Возникновение и природа «военного коммунизма»

На протяжении почти трех лет, с середины 1918 г. по весну 1921 г., определяющим в области внутренней политики Советской России был комплекс мер, вошедших в историю под названием «военного коммунизма». «Военный коммунизм» являлся ответом на условия, вызванные мировой и Гражданской войнами, и представлял собой чрезвычайную экономику военного времени, основной целью которой было обеспечение победы советского режима в развернувшемся в России остром социальном противоборстве. Основными проявлениями «военного коммунизма» стало формирование предельно-централизованной экономической модели: ускоренное обобществление промышленности при приоритетном внимании крупному, прежде всего военному производству; элементы милитаризации труда; ограничение и свертывание государством рыночных, товарно-денежных отношений; неэквивалентный продуктообмен между городом и деревней с применением насильственных способов изъятия продукции крестьянского хозяйства; прямое снабжение населения городов необходимым минимумом услуг, продовольственных и промышленных товаров для предотвращения вымирания трудящихся прежде всего важных промышленных центров и отраслей производства.

Система «военного коммунизма» складывалась постепенно, по мере обострения Гражданской войны, усиления интервенции и ужесточения внешнеэкономической блокады Советской республики. На ее формирование серьезное воздействие оказывали утопические представления большевиков о будущем справедливом социалистическом обществе и методах его достижения, но чаще советским лидерам приходилось исходить не из собственных доктринальных установок, а из жесткой логики выживания в условиях катастрофы, лишь впоследствии, задним числом освещая собственные действия ссылками на марксистскую идеологию, подгоняя теорию под потребности текущей политики. Не случайно само понятие «военный коммунизм» большевиками стало использоваться

только в начале 1921 г., когда «военный коммунизм» уже из жил себя и начался постепенный отход от него.

«Военный коммунизм в промышленности»

К лету 1918 г. российская промышленность оказалась в тяжелом кризисе. По данным фабрично-заводской переписи 1918 г., из 9 774 предприятий к середине года действовало только 6 068, т.е. немногим более 60%. В некоторых городах с развитым военным производством ситуация была еще тяжелее. Резко упала производительность труда, наметилось бегство рабочих в деревню и хлебные районы. Так, в Петрограде за первое полугодие количество рабочих у станка сократилось почти на 70%. Необходимы были экстраординарные меры, способные предотвратить полный паралич экономики. Пересмотра хозяйственной политики требовала и Гражданская война, все отчетливей приобретавшая общенациональный характер.

Выход из кризисной ситуации советское руководство видело в огосударствлении экономики и централизации управления ею. Поворотным событием в переводе промышленности на эти начала становится принятие 28 июня 1918 г. Декрета о национализации промышленных предприятий. Его реализация позволила к началу 1919 г. сосредоточить в руках государства 2,5 тыс. предприятий из 3,3 тыс. учтенных фабрично-заводской переписью. В1919—1920 гг. национализация продолжалась, в собственность Советской республики перешли не только все крупные, но и значительное количество средних предприятий. Вместе с тем, полного огосударствления промышленности не произошло: в 1920 г. в частных руках оставалось около 10% предприятий выпускавших до 8,5% продукции. Венцом политики национализации явился Декрет ВСНХ от 29 ноября 1920 г., по которому национализации подлежали все предприятия с десятью и более рабочими или пятью рабочими при наличии механического двигателя, хотя полностью он реализован не был.

Перешедшие в собственность государства предприятия подчинялись отраслевым главным комитетам (главкам) и центральным управлениям (центрам) ВСНХ, которые руководили ими посредством системы местных совнархозов. Число главков и центров ВСНХ неуклонно увеличивалось, если в 1918 г. их было 18, то к концу Гражданской войны — уже 52. Множилось и количество чиновников. С 1918 г. по начало 1920 г. центральный управленческий аппарат ВСНХ разросся почти в 10 раз — с 2,5 тыс. до 24 тыс. человек, а в целом в системе совнархозов было занято 234 тыс. служащих. «Главкизм», с его бюрократизмом, становится для современников символом неэффективности военно-коммунистического хозяйствования. Вспоминая порядки, что царили тогда, к примеру, в сахарной промышленности Украины, видный меньшевик, в 1922 г. вступивший в РКП(б) А. Мартынов (Пикер) недоумевал: «В то время как заводская труба перестала дымиться, как работа в заводских корпусах замирала, работа в заводской конторе напротив, все больше и больше оживлялась и увеличивалась. Старые заводские служащие говорили, что никогда еще заводские бухгалтеры и конторщики так много не потели над бумагами... как в последние годы, когда производство на заводе прекратилось. Что же они писали? Они заполняли бесчисленные анкеты для учета по требованию разных центров — Подолсахара, Главсахара, Райсахара и т.д.».

Система главков по замыслам ее создателей предполагала ликвидацию всех промежуточных звеньев управления между центральными хозяйственными органами и конкретными предприятиями. Однако практика скоро показала, что руководить большим количеством национализированных предприятий и регулировать деятельность огромного числа частных, в подавляющем большинстве мелких предприятий, из одного центра невозможно. Выход был найден в создании групповых (или кустовых) объединений заводов — трестов. Осенью 1918 г. по инициативе союза металлистов был образован первый такой трест, получивший название «Государственные объединенные машиностроительные заводы» (ГОМЗ). Большая роль в управлении ГОМЗ принадлежала рабочим. Профсоюзы избирали 2/3 членов правления треста, тогда как государство в лице ВСНХ назначало только треть. К январю 1920 г. существовало уже 179 трестов, объединявших 1449 предприятий.

Важным компонентом политики «военного коммунизма» становится милитаризация труда. С целью пресечь разрушительную для промышленности текучесть кадров и бегство рабочих в деревню, советское руководство решается прибегнуть к крайней мере и переходит к системе принудительного закрепления значительной части рабочих и служащих на предприятиях и в учреждениях. Эти меры начинают практиковаться еще в 1918 г., первоначально затронув железнодорожников и рабочих военных предприятий, которых теперь приравнивали к призванным в армию. Самовольное оставление мобилизованными рабочего места считалось дезертирством и каралось по законам военного времени. Любой рабочий мог перебрасываться туда, где его труд представлялся более необходимым. На протяжении 1919—1920 гг. милитаризация труда распространяется на занятых и в других отраслях промышленности, хотя всеобщей милитаризации труда введено так и не было.

В 1920 г. возникает новая форма милитаризации труда. В начале восстановления разрушенного войной хозяйства большевистским руководством принимается решение использовать в этих целях военные части, создаются т.н. трудовые армии. Трудармейцы по-прежнему подчинялись строгой военной дисциплине, но теперь должны были выполнять хозяйственные задачи. 15 января СНК издает постановление о формировании первой такой армии труда на Урале. В дальнейшем появляются Особая железнодорожная, Украинская, Кавказская, Туркестанская, Донецкая, Сибирская и другие трудармии.

Мероприятия в области труда встречали неоднозначное отношение к ним промышленных рабочих. Тяжелое материальное положение, нехватка продовольствия, уравниловка в оплате приводили к частым трудовым конфликтам. Так, весной 1919 г. на почве продовольственных затруднений в Петрограде бастовало 15 предприятий с числом рабочих свыше 34 тыс. человек при общей численности питерского пролетариата 122 тыс. человек. Всего в 1919 г. было зафиксировано 515 трудовых конфликтов, в которых в общей сложности участвовало около 50 тыс. рабочих. Чаще всего, как показывают

современные исследования, волнения среди рабочих возникали на почве хозяйственных трудностей. Но иногда дело доходило до принятия и политических требований. Так,

в 1919 г. в Петрограде на Путиловском заводе рабочие поддержали резкую антибольшевистскую резолюцию левых эсеров. В том же 1919 г. рабочие Твери настаивали на независимости профсоюзов. Крупное выступление рабочих в 1919 г.

прошло в Астрахани. Однако политические требования рабочих в этот период еще не приобрели самостоятельного характера и быстро забывались как только власти шли на минимальные экономические уступки.

Военно-коммунистические мероприятия едва ли не сильнее всего затронули сферу денежного обращения, финансовую систему страны. В наследство от Временного правительства Советской власти достался катастрофически разбухший бюджетный дефицит. Дело в том, что после февральского перепорота поступления от налогов и сборов в государственное казначейство практические прекратились, а лишь одни расходы на войну съедали ежедневно свыше 50 млн руб. золотом. Положение усугубилось тем, что не только Временное правительство, но и многие банковские магнаты и предприниматели заблаговременно сумели перевести на счета иностранных банков значительную часть капиталов. Первое время после взятия власти большевики использовали такие чрезвычайные методы пополнения бюджета как контрибуции и конфискации. Репрессивные действия были дополнены введением прогрессивного подоходного налога, но прежняя налоговая система была разрушена, а органы рабочего контроля, на которые одно время новая власть пыталась возложить сбор налогов с предприятий, С поставленной задачей не справлялись. Чтобы хоть как-то сводить концы с концами, приходилось делать ставку на работу всевыручающего печатного станка. Денежная эмиссия превратилась в основной источник мобилизации финансовых ресурсов на протяжении всей Гражданской войны.

Первоначально массово печатались денежные знаки с прежней символикой Временного правительства т.н. «керенки», а с весны 1919 г. в оборот были пущены расчетные билеты советского правительства — «совзнаки». Количество бумажной массы с 1918 г. по 1921 г. увеличилось в 54 раза, при этом ценность рубля упала в 800 раз (а по сравнению с довоенным 1913 г. — в 13 тыс. раз!). Единая денежная система развалилась, в разных регионах страны в ходу были собственные суррогатные денежные единицы, а на оккупированных интервентами окраинах использовались иностранные денежные знаки (американские, французские, английские, турецкие, японские и др.).

Следствием расстройства финансов являлись натурализация хозяйственных расчетов (бартер), разгул спекуляции и дороговизны. Рыночные цены на продукты питания доходили в октябре 1921 г.: на печеный хлеб в Москве — до 2 955 руб. за фунт, в Петрограде — до 3 593 руб.; на картофель соответственно — до 20 и до 28 тыс. руб. за пуд; на масло сливочное — до 32 и 36 тыс. руб. за фунт; на ситец — до 13 500 и 13 317 руб. за аршин. Средний рабочий и служащий при таких ценах на свою зарплату могли обеспечить немногим более половины своих потребностей.

Чтобы не дать жителям городов умереть от голода, советские власти начинают переводить заработную плату на натуральную основу. Как и во многих странах Европы в годы Первой мировой войны, в большевистской России вводится карточная система. На карточки можно было получить продукты по низким, фиксированным ценам. Апогеем политики «военного коммунизма» некоторые историки называют мероприятия рубежа 1920—1921 гг. К ним, прежде всего, относят решение о закрытии Государственного банка, переход К бесплатной выдаче рабочим, служащим и членам их семей продовольствия, одежды и обуви, отмену оплаты квартир и коммунальных услуг, а так же проезда в городском транспорте.

Практика эпохи «военного коммунизма» не могла не повлиять на взгляды и психологию большевистских лидеров. Политика «военного коммунизма» помогла большевикам одержать победу в Гражданской войне, и к тому времени, когда она завела страну в тупик, многие ее адепты считали, что методы чрезвычайщины, штурма и натиска не только не исчерпали себя, а наоборот, нуждаются в дальнейшем усилении и расширении сферы действия. Более того, им «военный коммунизм» казался подлинным коммунизмом или кратчайшей дорогой к нему. Складывалась военно-коммунистическая идеология, характерными признаками которой становится абсолютизация административных методов управления, принуждение, насилие, террор. Так, Л. Троцкий, в годы Гражданской войны второй после В. Ленина лидер партии, открыто называл такую крайность, как милитаризацию труда, универсальным методом хозяйственного руководства, пригодным для всего периода строительства социализма. Другой идеолог «военного коммунизма» Н. Бухарин считал, что все виды принуждения, от трудовой повинности и до расстрелов, являются основными методами формирования из «человеческого материла», доставшегося в наследство от прежней эпохи, новой, коммунистической личности.

Бедствия деревни

Политика по отношению к крестьянству со стороны советского государства также была весьма противоречива. В ней сочетались меры, продиктованные суровой необходимостью выживания в условиях войны, и левацкие устремления разом покончить с капиталистическими отношениями в деревне, уничтожить своего классового врага в лице не только помещика, но и крестьянина-предпринимателя.

Одним из ключевых методов социалистического переустройства деревни становится курс большевиков на насаждение коллективных сельских хозяйств. Об этом говорилось, в частности, в Постановлении ВЦИК от 14 февраля 1919 г. «О социалистическом землеустройстве и мерах перехода к социалистическому земледелию». В декабре того же года проплел I Всероссийский съезд земледельческих коммун и сельскохозяйственных артелей, в работе которого участвовали 140 активистов этого дела. Выступая перед делегатами съезда, В. Ленин отмечал, что каждая коммуна должна стать для крестьян «практическим примером, показывающим им, что она, хотя и слабый, маленький еще росток, но все же не искусственный, не парниковый, а настоящий росток нового социалистического строя». Правда не пройдет и двух лет, как он даст первым советским колхозам совсем иную, резко уничижительную характеристику.

Крестьяне встретили коммуны и совхозы (государственные аграрные предприятия) враждебно, поскольку те создавались на самых удобных и плодородных землях, прежде принадлежавших помещикам. Крестьянство отвечало на создание коллективных хозяйств потравами посевов, поджогами домов, истреблением скота. В крестьянской среде популярность приобрел лозунг «Да здравствует Советская власть, но долой коммунию!».

Сопротивление деревни и неспособность «коммунистических хозяйств» накормить страну хлебом, заставляло большевиков искать новые, более действенные способы перекачки хлеба из деревни в город. С августа 1918 г. наметились первые, еще робкие признаки того, что советская политика в отношении к крестьянству стала меняться в сторону поиска компромисса. Втрое повышались закупочные цены на хлеб, увеличился поток направляемых деревне промышленных товаров. Идя навстречу крестьянству, VI Всероссийский съезд Советов в ноябре 1918 г. принял решение, упразднявшее ком беды, которые сливались с Советами.

В 1919 г. советская власть провозгласила новый этап в ев» их взаимоотношениях с крестьянством. На VIII съезде РКП(П) в марте 1919 г. Ленин провозгласил, что партия от политики нейтрализации середняка должна перейти к союзу с ним. Он призвал коммунистов «не сметь командовать середняком» и «уметь достигать соглашения со средним крестьянином». Изменение курса Ленин объяснял поворотом середняка и мелкобуржуазных элементов города к Советской власти, что требовало от правящей партии поиска компромиссов во взаимоотношениях с непролетарскими слоями населения. И хотя у многих делегатов подобный поворот в политике вызвал недоумение и неприятие, съезд проголосовал за новый курс во взаимоотношениях государства с крестьянством.

Важнейшим мероприятиям этого времени по отношению к деревне становится продразверстка, которая вводилась Декретом СНК 11 января 1919 г. и распространялась сначала на хлеб и фураж производящих губерний. Она производилась как принудительное отчуждение всех излишков в виде натуральной повинности и с оплатой их по твердым ценам. Тем самым, объявляя продразверстку, большевики брали на вооружение опыт царского правительства 1916—1917 гг. по заготовке хлеба через государственные задания. Если прежде, когда в деревне осуществлялась политика продовольственной диктатуры, у крестьян изымались абсолютно все излишки сверх произвольно установленной потребительской нормы, то теперь государство заранее определяло свои потребности в хлебе и фураже, и крестьянин, казалось, мог надеяться, что произведенным сверх этой нормы он сможет распоряжаться по собственному усмотрению. Однако на практике, когда размеры хлебозаготовок определялись, исходя не из возможностей крестьянского хозяйства, а из потребностей государства, мужику подчас приходилось отдавать не только излишки, но и часть хлеба, необходимого для содержания семьи. В течение года разверстка была распространена на остальные губернии страны, а также на мясо, молочные продукты, птицу, картофель, овощи, яйца и другие продукты.

Политика продразверстки в перспективе вела к оскудению деревни, но в конкретных условиях интервенции и Гражданский войны она позволила обеспечить снабжение Красной армии и спасти трудящихся городов от голодной смерти. По данным историков, продовольственными органами республики 1019—1920 гг. было заготовлено через разверстку: хлеба и зернового фуража— 212,5 млн пудов, отрубей и жмыхов — 1,9 млн Пудов, картофеля — 35 млн пудов, битой птицы — 178 тыс. пудов, яиц — 227 млн штук и т.д. На рубеже 1920—1921 гг. продразверстка составляла до 80% поступлений в госбюджет.

Отдельно следует сказать об отношении большевиков к каза-♦11Н!тву. Казачество представляло собой привилегированное военное сословие царской России. Казаки имели большие земельные угодья, крепкие хозяйства. К октябрю 1917 г. в строю 13 казачьих войск числилось 300 тыс. казаков, а все казачье население страны составляло около 4,5 млн чел. Первые мероприятия Советской власти в аграрной сфере привлекли значительную часть казаков на сторону новой власти. Но в дальнейшем большевики «тали проводить против казачества политику «расказачивания». 11а Дону многие местные партийные и советские работники стали запрещать ношение казачьей формы, началось переименование станиц и хуторов. Глумясь над казачьим сословием, власти старались устранить из обихода даже само слово «казак».

Самым трагическим эпизодом политики расказачивания становится Директива Оргбюро ЦК РКП(б) от 24 января 1919 г. И ней местным советским органам предписывалось оказывать доверие только иногородней бедноте, звучал призыв «провести беспощадный массовый террор по отношению к казакам, принимавшим какое-либо прямое или косвенное участие в борьбе с Советской властью». Авторы этой директивы обрекли на неминуемую гибель тысячи казаков. Лишь в конце марта, когда пагубные последствия проводимой политики проявились в полной мере, директива была отменена как ошибочная. Но было поздно — на Верхнем Дону вспыхнуло мощное восстание, и Советская власть на Дону временно пала, а на стороне белых сражались сформированные из казаков целые дивизии, корпуса и даже армии. Таковы были последствия политики геноцида в отношении казачества. Правда такая политика осуществлялась не повсеместно, в некоторых областях (в Забайкалье, на Дальнем Востоке) местное руководство воздерживалось от насаждения комбедов в казачьих станицах и хуторах, что помогало сглаживать острые углы в казачьей среде этих местностей.

К концу Гражданской войны чрезвычайные меры в отношении деревни, казалось бы, должны были отойти в прошлое. Но этого не произошло, сила инерции оказалась сильнее. Более того, разгром белых армий вселил в большевистское руководство надежду одним махом покончить с «мелкособственническими инстинктами» крестьян, их хозяйственной самостоятельностью. Высшим проявлением военно-коммунистической политики по отношению к деревне становятся решения VIII съезда Советов, проходившего в декабре 1920 г. Они предусматривали продразверстку дополнить посевной и семенной разверстками, ввести единый государственный план обязательных посевов, а контроль за его исполнением возложить на специальные «посевкомы». В основе этих мер лежала идея государственного регулирования единоличного крестьянского хозяйства. Но в то же время в целях стимулирования развития производительных сил деревни вводилось премирование отдельных домохозяев, выделяющихся хозяйственной старательностью и достигающих наибольших успехов без применения кулацких приемов.

Политическая система

В годы «военного коммунизма» продолжалось строительство советского государственного аппарата. Важнейшей чертой этого процесса советские историки называли широкое привлечение в органы власти рабочих и крестьян. Происходит также изменение национального состава госслужащих — после Октября в их ряды шире, чем прежде начинают вливаться представители народов прежней Российской империи. Тем не менее в многочисленных советских госучреждениях продолжало работать немалое количество старых чиновников, служивших еще при Временном правительстве или даже царском режиме.

Гражданская война и опыт государственного управления заставляли большевиков постоянно совершенствовать систему органов власти, закрепленную Конституцией 1918 г. Определенные изменения наблюдаются, в частности, в деятельности ВЦИК и Совнаркома. Прежде всего происходит дальнейшее разграничение их функций. В результате Совнарком окончательно складывается как высший исполнительный орган (советское правительство), тогда как ВЦИК сосредотачивается на законотворчестве. Более четко отлаживается порядок работы ВЦИК. Если прежде он являлся постоянно действующим органом и собирался на свои заседания иногда по нескольку раз в месяц, то VII съезд Советов установил сессионный порядок его работы. Отныне БЦИК стал собираться на свои заседания раз в два месяца. В свою очередь, VIII съезд Советов расширил состав ВЦИК с 200 до 300 членов.

«Военный коммунизм» сказался и на местных советских органах, в эволюции которых обозначились негативные тенденции. Опасаясь потерять свое преобладающее влияние на Советы, большевики нередко затягивали или на время вовсе замораживали их перевыборы. В Сормово, Ижевске, Воткинске, Туле, Ярославле и некоторых других городах после поражения большевиков на выборах в местные Советы, их итоги аннулировались, а сами Советы распускались и назначались перевыборы. В некоторых городах, например в Воронеже, выборы в Совет подолгу не проводили вовсе не из-за репрессий, а из-за нежелания рабочих приходить на избирательные участки. Другой характерной болезнью местных органов власти этого времени становится стремительное перетекание властных полномочий от самих Советов к их Исполкомам — т.е. от представительной власти к исполнительной.

Помимо этого, обострение Гражданской войны вызвало возникновение чрезвычайных органов власти, не предусмотренных советской Конституцией. В центре происходит создание Совета Рабочей и Крестьянской Обороны, учрежденного декретом ВЦИК 30 ноября 1918 г. В апреле 1920 г. он был преобразован в Совет Труда и Обороны (СТО). Председателем Совета являлся В. Ленин. Лишь в конце Гражданской войны правовой статус СТО был приведен в соответствие с конституционными нормами — согласно решению VIII съезда Советов СТО был преобразован в комиссию СНК, которой поручалось руководство хозяйственным строительством.

На местах функции чрезвычайных органов власти выполняли т.н. ревкомы, которые многие историки в прошлом называли преемниками военно-революционных комитетов периода Октября. Правовой статус ревкомов был закреплен 24 октября 1919 г. совместным постановлением ВЦИК и Совета Рабочей и Крестьянской Обороны. Установление диктатуры ревкомов означало серьезное ограничение демократических норм. Как правило членов ревкомов не избирали, а назначали, что делало ревкомы практически неподконтрольными ни населению, ни другим местным советским органам.

Для многих граждан в годы Гражданской войны советская власть отождествлялась не с демократически избранными Советами рабочих, крестьянских и солдатских депутатов, а с карательными органами — революционными трибуналами и ВЧК. Органы, первоначально созданные для борьба за «революционную законность», постепенно превращалась в основные механизмы политики «красного террора». 16 июня 1918 г. было обнародовано ревтрибуналы наделялись правом применения высшей меры наказания — расстрела. Внесудебные репрессии, в случае контрреволюционных выступлений против Советской власти, могли применяться и ВЧК. Указанная практика получит свое развитие в принятом 17 февраля 1919 г. постановлении ВЦИК «О правах ВЧК и ревтрибуналов». Лишь при переходе от Гражданской войны к миру чрезвычайные функции ревтрибуналов были ограничены, а впоследствии отменены.

Стержнем советской политической системы в годы Гражданской войны становилась РКП(б). Большевики составляли ядро во всех центральных и в большинстве местных государственных органов. Подчиняясь партийной дисциплине, они проводили через органы, в которых работали, партийные решения. Другое дело, что сама большевистская партия в период «военного коммунизма» представляла собой довольно многоликое объединение различных фракций, часто остро конфликтовавших друг с другом по самым принципиальным вопросам государственного строительства. В самой большевистской партии, даже в наиболее тяжелые моменты, сохранялись традиционные демократические принципы внутрипартийной жизни, что в какой-то мере ограничивало тенденции бюрократического перерождения нового режима.

Вместе с тем, чрезвычайные условия, в которых жила страна, не могли не отразиться и на характере партии. Постепенно она превращалась в своеобразный воюющий орден, партийный аппарат стремительно сращивался с государственным, методы чрезвычайщины, военно-приказной характер управления начинали определять стиль работы многих партийных руководителей, целых партийных организаций. В партийной жизни выросла роль аппарата, практиковавшего военные методы деятельности. Вместо выборных коллективов на местах чаще всего действовали узкие по составу оперативные органы. Демократический централизм — основа партийного строительства — заменялся системой назначения. Нормы коллективного руководства партийной жизнью подменялись авторитарностью. В правящую партию устремилось немало карьеристов, которые дискредитировали ее в глазах масс. Еще в мае 1918 г. ЦК в письме к членам РКЩб) с тревогой писал: «...В нашу партию влилось много элементов, чуждых ей по своему классовому положению, психологии... Ослабла дисциплина, наблюдается общий упадок партийной работы».

Происходившие процессы самым непосредственным образом сказывались на авторитете партии. В июле 1919 г. на заседании МК РКП(б) шел разговор о разложении в рядах коммунистов и усилении в связи с этим в рабочих районах, особенно в Замоскворецком, негативного отношения к партийцам. При перевыборах завкомов рабочие проваливали кандидатов от парторганизаций. С возмущением говорили о злоупотреблениях партийных чинуш, их карьеризме, взяточничестве, моральном разложении. И апреле 1919 г. в рабочем Орехово-Зуеве коммунисты, находившиеся на ответственных постах, своим поведением (злоупотребления по должности, пьянство, грубость) вызвали такой гнев текстильщиков, что в подмосковном городе пришлось объявлять военное положение. На заседании Московского губернского бюро РКП(б) встал вопрос о роспуске орехово-зуевской парторганизации. В партийную жизнь вошли чистки, первая из которых была проведена в 1919 г. и должна была освободить партию от морально разложившихся и чуждых ей по духу людей.

Под воздействием чрезвычайных условий военного времени н стране начала складываться жесткая военно-приказная система, характерными признаками которой становятся: предельная централизация, процессы огосударствления всех сфер общественной жизни, рост чиновничьей иерархии с огромным числом служащих, ограничение демократических начал в жизни общества и как следствие всего перечисленного, снижение роли масс в государственном строительстве и отчуждение их от власти. Вместе с тем, созидательный потенциал революции 1917 г. полностью растрачен не был, что в дальнейшем позволило стране в кратчайшие сроки залечить полученные в годы военного лихолетья раны и начать строительство мирной жизни.

От войны к миру

Чем ближе было окончание Гражданской войны, тем все явственней становились черты глубокого, системного кризиса, охватившего практически все сферы общества: от экономики до политики, даже идеологии. В тяжелом состоянии находилась промышленность. Уже в 1919 году из-за отсутствия хлопка почти остановилась текстильная отрасль. В 1920 г. из 287 национализированных текстильных фабрик работало 77, остальные прекратили действовать. В 1919 г. в стране потухли все домны. Россия фактически не производила металлов, а жила остатками запасов. И только в начале 1920 г. начали действовать 15 доменных печей, которые дали около 3% металлов, выплавлявшихся в царской России накануне войны. В целом же, по сравнению с «эталонным» 1913 г. промышленное производство упало в 7 раз. По добыче нефти и угля Россия была отброшена к уровню 90-х гг. XIЛ века. Больным местом народного хозяйства являлся транспорт На 1920 г. 58% паровозного парка вышло из строя. Не лучше дела обстояли с вагонами. Железнодорожные артерии постепенно замирали. Страна испытывала острейший финансовый кризис. По декрету СНК РСФСР от 4 марта 1920 г. ее наводни ли дензнаки номиналами в 5 и 10 тыс. рублей. За коробок спи чек, сельдь или килограмм картофеля горожанину приходи лось платить «целые состояния», исчисляемые тысячами и миллионами обесценившихся рублей.

Разорение, хотя и несколько в меньших масштабах, охватило деревню. Официальный лозунг, что альфой и омегой российской революции является рабоче-крестьянский союз на деле пока не принес крестьянству ни воли, ни хлеба. Валовой сбор зерновых культур в 1920 г. снизился по сравнению с 1909—1913 гг. более чем на треть. Значительная часть продуктов питания потреблялась самой деревней. Притом, что на рубеже 1920—1921 гг. продразверстка составляла 80% поступлений в госбюджет (что в два раза превышало все сельскохозяйственные выплаты в 1913 г.) естественные возможности этого источника финансирования государства резко сокращались из-за нежелания крестьянина исключительно в интересах государства расширять свое производство.

Уже в конце 1920 г. стало ясно, что причиной переживаемых страной бед была продолжавшаяся и после Гражданской войны политика «военного коммунизма». Даже такие апологеты «военного коммунизма», как Бухарин, позже признавали его временный чрезвычайный характер. Сформировавшаяся экономическая модель была оправданной в условиях вооруженного противоборства, теперь же она являлась опасным анахронизмом.

Кризис экономики дополнялся кризисом управления обществом. Он был обусловлен бюрократизацией аппарата управления. Прежде всего, бюрократизм нанес удар по самой партии. В октябре 1920 г. председатель Курского губисполкома К. Юренев так обобщил происходившее: первоначально большевики надеялись построить новую власть силами партии, «опартиить» государство; но наделе пришлось «огосударствить» саму партию. По мнению Юренева, переход партии к работе «по государственному» ознаменовал собой начало ее заболевания. «Государство, даже самое советизированное, имеет свою логику и соприкосновение с ним не может пройти даром для коммунистов», — полагал он. Когда же вдобавок верхи стали злоупотреблять привилегиями, многие заговорили о расколе прежнего большевистского «революционного монолита» на две партии.

Кризис заставлял руководство страны озаботиться поиском путей стабилизации. Со своими предложениями в разное время выступали такие деятели, как Л. Троцкий, Т. Сапронов, Г. Мясников, Н. Осинский и др. Первой серьезной попыткой й(.1 хода из создавшейся ситуации стал проходивший в декабре 1920 г. VIII съезд Советов. Однако основными защитниками «мягкой» крестьянской политики, а также приверженцами демократизации политической системы Советской России ни нем выступали находившиеся в оппозиции умеренные социалисты, а не правящая большевистская партия.

Важное место в идейных исканиях, которые были направлены на преодоление кризиса, занимала дискуссия о профсоюзах. Она развернулась в конце 1920 г. и продолжалась в течение нескольких месяцев. Завершилась она только на X съезде РКП(б), принявшем решение о переходе к нэпу. На первый взгляд в ходе «той дискуссии речь шла о сравнительно узком вопросе — о развитии массовых рабочих организаций. Однако на самом деле проблема стояла значительно шире. Рабочий класс оставался титульным для Советской власти. Расширение его демократических прав означало бы расширение демократии в жизни общества в целом. Дискуссия о профсоюзах касалась и народнохозяйственных вопросов. Главное, что она помогла советскому руководству уяснить: без освобождения от пут «военного коммунизма» преодоление кризиса невозможно.

Белое дело

Б&юе дело

Рождение Добровольческой армии. 1-й Кубанский ("Ледяной") поход

К моменту Октябрьского переворота в Быховской тюрьме оставалось 19 офицеров и 5 генералов: Л. Корнилов, А. Деникин, А. Лукомский, И. Романовский и С. Марков. Побег из заключения не представлял особых трудностей, тем более, что охраняли узников сочувствующие им войска. Недавно назначенный вместо М.Алексеева новый начальник штаба Верховного главнокомандующего генерал Н. Духонин также не скрывал своего расположения к Корнилову и его соратникам. Утром 19 ноября 1917 г. он распорядился освободить арестованных, и в ночь на 20 ноября будущие вожди Белого движения разными дорогами направились на Дон.

В это время на Дон со всех концов России съезжались офицеры, юнкера, студенты, гимназисты — будущие добровольцы — для того, чтобы здесь, в казачьей области, поднять знамя борьбы с «германо-большевизмом», за честь и достоинство Родины.

В Новочеркасске, столице Всевеликого войска Донского, уже находился генерал М. Алексеев, прибывший сюда из Москвы в начале ноября 1917 г.

М. Алексеев рассчитывал собрать на Дону не менее 30 тыс. офицеров, которые должны были составить ядро антибольшевистской армии. Однако к началу зимы 1917 г. в Новочеркасск съехалось не менее 2 тыс. чел. Сюда же прибыли и представители «Московского центра», известные политики и общественные деятели П. Милюков, П. Струве, М. Родзянко, князь Г. Трубецкой, М. Федоров.

6 декабря, пройдя в течение нескольких недель после побега через вражеские тылы, в Новочеркасске появился Л. Корнилов. Однако его приезд был воспринят неоднозначно. Если рядовые добровольцы восторженно приветствовали своего кумира, то со стороны Алексеева Корнилову был оказан весьма холодный прием. Неприязненные личные отношения между двумя вождями нарождавшегося движения имели давние

(Михаил Васильевич Алексеев (1857—1918) родился в семье солдата. Свыше сорока лет он отдал военной службе, пройдя путь от прапорщика до генерала от инфантерии. За его плечами были учеба в Московском юнкерском училище и Николаевской академии Генерального штаба, участие в войнах: русско-турецкой (1877—1878) и русско-японской (1904—1905). В Первую мировую войну он был начальником штаба Юго-Западного фронта, ас 18 августа 1915 г. стал начальником штаба Верховного главнокомандующего императора Николая II. В дни Февральского переворота генерал Алексеев был одним из главных сторонников отречения царя от престола и оказывал на него с этой целью прямое давление. Вину и ответственно