Эта деловая, черновая часть офицерства, стесненная в своих правах, связанная с солдатской массой, не могла явиться опорой старого режима против революции.

Офицерский корпус, в течение XVII и XVIIII веков, постепенно аристократизировался. Еще в начале XVIII века буржуазия имела доступ в офицеры; подгнивание старого, режима ярко характеризуется тем обстоятельством, что до мере роста политической и экономической силы буржуазии, феодальные элементы проявляли все большее высокомерие и пред самой революцией вовсе воспретили доступ буржуазии к военной службе.

Буржуазия, как класс, занята была борьбой по сохранению за собой других прав и привилегий и выступила с открытым требованием, предоставить ей доступ к офицерским должностям только в начале революции в наказах депутатам третьего сословия генеральных штатов. Но ее многочисленные сыновья, часто более талантливые и располагавшие большими материальными средствами, чем оскудевшее дворянство, проникали в армию. Особенно силен был приток буржуазных элементов во время войн, когда нужно было найти состоятельных командиров для формирования новых рот. Когда начиналась демобилизация и связанное с ней сокращение штатов, из армии изгоняли офицеров буржуазного происхождения{198}, несмотря на полученные ими раны и имевшиеся заслуги. Масса бедного дворянства, служившая офицерами, с раздражением смотрела на богатых буржуа, проскакивавших в офицеры, опасных конкурентов при покупке очищавшейся должности командира роты или полка. Дело доходило до [304] коллективной жалобы всех офицеров полка на представление к производству в следующий чий офицера недворянского происхождения или даже до избиения палками укрывающегося в палатке командира полка офицера, происхождение которого было заподозрено. В 1755 году командир Бери потребовал удаления из полка за недворянское происхождение офицера, дважды раненого, участника 4-х войн, богатого и не жалевшего своих средств на содержание в образцовом порядке роты, исправно несшего службу и тактичного в обращении с другими офицерами. В 1764 году большое возмущение среди марсельских купцов вызвало удаление из полка Иль-де-Франс сына богатого оптового коммерсанта, ведшего экспортную торговлю, поручика Лантье. Командир полка, маркиз де Креноль писал находившемуся в отпуску поручику:

"...Так как командир полка имеет в виду, чтобы в армию принимались только люди общества, и так как это существенный для службы вопрос и слишком важный, чтобы образовать добротный состав части, то я должен Вас предупредить, что Вы не соответствуете полку Иль-де-Франс. Ваша должность вакантна, и я представлю для замещения ее дворянина. Мне, милостивый государь, очень досадно высказывать Вам столь резкую истину, но не я Вас принимал в полк; у Вас есть средства, Вы молоды, Вы не останетесь без дела, если только захотите посвятить себя образу жизни, которому следовали Ваши предки; этот жизненный путь очень почтенен, когда честно идут по нему; но на службе Вы вне Вашей сферы, вернитесь в нее, и Вы будете счастливы. Я знаю, милостивый государь, что рождение дело случая, и нет основания хвалиться тем, которые хорошо рождены. Но у рождения есть привилегии, есть права, которые нельзя нарушать, не смутив общих основ. Самое реальное, что осталось дворянству — это военная служба; дворянство создано для нее, и если подданные, созданные для другого, предназначения, займут место дворян, то это будет существенно противоречить установленному государем порядку. Вот мотивы моего образа действий, и хотя я не обязан давать отчет в них, меня удовлетворяет известить Вас, что я руковожусь только пользой службы, без всяких побуждений личного порядка, на которые я не способен".

Марсельский торговый мир протестовал против феодального высокомерия этого изгнания Лантье; епископ Орлеанский обращал внимание военного министра на бурю надвигающегося негодования; у Лантье оказалась сильная поддержка при дворе. На запрос военного министра, командир полка продолжал развивать ту идеологию французского дворянства XVIII века, которая неизбежно толкала страну на путь революции:

"...Как бы честна ни была [305] буржуазная семья, в ней не будут смотреть, как на пятно, на трусость одного из ее членов. Человек, плохо ведший себя на войне, вернется к родным продолжать занятия своих отцов. Ему не вменят в вину отсутствие добродетели, не являющейся в их глазах заслугой. До меня не дошло ни одной жалобы на храбрость господина Лантье{199}, но как ни нужно это качество, оно не принадлежит к числу важнейших, требующихся от военных Можно быть честным человеком и плохим офицером".