В ее политическом и гражданском

ОТНОШЕНИЯХ"¹

Н.М. Карамзин написал "Записку" по инициативе великой княжны Екатерины Павны (сестры Александра I) в начале 1811 г. В "Записке" он отразил мнение дворянепоетников, напуганных известиями о намерении царя провести ряд реформ. Здесь приведены взгляды Н.М. Карамзина о необходимости сохранения и укрепления самодержавия как единственно приемлемой для России форме государственного устройства России, а также о губительности отмены крепостного права.

...Мы читаем в прекрасной душе Александра сильное желание утвердить в России действие закона. Оставив прежние формы, но двигая, так сказать, оные постоянным духом ревности к общему добру, он скорее мог бы достигнуть сей цели и затруднил бы для наследников отступление от законного порядка. Го­раздо легче отменить новое, нежели старое; гораздо легче придать важности Сенату, нежели дать важность нынешнему Совету в глазах будущего преемника Александрова: новости ведут к новостям и благоприятствуют необузданностям произвола.

Скажем ли, повторим ли, что одна из главных причин неудовольствия рос­сиян на нынешнее правительство есть излишняя любовь его к государственным преобразованиям, которые потрясают основу империи и коих благотворность остается доселе сомнительною.

...Что значит освободить у нас крестьян? Дать им волю жить где угодно, от­нять у господ всю власть над ними, подчинить их одной власти правительства. Хорошо; но сии земледельцы не будут иметь земли, которая (в чем не может быть и спора) есть собственность дворянская. Они или останутся у помещиков с условием платить им оброк, обрабатывать господские поля, доставлять хлеб куда надобно, - одним словом, для них работать, как и прежде, или, недовольные условиями, пойдут к другому умереннейшему в требованиях владельцу. В первом случае, надеясь на естественную любовь человека к родине, господа не предпишут ли им самых тягостных условий? Дотоле щадили они в крестьянах свою собственность, - тогда корыстолюбивые владельцы захотят взять с них все возможное для сил физических. Напишут контракт, и земледельцы не исполнят его: тяжбы, вечные тяжбы! Во втором случае, буде крестьянин ныне здесь, а завтра там казна не потерпит ли убытка в сборе подушных денег и других податей, не потерпит ли и земледелие? Не останутся ли многие поля не обработанными, многие житницы пустыми? Не вольные земледельцы, а дворяне наиболее снабжают у нас рынки хлебом. Иное зло: уж не завися от суда помещиков, решительного, безденежного, крестьяне начнут ссориться между собою и судиться в городе, - какое разорение! Освобожденные от надзора господ, имевших собственную земскую исправу или полицию, гораздо деятельнейшую судов, станут пьянствовать, злодействовать, - какая богатая жатва для кабаков и мздоимных исправников, - но как худо для нравов и государственной безопасности! Одним словом, теперь дворяне, рассеянные по всему государству, содействуют монарху в хранении тишины и благоустройства <…>

Не знаю хорошо ли сделал Годунов, отняв у крестьян свободу¹ (ибо тогдашние обстоятельства не совершенно известны), но знаю, что теперь им не удобно возвратить оную. Тогда они имели навык людей вольных, ныне имеют навык рабов. Мне кажется, что для твердости бытия государственного безопаснее поработить людей, нежели дать им не во-время свободу, к которой надобно готовить человека исправлением нравственным... В заключение скажем доброму монарху: "Государь! История не упрекнет тебя злом, которое прежде тебя существовало (положим, что неволя крестьян и есть решительное зло) ты будешь ответствовать богу, совести и потомству за всякое вредное следствие твоих, собственных уставов".

...Самодержавие есть палладиум² России, целость его необходима для, её счастия; из сего не следует, чтобы государь, единственный источник власти имел причины унижать дворянство, столь же древнее, как и Россия. Оно было всегда не что иное, как братство знаменитых слуг великокняжеских или царских. Худо, ежели слуги овладевают слабым господином, но благоразумный господин уважает отборных слуг своих и красится их честию. Права благородных суть не отдел монаршей власти, но ее главное, необходимое орудие, двигающее состав государственный... Дворянство есть наследственное; порядок требует, чтобы некоторые люди воспитывались для отправления некоторых должностей и чтобы монарх знал, где ему искать деятельных слуг отечест­венной пользы. Народ работает, купцы торгуют, дворяне служат, награждаемые отличиями и выгодами, уважением и достатком. Личные подвижные чины не могут заменить дворянства родового, постоянного, и хотя необходимы для означения степеней государственной службы, однакож в благополучной монархии не должны ослаблять коренных прав его, не должны иметь выгод оного.

Хрестоматия по истории СССР. Т. II. М., 1949. С. 437-440.

Документ 13.

ИЗ СТАТЬИ СП. ШЕВЫРЕВА¹ О ТЕОРИИ "ОФИЦИАЛЬНОЙ НАРОДНОСТИ"

...Мы сохранили в себе чистыми три коренные чувства, в которых семя и мог нашему будущему развитию.

Мы сохранили наше древнее чувство религиозное. Крест христианский по­шил свое знамение на всем первоначальном нашем образовании, на всей русской жизни. Этим крестом благословила нас еще древняя мать наша Русь и с тем отпустила нас в опасную дорогу Запада...

Второе чувство, которым крепка Россия и обеспечено ее будущее благоденствие, есть чувство ее государственного единства, вынесенное нами также из вей нашей истории. Конечно, нет страны в Европе, которая могла бы гордиться такою гармониею своего политического бытия, как наше отечество. На За­паде почти повсюду раздор начал признан законом жизни, и в тяжкой борьбе совершается все существование народов. У нас только царь и народ составляют едко неразрывное целое, не терпящее никакой между ними преграды: эта связь утверждена на взаимном чувстве любви и веры и на бесконечной преданности народа царю своему. Вот сокровище, вынесенное нами из нашей древней жиз­ни, на которое с особой завистью смотрит разделенный в себе Запад, видя в нем неиссякаемый источник государственного могущества....

Третье коренное чувство наше есть осознание нашей народности и уверенности в том, что всякое образование может у нас тогда только пустить прочный корень, когда усвоится нашим народным чувством и скажется народною мыслию и словом. <...> Это чувство устремляет теперь нас к изучению нашей древней Руси, в которой конечно хранится первоначальный чистый образ нашей народности. Само правительство деятельно призывает нас к тому чувством роднятся и действуют заодно наши обе столицы, и то, чтоб замышлено в северной, проходит через Москву, как через сердце России, для того бы обратиться в кровь и живые соки нашего народа. Москва есть то верное горнило, в котором пережигается все пришлое с Запада и получает чистую печать русской народности.

Тремя коренными чувствами крепка наша Русь и верно ее будущее. Муж царского совета¹, которому вверены поколения образующиеся, давно уже выразил их глубокою мыслию, и они положены в основу воспитания народа…

Шевырев С. Взгляд русского на современное образование Европ

Москвитянин. 1841. № 1. С. 292-296.

'Шевырев Степан Петрович (1806-1864) - литературный критик, историк, поэт. Профессор Московского университета с 1837 г. Член Петербургской академии наук с 1847 г.

Документ 14.

ИЗ РАССКАЗА НЛ. БЕСТУЖЕВА¹ О РАССТРЕЛЕ
ВОССТАВШИХ 14 ДЕКАБРЯ 1825 г. В ПЕТЕРБУРГЕ

... мы были окружены со всех сторон: бездействие поразило оцепенением умы; дух упал, ибо тот, кто на этом поприще раз остановился, уже побежден толовину. Сверх того, пронзительный ветер ледянил кровь в жилах солдат и офицеров, стоявших так долго на открытом месте. Атаки на нас и стрельба наша прекратились; "ура" солдат становилось реже и слабее. День смеркался. Вдруг мы увидели, что полки, стоявшие против нас, расступились на две сто­роны, и батарея артиллерии стала между ними с разверстыми зевами, тускло освещаемая серым мерцанием сумерек.

Митрополит, посланный для нашего увещания, возвратился без успеха; Су-юзанету², который, подъехав, показал нам артиллерию, громогласно прокрича­ли подлеца - и это был последний порыв, последние усилия нашей независимо­сти..

Первая пушка грянула, картечь рассыпалась; одни пули ударили в мостовую «подняли рикошетами снег и пыль столбами, другие вырвали несколько рядов из фрунта, третьи с визгом пронеслись над головами и нашли своих жертв в народе, лепившемся между колонн сенатского дома и на крышах соседних домов. <...> С первого выстрела семь человек около меня упали: я не слышал ни одного вздоха, не приметил ни одного судорожного движения - столь жестоко поражала картечь на этом расстоянии. <...> Другой и третий повалили кучу солдат и черни, которая толпами собралась около нашего места. <...>

С пятым или шестым выстрелом колонна дрогнула, и когда я оглянулся между мною и бегущими была уже целая площадь и сотни скошенных картечью жертв свободы. <...>

Воспоминания Бестужевых. М., 1931. С. 90-92.

Документ 15.

СЛАВЯНОФИЛЫ И ЗАПАДНИКИ

ИЗ "ЗАПИСОК" А.И. КОШЕЛЕВА²

С 1848 года до начала Крымской войны прошло время для нас столь же однообразно, сколько и тягостно. Администрация становилась все подозрительнее придирчивее и произвольнее. <...> Эти пять лет (1848-1853) напомнили нам первые годы царствования Николая I и были даже тяжче, ибо были продолжи­тельнее и томительнее. Одно утешение находили мы в дружеских беседах не­большого нашего кружка. <...>

... Этот кружок, как и многие другие ему подобные, исчез бы бесследно с лица земли, если бы в числе его участников не было одного человека замеча­тельного по своему уму и характеру, по своим разнородным способностям и знаниям, и в особенности по своей самобытности и устойчивости, т.е. если бы не было Алексея Степановича Хомякова... Все товарищи Хомякова проходили через эпоху сомнения, маловерия, даже неверия и увлекались то французскою, то английскою, то немецкою философиею; все перебывали более или менее тем, что впоследствии называлось западниками. Хомяков, глубоко изучивший творения главных мировых любомудров, прочитавший почти всех св. отцов,.. всегда держался по убеждению учения нашей православной церкви... Безусловная преданность православию,., любовь к народу русскому, высокое о нем мне­ние и убеждение в том, что изучение его истории и настоящего быта одно мо­жет вести нас к самобытности в мышлении и жизни, - составляли главные и отличительные основы и свойства образа мыслей Хомякова <...>

Как поэт и литератор, Хомяков положил в русскую сокровищницу значи­тельные лепты, которые имеют особенную ценность, потому что он едва ли не единственный русский, который во всю жизнь, с детства до фоба, неизменно высказывал одни и те же чувства и убеждения и постоянно старался направлять русский ум и сердце к людям своим или единоплеменным и к предметам близ­ким и туземным. <...> Хомяков первый проникся истинным духом русской народа и его истории и указал нам насущие наши нужды и потребности, наш народные свойства и ту цель, к которой мы должны стремиться. Он действительно был источником нового у нас умственного направления, которое прозвано нашими противниками славянофильским, - но которое много объемистее и существеннее того, что под этим словом обыкновенно понимается...

Вторым деятелем в нашем кружке был Иван Васильевич Киреевский. Он очень умен и даровит; но самобытности и самостоятельности было в нем мало, и он легко увлекался то в ту, то в другую сторону. Он перебывал локкистом,спинозистом, кантистом, шеллингистом, даже гегельянцем; он доходил в своем неверии даже до отрицания необходимости существования Бога, а впоследствии он сделался не только православным, но даже приверженцем «Добротолюбия». С Хомяковым у Киреевского были всегдашние нескончаемые споры: сперва Киреевский находил, что Хомяков чересчур церковен, что он недостаточно ценил европейскую цивилизацию, и что он хотел нас нарядить в зипуны и обуть в лапти, впоследствии Киреевский упрекал Хомякова в излишнем рационализме и в недостатке чувства в делах веры. <...> Деятельность и В. Киреевского по разработке с православной точки зрения разных философ­ских вопросов была весьма полезна и значительна. Его последние статьи, по­мещенные в "Русский беседе", явили в нем высокого и глубокого русского мыслителя, равно чуждого как ограниченности и сухости рационалиста, так и мечтательности и туманности мистика.

Другими собеседниками нашими были М.П. Погодин, СП. Шевырев, П.В. Киреевский и некоторые другие лица. Первые двое никогда вполне не раз­деляли мнений Хомякова, находивши, особенно в первые годы, что по духов­ным делам он слишком протестантствовал и что русскую историю он переде­лывал по-своему, находил в ней то, чего там не было, и влагал в нее свои из­мышления. Впрочем, впоследствии времени произошло некоторое сближение в мнениях Погодина и Шевырева с убеждениями так называемых славянофилов. П.В. Киреевский весь был предан изучению русского коренного быта, с любо­вью и жаром собирал русские народные песни, не щадил на это ни трудов, ни издержек и принимал деятельное участие в прениях только тогда, когда они касались любимых его предметов.

Впоследствии вступили в наш кружок две замечательные личности - Кон­стантин Сергеевич Аксаков и Юрий Федорович Самарин... В первом преобла­дали чувство и воображение; он страстно любил русский народ, русскую исто­рию и русский язык и делал в двух последних поразительные, светоносные открытия... Ю.Ф. Самарин действовал совершенно иными орудиями: у него по преимуществу преобладали критика, логика и диалектика... Он действовал сильно и в литературе, и в общественной, даже политической, жизни... Не могу здесь не упомянуть об Иване Сергеевиче Аксакове, поселившемся в Москве и начинавшем с нами все более и более сближаться. Тогда он был чистым и ярым западником, и брат его Константин постоянно жаловался на его западничество...

Сообщая сведения об этом кружке, нельзя не упомянуть о людях, более или менее принимавших участие в наших беседах, хотя они вовсе не разделяли убеждений. Такими были - Чаадаев, Грановский, Герцен, Н.Ф. Павлов и некоторые другие умные и замечательные люди. Чаадаев охотно бывал на наших вечерних собраниях; но он особенно любил, чтобы его посещали по понедельникам утром. Тут происходили горячие богословские и исторические споры Чаадаев постоянно доказывал превосходство католичества над прочим вероисповеданиями и неминуемое и близкое его над ними торжество. Не менее настойчиво Чаадаев утверждал, что русская история пуста и бессмысленна и что единственный путь спасения для нас есть безусловное и полнейшее приобщение к европейской цивилизации. Легко себе вообразить, что такие мнения не оставались без сильных возражений со стороны Хомякова, и споры были столь же жаркие, сколько и продолжительные. С Герценом прения были более философские и политические. Начинались они всегда очень дружелюбно и спокойно, но часто кончались настоящими словесными дуэлями: борцы горячились и расставались с неприятными чувствами друг против друга. Грановский Н.Ф. Павлов и другие усердно поддерживали Герцена. <...>

Нас всех и в особенности Хомякова и К. Аксакова прозвали "слав филами"; но это прозвище вовсе не выражает сущности нашего направления. Правда, мы всегда были расположены к славянам, старались быть с ними в сношениях, изучали их историю и нынешнее их положение, помогали им, чем могли, но это вовсе не составляло главного, существенного отличия нашего кружка от противоположного кружка западников. Между нами и ими были разногласия несравненно более существенные. Они отводили религии местечко в жизни и понимании только малообразованного человека и допускали ее владычество в России только на время, - пока народ не просвещен и малограмотен; мы же на учении Христовом, хранящемся в нашей православной церкви, основывали весь наш быт, все наше любомудрие и убеждены были, что только на этом основании мы должны и можем развиваться, совершенствоваться и занять подобающие место в мировом ходе человечества. Они ожидали света только с Запада, превозносили все там существующее, старались подражать всему там установившемуся и забывали, что есть у нас свой ум, свои местные, временные, духовные и физические особенности и потребности. Мы вовсе не от­вергали великих открытий и усовершенствований, сделанных на Западе, - счи­тали необходимым узнавать все там выработанное, пользоваться от него весьма многим; но мы находили необходимым все пропускать через критику нашего собственного разума и развивать себя с помощью, а не посредством позаймествований от народов, опередивших нас на пути образования. Западники с ужа­сом и смехом слушали, когда мы говорили о действии народности в областях науки и искусства; они считали последние чем-то совершенно отвлеченным, не подлежащим в своих проявлениях изменению согласно с духом и способностя­ми народа, с его временными и местными обстоятельствами, и требовали деспо­тически от всех беспрекословного подчинения догматам, добытым или по Франции, или в Англии, или в Германии. Мы, конечно, никогда не отвергали ни единства, ни безусловности науки и искусства вообще (in idea); но мы гово­рили, что никогда и нигде они не проявлялись и не проявятся в единой безус­ловной форме; что везде они развиваются согласно местным и временным тре­бованиям и свойствам народного духа; и что нет догматов в общественной нау­ке и нет непременных, повсеместных и всегдашних законов для творений ис­кусства. Мы признавали первою, самою существенною нашею задачею - изучение самих себя в истории и в настоящем быте; и как мы находили себя и окружающих нас цивилизованных людей утратившими много свойств русского человека, то мы считали долгом изучать его преимущественно в допетровской его истории и в крестьянском быте. Мы вовсе не желали воскресить древнюю Русь, не ставили на пьедестал крестьянина, не поклонялись ему и отнюдь не имели в виду себя и других в него преобразовать. Все это - клеветы, ни на чем не основанные. Но в этом первобытном русском человеке мы искали, именно свойственно русскому человеку, в чем он нуждается и что следует нем развивать. Вот почему мы так дорожили собиранием народных пес сказок, узнаванием народных обычаев, поверий, пословиц и пр. <...>

Записки А.И. Кошелева //Русское общество

40-х - 50-х годов XIX в. Ч. 1. М.. 1991. С. 85-34

¹ Пален Петр Алексеевич (1745-1826) - граф с 1799 г. С 1798 г. по 12 августа 1800 г. - губернатор Петербурга. Один из участников заговора против Павла I, сосредоточивши своих руках все нити высшего государственного управления. После убийства император был уволен Александром I от всех должностей.

Кошелев Александр Иванович (1806-1883) - общественный деятель, публицист близкий к славянофилам. Доказывал преимущество вольнонаемного труда перед крепостным. Участвовал в подготовке крестьянской реформы 1861 г. В ряде работ выступалсозыв совещательной земской думы и расширение прав земств. Впервые его "Записи были опубликованы в 1884 г.

Документ 16.

ИЗ «ВОСПОМИНАНИЙ» П.П. СЕМЕНОВА³ О КРУЖКЕ ПЕТРАШЕВЦЕВ

Во время моей совместной жизни с Данилевским... круг нашего знакомства значительно расширился... Кружок даже наших близких знакомых был во время посещения нами университета не исключительно студенческий, а состоял молодой, уже закончившей высшее образование интеллигенции того времени. К нему принадлежали нетолько некоторые молодые ученые, но и начинавшие литературную деятельность молодые литераторы... Посещали мы друг друга особенно часто, но главным местом и временем нашего общения были определенные дни(пятницы), вкоторыемысобиралисьуодногоизлицейскихтоварищей брата и Данилевского – Михаила Васильевича Буташевича-Петрашевского. <...>

Все эти лица охотно посещали гостеприимного Петрашевского, главным образом, потому, что он имел собственный дом и возможность устраивать подобные, очень интересные для нас вечера, хотя сам Петрашевский казался и крайне эксцентричным, если не сказать сумасбродным. Как лицеист, он числился на службе, занимая должность переводчика в министерстве иностранных дел; единственная его обязанность состояла в том, что его посылали в качестве переводчика при процессах иностранцев, а еще более при составлении описей их выморочного имущества, особливо библиотек.

Это последнее занятие было крайне на руку Петрашевскому: он выбирал из этих библиотек все запрещенные иностранные книги, заменяя их разрешенны­ми, а из запрещенных формировал свою библиотеку, которую дополнял покуп­кою различных книг и предлагал к услугам всем своим знакомым, не исключая даже и членов купеческой и мещанской управ и городской думы, в которой сам состоял гласным.

Будучи крайним либералом и радикалом того времени, атеистом, республи­канцем и социалистом, он представлял замечательный тип прирожденного аги­татора: ему нравились именно пропаганда и агитаторская деятельность, которую он старался проявить во всех слоях общества. Он проповедовал, хотя и очень несвязно и непоследовательно, какую-то смесь антимонархических, даже рево­люционных и социалистических идей не только в кружках тогдашней интелли­гентной молодежи, но и между сословными избирателями городской думы. Стремился он для целей пропаганды сделаться учителем в военно-учебных за­ведениях... но в учителя принят не был. <...>

На пятничных вечерах, кроме оживленных разговоров, в которых в особен­ности молодые писатели выливали свою душу, жалуясь на цензурные притесне­ния, в то время страшно тяготевшие над литературою, производились литера­турные чтения и устные рефераты по самым разнообразным научным и литера­турным предметам, разумеется, с тем либеральным освещением, которое недос­тупно было тогда печатному слову. Многие из нас ставили себе идеалом осво­бождение крестьян из крепостной зависимости, но эти стремления оставались еще в пределах несбыточных мечтаний и были более серьезно обсуждаемы только в тесном кружке. <...>

Обсуждался вопрос о борьбе с ненавистной всем цензурою, и Петрашевский предложил в виде пробного камня один опыт, за выполнение которого принялись многие из его кружка¹. Они предприняли издание под заглавием: "Словарь иностранных слов, вошедших в употребление в русский язык", и на каждое таких слов писались часто невозможные с точки зрения тогдашней цензуры статьи. Цензировали этот лексикон, выходивший небольшими выпусками, разные цензора, а потому если один цензор не пропускал статью, то она переносилась почти целиком под другое слово и шла к другому цензору и таким образом протискивалась через цензуру, хотя бы и с некоторыми урезками; притом же Петращевский, который сам держал корректуру статей, посылаемых цензо­ру, ухитрялся расставлять знаки препинания так, что после получения рукописи пропущенной цензором, он достигал, при помощи перестановки этих знаков препинания нескольких букв, совершенно другого смысла фраз, уже пропущенных цензурою. Основателем и первоначальным редактором лексикона был офицер, воспитатель одного из военно-учебных заведений, Н.С. Кириллов, благонамеренный с точки зрения цензурного управления и совершенно не соображавший того, во что превратилось перешедшее в руки Петрашевского его издание, посвященное великому князю Михаилу Павловичу… Пеграшевскому было в то время 27 лет. Почти ровесником ему был Н. А.Спешнев, очень выдающийся по своим способностям, впоследствии приговорённый к смертной казни.

Пятилетнее¹ пребывание во Франции выработало из него типичного либерала сороковых годов: освобождение крестьян и народное представительство сделались его идеалами... Будучи убежден, что для воспринятия идеи освобождений крестьян и народного представительства необходимо подготовить русское общество путем печатного слова, он возмущался цензурным его притеснением и первый задумал основать свободный заграничный журнал на русском языке, не заботясь о том, как он попадет в Россию. Спешнев непременно бы осуществил это предприятие, если бы не попал в группу лиц, осужденных за госу­дарственное преступление. <...>

Хрестоматия по истории СССР. М., 1949. Т. II. С. 694 - 701.

¹ Боткин Василий Петрович (1811? 1812? - 1869) - литературный критик, публицист, общественный деятель, сторонник умеренного либерализма (западнического толка) и мирного реформирования России. Критикуя славянофилов, он тем не менее отмечал их заслуги в области развития национального самосознания и уважения к народной культуре.

²Анненков Павел Васильевич (18127 1813? - 1887) - литературный критик, публицист общественный деятель (западник). Оставил интересные мемуары об общественном движении в России в 30 - 40-х годах XIX в.

³Семенов Петр Петрович (1827-1914) - ученый, географ, статистик, общественный деятель, почётный член Петербургской академии наук, вице-председатель Русского географического общества (1873-1914). Неутомимо изучал Тянь-Шань и за свои исследования получил почетную приставку к фамилии (Тян-Шанский). Его мемуары живо характеризуют многих участников кружка петрашевцев.

⁴Даиилевский Николай Яковлевич (1822-1885) - ученый и общественный деятель. В молодости был блюок к кружку петрашевцев, позднее его взгляды эволюционировали в сторону консерватизма. В 60-70-е годы он сформулировал теорию о "культурноисторическихтипах", объяснявшую особенности быта и истории разных народов национальными чертами.

Прошлое русского народа темно; его настоящее ужасно, но у него есть права на будущее. Он не верит в своё настоящее положение, он имеет дерзость.

Тем более ожидать от времени, чем менее оно дало ему до сих пор. <...>

Община спасла русский народ от монгольского варварства и от императорской цивилизации, от выкрашенных по-европейски помещиков и от немецкой бюрократии. Общинная организация, хоть и сильно потрясенная, устояла против вмешательств власти; она благополучно дожила до развития социализма в Европе.

Это обстоятельство бесконечно важно для России. Русское самодержавие вступает новый фазис, оно исполнило свое назначение; оно осуществило громаднуюимперию, грозное войско, правительственную централизацию. Лишенное действительных корней оно обречено на бездействие; правда, оно возложило было на себя новую задачу - внести в Россию западную цивилизацию, и оно некоторой степени успевало в этом, пока еще играло роль просвещенного Правительства.

Эта роль теперь оставлена им. <...>

С тех пор единственной целью царизма остался царизм. Он властвует, чтоб властвовать... Но самодержавие стало искать занятия в Европе. Деятельность русской дипломатии неутомима; повсюду сыплются ноты, советы, угрозы, обе­щания, снуют агенты и шпионы. Император считает себя естественным покро­вителем немецких принцев; он вмешивается во все мелкие интриги мелких германских дворов; он решает все споры; то побранит одного, то наградит дру­гого великою княжной. Он принимает на себя обязанность первого жандарма вселенной, он опора всех реакций, всех гонений. Он играет роль представителя монархического начала в Европе...

Партия движения, прогресса требует освобождения крестьян; она готова принести в жертву свои права. Царь колеблется и мешает; он хочет освобожде­ния и препятствует ему.

Он понял, что освобождение крестьян сопряжено с освобождением земли, что освобождение земли, в свою очередь, - начало социальной революции, про­возглашение сельского коммунизма. Обойти вопрос об освобождении не­возможно - отодвинуть его решение до следующего царствования, конечно, легче, но это малодушно. <...>

Из всего этого вы видите, какое счастие для России, что сельская община не погибла, что личная собственность не раздробила собственности общинной; какое это счастье для русского народа, что он остался вне всех политических вне всех политических движений, вне европейской цивилизации, которая, без сомнения, подкопала бы общину и которая ныне сама дошла в социализме до самоотрицания. <...> Мы, русские, прошедшие через западную цивилизацию, мы не больше, как средство как закваска, как посредники между русским народом и революционной Европою. Человек будущего в России - мужик, точно так же как во Франции работник. <...>

Герцен А. И. Сочинения. В 2 т. Т. 2. М., 1986. С. 154-155, 168-170, 177-178.

¹ История 2-го выпуска "Словаря", редактировавшегося Петрашевским, относятся раннему периоду деятельности его кружка - 1845-1846 гг. Автор воспоминаний допускает неточность, относя ее к 1848-1849 гг.

СЕМИНАР 9

тема: Россия в период великих реформ

План занятия:

1. Предпосылки реформ в России во второй половине ХIХ в.

2. Крестьянская реформа 1861г.

3. Либеральные реформы 60-70-х гг. Их значение и последствия.

4. Россия в пореформенный период. Особенность российского типа модернизации.

5. Общественно-политические движения во второй половине XIXв.

Литература:

1. Бердяев Н. Истоки и смысл русского коммунизма. – М., 1992.

2. Зуев М.Н. История России: Учебник для вузов. – М., 2003.

3. Горинов М.М. и др. История России с древнейших времен до конца ХХв. – М., 2001.

4. Мунчаев Ш.М., Устинов В.М. История России. Учебник для вузов. Изд.4-е. М.: Изд-во Норма, 2005.

5. История России 1Х-ХХ вв. Учебник для вузов. /Под ред.Г.А.Аммона, Н.П.Ионичева.- М.: ИНФРА-М, 2006.

6. История России с древнейших времен до конца ХХ века. Часть 1 / Под ред. А.А. Данилова. – М., 2000.

7. Пантин И., Плимак Е., Хорос В. Революционная традиция в России. – М., 1986.

8. Попов Г. Отмена крепостного права. Истоки. – М., 1989.

9. Снегирева Л.И., Агибалова М.И. Отечественная история. Курс лекций. Часть 1. – Томск: ТГПУ, 2003.

Темы рефератов:

1. Государственные деятели эпохи Александра II.

2. Земская реформа 60-х гг. XIXв.: сущность, итоги, последствия.

3. Народничество в России: идеология, течения, эволюция.

4. Исторический портрет Александра II.

5. Земства и их роль в становлении гражданского общества.

6. Предпринимательский мир России во второй половине ХIХ в.

1 Предпосылки реформ в России

во второй половине Х1Х в.

К середине XIXв. отставание России от капиталистических государств, сделавших огромный скачок в своем развитии, не уменьшалось, а возрастало. Поэтому главной целью внутренней политики Александра II (1855-1881гг.) было приведение экономической и социально-политической системы России в соответствие с потребностями времени. Александр II смог понять необходимость коренных преобразований и выступить в качестве главной реформаторской силы. Толчком к реформам, их ускорителем было позорное поражение России в Крымской войне (1853-1856гг.). Крымское поражение ослабило страх общества перед правительством. Вся Россия читала заграничные издания политического иммигранта А.И. Герцена. Хлынул поток «подземной литературы» – обличительных рукописных записок, в которых содержался анализ причин поражения России в Крымской войне.

Крымская война показала превосходство европейской капиталистической промышленности и военного дела, обнаружила реальное положение дел не только в экономике, но и в политическом руководстве страны, рассеяла иллюзии власти о национальной исключительности. Александр II смог понять, что коренные преобразования необходимы ради сохранения и усиления мощи государства, и что в числе этих реформ самой крупной и первой по времени должна быть отмена крепостного права.

В советской исторической науке утвердилась точка зрения о том, что не только Крымская война, но главным образом революционная ситуация заставили царизм освободить крестьян. Сегодня большинство исследователей считают, что реформы были обусловлены не столько революционными выступлениями масс, сколько целым комплексом причин и, прежде всего угрозой превращения России во второстепенную державу.