Кого не победил александр македонский 4 страница

Но зато обращает на себя внимание другое. Этноним «славяне» появился одновременно с рождением Бога-Слова. Иисуса Христа. Совпадение? Да, совпадение. Но бывают ли такие совпадения случайными?… А предание говорит и о том, что в I в. н. э. территорию нашей страны посетил св. апостол Андрей Первозванный и благословил ее. Нет, это еще не было Крещением Руси. Ведь и самой Руси еще не было. Но, как образно подметил историк А. В. Знатнов, в ранней Церкви существовала процедура «оглашения» тех, кто только еще начинал готовиться к крещению. И таким образом св. Андрей Первозванный «огласил» русскую землю…

«PAX ROMANA»

Политика Рима по отношению к соседним государствам искренностью никогда не страдала. Обычно их старались привлечь в число «друзей и союзников». Преподносили подарки, приглашали на службу их воинов. И народ входил в «Pax Romana» — «Римский мир». Ему оказывалось покровительство. Но при этом Рим начинал выступать арбитром во взаимоотношениях «друзей», влезать в их внутренние дела. Направлял своих советников и наблюдателей. Эти страны постепенно опутывались, попадали во все большую зависимость от покровителей, «осваивались» римскими торговцами. А в какой-то момент их лишали остатков суверенитета, превращая в римские провинции. Ну а если соседи отказывались стать «друзьями и союзниками», они автоматически превращались во врагов. Крайне негативно воспринималось и усиление сопредельных государств, в таких случаях римляне не останавливались перед «превентивным» ударом.

Правда, когда самим приходилось туго, то и помощи искали у потенциальных врагов. Так, в очередной гражданской войне оба соперника, Август и Антоний, старались привлечь на свою сторону царя даков Котисона. Август дошел до того, что сватался к дакийской царевне и сам предлагал в жены Котисону свою пятилетнюю дочь Юлию. Но тот выбрал союз с Антонием. И настойчиво рекомендовал ему перенести боевые действия из Эпира в Македонию, чтобы даки могли ему помочь крупными контингентами своих войск. Как известно, Антоний, связанный любовными узами с Клеопатрой, не послушался и предпочитал держаться поближе к морю и египетскому флоту, где находилась со всеми удобствами его пассия. Из-за чего и был разгромлен.

А Август, одолев противника, намеревался идти на север и воевать с даками. Однако этого не потребовалось — в их царстве снова пошли междоусобицы. А потом по нему нанесли удар сарматы и бастарны, обитавшие в нынешней Молдавии. И Дакия распалась на пять частей. Тем не менее обстановка на Балканах оставалась напряженной. Хотя владычество Рима простиралось до Родопских гор, а дальше, до Дуная, лежали «союзные» фракийские царства, но искренними друзьями римлян стали только одрисы. Остальные фракийцы: бессы — обитавшие на Марице, трибаллы (в районе Плевны), денделеты (в районе Софии) римлян ненавидели, совершали набеги на их провинции и в ответ получали карательные экспедиции.

После победы над Дакией сюда попытались прорваться и бастарны во главе с царем Дельдоном, но на этот раз римская дипломатия заключила с даками союз, и вместе с ними полководец Марк Лициний Красс разгромил и изгнал бастарнов. А затем римские легионы учинили разборку с фракийцами. Объединяющим национальным началом у них была религия, и Рим, усмирив непокорных, в 28 г. до н. э. отобрал у бессов святилище Вакха и передал царю одрисов Реметалку, что означало и приоритет во всей Фракии. Но при этом «в награду» за верность Реметалку были пожалованы права римского чиновника. То есть его сделали юридическим подчиненным Августа.

Фракийцам такое регулирование не понравилось. И против одрисов поднялись все остальные народы. Римскую армию Пизона, пришедшую на помощь Реметалку, разбили. Положение выправил только лучший полководец Августа, его будущий наследник Тиберий. Но и ему пришлось вести долгую тяжелую войну, чтобы раздавить противников. Их государства были ликвидированы. Часть земель отдали союзнику Реметалку в состав Фракийского царства, сохранившегося в единственном числе. А часть вошла во вновь созданную провинцию Мезия — и границы Рима расширились до Дуная. Экспансия шла и в других направлениях. Были подчинены Паннония, Ретия, кельтские королевства Норик и Винделикия на территории современной Австрии. А Крымская Скифия в 26 г. до н. э. направила посольство к Августу, заключив с ним договор о дружбе.

Развернулось и наступление на Германию. Историки обычно изображают ее краем диких лесов и болот с редкими деревнями и нищими примитивными племенами. Конечно, это не соответствует действительности. Ну посудите сами, зачем римлянам понадобились бы леса с болотами и «дикари», с которых нечего взять? При Августе римские легионы вторглись за Рейн и начали покорять здешние земли. Народ маркоманов, обитавший на Майне, отступил в Богемию. И там возникло сильное и обширное царство во главе с Марободом. В состав его государства вошли не только германские, но и некоторые славянские племена — например, лугии, проживавшие в Силезии.

Римляне же в 4 г. н. э. вышли к Эльбе. Спустившись на кораблях по этой реке, Тиберий совершил плавание по Северному морю. Достигнув основания Ютландского полуострова, римляне обнаружили своих «старых знакомых», кимвров, некогда наведывавшихся в Италию. Вступили в контакт и с другими местными народами — ругами, варинами, свардонами. Но обращает внимание тот факт, что назад Тиберий повернул без каких-либо практических результатов. Без завоеваний, изъявлений покорности, договоров о «дружбе и союзе». Это может означать одно из двух. Либо полководец счел свои силы недостаточными (Тацит и Плиний упоминают, что здешние жители были «сильны флотом»), предпочел не нарываться на неприятности и разойтись по-хорошему. Либо получил от ворот поворот.

Кстати, для римских хроник вообще является характерной чертой, что они во всех красках расписывали победы, а о неудачах старались замалчивать или ограничиваться краткими упоминаниями. Поэтому мы в подробностях знаем о кампаниях против Митридата, а события, происходившие в течение нескольких веков на северных границах Римской империи, оказались освещены лишь фрагментарно. Так, образование в Богемии крупного германо-славянского государства римлянам не понравилось. Несмотря на то, что Маробод вел себя подчеркнуто мирно, не участвовал в набегах других германских племен. Что ж, тогда Рим стал откровенно его задирать — направил для поселения на землях маркоманов племя гермундуров. Маробод и на это не отреагировал, всеми силами старался «не поддаваться на провокации».

Однако римляне, даже и не получив предлога к войне, все равно решили напасть. Но едва началось вторжение, в тылу у римлян вспыхнуло восстание. Взбунтовались призывники, набранные для войны в Далмации, за ними поднялись Паннония, Иллирия, поддержали их даки. Рим поспешил заключить мир с Марободом, опять проявившим редкую лояльность. Он не воспользовался критическим состоянием противника, согласился разойтись на условиях сохранения довоенного статус-кво и полного нейтралитета. Легионы с маркоманского фронта были переброшены на повстанцев, к римлянам пришел на помощь и фракийский царь Реметалк с войском. Но лишь после трехлетней тяжелой войны, когда римлянам удалось перессорить между собой вождей паннонцев и иллирийцев, мятеж был подавлен.

А едва успели усмирить Паннонию и наказать карательным рейдом Дакию, как взорвалось в другом месте. Осенью 9 г. н. э. римский вассал Арминий поднял восстание германцев. Три легиона под командованием Вара были разгромлены и перебиты в Тевтобургском лесу. И возникло независимое царство, в котором господствующее положение заняло племя херусков. Осторожный Маробод снова занял нейтралитет, от союза с Арминием отказался. Но и без него римлян выгнали из Германии.

В 14 г., после смерти Августа, императором стал Тиберий. И двинул за Рейн огромное войско во главе с Германиком. Против него объединились все здешние народы. И поход было трудно назвать удачным. Два года римская армия двигалась по Германии. Жгла на своем пути городки и селения. Побеждала отряды, пытавшиеся противостоять ей в открытом бою. Собрала и захоронила кости легионеров Вара, воздвигнув над ними памятник (конечно, сразу разрушенный, когда римляне ушли). А местные жители оставались непокоренными. Рассеянные в одном месте, встречали в другом, нападали из засад, партизанили. В результате Германика, конечно, объявили победителем — абы «лицо сохранить». Но не добился он ничегошеньки и понес такие потери, что от восстановления власти над Германией и дальнейших походов на нее Тиберий решил вообще отказаться.

Ну а Арминий и его родственник Ингвиомер, избавившись от римлян, двинули свои войска на Маробода. Поставив ему в вину нейтралитет — почему не помог против захватчиков? Правда, вскоре предводители херусков перессорились, и война не состоялась, но и без того царство Маробода начало распадаться. Входившие в него германские и славянские племена тоже были недовольны чрезмерным миролюбием царя и его лояльностью к римлянам. Стали переходить под власть Арминия. Маробод обратился за помощью к Тиберию, но тот отказал, причем и император поставил ему в вину нейтралитет — почему не помог римлянам против Арминия? Кончилось тем, что в 18 г. Маробод бежал в Рим, где и доживал свой век частным лицом. А его престол занял князь племени свевов Катуальд. Через год в междоусобице погиб и Арминий, и его государство также рассыпалось на отдельные племена и княжества.

Примерно в это же время прекратило существование Фракийское царство. Там умер Реметалк, и римляне в «благодарность» верному союзнику разделили его владения. Половину отдали сыну царя, половину брату. Который захотел получить не половину, а все, и убил своего племянника. А римляне заманили его на переговоры, схватили и казнили. Над обеими половинами государства поставили малолетних сыновей погибших царей, и под видом «опеки» править стали наместники Тиберия. Фракийцы возмутились, все как один взялись за оружие. Сражения с ними шли с переменным успехом с 21 по 26 г., пока римлянам не удалось загнать повстанцев в горы и голодом принудить к капитуляции. Последний фракийский царь, которого тоже звали Реметалк, родины уже не знал. Он жил в Риме, стал одним из дружков небезызвестного Калигулы. И предпочитал его буйные развлечения своим «варварским» владениям. Правил от его лица наместник.

В 20-х гг. у Рима появились и новые соседи. Из Причерноморья в Паннонию начали проникать сарматы-языги. Тиберий заключил с ними союз и разрешил поселиться между Тисой и Дунаем, чтобы их можно было использовать как против германцев в Богемии, так и против Дакии. А для закрепления северо-восточных окраин было организовано несколько римских флотов: Паннонский — на Дунае, Мезийский — с базой в Томах (Констанца), Фракийский — в Перинфе, Понтийский — в Синопе и Трапезунде.

Ну а на востоке Тиберий задумал захватить Парфию и Армению. Эти державы находились в союзе, армянский престол занимал Аршак, сын парфянского царя Артабана. Но во время тамошних междоусобиц в Рим бежали царевичи Фраат и Тиридат, чем и хотели воспользоваться римляне. Теперь они подготовились получше, чем Красс. Кроме легионов под командованием Луция Вителлия, к войне привлекли зависимых от Рима князей закавказских албанов и царя Иберии Митридата. А чтобы противостоять бронированной парфянской и армянской коннице, были за золото наняты дружины роксоланов и других сарматских племен. И массированное вторжение началось. Сарматы и легионеры успешно разгромили противника, армянский царь Аршак погиб, было разбито и парфянское войско царевича Орода.

Тогда Артабан собрал значительные силы и выступил сам. Однако Тиберий успешно применил такое средство, как «подрыв тыла». От персов и Селевкидов парфяне получили весьма разношерстное наследство. Разные области царства населяли персы, армяне, халдеи, арабы, туранцы. А в городах преобладали греки, «эллинизировавшиеся» сирийцы, финикийцы, евреи. И на римские деньги было организовано восстание греческого населения городов. Изменил царю и один из полководцев, князь Сиппах. Всю Парфию охватила смута. Артабан, по происхождению скиф-дах, бежал к сородичам в Среднюю Азию. И парфянский престол занял Тиридат, ставленник римлян. Но как раз это обстоятельство совершенно не улыбалось местной знати. И князья, переметнувшиеся было на его сторону, снова восстали. А тут и Артабан вернулся с подкреплениями, набранными в Туране. Римляне опять двинули легионы в круговерть сражений, но обе стороны были уже измотаны. В 36 г. был заключен компромиссный мир. За Тиридатом остался лишь армянский престол, он признавал зависимость от Рима, а от замысла утвердиться в Парфии Тиберий отступился.

Так обрисовались границы «Римского мира» от Рейна до Евфрата и от Крыма до Египта. «Римского мира», которым не устают восхищаться историки всех времен. И впрямь, империя достигла высокого уровня в области искусств, культуры, техники. Но стоит учитывать, что объяснялось это отнюдь не каким-то «римским гением» — ведь подавляющее большинство художников, скульпторов, архитекторов, ремесленников, литераторов были не римского происхождения. А уж инженеры и конструкторы, рассчитывавшие арки, возводившие акведуки, водопроводы и не оставившие нам своих имен, были наверняка не римлянами. Поскольку для «настоящих» римлян такие занятия считались недостойными. Просто получилось так, что завоевания создали единое «культурное пространство». Что и позволило соединиться лучшим достижениям разных цивилизаций. А материальная подпитка высокой римской культуры обеспечивалась за счет разрушения и ограбления этих цивилизаций — Испанской, Карфагенской, Галльской, Фракийской, Понтийской, Армянской, Сирийской.

В особое умиление либеральных профессоров, да и вообще «демократическую общественность» всегда приводил римский «культ права», который захватчики якобы разносили покоренным народам. Что, вроде бы, вполне оправдывало все завоевания, стертые с лица земли государства вместе с их историческими и культурными ценностями. И до сих пор преподносится как величайшее достижение, легшее в основу нынешней Западной цивилизации. Да, римляне жутко гордились тем, что живут «по закону». Хотя обычное право «варварских» народов оказывалось куда более прочным, последовательным и справедливым.

Потому что римские законы существовали на только бумаге — но выполнение их оставалось вопросом весьма проблематичным. Они могли выворачиваться так и эдак в зависимости от прихотей власть имущих. И породили болото отвратительного сутяжничества, в котором тонула любая справедливость. Ведь решения судов определялись не правотой сторон, а «красноречием» ораторов и общественным положением тех, кто поддерживал тяжущихся. Да, вот это и впрямь было римским, исконным! Ну а апологетам римского «культа законности» не мешает вспомнить хотя бы дело Иисуса Христа. Наместник-прокуратор не находит ни малейшего состава преступления. Но «уважаемые люди» из Синедриона просят, настаивают. Возбужденная толпа евреев орет: «Распни Его!» И прокуратор «умывает руки», отправляя Христа на бесчеловечные истязания, а потом и на мучительную смерть. Где вы тут увидели хоть тень «законности»?

Зато в юридическом крючкотворстве граждане Вечного города достигли высочайшего совершенства. И в этом они действительно стали предшественниками нынешнего Запада. Это самое искусство казуистики помогало им дурить и опутывать целые народы и государства. Впрочем, и самих себя тоже. Они, например, чрезвычайно презирали «рабскую психологию» других народов, подчиняющихся царям и князьям, себя же почитали людьми «свободными», живущими в республике. И даже когда ими стали править императоры, все равно верили, что у них республика! Ведь сохранился сенат, выборы консулов, трибунов, преторов. Которые не имели никакой реальной власти, кандидатуры диктовал император. Но все равно по формальным признакам была «республика» — чем и кичились.

Захотелось императору вырезать тысячу-другую сограждан — никто этим не возмущался. Поскольку сенат безоговорочно одобрял — и все получалось «по закону». Это противопоставлялось «тирании» в других государствах. Гордились римляне и тем, что в качестве «свободных граждан» никогда не унижаются до наемной работы, за плату — это тоже объявлялось позором и признаком «рабства». Но жить на что-то надо. И чтобы обойти подобное положение, опять использовались юридические ухищрения, было введено понятие «гонорара» — вроде бы это не плата за труд, а подарок в награду за сделанное.

А кто и на работу за «гонорар» не был способен, становились «клиентами» богатых покровителей и жили их подачками — это зазорным не считалось. Как и паразитарное существование многотысячной массы бездельников-люмпенов, ожидающих дармовых раздач. Но с другой стороны, и императоры, чтобы заслужить популярность, должны были считаться с чаяниями черни, живущей лишь за счет того, что они — римские граждане. И на этом основании требующей «хлеба и зрелищ». Конечно, такое паразитирование становилось возможным только за счет хищнического выкачивания средств из завоеванных провинций и захвата новых. Получавших взамен, как внушают нам учебники, «культ права» и «римский организаторский гений». Хотя до завоевания римлянами покоренные народы почему-то прекрасно обходились без столь «ценных» приобретений. И когда получалось освободиться от них, тоже почему-то не горевали.

На самих же римлянах роль «мировых организаторов» отразилась крайне плачевно. Торговлю и финансы в империи захватили отнюдь не они, а их более предприимчивые вольноотпущенники, сирийцы и евреи. Педагогику — греки. На виллы завозились массы рабов, а свободные землевладельцы разорялись, пополняя число той же бездельной черни. А образование «единого культурного пространства» привело к тому, что в Рим хлынули не только награбленные богатства, не только достижения различных культур, но и худшие их пороки. Он прежних традиционных добродетелей очень быстро не осталось следа. И если раньше римлян возмущали «девичники» этрусков, шокировало расточительство египетских царей, у которых к ужину жарилось два кабана, поскольку один может недожариться или подгореть, то теперь по сравнению с забавами и пирами римской верхушки развращенность этрусков показалась бы образцом скромности, а кабаны Птолемеев — бедным и простеньким угощением.

Разрушилась и религия. Особенно после того, как внедрилось обожествление императоров. Можно ли было всерьез поклоняться тем, о ком знали, что они пьяницы, извращенцы, убийцы? Но поклонялись весьма дисциплинированно — сенат постановил, значит, «по закону». В результате посещение храмов стало делом не духовным, а политическим. А прежние верования выродились в набор бессмысленных суеверий, иногда весьма уродливых. Так, римские матроны, чтобы избавиться от неудач и несчастий, голыми переползали по-пластунски через Марсово поле. Почтенные аристократы из коллегии «арвальских братьев» (жрецов Марса) при зачитывании в храме священных текстов о даровании победы задирали туники выше пояса, выставив половые органы. Зачем — никто не знал. Но исполняли с умным видом, поскольку так было положено. И весталок, нарушивших целомудрие, замуровывали живьем, потому что так положено. А образовавшуюся духовную пустоту стали заполнять темные культы Востока — Изиды, Астарты, малоазиатских «матерей»…

Впрочем, когда мы говорим о духовности римлян, об их культурном уровне, то обычно следуем чужим необъективным оценкам. На самом деле их уровень красноречиво характеризуют те зрелища, которые они предпочитали. И когда мы восхищаемся архитектурой Колизея, стоит вспомнить, для каких «культурных» целей возводилось это великолепие. Для того, чтобы десятки тысяч зевак могли позабавиться, наблюдая, как в гладиаторских боях сотни и тысячи единиц «человеческого мяса» кромсают себе подобных. И чем больше крови, тем уважительнее отмечают эти представления «высококультурные» римские авторы. Ради разнообразия разыгрывались и «морские» сражения на специально выкопанных прудах. В гладиаторских схватках участвовали не только мужчины, но и женщины, выпуская друг дружке кишки на потеху почтеннейшей публике.

А императоры старались учитывать вкусы и запросы сограждан. Поэтому стали дополнять бои театрализованными казнями, поставленными по мифологическим сюжетам. И римляне восторженно глазели, как бык покрывает приговоренную «Пасифаю», разбивается «Икар», восходит на костер и сгорает «Геракл», приносят в жертву «Ифигению»… Устраивались и массовые публичные казни. Например, растерзание зверями и прочие виды умерщвления тысяч мужчин и женщин после подавления восстаний. Для таких зрелищ жертвы отбирались по внешности и сложению, а на арену выпускались обнаженными, чтобы истинные «ценители» могли в полной мере насладиться каждой их судорогой…

Да, вот это было действительно римским, не «варварским» достижением. И в подражание столице по всему «Римскому миру» строились амфитеатры и цирки. Они возводились в Галлии — вместо уничтоженных школ и обсерваторий, в Африке, Малой Азии, на Ближнем Востоке. Так что львиная доля богатств, награбленных римлянами, в итоге-то выбрасывалась впустую. Уходила в мишуру представлений, триумфальных шествий, в животы дармоедов, вытекала в песок арен, разбазаривалась на оргии знати. И чем могущественнее становилось государство, чем обширнее области оно завоевывало, тем грандиознее были все эти зрелища, раздачи и связанные с ними расходы.

В целом же можно констатировать, что в истории человечества «Римский мир» сыграл только одну положительную роль. Но крайне важную."Его «единое пространство» и этническая мешанина создали условия для быстрого и широкого распространения христианства.

ЗА ПРЕДЕЛАМИ «РИМСКОГО МИРА»

Авторы римской эпохи оставили нам и описания других стран. Но при пользовании этими источниками надо учитывать их особенности. Римляне были прагматиками. И чаще фиксировали информацию, важную для мореплавателей, купцов, военных. Сведения о быте, обычаях других народов римлян мало интересовали, они были уверены, что за пределами их «мира» ничего путного существовать не может. Ярким примером такого отношения стал Овидий, сосланный Августом в Томы (Констанца) и проживший там десять лет. Его элегии и письмах оттуда — лишь ностальгия о римской жизни. И ни единой новой детали об окружающей его стране. Раз за разом повторяются только жалобы на суровость зим и дикость «скифов». Овидий даже гордился тем, что в течение долгих лет сумел остаться «настоящим римлянином» и не выучил ни одного «варварского» слова. Ну а те, кто создавал описания «варварских» земель, обычно ограничивались набором этнонимов.

Кроме того, очень немногие авторы, как Тацит, Плиний Старший, Арриан, сами бывали в чужих краях. А если и бывали, то в римском приграничье. Поэтому пользовались чужими сведениями или компиллировали информацию из более ранних источников. Отсюда неизбежные неточности и нестыковки. Звучание тех же этнонимов один понял так, другой иначе. Да и сам этноним одного и того же народа мог различаться. Это могло быть самоназвание или прозвище, данное соседями. Мог быть набор племенных этнонимов — или название союза, объединявшего ряд племен. Неоднозначной могла быть и локализация проживания народов, тем более при отсутствии точных географических карт. Один автор представлял Европу так, другой эдак.

Наконец, при сборе информации из чужих уст она густо дополнялась вымыслами, и из римских трудов мы узнаем о странах «гиппоподов» с лошадиными ногами, «пануатиев, у которых длинные висячие уши, прикрывающие собой все тело, служат одеянием для наготы», о стране «Абаримон, в которой живут лесные люди с вывернутыми назад ступнями, отличающиеся чрезвычайной быстротой». Сообщалось, что «савроматы, живущие на тринадцать дней выше Борисфена, постоянно принимают пищу через два дня на третий», а в «Албании родятся люди, с детства седые и видящие ночью лучше, чем днем».

Но все же путем сопоставления и анализа различных работ можно выделить слой более менее достоверной информации и составить приблизительное описание Центральной и Восточной Европы в I–II вв. нашей эры [42, т.7]. Областей расселения германских народов я здесь касаться не буду, пройдемся лишь по районам, интересующим нас с точки зрения славянского и русского этногенеза. Так, этноним «ставани» или «суовены» локализуется где-то в районе Буга, от верховий Вислы до верховий Припяти. На юг от них обитали сабоки, татры и карпы. Из них татры и карпы известны впоследствии как славянские племена, проживавшие, соответственно, в Татрах и на Карпатах. А «сабоки», вероятно, были родственны костобокам, дакийскому карпатскому племени. Или это один и тот же народ.

Слово «венеды» у некоторых авторов употребляется в обобщенном значении для славян. Другие выделяют его в качестве племенного названия. Поэтому встречаются разночтения. В одних источниках они помещаются на обширных пространствах от Верхнего Дуная до Рижского залива. Сами Карпаты называются Венедскими горами, а Балтийское море — Венедским заливом. Но иногда венедов отделяют от «ставан» и локализуют по соседству с ними — по Бугу, Средней Висле и Варте. А рядом с ними, по среднему течению Одера римские авторы располагают вандалов. Хотя венеды и вандалы — очевидно, две формы произношения одного и того же этнонима [143].

Западнее, между Одером и Эльбой, жили лугии. На берегу Балтики, между устьями этих рек, мы находим свардонов и варинов, а примерно от Одера до Вислы обитали руги. Некоторые античные авторы перечисляют еще ряд прибалтийских племен — ревдинги, севионы, эвдосии, ситоны, нуитоны. Севионов, например, Тацит локализует «дальше» ругов, то есть от Вислы до Немана. А еще дальше лежали владения эстиев. Большинство этих народов впоследствии известны как славянские. Лугии — это лужичане, предки сербов. Свардоны и варины — предки вагров и варангов. Ругии — это руги, предки руян, рарогов, русов. Севионов идентифицировать труднее, но место их проживания совпадает с «венетами», добывающими янтарь. Следовательно, это тоже было праславянское племя. Ну а эстии — это не эсты, а литовцы-айстии, поскольку, по Тациту, они тоже торговали янтарем.

Но в описываемое время прибалтийские и полабские народы в полном смысле славянскими еще не были. «Ославянились» они позже. Некоторые исследователи считают их северной ветвью кельтов, некоторые — «северными иллирийцами», Л. Н. Гумилев возводил их к древней индоарийской общности. Видимо, все эти взгляды в той или иной мере справедливы. Поскольку арии освоили берега Балтики еще в IV–III тыс. до н. э. Здесь действительно существовало население, родственное иллирийцам (как уже отмечалось, отсюда шли миграции дорийцев и северобалканских племен). В киммерийскую эпоху добавилась и кельтская составляющая, а потом — праславяно-скифская.

Хотя часть здешних племен впоследствии выделилась не в славянские, а в германские. Так, Плиний Старший родственными вандалам называет их соседей-бургундов, а к варинам были близки ютландские англы. Но Тацит отличает жителей этого региона от германцев и обычаи описывает явно не германские. Например, традиционной для германцев была выборность королей. Они являлись, скорее, племенными вождями, предводителями на войне, власть их была весьма ограниченной — важные вопросы решались советами старейшин и сходами общинников. А у варинов, ругов, свионов существовали сильные централизованные государства с наследственными монархами. «Им свойственно почтение власти, и поэтому ими единолично, и не на основании временного и условного права господствовать, безо всяких ограничений повелевает король».

У ситонов, входивших в племенной союз свионов, правила женщина. И Тацит сетует: «Вот до чего пали ситоны!» — мол, и «свободу» утратили, да еще и бабе подчиняются (писалось это, когда самодурство римских императоров зашкаливало до беспредела). У севионов запрещалось и носить оружие. Оно содержалось под стражей в королевском арсенале и выдавалось в военное время. Но здешние народы были отличными воинами, были «сильны флотом», что и заставило Тиберия уйти отсюда несолоно хлебавши. Сообщается, что частыми были и войны с германцами, пытавшимися захватить месторождения янтаря.

Но если римляне о прибалтийских странах имели весьма смутное представление, то здешние жители об Италии хорошо знали. По-прежнему действовал «Янтарный путь» через всю Европу, связывавший Балтику с сородичами, адриатическими венетами. При Нероне один из его приближенных, Юлиан, заведовавший гладиаторскими представлениями, направил по этому пути своего агента, который объехал всю Прибалтику и привез огромное количество янтаря, его использовали для украшения декораций в очередных пышных игрищах. А следом сюда потянулись и римские купцы — сирийцы.

Плиний Старший, рассказывая о посланце Юлиана, глухо упоминает, что он посетил «торговые центры». Дополнить это сообщение позволяет археология. Остатки таких «центров» обнаружены на территории Польши, Чехии, Словакии — например, Бискупинское возле Познани, Бероун недалеко от Праги. И оказывается, что это были большие, очень развитые города с четкой планировкой улиц, со сложными системами крепостных сооружений, даже с деревянными мостовыми — такими же, какие будут впоследствии делать новгородцы. В этих городах были мастерские ремесленников, кузнецов, гончаров, ювелиров. Существовали какие-то общественные здания и рыночные площади.

Ну а «прочные дома», упомянутые Тацитом, были длинными бревенчатыми зданиями, которые украшались резьбой. Проживало в них человек по 20–30. Римские источники сообщают, что у венедов были групповые браки. Любая женщина, приходившая в семью, номинально считалась женой старшего брата, но являлась «общей» и для всех остальных братьев. Так же, как в обычаях «агатирсов», описанных Геродотом. Но объяснялась такая традиция отнюдь не сексуальной распущенностью, она диктовалась суровыми реалиями своего времени — частыми войнами, лишениями, опасностями. Чтобы при гибели мужа женщины не оставались вдовами, а дети — сиротами. Разумеется, психология и нравы людей древности отличались от нынешних. И если в большом общем доме мужчины сходились с женщинами, это вовсе не считалось чем-то зазорным. Другие просто «не замечали» таких вещей. Точно так же, как мы не акцентируем внимания, когда наши домашние переодеваются или идут в туалет. Продолжение рода было естественно, оно и воспринималось как естественное.