В. О. Ключевский об Иване Грозном.

Великий князь и боярство. <...> вследствие политического объединения Великороссии изменились и состав и настроение московского боярства. <...> В удельные века боярин ехал на службу в Москву, ища здесь служебных выгод. Эти выгоды росли для служилого человека вместе с успехами его хозяина. Это устанавливало единство интересов между обеими сторонами. <...>

Эти добрые отношения и стали расстраиваться с конца XV в. Новые, титулованные бояре шли в Москву не за новыми служебными выгодами, а большею частью с горьким чувством сожаления об утраченных выгодах удельной самостоятельности. <...> Почувствовав себя государем объединенной Великой Руси, великий князь московский с трудом переносил и прежние свои отношения к боярам как вольным слугам по договору, и совсем не мог ужиться с новыми их притязаниями на раздел власти. <...> Отстаивая свои притязания, бояре не поднимались открыто против своего государя, не брали в руки оружия, даже не вели дружной политической оппозиции против него. Столкновения разрешались обыкновенно придворными интригами и опалами, <...> особенно сильно разгорелась вражда при Грозном <...> в начале 1553, царь Иван опасно занемог и велел боярам присягнуть новорожденному сыну своему царевичу Дмитрию. Многие первостепенные бояре отказались от присяги или принесли ее неохотно, говоря, что не хотят служить «малому мимо старого», т.е. хотят служить двоюродному брату царя, удельному князю Владимиру Андреевичу Старицкому. <...> Пробужденное этим столкновением озлобление царя против бояр через несколько лет повело к полному разрыву между обеими сторонами, сопровождавшемуся жестокими опалами и казнями, которым подвергалось боярство.

<...> обе ссорившиеся стороны имели случай высказать яснее свои политические взгляды <...>. В 1564 г. боярин князь А. М. Курбский <...> убежал к польскому королю. <...> [в своих письмах и Истории - ред.] стоит за правительственное значение боярского совета и за участие земского собора в управлении. Но он мечтает о вчерашнем дне <...>. Все политические помыслы царя сводятся к одной идее - к мысли о самодержавной власти. Самодержавие для Ивана не только нормальный, свыше установленный государственный порядок, но и исконный факт нашей истории, идущий из глубины веков. «Самодержавства нашего начало от святого Владимира; мы родились и выросли на царстве, своим обладаем, а не чужое похитили; русские самодержцы изначала сами владеют своими царствами, а не бояре и вельможи». Царь Иван был первый, кто высказал на Руси такой взгляд на самодержавие: Древняя Русь не знала такого взгляда, не соединяла с идеей самодержавия внутренних и политических отношений, считая самодержцем только властителя, независимого от внешней силы. Царь Иван обратил первый внимание на эту внутреннюю сторону верховной власти и глубоко проникся своим новым взглядом <...>. Этой самодержавной власти Иван дает божественное происхождение и указывает ей не только политическое, но и высокое религиозно-нравственное назначение: «Тщусь с усердием людей на истину и на свет наставить, да познают единого истинного бога, в троице славимого, и от бога данного им государя, а от междоусобных браней и строптивого жития да отстанут, коим царства разрушаются; ибо если царю не повинуются подвластные, то никогда междоусобные брани не прекратятся». Столь возвышенному назначению власти должны соответствовать многоразличные свойства, требуемые от самодержца. Он должен быть осмотрителен, не иметь ни зверской ярости, ни бессловесного смирения, должен карать татей и разбойников, быть и милостивым, и жестоким, милостивым к добрым и жестоким к злым: не то он не царь. <...> Никогда у нас до Петра Великого верховная власть в отвлеченном самосознании не поднималась до такого отчетливого, по крайней мере до такого энергического выражения своих задач. Но когда дело дошло до практического самоопределения, этот полет политической мысли кончился крушением.

<...> Итак, обе спорившие стороны были недовольны друг другом и государственным порядком <...> Но ни та, ни другая сторона не могла придумать другого порядка <...>

Для расправы с изменниками и ослушниками царь предложил учредить опричнину. <…> Опричнина при первом взгляде на нее, особенно при таком поведении царя, представляется учреждением, лишенным всякого политического смысла. Слово опричнина в XVI в. было уже устарелым термином, который тогдашняя московская летопись перевела выражением особый двор. <...> Иван как будто признавал, что вся остальная Русская земля составляла ведомство совета, состоявшего из потомков ее бывших властителей, князей великих и удельных, из которых состояло высшее московское боярство, заседавшее в земской думе. <...> опричнина явилась учреждением, которое должно было ограждать личную безопасность царя. <...> Цель эта состояла в том, чтобы истребить крамолу <...> в боярской среде. <...>

Что такое было на самом деле Московское государство в XVI в.? Это была абсолютная монархия, но с аристократическим управлением, т. е. правительственным персоналом. Не было политического законодательства, которое определяло бы границы верховной власти, но был правительственный класс с аристократической организацией, которую признавала сама власть. Эта власть росла вместе, одновременно и даже об руку с другой политической силой, ее стеснявшей. Таким образом, характер этой власти не соответствовал свойству правительственных орудий, посредством которых она должна была действовать. Бояре возомнили себя властными советниками государя всея Руси в то самое время, когда этот государь, оставаясь верным воззрению удельного вотчинника, согласно с древнерусским правом, пожаловал их как дворовых слуг своих в звание холопов государевых.

Мысль о смене боярства дворянством. <...> Выйти из затруднения можно двумя путями: надобно было или устранить боярство как правительственный класс и заменить его другими, более гибкими и послушными орудиями управления, или разъединить его, привлечь к престолу наиболее надежных людей из боярства и с ними править, как и правил Иван в начале своего царствования. <...> Такие перемены требуют времени, навыка: надобно, чтобы правящий класс привык к власти и чтобы общество привыкло к правящему классу. Но несомненно, царь подумывал о такой замене и в своей опричнине вел подготовку к ней. <...>

Во всяком случае, избирая тот или другой выход, предстояло действовать против политического положения целого класса, а не против отдельных лиц. Царь поступил прямо наоборот. <…> Царь захотел в земщине быть государем, а в опричнине остаться вотчинником, удельным князем. Современники не могли уяснить себе этого политического двуличия, но они поняли, что опричнина, выводя крамолу, вводила анархию, оберегая государя, колебала самые основы государства.

Иван рано потерял равновесие своих духовных сил. <...> такие люди со временем <...> прибегают <...> к вину, и Иван в годы опричнины, кажется, не чуждался этого средства. <...> Царь совершил или задумывал много хорошего <...> и рядом с этим наделал еще больше поступков, которые сделали его предметом ужаса. <...> Разгром Новгорода по одному подозрению в измене (как никогда не громили никакого русского города татары), московские казни, убийство сына и митрополита Филиппа, безобразия с опричниками в Москве и в Александровской слободе - читая обо всем этом, подумаешь, что это был зверь от природы.

Но он не был таким. <...> Первую жену свою он любил какой-то особенно чувствительной, недомостроевской любовью. Так же безотчетно он привязался к Сильвестру и Адашеву, а потом и к Малюте Скуратову. Это соединение привязчивости и недоверчивости выразительно сказалось в духовной Ивана, где он дает детям наставление, «как людей любить и жаловать и как их беречься». Эта двойственность характера и лишала его устойчивости. <...>

Иван был царь. Черты его личного характера дали особое направление его политическому образу мыслей, а его <...> образ мыслей оказал сильное, притом вредное, влияние на его политический образ действий. <…>

<...> Ивана учили грамоте, вероятно, так же, как учили его предков, как вообще учили грамоте в Древней Руси, заставляя твердить часослов и псалтырь с бесконечным повторением задов, прежде пройденного. <...> Здесь он встречал строки о царе и царстве, о помазаннике божием, о нечестивых советниках. <...> Они <...> подсказывали нравственное оправдание тому чувству злости, какое вызывали в нем эти столкновения. <...> Это был начитаннейший москвич XVI в. Недаром современники называли его «словесной мудрости ритором». <...> Иван любил пестрить свои сочинения цитатами кстати и некстати, <...> выписывал цитаты наизусть. <...> Первым помыслом Ивана при выходе из правительственной опеки бояр было принять титул царя. <...> Его письма к князю Курбскому - наполовину политические трактаты о царской власти и наполовину политические памфлеты против боярства. <...> Тут <...> выписки из святого писания, <...> бессвязные эпизоды из еврейской, римской, византийской истории и даже из истории западноевропейских народов <...> и русской летописи - и все это, перепутанное <...> с калейдоскопической пестротой, без видимой логической последовательности, <...> но <...> исторические примеры <...> все говорят о царской власти, <...> Иван IV <...> создал целое богословие политического самообожания в виде ученой теории своей царской власти: «Мы, смиренный Иоанн, царь и великий князь всея Руси по божию изволению, а не по многомятежному человеческому хотению» [писал Иван - ред.]. <...> Теория осталась не разработанной в государственный порядок, в политическую программу. <...> превратилась в каприз самовластия. <...>

Российское общество и управление XVI в. Московское боярство. <...> Образование национального великорусского государства отразилось в боярском сознании своего рода теорией аристократического правительства. <...> под названием местничества. <...>

Боярство <...> не общественный класс, а высший служебный чин. <...> Государев родословец <...> составлен был при Грозном, и на него опирались при разборе генеалогических споров московских служилых людей. Фамилии, помещенные в этом родословце, назывались родословными. Эту родословную знать мы и называем московским боярством. <...> чтобы фамилия не выпала из круга, надобно было членам ее держаться на столичной службе. <...> Позднейшие поколения <...> должны были размещаться на службе и за столом государя, как размещались первые поколения.

Поместное землевладение. Поместной системой мы называем порядок служилого, т. е. обязанного ратной службой, землевладения, установившийся в Московском государстве XV и XVI вв. В основании этого порядка лежало поместье. Поместьем в Московской Руси назывался участок казенной или церковной земли, данный государем или церковным учреждением в личное владение служилому человеку под условием службы, т. е. как вознаграждение за службу и вместе как средство для службы. Подобно самой службе, это владение было временным, обыкновенно пожизненным. Условным, личным и временным характером своим поместное владение отличалось от вотчины, составляющей полную наследственную земельную собственность своего владельца. <...> Уже в XVI в. дворянская служба становилась сословной и наследственной повинностью. <...> с 15 лет. <...> из поместья выделялись известные доли на прожиток (пенсию) вдове и дочерям <...> до 15 лет, когда они могли выйти замуж.

Местное управление <...> находилось в руках наместников и волостелей <...> должность областного управителя называлась кормлением: управитель кормился за счет управляемых в буквальном смысле этого слова. <...>

[В XV в. - ред.] Перестройка центрального управления началась с дворцовых ведомств, <...> каждое из них управлялось <...> боярином <...>, которому князь поручал, «приказывал» известную часть дворцового хозяйства <...>, [ведомства - ред.] превратились в <...> присутственные места, получившие названия изб или приказов. Это было нечто вроде современных министерств. <...> Судьи - начальники приказов. <...> У каждого судьи свой дьяк, секретарь, разумеется с подьячими. <..>

<...> Деятельность приказов объединялась высшим и правительственным учреждением <...> боярской думой, <...> заседавшие в удельной думе, все носили звание бояр, <...> люди второстепенной знати <...> - думными дворянами. <...> Каждый новый закон исходил из думы с обычною пометой: «Государь указал, и бояре приговорили».

<...> Земская реформа [Грозного - ред.] <...> состояла в попытке совсем отменить кормления, заменив наместников и волостелей выборными общественными властями, поручив самим земским мирам не только уголовную полицию, но все местное земское управление вместе с гражданским судом. [Права отменить - ред.] кормления <...> земские миры <...> обязаны были выкупать.

Земский собор XVI в. был не народным представительством, а расширением центрального правительства, <...> в состав боярской думы <...> вводился элемент <...> общественный <...>: это были верхи местных обществ, служилых и промышленных. <...> Наш собор родился не из политической борьбы, как народное представительство на Западе, а из административной нужды, <...> для выработки общего постановления по особо важным вопросам государственной жизни и для принятия членами собора ответственного кругового ручательства в исполнении соборного приговора. <...> земский собор, впервые созванный в 1550 г., <...> должен был укрепить в умах идею земского царя взамен удельного вотчинника. <...>

<...> какое место заняло Московское государство среди других государств Европы? Тогдашняя Западная Европа не дала бы ответа на этот вопрос, потому что слабо замечало самое существование этого государства. Это, впрочем, не мешало ему быть очень полезным для Европы. <...> Наш народ поставлен был судьбой у восточных ворот Европы, на страже ломившейся в них кочевой хищной Азии. Целые века истощал он свои силы, сдерживая этот напор азиатов. <...> Между тем Западная Европа, освободившись от магометанского напора, обратилась за океан, в Новый Свет, где нашла широкое и благодарное поприще для своего труда и ума, эксплуатируя его нетронутые богатства. Повернувшись лицом на запад, к своим колониальным богатствам, к своей корице и гвоздике, эта Европа чувствовала, что сзади, со стороны урало-алтайского востока, ей ничто не угрожает, и плохо замечала, что там идет упорная борьба, что <...> штаб этой борьбы переместился на берега Москвы и что здесь в XVII в. образовался центр государства, которое наконец перешло от обороны в наступление на азиатские гнезда, спасая европейскую культуру от татарских ударов. Так мы очутились в арьергарде Европы, оберегали тыл европейской цивилизации.