Quot;Курьер". <В.> Я<ковле>в. У графа Л. Н. Толстого

Не без некоторого волнения я позвонил у подъезда небольшого домика,
скрывающегося за деревянною, окрашенной в желтый цвет оградою. Этот домик,
находящийся в Хамовническом переулке, - зимняя резиденция нашего маститого
писателя, графа Льва Николаевича Толстого. Было около семи часов вечера. Я
застал графа обедающим. Сейчас же, вслед за докладом о моем посещении, в
приемную вошел сам Лев Николаевич. Тревожные слухи, ходившие по городу,
относительно нездоровья графа совершенно неосновательны: Лев Николаевич
чувствует себя хорошо, и состояние здоровья его не внушает никаких опасений.
Обладая мощною фигурой и сложением, бодрый, веселый граф выглядывает далеко
моложе своих лет. Лев Николаевич извинился и просил меня немного подождать в
гостиной. Мне пришлось очень недолго ждать графа: через 3-4 минуты в дверях
показался сам граф. Целью моего посещения графа было дело совершенно
частное, касающееся лично меня, но вскоре разговор принял общий характер и,
как и следовало ожидать, коснулся животрепещущей современной темы - процесса
Золя.
- Этот процесс, - сказал Л. Н - нас, русских, не должен так глубоко
интересовать, как он в действительности интересует нас, сосредоточивая на
себе все внимание русского мыслящего общества. Дело Золя, при всей его
важности, дело далекое от нас, настолько далекое, что мы совершенно
бессильны что-либо сделать для него. Между тем у нас найдется немало своих
собственных тем и своего собственного дела, где мы если не во всем, то во
многом можем быть полезными.
Переходя затем к процессу Золя, граф продолжал:
- Я далек от того, чтобы увлекаться Золя как писателем, и поэтому могу
более спокойно судить о его поступке, навлекшем на него, помимо
неприятностей суда и вообще тяжбы, нападки со стороны учащейся французской
молодежи (*1*). Я вам не первому говорю, - меня смущает это отношение к Золя
со стороны французских студентов. Я не могу себе этого уяснить: за что?
В поступке Золя видна благородная, прекрасная мысль дать отпор шовинизму и
антисемитизму, господствующим в известных кружках; показать Европе, что во
Франции не так плохо обстоит все, как можно судить по последним событиям.
Антисемитизм и шовинизм - это что-то более чем ужасное; это какое-то дикое
человеконенавистничество, недостойное французской нации.
В разговоре я привел графу мнение некоторых газет о подкупе Золя
дрейфусовским синдикатом.
- Ложь, - с негодованием запротестовал граф. - В бескорыстии и честности
Золя я глубоко убежден. Золя, выступая со своим письмом, сделал все, что он
мог сделать и что он должен был сделать. Я не знаю Дрейфуса, - продолжал
граф, - но я знаю многих "Дрейфусов", и все они были виноваты. В то же время
я знал и знаю массу прекрасных, честных и умных людей, погибших и гибнущих
без заступничества с чьей бы то ни было стороны.
Я был сам офицером, я знаю военный быт, и мне тяжело представить себе,
чтобы товарищи судьи могли осудить Дрейфуса без достаточных улик, тем более
что все они знали, что обвинение в государственной измене - самое тяжелое из
обвинений и влечет за собой, в большинстве случаев, смертную казнь
виновного.
Я спросил графа, не думает ли он сам печатно высказаться по делу Золя.
- Я получил немало писем, где меня просили высказаться по этому поводу. Я
было хотел это сделать, но потом раздумал. Нашлись обстоятельства, от меня
не зависящие. Форма статьи по поводу процесса Золя у меня уже сложилась
(*2*). Мне хотелось бы в ней высказать именно то, что я уже высказал вам в
начале нашей беседы по этому поводу, то есть, что процесс Золя для нас дело
далекое, дело, в котором мы не можем принять участие, между тем у нас есть
немало своих собственных дел, в решении которых наше участие более
необходимо.
На этом наш разговор окончился.

Комментарии

Я - в. У графа Л. Н. Толстого. - Курьер, 1898, 8 февраля, No 39.
Подпись под статьей Я - в принадлежит В. Яковлеву, сотруднику газеты
"Курьер" и журнала "Мир божий".

1* В ноябре 1897 г. Золя стал публиковать статьи в газете "Фигаро" в
защиту Дрейфуса, а затем, когда газета отказалась его печатать, продолжил
борьбу изданием брошюр "Письмо юным" и "Письмо Франции". Часть молодежи,
настроенная шовинистически, встретила эти статьи с возмущением, и группы
молодых "антидрейфусаров" устраивали демонстрации возле дома Золя и били
стекла в его квартире.
2* Статья о деле Дрейфуса и участии в нем Золя не была написана Толстым.