Древний Китай: трансформация чжоуской структуры; и возникновение империи

Несмотря на отчетливо выраженную этническую суперстратификацию, суть которой сводилась в момент завоевания к привилегированному положению завоевателей‑чжоусцев, социальное, правовое и имущественное неравенство в раннечжоуском Китае были еще не слишком заметными. Конечно, особа правителя‑вана была священной, и образ жизни его и его окружения соответственно выделялись на общем фоне. Это же касается, пусть в меньшей степени, и удельной знати. Но, если судить по первым документам об инвеституре и по археологическим раскопкам, отличия не были велики. Правители не слишком отличались в образе жизни от своих подданных, что, к слову, было позже запечатлено и в преданиях о мудрых древних правителях. Постепенно, однако, положение изменялось.

Усиливалось престижное потребление в верхах. Усложнялась структура привилегированных слоев как в чжоуских столицах, так и в разраставшихся уделах. Все большее количество сановников и аристократов, воинов‑дружинников, а также обслуживавших их нужды ремесленников и слуг выделялось из среды общинного крестьянства и жило за его счет. Возникали новые города – центры уделов. Строились крепости, дворцы, храмы, амбары, склады, дороги и иные крупные сооружения. Внутренняя жизнь страны усложнялась, причем это касалось едва ли не в первую очередь и крестьянской общины.

Увеличивалось количество земледельцев, осваивались новые земли, создавались новые поселки, причем этот процесс, как упоминалось, шел параллельно с ликвидацией этнической и правовой грани между чжоусцами и нечжоусцами, с этнической консолидацией в рамках уделов, будущих царств, жители которых все более осознавали себя как люди царства Цзинь или Лу, как жители Сун или Ци. Менялись формы землепользования и налогообложения. В исконных чжоуских землях постепенно отмирала известная со времен Инь практика отработок на больших полях. В нечжоуских по происхождению уделах уходило в прошлое взимание дани. С Сюань‑вана на смену тому и другому пришла десятина‑чэ. Крушение Западного Чжоу и выход на передний план системы царств означали перенесение центра тяжести социально‑экономического развития внутрь этих царств, где при общей схожести развитие в каждом отдельном случае приобретало свои особые очертания.

Субъектами власти‑собственности в царствах были их правители. Но часть своих прерогатив они уступали владельцам уделов‑кланов, которые ревниво заботились об увеличении своего престижного потребления, содержали при своих дворах ремесленников и торговых чиновников‑агентов, осуществлявших производство и обмен изделиями, в том числе предметами роскоши. Судя по данным источников, в молодости такого рода торговым агентом был и знаменитый позже реформатор Гуань Чжун. С разрастанием количества привилегированного и незанятого в земледелии населения, с увеличением престижного потребления и общей массы избыточного продукта, концентрировавшегося в основном в городах, в чжоуском Китае стала ощущаться тенденция к индивидуализации потребления, к приватизации.

Эта тенденция, наиболее ощутимо проявлявшаяся среди социальных верхов и обслуживавшего их персонала, затронула также и общинное крестьянство, в среде которого шел процесс имущественного расслоения. Наделы – особенно на вновь освоенных землях – все чаще практически закреплялись за отдельными семьями, владевшими ими из поколения в поколение. Семейно‑клановые группы дробились на малые семьи, которым выделялась их доля семейного надела. Если эта доля была мала, семьи, как уже говорилось, переселялись и осваивали новые территории, которые более прочно закреплялись за ними и их потомками. Видимо, этот процесс, шедший в VII–VI вв. до н. э. уже в достаточно широких масштабах, способствовал приватизации, т. е. индивидуализации потребления и частному рыночному обмену произведенной продукцией.

Среди древнекитайских источников, как и древнеиндийских, практически нет столь привычных для ближневосточной древности документов хозяйственной отчетности или юридических сделок, как нет и законодательного регулирования частноправовых и имущественных взаимоотношений, по меньшей мере до периода Хань. Частично это может быть объяснено характером самих отношений, частично – их сравнительно неразвитым уровнем. Может быть, здесь сыграла свою роль общая ориентация древнекитайского общества на этическую норму. Как бы то ни было, но данные об интересующих специалистов экономических процессах крайне лаконичны.

Известно, например, что в ряде чжоуских царств в VI в. до н. э. были проведены важные реформы, суть которых сводилась к изменению характера налогообложения и упорядочению централизованной администрации. По‑видимому, основной целью реформ был учет вновь возникавших и, возможно, на первых порах ускользавших от внимания властей свободных от налогообложения земледельческих поселений. Речь шла о том, чтобы всех земледельцев обложить налогом в соответствии с количеством земли, находившейся в распоряжении каждого двора. Известно также, что уже в VI в. до н. э. крестьянская община в большинстве царств привычно делилась на дворы‑домохозяйства и измерялась именно числом таких дворов. Этот факт косвенно свидетельствует о том, что дворы в деревне существовали в качестве независимых хозяйств и что одни хозяйства могли быть богаче других. Другими словами, малоземельные могли арендовать излишки у богатых либо батрачить на них. Косвенно о том же говорят встречающиеся в текстах упоминания о необходимости поимки беглых – с их уходом царство теряло тружеников и налогоплательщиков, – о мерах для улучшения условий жизни вдов, сирот, обездоленных (таких проблем в нерасчлененной традиционной патриархальной общине практически не бывает – они возникают с разложением этой общины).