Формирование унитарного суверенного 6 страница

1517 годом датируется впервые встреченный в источниках тер­мин «дума».⁶ Впрочем, ее заседания как институированного и по­стоянно действовавшего органа не зафиксированы. Численность бояр (от 5 до 12) и окольничих (не более 12) была стабильной.⁷ Безусловно, они составляли наиболее влиятельную прослойку Го­сударева двора и должны были являться советом представителей феодальной аристократии при великом князе. Получение этих вы­сших чинов княжатами Северо-Восточной Руси, а затем удельны­ми княжатами присоединенных к Москве Рязани и Твери и, на­конец, на рубеже 20—30-х годов служилыми князьями Юго-За­падной Руси хотя и означало, с одной стороны, подчинение аристократии московским великим князьям и тем самым преодо­ление пережитков удельного сепаратизма, однако, с другой, вы­теснение из состава высших чинов Государева двора старомосков-

⁵ Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей XIV—XVI вв.
М.; Л., 1950. № 89.

⁶ Памятники дипломатических сношений Московского государства с Немец­
ким орденом в Пруссии // Сб. РИО. 1887. Т 53 С 40.

⁷ См.: Зимин А. А. Формирование боярской аристократии в России во второй
половине XV—первой трети XVI в. М., 1988. С. 23.

ского боярства создавало опасность и возможность появления в высшем его слое традиций, унаследованных от удельного периода. Возникшая коллизия привела к уменьшению роли бояр и решению важнейших государственных вопросов великим князем с узким кругом советников. Опальный придворный Берсень-Беклемишев в беседах с выезжим монахом Максимом Греком сетовал, в частно­сти, что якобы в отличие от Ивана III новый «Государь-деи упрям и въстречи против себя не любит, кто ему встречи говорит, и он на того опаляется», а «всякие дела делает», «запершыся, сам тре­тей у постели».⁸

Это означает, что в практической политике складывавшаяся чиновная иерархия еще не пришла в соответствие с должностными функциями. Важнейшие государственные дела поручались и боя­рам, и окольничим, и дворецкому с его аппаратом, и казначеям. Впрочем, уже определился круг лиц, которые специализировались на функциях, требовавших особых знаний. К ним относились, в частности, финансы, дипломатические сношения, ямское дело. Это приводило к росту значения дьяков, которые образовывали аппарат судебных органов, в частности боярских комиссий, Казны и Дворца и постепенно брали в свои руки важнейшие отрасли го­сударственного управления. При этом дьяки в основном были вы­ходцами из слоев с низким социальным статусом (редко из дворян, часто из поповских детей и даже холопов). Вместе с тем дьяческий аппарат приобретал черты корпоративной замкнутости благодаря тому, что эта профессия часто становилась наследственной. И все же профессионализация в среде дьяков была еще далеко не сло­жившейся: один дьяк мог выполнять самые различные поручения. Отчасти это объяснялось недостаточным их числом: в первой трети XVI в. известен только 121 дьяк, находившийся на великокняже­ской службе.⁹

Стремясь усилить военный потенциал русских городов, Васи­лий III с 1511 г. предпринимает шаги по учреждению в них новых должностных лиц — городовых приказчиков, назначавшихся из числа городовых детей боярских, которым поручались сбор посош-ных людей, управление городовыми пищальниками, строитель­ство городовых укреплений. Городовые приказчики вместе с тем становились опорой великокняжеской власти в борьбе с удельной децентрализацией, поскольку с их помощью ограничивались пре­рогативы всесильных наместников и волостелей, частично назна­чавшихся из местных и удельных князей.¹⁰

Формировавшаяся самодержавная власть московского великого князя стремилась укрепиться и легитимизироваться, опираясь на

⁸ Акты, собранные в библиотеках и архивах Российской империи Археогра­
фическою экспедицией) императорской Академии наук. СПб., 1836. Т. 1. № 172.
С. 141 — 143.

⁹ Зимин А. А. Дьяческий аппарат в России второй половины XV—первой тре­
ти XVI в. // ИЗ. 1971. Т. 87. С. 282.

¹⁰ Подробно см.: Носов Н. Е. Очерки по истории местного управления Рус­ского государства первой половины XVI в. М.; Л., 1957. С. 15—197; Кашта­нов С. М. К проблеме местного управления в России первой половины XVI в. // История СССР. 1959. № 6.

теорию божественного своего происхождения, которая была изло­жена в 1510—1511 гг. в посланиях Иосифа Волоцкого Василию III и в его же 16-м слове «Просветителя».¹¹ Внимательный наблюда­тель русской жизни посол Империи Сигизмунд Герберштейн, ха­рактеризуя источники и объемы власти великого князя, опирался на сообщения придворных Василия III, которые «прямо заявляют, что воля государя есть воля божья и что бы ни сделал государь, он делает это по воле божьей», «он — свершитель божественной воли».¹² Из этой теории естественно вытекал вывод о подчинении удельных князей московскому государю. Более того, по свидетель­ству С. Герберштейна, Василий III свою власть «применяет к ду­ховным так же, как и к мирянам, распоряжаясь беспрепятственно по своей воле жизнью и имуществом каждого из советников, ко­торые есть у него».¹³ Природа этой деспотической теократической власти для представителя даже могущественного императора ка­залась загадочной: «Трудно понять, то ли народ по своей грубости нуждается в государе-тиране, то ли от тирании государя сам народ становится таким грубым, бесчувственным и жестоким».¹⁴

Можно, таким образом, констатировать, что первый этап про­цесса формирования самодержавной власти московского великого князя, начатый созданием при Иване III унитарного государства, завершился в период правления Василия III. Его внутриполитиче­ские успехи в борьбе с удельным сепаратизмом способствовали признанию равенства России с крупнейшими европейскими дер­жавами. В частности, общность внешнеполитических интересов привела к заключению в 1514 г. союзнического договора с Импе­рией, направленного против Польши. Титулатура Василия — «це­сарь» (царь), впервые примененная в отношениях между этими странами, свидетельствовала и о крупном его внешнеполитиче­ском успехе, знаменовавшем собой признание равенства между Россией и Империей.

Вместе с тем отсутствие сложившегося государственного аппа­рата и, как следствие этого, относительная обособленность удель­ных князей, наместников и волостелей, чья власть носила еще черты удельной пестроты, приводили к тому, что на практике воз­можности великого князя оставались ограниченными. Поэтому Василий III вынужден был лавировать и опираться вначале, после женитьбы на Соломонии Сабуровой, на старомосковское боярство, издавна преданное великокняжеской власти, а затем, ввиду без­детности разведясь с ней и женившись в 1526 г. вторым браком на княгине Елене Глинской, представлявшей княжат Юго-Западной Руси, — на могущественную княжескую аристократию. Кратко­временные опалы, которыми Василий III карал своих приближен­ных, были оружием приведения этой аристократической прослой-

¹¹ Послания Иосифа Волоцкого / Подг. текста А. А. Зимина и Я. С. Лурье.
М.; Л., 1959. С. 183—185; «Просветитель» Иосифа Волоцкого. Казань, 1904.
С. 547.

¹² Герберштейн Сигизмунд. Записки о Московии. [M.J, 1988. С. 74.

¹³ Там же. . ,, ' , i

¹⁴ Там же.

_ки в подчинение великому князю.¹⁵ К концу жизни Василия III число уделов вновь, как и у его отца, сократилось: фактически осталось всего два — Дмитровский князя Юрия Ивановича и Ста-рицкий князя Андрея Ивановича. У самого Василия III, умершего в 1533 г., лишь за 3 года до этого родился наследник — Иван, в малолетстве ставший великим князем.

1 Ситуация, сложившаяся после смерти Василия III, с неизбеж­ностью вызвала политический кризис, носивший отчасти династи­ческий характер. Несмотря на то что умирающий Василий III успел благословить Ивана на великое княжение, у него и его ма­тери Елены Глинской сразу же обнаружились соперники — братья Василия III. Непосредственное ведение государственных дел пере­шло в этих условиях к группе бояр и окольничих. Но среди бояр существовали различные, враждовавшие друг с другом группиров­ки, чем умело воспользовалась Елена Глинская, которая, опираясь на своего фаворита И. Ф. Телепнева-Оболенского, возведенного ею в чин боярина и конюшего, на несколько лет приобрела фак­тический статус правительницы при малолетнем великом князе. Сначала она избавилась от дмитровского князя Юрия Ивановича, заточенного в тюрьму сразу же после похорон Василия III и там через три с половиной года умершего. В 1537 г. наступила очередь не подчинившегося ее распоряжениям старицкого князя Андрея Ивановича, которого обманом сумели вызвать в Москву и сразу же заточить в темницу, где он скончался уже через полгода. Устранением соперников Ивана IV был завершен династический кризис, но со смертью в 1538 г. Елены Глинской политический кризис вступил в новую фазу. Боровшиеся боярские группировки Вельских и Шуйских сменяли друг друга путем дворцовых пере­воротов, затем в результате вмешательства 13-летнего Ивана IV к власти пришли Воронцовы и Кубенские, а вслед за ними — сно­ва Глинские.

Княжеско-боярские междоусобицы расшатывали не только сложившуюся систему единовластия, но и элементарный порядок в стране: усилились разбои, произвол временщиков ничем не сдер­живался.

Однако и в этих условиях был предпринят ряд мер, в конечном счете ведших к централизации власти. В частности, в 1534— 1538 гг. проводилась монетная реформа, установившая единую для всего государства денежную систему, основанную на объеди­нении двух монетных систем — московской и новгородской. В ре­зультате основной и наиболее крупной единицей стала серебряная «копейка» — новгородская денга (новгородка), хотя сохранялась и московская денга, которая была вдвое легче, чем «копейка». При этом реформа привела к обычному в таких случаях снижению де­нежной стопы, что дало правительству дополнительные средства.

¹⁵ См.: Зимин А. А. Россия на пороге нового времени. С. 418—419.

Важнейшей реформой местного управления, начатой в конце 30-х—начале 40-х годов, стало введение должностей выборных губных старост, на которых возлагалась обязанность бороться с разбоями и «лихими людьми». С этой целью дела «о ведомых лихих людях» начали изыматься из компетенции наместников и передаваться губным старостам, выбиравшимся, как правило, из среды дворянства. Губная реформа проводилась постепенно на протяжении 40-х годов путем рассылки в уезды специальных губных грамот.¹⁶ Контроль за деятельностью губных старост осу­ществлялся боярскими комиссиями либо дворецким. Обычно эта реформа связывается с усилением во время боярского правления классовой борьбы крестьян, против которых и была якобы она направлена.¹⁷

Однако, как показано в новейшей литературе, разбои чинились отнюдь не только крестьянами, но также детьми боярскими и даже княжатами.¹⁸

Другое объяснение причин губной реформы, также обоснован­ное недавно, убедительно связывает ее с образованием единой го­сударственной территории, лишенной внутренних границ, в пре­делах которых только и могли действовать наместники и волосте­ли. Именно губные старосты стали той карательной структурой, замыкавшейся на Москву, которая имела необходимые средства и на которую возлагалась обязанность поисков разбойников и рас­правы с ними. Однако в течение длительного времени губные ста­росты функционировали наряду с наместниками и волостелями, что в существенной мере при слабой разграниченности полномо­чий порождало конфликты между одновременно существовавши­ми органами местного управления.¹⁹

Таким образом, сохранение ставшего архаическим института наместников и волостелей в условиях проведения губной реформы вело к тому, что сама реформа из-за нерасчлененности властных функций, отсутствия иерархической системы подчиненности, кол­лизий между законодательной нормой и практикой, между разны­ми органами власти на местах носила незавершенный, половин­чатый характер. Симптоматично, что центральная власть начала передавать важнейшие свои прерогативы выборным органам, со­стоявшим из местных представителей служилых людей. В сочета­нии с предписанием избирать в черносошных волостях «голов» из числа «лучших» (т. е. зажиточных) крестьян, а на посадах — в «сотские» и «десятские» «прожиточных» посадских людей это сви­детельствует о признании центральными властями невозможности

¹⁶ Эта реформа глубоко и всесторонне исследована Н. Е. Носовым (см.: Но­
сов Н. Е. Очерки по истории местного управления Русского государства первой
половины XVI века. М.; Л., 1957. С 201—339).

¹⁷ Носов Н. Е. Очерки по истории местного управления... С. 206—235; Зи­
мин А. Л. Реформы Ивана Грозного: Очерки социально-экономической и полити­
ческой истории России середины XVI в. М., 1960. С. 254—255.

¹⁸ Кобрин В. Б. Власть и собственность в средневековой России (XV—
XVI вв.). М., 1985. С. 204.

¹⁹ Пашкова Т. И. К вопросу о причинах губной реформы 30—40-х гг.
XVI в. // Феодальная Россия: Новые исследования. СПб., 1993. С. 30—34.

иным способом осуществлять сколько-нибудь эффективное управ­ление огромными и слабо заселенными территориями.

Учреждению новых органов местного управления, казалось бы, противоречило усиление в годы регентства Елены Глинской и бо­ярского правления роли боярской олигархии: боярами стали от 12 до 15 человек из различных княжеских группировок. Впрочем, в число окольничих попали представители знатных старомосков­ских фамилий.²⁰ Однако именно таким способом создавалось из­вестное равновесие социальных сил, боровшихся за властные пол­номочия, чины и земли.

Очевидно, именно в период боярского правления Государев двор приобретает уже новую чиновную структуру: думные и дворцовые чины (бояре, окольничие, дворецкие, казначеи, воз­можно также оружничий, постельничие, печатник, сокольничие, ловчие), стольники, стряпчие, а также князья и дворовые дети боярские из городов (дворяне). Однако эта структура носила еще следы прежнего децентрализованного строения. Так, стольники, стряпчие и дети боярские из городов одновременно рассматри­вались как члены местных служилых корпораций.²¹ Распределе­ние членов Государева двора по чинам создавало внутри него и имущественную иерархию, поскольку наделение поместьями в значительной степени зависело от места в структуре Государева двора. Тем самым боярские группировки, стоявшие у власти, продолжили курс на усиление зависимости правящей элиты от великого князя и ее консолидацию вокруг него, хотя сам он еще не обладал всеми рычагами, которые оставались в руках бояр­ской олигархии.

Время боярского правления характеризуется существенным расширением поместной системы. Особенно массовыми были по­местные раздачи в сравнительно недавно присоединенной Твер­ской земле, и эта мера также вела к укреплению центральной вла­сти, от которой зависели подобные земельные пожалования и ко­торая, таким образом, увеличивала свое войско, необходимое для дальнейших военных акций, направленных на завоевание новых земель на Востоке и Западе.

Естественно, что в годы регентства Елены Глинской и прав­ления сменяющих друг друга с калейдоскопической быстротой боярских кланов во время малолетства Ивана IV власть велико­го князя была номинальной. В 1547 г. выраженное им желание жениться и предшествовавшее ему венчание на царство должны были бы означать переход к нему всей полноты власти, укре­пить авторитет государя как внутри страны, так и на междуна­родной арене.

²⁰ Зимин А. А. Состав Боярской думы в XV—XVI веках // АЕ за 1957 г. М.,
1958. С. 54-59.

²¹ Подробно см.: Назаров В. Д. О структуре «Государева двора» в середине
XVI в. // Общество и государство в феодальной России. М., 1975.

Митрополит Макарий, оказывавший сильное влияние на Ива­на IV, в «Поучении», обращенном к царю во время церемонии венчания на царство 16 января 1547 г., провозгласил основы тео­кратического характера царской власти, заключающиеся в необ­ходимости союза светской власти с церковью, однако при главен­стве церкви.²² В «Чин венчания на царство», написанный тем же Макарием, был включен легендарный рассказ из «Сказания о князьях владимирских» о получении Владимиром Мономахом от византийского императора Константина царских регалий, которые теперь вручались самому Ивану IV.²³ Тем самым идея преемст­венности власти русских царей от византийского императора вновь получила идеологическое обоснование, а кроме того, что еще более важно, официальный статус. В «Чин венчания на цар­ство» были включены также отрывки из «Чина поставления на ве­ликое княжение Дмитрия Ивановича» (1498 г.) и выдержки из Второго послания Иосифа Волоцкого «На еретики».²⁴

Вскоре после венчания на царство, в феврале, царь женился на дочери окольничего Романа Юрьевича Захарьина (из старомо­сковского нетитулованного боярства) Анастасии. Однако эти тор­жественные акты не изменили положения дел во властных струк­турах: группировка Глинских, ставшая вместе с Макарием иници­аторами венчания Ивана IV на царство, продолжала править. Макарий же, созвав церковный (Освященный) собор в том же фев­рале 1547 г., произвел на нем канонизацию местных святых для общерусского почитания. Тем самым создавался общерусский пан­теон, утверждавший могущество церкви в общегосударственном масштабе.

Одной из вех периода царствования Ивана IV стали пожары летом 1547 г. в Москве, когда была уничтожена большая часть го­рода. Распространялись слухи о причастности к пожарам Глин­ских, якобы спаливших город при помощи колдовства. Лишивши­еся крова жители Москвы подняли восстание. Взрыв негодования против Глинских сопровождался грабежами, погромами и убийст­вами. Все это произвело тяжелое впечатление на Ивана IV, кото­рый считал, что изменники восстанавливали народ именно против него. Результатом стало падение Глинских и выдвижение на одно из первых мест Захарьиных.

Период с 1547 до 1549 г. характеризовался выходом на аван­сцену политической жизни ряда новых людей, что привело к из­менению и пополнению состава бояр и окольничих. В отличие от 30-х годов, когда было всего 20 бояр, к концу 1549 г. их число увеличилось до 32. Примерно в таком же соотношении выросло и число окольничих — с 2—3 до 9.²⁵ Эти сдвиги в верхнем слое пра-

²² ПСРЛ. СПб., 1906. Т. 13. Ч. 2. С. 450—453.

²³ Дополнения к актам историческим, собранные и изданные Археографиче­
скою комиссиею. СПб., 1846. Т. 1. № 39; Дмитриева Р. П. 1) Сказание о князьях
владимирских. М.; Л., 1955; 2) О текстологической зависимости между разными
видами рассказа о потомке Августа и дарах Мономаха // ТОДРЛ. Л., 1976. Т. 30.

²⁴ См.: Зимин А. А. О политической доктрине Иосифа Волоцкого // ТОДРЛ.
М.; Л., 1953. Т. 9. С. 177.

²⁵ Зимин А. А. Состав Боярской думы в XV—XVI веках. С. 82.

вящей элиты были обусловлены стремлением ослабить влияние тех, кто вошел в нее в период малолетства Ивана IV. Вокруг царя образовалась немногочисленная группа советников, среди которых первое место занимали Алексей Адашев, взявший к февралю 1549 г. в свои руки основную текущую правительственную работу, протопоп придворного Благовещенского собора Сильвестр, оказы­вавший огромное влияние на царя, митрополит Макарий, предста­вители семей Захарьиных и Юрьевых, являвшихся свойственни­ками царя, Дмитрий Курлятев и ряд других лиц. Этот правитель­ственный кружок князь Андрей Курбский назвал в «Истории о великом князе Московском», сочинении, написанном тогда, когда автор после бегства из Москвы жил в Великом княжестве Литов­ском, Избранной радой. В других источниках XVI в., однако, дан­ный термин не встречается. Не исключено, что Андрей Курбский заменил этим термином синонимические термины «Ближняя ду­ма», «Тайная дума».²⁶ Несомненно, Ближняя дума в еще меньшей мере, чем Боярская дума, может быть охарактеризована как инс­титуционализированный орган государственной власти или управ­ления. С другой стороны, в нее входили должностные лица, такие, как казначей, постельничий, дьяки, и уже в силу этого она обла­дала реальными рычагами властвования.²⁷ Более того, постельни­чий имел печать для скрепления «скорых и тайных дел».²*

Итак, несмотря на то что Иван IV как полноправный суверен­ный царь де-юре обладал всей полнотой власти, де-факто, однако, он ее несомненно добровольно делил со своими советниками.²⁹ Тем не менее монархия имела все признаки самодержавной, поскольку не была ограничена никакими другими органами власти или за­конами. Но система, при которой официальные органы управле­ния, образованные для выполнения определенных функций (боя­ре, боярские комиссии, дьяки, казна, наместники и волостели, Дворец, городовые приказчики и губные старосты), вели дела на­ряду с группой, также действующей от имени монарха, не могла

²⁶ См.: Бахрушин С. В. Избранная рада Ивана Грозного // Бахрушин С. В.
Научные труды. М., 1954. Т. 2. С. 329—352.

²⁷ О Ближней думе подробно см.: Crobovsky A. N. The «Chosen Council» of
Ivan IV: A Reinterpereation. New York, 1969; Cru.rr.mey R. O. Aristocrats and Servitors:
The Boyar Elite in Russia: 1613—1689. Princeton, 1983. P. 33; Богатыреве. Н.
Ближняя дума в третьей четверти XVI в.: Часть первая (1550-е годы) // АЕ за
1992 г. М., 1994. О связи Ближней думы с Боярской думой, Постельной казной и
Царским архивом см.: Шмидт С. О. Российское государство в середине XVI сто­
летия. М., 1987. С. 97 и ел.

²⁸ Шмидт С. О. Российское государство в середине XVI столетия. С. 98.

²⁹ С. В. Бахрушин и А. А. Зимин считали Избранную раду и Ближнюю думу
одним и тем же учреждением (Бахрушин С. Б. Избранная рада Ивана Грозного.
С. 336; Зимин А. А. Реформы Ивана Грозного: Очерки социально-экономической
и политической истории России середины XVI в. М., I960. С. 318—319).
И. И. Смирнов, напротив, решительно отклонил подобное отождествление и вооб­
ще отрицал существование «Избранной рады» (.Смирнов И. И. Очерки политиче­
ской истории Русского государства 30—50-х годов XVI в. м.; Л , 1958. С. 139—
165).

быть эффективной. С другой стороны, советники царя, используя свое влияние на него, получили возможность приступить к давно назревшим реформам, призванным привести государственную си­стему в соответствие с реалиями XVI в. — единовластием в форме самодержавия. Для этого, однако, необходимо было создать бла­гоприятный фон — понизить температуру социальных, клановых и личностных противоречий, существовавших в латентном виде всегда, но повысившуюся до опасного уровня во время боярского правления, что рельефно обнаружилось во время восстания в Мо­скве 1547 г.

Иван IV и правительственный кружок пошли на необычный шаг. 27 февраля 1549 г. был созван Освященный собор с участием в нем, кроме высших церковных иерархов, также бояр, окольни­чих, дворецкого и казначеев, на котором царь прочитал демаго­гическую речь, полную обвинений в адрес бояр, чинивших в годы малолетства Ивана IV насилия и обиды детям боярским и всем христианам в судебных делах о землях и холопах, и предостере­гающую от подобных действий впредь. В ней Иван IV также уг­рожал в случае непослушания опалами и казнями. Бояре вынуж­дены были дать обязательство служить царю, не нанося вреда ему и его людям, а в случае жалоб на них со стороны детей боярских и всех христиан давать им «суд». Царь, со своей стороны, бояр простил, заявив, что он на них опал ни на кого накладывать не будет.

В тот же день царь держал вторую речь, по-видимому в более многолюдном собрании, на котором были в основном дети бояр­ские, хотя присутствовали также воеводы и княжата. Им было со­общено о результатах первого собрания, при этом речь, конечно, отличалась по содержанию от первой, поскольку данная аудито­рия состояла в большинстве из тех лиц, которые претерпели ранее от бояр. Иван IV каялся и в своих грехах, в частности в том, что приказывал во время боярского правления жестоко убивать мно­гих людей, и предписал всем участникам обоих собраний впредь помириться.³⁰

Это второе собрание, фигурирующее в исторической литерату­ре как «собор примирения», иногда интерпретируется как первый в истории России Земский собор. Однако сам термин, как извест­но, возник в XIX в. в славянофильской среде, стремившейся пред­ставить дело таким образом, будто уже в XVI в. функционировало высшее представительное учреждение, олицетворявшее народные силы, которые противостояли царю. К данному же собранию этот

³⁰ Различные мнения об этих совещаниях см.: Тихомиров М. Н. Сословно-представительные учреждения в России XVI века // Тихомиров М. Н. Российское государство XV—XVI веков. М., 1973; Романов Б. А. Комментарий [к Судебнику 1550 года] //Судебники XV—XVI веков. М.; Л., 1952. С. 183—185; Смир­нов И. И. Очерки политической истории... С. 289—290; Зимин А. А. Реформы Ивана Грозного. С. 325—326; Шмидт С. О. Становление российского самодер-жавства: Исследование социально-политической истории времени Ивана Грозного. М., 1973. С. 133—154; Павленко Н. И. К истории Земских соборов XVI в. // ВИ. 1968. № 5.

термин применим с большой натяжкой, поскольку на нем не при­сутствовали представители всех групп населения.

И все же «собор примирения» имел далеко идущие последствия: от него следует отсчитывать начало реформ, проведенных вместе с царем кружком его единомышленников в 50-е годы XVI в. Уже на следующий день после деклараций царя, 28 февраля, им совместно с митрополитом Макарием и боярами был утвержден указ об освобождении детей боярских от суда наместников, за ис­ключением «душегубства и татьбы и разбоя с поличным». К этому времени оказались подготовленными «жаловальные» грамоты, основанные на данном указе, предназначенные к рассылке «во все городы детем боярским».³¹

В июне 1550 г. «царь и великий князь Иван Васильевич всеа Русии со своей братьею и з бояры ... Судебник уложыл»³² (в ко­торый, кстати, указ от 28 февраля 1549 г. вошел в качестве ст. 64, и тем самым была подготовлена отмена наместничьего управле­ния). Одной из его целей стало укрепление государственного ап­парата и ограничение произвола кормленщиков-наместников «по­средством организации контроля над их деятельностью со стороны им подвластных черных крестьян и посадских»,³³ чтобы судебная процедура была праведной и беспосульной. Этим новый Судебник в первую очередь отличался от старого, 1497 г., хотя последний стал его основным источником. Конечно, и переработка статей Су­дебника 1497 г., и введение в Судебник 1550 г. 33 новых статей проводились со свойственной средневековью опорой на «старину», кончавшейся в данном случае смертью Василия III, после которой в годы боярского правления законы, по представлению Ивана IV, оказались порушенными.

Но и в новом Судебнике законодательный процесс не был строго регламентирован. Его ст. 98, интерпретация которой ста­ла предметом многолетних дискуссий, не внесла принципиаль­ных изменений, а только кодифицировала сложившуюся прак­тику: «А которые будут дела новые, а в сем Судебнике не на­писаны, и как те дела с государева докладу и со всех боар приговору вершается, и те дела в Судебник приписывати».³⁴ Правда, еще В. О. Ключевский придал этой статье важное зна­чение конституционной нормы, утверждавшей политическую роль Думы: якобы боярский приговор признавался необходимым этапом законодательной работы.³⁵ В. И. Сергеевич утверждал даже, что Избранная рада оформила свои властные притязания и провела «в Судебник ограничение царской власти», в резуль­тате чего царь оказался только председателем боярской колле­гии.³⁶ Решительные возражения последовали сразу же — со сто-

³¹ ПСРЛ. СПб., 1911. Т. 22. Ч. 2. С. 523; Шмидт С. О. Продолжение Хро­
нографа редакции 1512 года // ИА. М., 1951. Т. 7. С. 296; Романове. Л Коммен­
тарий... С. 183—190.

³² Судебник 1550 года // Судебники XV—XVI веков. С. 141.

³³ Романов Б. А. Комментарий... С. 193.