орган советской власти».
Окружение Енукидзе обвинялось в распространении «клеветы о товарище Сталине». Здесь активно обсуждалась версия о неестественной смерти его жены — о том, что самоубийство, а возможно, убийство Аллилуевой было вызвано ее несогласием с проводимым в стране политическим курсом. Вопреки официальной трактовке смерти Кирова утверждалось, что убийство не носит политического характера, а является результатом личной мести и т. д. В результате «дела» на работе в Кремле из 107 работников секретариата осталось только 9 человек. Остальные в большей своей части были репрессированы.
«Кремлевское дело» отразило разочарование политикой Сталина значительной части революционеров ленинского призыва, не связанных ранее ни с какими оппозициями, в частности его явной «изменой» идее мировой революции, выразившейся во вступлении СССР в буржуазную Лигу Наций. «Дело» укрепило Сталина в необходимости физического устранения разного рода оппозиционеров и значительной части старых революционеров. В мае 1935 г. было ликвидировано «Общество старых большевиков», в котором состояли 3,3 тыс. членов. В июне 1935 г. ЦИК принял постановление «О ликвидации Общества бывших политкаторжан и ссыльнопоселенцев» (2,7 тыс. членов).
Новым толчком к репрессиям могла послужить изданная летом 1936 г. книга Л. Д. Троцкого «Что такое СССР и куда он идет?» (с 1991 г. публиковалась в России под названием «Преданная революция»). В ней не только развивалась тема о «бюрократическом абсолютизме» в СССР, но и содержался открытый призыв к советской секции Четвертого Интернационала и ко всем оппозиционерам в ВКП(б) (20—30 тыс. человек, по оценке Троцкого) начать революцию против сталинского режима. «Снять бюрократию, — писал он, — можно только революционной силой и, как всегда, с тем меньшими жертвами, чем смелее и решительнее будет наступление».
19—24 августа 1936 г. советская и мировая общественность были шокированы публичным процессом над крупнейшими деятелями ВКП(б) и Советского государства по делу о так называемом антисоветском объединенном троцкистско-зиновьевском центре. К уголовной ответственности были привлечены Г. Е. Зиновьев, А. Б. Каменев, Г. Е. Евдокимов (секретарь ЦК партии в 1926—1927 гг.), И. П. Бакаев (член ЦКК в 1925—1927 гг.), С. В. Мрачковский (командующий Приуральским, затем Западно-Сибирским военными округами в 1920—1925 гг.), В. А. Тер-Ваганян (секретарь Московского комитета РСДРП(б) в 1917 г., ответственный редактор журнала «Под знаменем марксизма» в 1922—1923 гг.), И. Н. Смирнов (нарком почт и телеграфа в 1923—1927 гг.), И. И. Рейнгольд (заместитель наркома земледелия до декабря 1934 г.), Р. В. Пикель (в прошлом заведующий секретариатом председателя ИККИ), Е. А. Дрейцер (комиссар дивизии в годы Гражданской войны, накануне ареста — заместитель директора завода «Магнезит» в Челябинской области), Э. С. Гольцман (сотрудник Наркомата внешней торговли), а также члены Германской компартии И-Д. И. Круглянский, В. П. Ольберг, К. Б. Берман, М. И. и П. А. Лурье, прибывшие в СССР в начале 30-х гг. якобы по заданию Троцкого с целью совершения террористических актов. Подсудимым вменялись в вину подготовка и осуществление террористического акта против Кирова, подготовка покушения на Сталина и лиц из его ближайшего окружения, другие преступления. Все 16 подсудимых приговорены к расстрелу.
23—30 января 1937 г. Военная коллегия Верховного суда СССР в открытом судебном заседании рассмотрела уголовное дело «параллельного антисоветского троцкистского центра». По нему арестованы, преданы суду и приговорены к расстрелу Ю. Л. Пятаков (первый заместитель наркома тяжелой промышленности с 1932 г.), А. П. Серебряков (секретарь ЦК РКП(б) в 1920—1921 гг., до ареста — заместитель начальника Центрального управления шоссейных дорог и автотранспорта НКПС), Н. И. Муралов (один из руководителей Московского вооруженного восстания в октябре 1917 г., до ареста — начальник управления рабочего снабжения Кузбасстроя), а также ряд менее известных партийных и хозяйственных руководителей. Другие участники процесса — Г. Я. Сокольников (кандидат в члены Политбюро в 1924—1925 гг., первый заместитель наркома лесной промышленности с 1935), К. Б. Радек (заведующий бюро международной информации ЦК с 1932 г.) и В. В. Арнольд (заведующий гаражом и отделом снабжения на рудниках в Кузбассе) — приговорены к десяти, a М. С. Строилов (главный инженер треста Кузбассуголь) — к восьми годам тюремного заключения. Впоследствии все они тоже погибли.
Полной неожиданностью для многих советских людей стало сообщение (12 июня 1937 г.) о разоблачении «антисоветской троцкистской военной организации в Красной Армии» и расстреле 8 осужденных — представителей ее высшего командования. В прошлом это были: первый заместитель наркома обороны маршал М. Н. Тухачевский; командармы 1-го ранга командующий Киевским особым военным округом И. Э. Якир и командующий Белорусским особым военным округом И. П. Уборевич; командарм 2-го ранга начальник Военной академии им. М. В. Фрунзе А. И. Корк; комкоры Р. П. Эйдеман, Б. М. Фельдман, В. М. Примаков и В. К. Путна. Начальник Политуправления Красной Армии армейский комиссар 1-го ранга Я. Б. Гамарник застрелился накануне ареста.
Наиболее вероятной причиной репрессий в армии была борьба внутри военного ведомства за власть — между «кавалеристами» (Ворошилов, Буденный и др.) и «мотористами» (Тухачевский, Уборевич и Др.). В мае 1936 г. Тухачевский и его сторонники уже ставили перед Политбюро вопрос об отставке Ворошилова с поста наркома. Следовательно, «антиворошиловский заговор» в армии не был ни для кого секретом. Но снятие его было бы явным умалением власти Сталина, а передача армии в руки, по мнению сталинистов, сомнительного в политическом отношении наркома и его сторонников была и вовсе неприемлемой.
Уже через 9 дней после суда над «троцкистской военной организацией» по обвинению в военном заговоре были арестованы 980 командиров и политработников, в том числе 1 маршал, 3 командарма, 29 комбригов, 37 комдивов, 21 комкор, 16 полковых, 17 бригадных и 7 дивизионных комиссаров. Обвинение военных в первую очередь коснулось лиц, которые в 1923—1925 гг. учились в Военной академии РККА и голосовали на партийном собрании за резолюцию, предложенную сторонниками Троцкого. От арестованных были получены показания об участии в заговоре, послужившие основанием для арестов новых тысяч командиров и политработников.
Таким образом, в результате судебных и внесудебных репрессий уже к концу 1937 г. физически ликвидированы значительная часть старой большевистской гвардии, многочисленные представители партийного и государственного аппарата, Вооруженных сил, заподозренные в нелояльности к существующему в стране режиму. В этом отношении характерна судьба 1966 делегатов XVII партийного съезда, представлявших значительную часть управленческой верхушки советского общества. 1108 (56,4%) делегатов были арестованы, и большинство из них погибли. Из 139 членов и кандидатов в члены ЦК партии, избранных на съезде, 97 (69,8%) впоследствии были репрессированы, пятеро (3,6%) покончили самоубийством, четверо (2,9%) расстреляны за нарушения законности. Масштабы репрессий позволяют говорить о фактическом перевороте в партии. Пик террора пришелся на период с августа 1937 по ноябрь 1938 г.
Начало «большому террору» было положено приказом наркома внутренних дел СССР «Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов» от 31 июля 1936 г. Наряду с бывшими кулаками в приказе назывались репрессированные в прошлом церковники и сектанты, бывшие активные участники антисоветских вооруженных выступлений, кадры антисоветских политических партий — эсеров, грузинских меньшевиков, дашнаков, мусаватистов, иттихадистов, бывшие активные участники бандитских восстаний, белые, каратели, репатрианты и т. п. Все эти миллионы обиженных политикой власти людей и составляли отнюдь не вымышленный потенциал «пятой колонны», внушавшей страх представителям правящего режима. Приказом предписывалось до декабря текущего года арестовать 268 950 человек, значительную часть из них заключить в лагеря сроком на 8—10 лет, а 75 950 человек — расстрелять. (Цифры были результатом сводки предложений местных управлений НКВД.) Таким образом уничтожалась и изолировалась в ГУЛАГе значительная часть населения, пострадавшая от режима в недавнем прошлом, но получившая по Конституции 1936 г. право голосовать наравне со всеми на предстоящих выборах.
В руководящих кругах не было сомнений в том, что голоса этой части электората на альтернативных выборах, при тайном голосовании, будут поданы против представителей партийной и государственной власти, баллотирующихся в Верховный Совет СССР. Работавшие на местах члены ЦК, первые секретари обкомов, крайкомов, ЦК национальных компартий явно не желали альтернативных выборов. Они прекрасно сознавали, что за перегибы, допущенные в ходе коллективизации и индустриализации, при тайном голосовании никто за них не проголосовал бы. Не случайно «квоты» на репрессии, зафиксированные в июльском приказе НКВД по первоначальным наметкам республиканских, областных и краевых управлений НКВД, по настоянию местных властей, наиболее обеспокоенных исходом голосования, были увеличены в 3—5 раз. Всего, в соответствии с этим приказом, репрессировано почти 770 тыс. человек. Среди репрессированных в 1937 г. было 137 тыс. служителей культа, из них расстреляно свыше 85 тыс. человек.
С сентября 1937 г. в репрессивной политике обнаружилась новая тенденция. Началась кампания в печати против «буржуазного национализма». Многие из репрессированных в национальных регионах погибли по обвинениям в национализме и связанном с ним шпионаже, измене Родине. Репрессии были напрямую связаны с представлениями о враждебности к Союзу ССР окружающих государств. Идеи национального и государственного патриотизма, военно-государственного противостояния, которые стали все в большей мере определять советскую национальную политику, отодвинули на задний план традиционные схемы классовой борьбы и во многом обусловили жестокость репрессий против всех, кто был прямо или косвенно связан с государствами «враждебного окружения». Отношение к немцам и японцам — гражданам стран вероятного противника — было с вызывающей откровенностью выражено 12 апреля 1938 г. в издававшейся в Москве для распространения за рубежом газете «Journal de Moscou»: «Не будет ни в коем случае преувеличением, если сказать, что каждый японец, живущий за границей, является шпионом, так же как и каждый немецкий гражданин, живущий за границей, является агентом гестапо».
20 июля 1937 г. Политбюро ЦК постановило «дать немедля приказ по органам НКВД об аресте всех немцев, работающих на оборонных заводах». 30 июля подписан приказ, касавшийся уже советских граждан немецкой национальности. В августе появились аналогичные решения относительно поляков, а затем и корейцев, латышей, эстонцев, финнов, греков, китайцев, иранцев, румын. Под нож репрессий попали 30 938 советских граждан, ранее работавших на КитайскоВосточной железной дороге и вернувшихся в СССР после продажи дороги в 1935 г. В приказе НКВД от 20 сентября 1937 г. говорилось, что они «в подавляющем большинстве являются агентурой японской разведки». 23 октября издан приказ, в котором делался упор на то, что агентура иностранных разведок переходит границу под видом лиц, ищущих политического убежища, и предлагалось: «всех перебежчиков, независимо от мотивов и обстоятельств перехода на нашу территорию, немедленно арестовывать». Предавались суду и профессиональные революционеры, переходившие на территорию СССР. В результате выполнения названных приказов к 10 сентября 1938 г. были осуждены к расстрелу 172 830 человек, к разным мерам наказания — 46 912 человек.
Соображениями государственной безопасности были продиктованы и меры об «очищении» приграничной полосы от населения, этнически родственного народам сопредельных стран. Первые операции такого рода были проведены в 1929—1930 гг. Они коснулись небольшой части корейцев, поляков и финнов, живших в приграничных районах. С 1933 г. началось выселение неблагонадежных граждан из так называемых режимных городов, местностей и железнодорожных узлов (со временем их число достигло 340). С 1935 г. стала расширяться практика выселения из приграничной зоны шириной от 15 до 200 и даже (на Дальнем Востоке) — до 500 км. В апреле 1936 г. правительство СССР приняло решение о переселении из Украины в Казахстан 45 тыс. поляков и немцев. В 1937 г. из районов Дальнего Востока депортированы в Казахстан и Узбекистан 172 тыс. корейцев. С включением в СССР Западной Украины и Белоруссии, республик Прибалтики и Молдавской ССР политика депортаций получила дальнейшее развитие. За 1939—1941 гг. только на территории новых западных областей Украины и Белоруссии арестовано 134,5 тыс. бывших граждан польского государства и около 200 тыс. выслано.
Растущей подозрительностью в отношении всех, кто был прямо или косвенно связан с враждебными Советскому Союзу государствами, вызвана ликвидация многих культурно-образовательных и территориально-управленческих учреждений нацменьшинств. 1 декабря 1936 г. Оргбюро ЦК рассмотрело вопрос «О ликвидации национальных районов и сельсоветов». В обосновании решения указывалось, что «в ряде областей и краев искусственно созданы различные национальные районы и сельсоветы (немецкие, финские, корейские, болгарские и др.), существование которых не оправдывается национальным составом их населения. Более того, в результате специальной проверки выяснилось, что многие из этих районов были созданы врагами народа с вредительскими целями». В результате численность национальных районов и сельских Советов в стране существенно уменьшилась.
Средством избавления ВКП(б) от членов, замешанных в связях с оппозицией и «врагами народа», были «чистки партии». По решению XVI партийной конференции генеральная чистка партии прошла в 1929—1930 гг. (исключено 7,8% коммунистов). Еще одна чистка проводилась по постановлению объединенного пленума ЦК и ЦКК (январь 1933 г.). К середине 30-х гг. в стране насчитывалось 1,5 млн бывших членов партии.
Жесточайшие репрессии и чистки выросли по существу из идейных споров, возникших после смерти Ленина между сталинистами и оппозицией. Вместе с тем логика идеи «социализма в одной стране» уже в 1934 г. привела к осознанию, что победа мировой революции невозможна без опоры на наиболее многочисленный в СССР русский народ, его патриотизм и национальные традиции. Эта же логика повлекла выдвижение во власть нового слоя людей.
Согласно официальным данным, в процессе «обострения классовой борьбы» за уголовные и политические преступления в 1929 — 1934 гг. по делам ОГПУ — НКВД приговорены к смерти 39 899 человек, причем большинство (77,4%) приходилось на 1930 и 1931 годы — первые годы массовой коллективизации; в 1935 г. — 1229 человек, в 1936 — 1118. В последующие два года «большого террора» число репрессированных достигло своего пика. В 1937 г. — 353 074 приговоренных к расстрелу, в 1938-м — 328 618.
Жертвами массового террора становились не только руководители партийных, советских, хозяйственных, военных структур, но и многие рядовые члены партии, деятели науки и культуры, инженеры, рабочие, колхозники. Молотов, оправдывая репрессии, утверждал позднее: «Если учесть, что мы после революции рубили направо-налево, одержали победу, но остатки врагов разных направлений существовали, и перед лицом грозящей опасности фашистской агрессии они могли объединиться. Мы обязаны 37-му году тем, что у нас во время войны не было пятой колонны».
НАЦИОНАЛЬНАЯ ПОЛИТИКА
Годы первых пятилеток были временем кардинальных изменений в национальной политике Советского государства. Если национальную политику 20-х гг. расценивать как постоянную уступку «националам», то с началом 30-х гг. начинает меняться отношение к русским национальным чувствам и интересам. Этот поворот обнаружил себя в решении положить конец экспериментам с русской национальной письменностью. В январе 1930 г. Политбюро ЦК дало указание прекратить разработку вопроса о латинизации русского алфавита, рассматривавшейся ранее необходимым условием приобщения к «передовой» европейский культуре. 12 лет советской истории превращали этот проект в явный анахронизм.
Формально СССР уже назывался страной социалистической (значит, передовой) культуры, а латинизированный Запад — буржуазной (следовательно, отсталой). Вместе с тем победа мировой революции все далее отодвигалась за горизонт обозримого будущего, а объективные интересы СССР требовали знания единого межнационального языка от всех его граждан. Обстоятельствами исторического развития таким языком с давних пор становился русский, и власть проявила готовность признать эту роль языка вместе с кириллической основой его письменности. Латинизация стала представляться искусственной преградой, загораживающей нерусскому населению доступ к средству межнационального общения.
В октябре 1933 г. комиссия под руководством М. И. Калинина предложила заменить латинизированный алфавит у малочисленных народов СССР русским. В 1934 г. в только начавших создаваться школах для кетов и ительменов было решено ввести преподавание целиком на русском языке, в остальных школах народов Севера вводить его изучение со второго класса, и с третьего переводить на него обучение. Практически перевод на кириллицу письменности народов Севера (а позже и других) начался после выхода постановления Президиума ЦИК (июнь 1935 г.).
Показательным было также постановление Секретариата ЦК конца 1930 г., резко осуждавшее помещенные в «Правде» и «Известиях» фельетоны Демьяна Бедного, в которых в привычном дотоле духе огульно охаивались дореволюционная Россия как страна «рабски-ленивая, дикая, в хвосте у культурных Америк, Европ» и патриоты такой России с их якобы неизменно низменными чувствами. Предметом нападок фельетониста были К. Минин и Д. Пожарский, «исторических два казнокрада». Памятники таким патриотам предлагалось «взрывать динамитом» и вместе с прочим «историческим хламом» сметать с городских площадей. Бичевались «национальные черты» русских — «лень», «сидение на печке», «рабская, наследственно-дряблая природа». Фельетоны были осуждены как клевета на народ, развенчание СССР, русского пролетариата и как выражение троцкистских представлений о России.
В феврале 1931 г. краеугольный камень в основание нового идеологического курса в решении национального вопроса заложило выступление Сталина на всесоюзной конференции работников социалистической промышленности. Он заявил: «В прошлом у нас не было и не могло быть отечества. Но теперь, когда мы свергли капитализм, а власть у нас, у народа, — у нас есть отечество и мы будем отстаивать его независимость». Новое определение «социалистического отечества» потребовалось для того, чтобы сузить его неопределенные пролетарско-мировые очертания до реальных границ СССР. Это позволяло «реабилитировать» патриотизм в его привычном для широких масс виде, начать его культивирование как высшей доблести советских людей.
31 октября 1931 г. в письме в редакцию журнала «Пролетарская революция» Сталин сделал особое ударение на «русском первенстве» в мировом революционном движении. Он утверждал, что русский пролетариат является авангардом международного пролетариата, а последовательный и до конца революционный интернационализм большевиков — образец пролетарского интернационализма для рабочих всех стран. Согласно этому не западные марксисты должны давать уроки своим русским товарищам, а наоборот. Несогласие с подобного рода русоцентризмом означало, по определению Сталина, «троцкистскую контрабанду».
Окончательному закреплению поворота к признанию значимости отечественной истории и патриотизма в сплочении советского общества способствовал приход Гитлера к власти в Германии в январе 1932 г. под лозунгами национального возрождения, реваншизма и расширения «жизненного пространства» для немецкой нации. Развитие германских событий ускорило эволюцию сталинского режима в национал-большевистском направлении, все более отклонявшемся от курса на мировую революцию. 19 декабря 1933 г. Политбюро ЦК заявило о готовности СССР вступить в Лигу Наций и заключить в ее рамках региональное соглашение «о взаимной защите от агрессии со стороны Германии». Вскоре после принятия 18 сентября 1934 г. СССР в Лигу Наций Сталин начал утверждать, что намерений произвести мировую революцию «у нас никогда не было».
Важные последствия имел анализ ситуации в Германии в Политбюро с участием Г. Димитрова. (В феврале 1933 г. он был обвинен в поджоге рейхстага и заключен в нацистскую тюрьму. Спустя год освобожден и вскоре после прибытия в Москву введен в Президиум Исполкома Коминтерна.) Политбюро пришло к выводу, что главная причина неудач коммунистов крылась в неправильном подходе к европейским рабочим, в пропаганде, замешанной на национальном нигилизме, игнорировании своеобразия национальной психологии. Димитров, избранный генеральным секре