Фландрия, белград, циндао. 13 страница
К сентябрю на фронт наконец-то начали поступать боеприпасы. Отечественная промышленность наращивала производство, выпуск снарядов возрос до 1 млн. в месяц. Этого было мало, но батареи больше не молчали. Тем не менее, обстановка все еще балансировала на грани катастрофы. Войска поредели, после отступления не пришли в себя, царила неуверенность – а может, завтра снова уходить? Очень убавилось количество артиллерии. Много орудий подбили в боях, захватили немцы или бросили, когда кончались снаряды. Чтобы пополнить силы, ополченские части, раньше предназначенные для охранной службы, переформировывались в обычные армейские. Дружины преобразовывались в батальоны, сводились в полки. Но эти части были слабее кадровых, а поначалу, необстрелянные, оказывались и вовсе ненадежными.
А между тем, немцы не смирились с тем, что русские армии спаслись. Как только стало ясно, что они ускользают из Польши, с ходу начали готовить новую операцию, перегруппировывать новые ударные кулаки. Намечалось проломить боевые порядки на стыках фронтов. От Бреста, между Юго-Западным и Западным, вклинится группировка Макензена, 11-я и Бугская армии. Из Литвы, между Западным и Северным фронтами, ударят 10-я и Неманская армии. Они с двух сторон прорываются на Минск, и Западный фронт попадает в кольцо. Возле Вильно немцев остановила сильная русская группировка, собранная Алексеевым. Ее планировали взять в отдельные клещи – германскими 8-й и 12-й армиями. Отчленить ее от остального фронта, а севернее Вильно пойдет основной прорыв, эта группировка будет окружена и уничтожена. Кайзеровская ставка считала операцию решающей для исхода кампании, а то и всей войны. Собрала все наличные силы, выскребала любые резервы.
В первых числех сентября началось. Под Брестом соединения Макензена яростно атаковали части 3-й и 4-й русских армий. А на наши войска под Вильно враг обрушился с нескольких сторон. Кровопролитное сражение разыгралось под Эйшишкесом в 40 км южнее Вильно. Здесь на русскую оборону бросили студенческую добровольческую дивизию. Молодежь атаковала так же, как ее предшественники в начале войны. В полный рост, с песнями, неудержимым порывом взяла русские окопы… и все. Дальше наступать было уже некому, студентов положили полностью. Наши солдаты откатились с позиций, а немцы за погибшей дивизией кинули другие части. Вступили в страшный бой на открытом поле. Ни те ни другие не успели окопаться, но и не отступали, прицельно расстреливали друг друга. Враг пытался переломить ход этой дуэли. В обход русского фланга сомкнутым строем поскакал, сверкая саблями, гусарский полк. Навстречу ему вылетел 8-й Донской полк – тоже сомкнутым строем, с пиками наперевес. Гусары вовремя не свернули, так и напоролись на пики всем полком, немногие уцелевшие спасались бегством.
В этом наступлении жестоко поплатилась и финская бригада, тайно навербованная в Финляндии. Ее готовили для десанта на родину, но сочли, что для решающей операции пополнения важнее, послали в пекло в Литве. Финны обиделись, что их обманули, многие стали сдаваться или перебегать к русским. Под Брестом и Вильно фронт удержался. Но севернее Вильно 10-я германская армия навалилась на правый фланг 10-й русской, стала отжимать его к югу. А еще севернее германская Неманская армия давила на левый фланг русской 5-й армии и отжимала ее к северу. 9 сентября возле г. Свенцяны (Швенченис) образовался разрыв.
Людендорф уже ждал этого, подготовил огромную массу конницы, 8 кавдивизий с несколькими пехотными бригадами. Теперь она хлынула в брешь. А следом двинулись пехотные корпуса, чтобы закрепить успех. Ворвавшись в русские тылы, кавалерийская группировка с ходу захватила станцию Глубокое, перерезав важнейшую железную дорогу на Полоцк, вышла к Молодечно. Отдельные части, стремительно продвигаясь, растеклись по всей Белоруссии, очутились на подступах к Борисову. Отряд конных егерей появился в 25 км восточнее Минска, взорвал железную дорогу на Смоленск.
Весь русский фронт вот-вот мог развалиться –только что остановившийся после отступлений, сшитый на живую нитку. Но Алексеев отреагировал мгновенно. Это была его первая операция в роли начальника штаба Ставки. По мнению некоторых исследователей – лучшая его операция. У него не было резервов, неоткуда и некогда было ждать подмоги. Он принялся маневрировать тем что есть, существующими повыбитыми и расстроенными войсками. Чтобы выскользнуть из очередных наметившихся клещей, приказал оставить Вильно и быстро отодвинуть весь фронт на 120-130 км назад, к Сморгони, Барановичам и Пинску. А в это же время “из ничего”, только за счет сокращения фронта, выдергивая полки и дивизии с разных участков, Алексеев формировал две армии.
Общевойсковая, генерала Смирнова, должна была закрыть брешь. Другая армия, Орнановского, впервые в российской истории была конной – 20 тыс. шашек, 67 орудий и 56 пулеметов. Но Алексеев не послал ее гоняться за германской кавалерией, он играл хитрее. Конная армия сосредотачивалась у Полоцка, к северу от места прорыва. Должна была ударить под его основание, а заодно напугать немцев. Продемонстрировать, что может выйти им в тылы. Несколько магистралей были уже перехвачены противником, и Алексеев перебрасывал соединения к местам сбора кружными путями, через Оршу. В первый, и наверное, единственный раз в жизни этот мягкий и вежливый человек позволил себе угрожать. Начальник военных сообщений полковник Амбургер начал совать ему под нос железнодорожные нормативы, доказывать, что в указанный срок перевезти артиллерию невозможно. Михаил Васильевич спокойным, как всегда, голосом, ответил: “Если она не будет перевезена, вы будете повешены”. В устах Алексеева это прозвучало настолько необычно, что стало ясно – положение исключительное, и начальник штаба действительно не остановится ни перед чем.
Фланговые группировки были собраны вовремя. В конной армии Орнановского Уссурийская дивизия Крымова скрытно вышла к р. Дресвятице. Сотня казаков 1-го Нерчинского полка разобрала сараи, ночью соорудила из бревен переправу, перемахнула речку и свалилась вдруг на немецкие окопы. Поднялась паника, враги побежали. Нерчинский и Уссурийский полки погнались за ними, заняли вторую линию окопов. Кавалерийские офицеры радовались – дорога открыта, вот теперь-то на коней и вперед по германским тылам! Нет, такого приказа Алексеев не отдал. Сейчас он не мог разбрасывать конницу по рейдам. Он добивался другого.
Немцев испугал сам факт прорыва. Узнали, что сосредоточилось множество кавалерии, сочли, что она примется громить тылы, и экстренно принялись перебрасывать сюда пехоту. Ту самую, которая должна была войти в Свенцянский прорыв, другой-то свободной пехоты не было. Уссурийской дивизии пришлось выдержать жесточайшие атаки, погибли командиры полков Кузнецов и Куммант. Потеряв многих товарищей, казаки стали отходить. Неприятель ринулся в преследование. Но… оказалось, что на это направление уже выдвинуты 2 русских пехотных дивизии, у с. Воля-Каниговская немцы уперлись в их позиции.
Германские корпуса, отвлеченные конницей, не успели закрепить горловину прорыва. Оставленные заслоны сбили атаками с флангов, и 15 сентября, дыра во фронте была закрыта. Немецкие кавалерийские соединения, углубившиеся в Белоруссию, очутились в окружении. И вот тут-то на них насела наша конница, принялась клевать и громить. Они заметались, тыкались в разных направлениях. Их встречали обороной, контратаками. Конная масса распалась, стала пробиваться назад, пока кольцо еще не уплотнилось. Каким-то частям удалось прорваться, другие бросали обозы, просачивались к своим лесными дорогами, тысячи немцев навсегда остались в белорусской земле.
А вспомогательные клещи, призванные раздавить наши войска под Вильно, пришлись в пустоту. Официальная германская история войны признавала: “Противнику удалось разгадать удар, направленный в глубину его фронта и выйти из-под задуманного разгрома благодаря своевременному отступлению”. Но на этот раз войска не просто отходили. На рубежах, намеченных Алексеевым, для них уже строили позиции, сюда уже подтянули подкрепления с других участков. Армии получили приказ атаковать. Немцы, разохотившиеся гнать русских, на разных направлениях получили неожиданные встречные удары.
Из-под Вильно откатились к Сморгони 2 корпуса 10-й армии. Их ожидал Лейб-гвардейский корпус, и вместе они опрокинули врага. Героями были и солдаты, и офицеры. 2-й батальон Преображенского полка вел в рукопашную А.П. Кутепов – за этот бой его наградили Георгиевским оружием и произвели в полковники. Рядом с ним умело руководил атакующими цепями другой будущий герой Белой Гвардии, начальник штаба 64-й дивизии полковник М.Г. Дроздовский. Сметал немцев очередями “максима” и был тяжело ранен его подчиненный – будущий советский маршал Р.Я. Малиновский.
Части 4-й армии генерала Рагозы, отступавшие от Бреста, соединились под Барановичами с Гренадерским корпусом 2-й армии, контратаковали и отбросили зарвавшиеся дивизии Макензена. Среди прочих солдат и офицеров отличился еще один будущий маршал, пулеметчик 4-й кавдивизии Семен Тимошенко. А на южном фланге Западного фронта, под Пинском, неприятеля отшвырнул 31-й корпус генерала Мищенко. В этих боях, положивших предел успехам захватчиков, на всю Россию стало известно имя сестры милосердия Риммы Михайловны Ивановой. Она родилась в Ставрополе, в 1913 г. окончила гимназию и работала учительницей в селе Петровском. А когда когда грянула война, прошла курсы медсестер и добровольно отправилась на фронт. Остаться в госпитале не захотела, ушла на передовую. Хотя для этого ей сперва пришлось числиться “мужчиной”. Не знали, как оформить женщину, и в списки 83-го Самурского полка внесли Римму Михайловича Иванова.
Сохранились ее письма к родным. В первом, в январе 1915 г. она сообщала: “…Беспокоиться обо мне нечего. Я – вне опасности. Наш полковой околодок, где я сейчас несу обязанности, находится всегда за линией огня… К солдатскому костюму и коротким волосам я уже привыкла… Доехала благополучно. Немного переволновалась. Принял меня командир полка очень хорошо. “Коль есть охота, так, пожалуйста, работайте”. Доктор доволен моей работой и теперь настаивает, чтобы я ехала учиться после войны в медицинский институт…”
Из письма в феврале “ …Несу обязанности фельдшера… Обед здесь и солдатский очень вкусный. О тепле – располагаемся в крестьянских избушках. О переходах. Умею и люблю много ходить… Вернусь к вам здоровая и удовлетворенная. Ведь как приятно сознавать, что в этом большом деле приносишь пользу. Опасность далеко от меня, ее нет…” В марте писала: “Причины моего поступления в армию. Вот вам фраза солдатика: “Мы на нашу сестрицу надеемся, дай Бог ей здоровья, чтобы она с нами была”. А почему? Потому, что здесь нужны руки, что здесь нужна скорая помощь. О ласке сестры. Думаете, что здесь она не необходима? Еще как!…”
Родители тревожились, уговаривали ее вернуться. Она раз за разом отвечала: “Господи, как хотелось бы, чтобы вы поуспокоились. Да пора бы уже. Вы должны радоваться, если любите меня, что мне удалось устроиться и работать там, где я хотела… Но ведь не для шутки это я сделала и не для собственного удоволствия, а для того, чтобы помочь. Да дайте же мне быть истинной сестрой милосердия. Дайте мне делать то, что хорошо, и что нужно делать. Думайте, как хотите, но даю вам честное слово, что многое-многое отдала бы для того, чтобы облегчить страдания тех, которые проливают кровь. Но вы не беспокойтесь: наш перевязочный пункт не подвергается обстрелу…”. “Мои хорошие, не беспокойтесь ради Бога… Жизнь вообще коротка, и надо прожить ее как можно полнее и лучше. Помоги, Господи! Молитесь за Россию и человечество…”
Она лишь успокаивала отца и мать, что опасности нет. На самом деле, Римма всегда была в гуще сражения, под огнем выносила раненых. Когда разгромленная 3-я армия отступала с Карпат, она возглавила группу солдат и командовала ими в бою. Удостоилась солдатского Георгия IV степени и двух Георгиевских медалей, а такие награды давали только за воинские подвиги. Самурцы в девушке души в ней не чаяли, считали ее своим живым талисманом. В июле 1915 г. она поехала домой, тяжело заболел отец. Солдаты и офицеры на прощание писали трогательные благодарственные адреса. Кстати, за командира батальона адрес подписал прапорщик Сахаров, а за командира полка – генерал-майор Стефанович. Оба – временно исполняющие обязанности вместо выбитых офицеров. Больше они не увиделись. Многие самурцы полегли в боях южнее Варшавы. А Римма дома настояла, чтобы вернуться на фронт, но родители уговорили, пусть хотя бы переведется в 15-й Оренбургский полк, где служил врачом ее брат. Им казалось, что так будет безопаснее.
С нового места службы она писала: “Мои хорошие, милые мамуся и папка! Здесь хорошо мне. Люди здесь очень хорошие. Ко мне все относятся приветливо…” Оренбургцы ее тоже полюбили, называли “святой Риммой”. 21 сентября она сообщала от себя и брата: “Чувствуем себя хорошо! Сейчас спокойно. Не беспокойтесь, мои родные”. А на следующий день, 22 сентября, в ходе контрудара 31-го корпуса Оренбургский полк пошел в атаку у с.Доброславки (севернее Пинска). В 10-й роте были убиты оба офицера, солдаты смешались, стали отходить. Римма, перевязывавшая раненых, поднялась и крикнула: “Вперед! За мной!” Собрала вокруг себя бойцов и повела на немцев. Солдаты воодушевились, ринулись за девушкой, сломили и погнали врага. Но Римма была ранена в бедро – разрывной пулей, жутко раздробившей кости и разорвавшей мышцы. Ее вынесли с поля боя. Она очень мучилась и знала, что умирает. Перекрестила обступивших ее рыдающих солдат. Последнее, что прошептала: “Боже, спаси Россию…”
Ей был 21 год. Указом царя Римма Иванова была посмертно награждена офицерским орденом Св. Георгия IV степени. Она стала единственной женщиной, удостоенная такой награды. Ее прах перевезли в Ставрополь, хоронил весь город – возле Андреевского храма, где погребали местных героев. В советское время на этом месте построили общественный туалет.
ЛУЦК И РИГА.
Генерал Брусилов, с трудом отбившись от двух неприятельских армий, обратился в Ставку. Доказывал – если ему дадут подкрепления, он сможет разгромить северный фланг австрийцев. Он упирался в леса, и неприятели поставили здесь довольно слабое прикрытие: хотя и сами обходили русских через Полесье, но были уверены, что масштабные боевые действия в такой местности нереальны. Эти предложения попали к Алексееву в самый напряженный момент прорыва под Свенцянами, на счету был каждый полк. Но Алексеев увидел, какие выгоды сулит операция Брусилова. Если разбить австрийцев, немцам опять придется выручать их, отвлекать войска с главного, белорусского направления. В 8-ю армию был направлен свежий 30-й корпус генерала Зайончковского, ставилась задача нанести удар на Луцк.
16 сентября наступление началось. 30-й корпус и 7-я кавдивизия двинулись на врага на северном фланге, круша и отбрасывая австрийские заслоны. Южнее атаковал 39-й корпус Стельницкого, еще южнее 4-я Железная дивизия и 8-й корпус Драгомирова. Железные стрелки Деникина тоже сумели прорвать фронт, 18 сентября вышли к Луцку с юга, бросились на штурм. Но с этой стороны еще до войны сами же русские укрепили город. А австрийское командование собрало в Луцке 2,5 дивизии, много артиллерии. Дивизию Деникина встретили ураганом огня. Она захватила две линии неприятельских позиций и застряла, все атаки были отбиты.
С севера продвигался корпус Зайончковского. Взял городок Рожище, пробился к Луцку. Зайончковский впоследствии стал видным военным историком, но военачальником был своеобразным, любил красивые позы. На следующий день был праздник, Рождество Пресвятой Богородицы, и он, подготавливая штурм, издал громкий приказ: “Порадуем Матушку Царицу Небесную! Бутылка откупорена! Что предстоит нам пить из нее, вино иль яд, покажет завтрашний день!” Но завтрашний день ничего не показал. Ведь русские войска, с двух сторон прорвавшись к Луцку, взяли в клещи значительную часть австрийской 4-й армии. Неприятельское командование всеми силами старалось вытащить ее из мешка, а для этого требовалось удержать Луцк. Атаки Зайончковского отразили. Он взывал к Брусилову, просил о помощи, и командующий армией приказал Деникину передать соседу один полк.
Но и следующая атака захлебнулась. Зайончковский жаловался, что его подавляет сильнейший артобстрел. Брусилов опять отдал распоряжение Деникину: в течение ночи бить по австрийцам всеми имеющимися батареями. Однако неприятель ответил на огонь ливнем снарядов. Одна из гранат попала даже в очаг хаты, где размещался штаб дивизии – к счастью, не взорвалась. Было понятно, что это еще “цветочки”. Русские орудия обнаружили себя и израсходовали боезапас. В темноте враг накрывал дивизию наугад, а утром прочешет так, что мало не покажется. Деникин созвал командиров полков и объявил: “Наше положение пиковое. Ничего не остается, как атаковать”. Они согласились.
Противник знал, что 4-я Железная осталась в неполном составе, атаки от нее не ждал. Но на рассвете стрелки внезапно бросились к неприятельским позициям, закидали их гранатами и ударили в штыки. Австрийцы побежали. Деникин вместе со своими солдатами влетел в город на открытом автомобиле и отправил телеграмму Брусилову – Луцк взят. Австрийские части, оборонявшие северную окраину, услышали, что русские уже ворвались на улицы, и тоже обратились в бегство. За ними устремились войска 30-го корпуса, обрадованный Зайончковский послал донесение, что он захватил Луцк. Брусилов на полях его телеграммы иронично приписал: “И взял там в плен генерала Деникина”.
Победа была внушительной. Только одна 4-я Железная набрала в плен 10 тыс. человек – примерно столько же, сколько было в самой дивизии. Замкнулось кольцо вокруг нескольких неприятельских соединений, их добивали с разных сторон, враги во множестве сдавались. 4-я австрийская армия считалась лучшей, в свое время ее специально усиливали для действий в группировке Макензена. Теперь ее разгромили наголову. Рушился весь фланг австрийского фронта, и произошло именно то, на что рассчитывал Алексеев. Конрад молил немцев, чтобы выручили. Но прорыв в Полесье угрожал и германскому флангу. Фалькенгайн откликнулся сразу же. Снял корпус из Белоруссии и бросил его поддержать австрийцев.
Авиаразведка обнаружила немецкие колонны. Доложила, что они движутся на местечко Колки севернее Луцка. Брусилов направил сюда 30-й корпус, 4-ю Железную и 7-ю кавалерийские дивизии. Против двух германских дивизий этого было более чем достаточно. Но все испортила дилетантская выходка начальника штаба фронта Саввича. На прежней жандармской службе он не приобрел никакого военного опыта, но успех под Луцком вдохновил его, и он придумал “хитрую” ловушку для врага. Увлек своей идеей Иванова, и они разработали операцию. 8-й армии предписывалось оставить Луцк и отходить на старые позиции, а соединениям Зайончковского и Деникина спрятаться в лесах севернее Колков. Германский корпус бросится в преследование за русскими, а укрывшиеся войска выскочат и нападут на него с тыла. Немцам конец, и Украина спасена.
Брусилов пробовал возражать, но штаб фронта потребовал безоговорочно выполнять приказ. Разумеется, из плана ничего не вышло. Как только наши войска стали отходить от Луцка, битые австрийцы воодушевились, бросились в погоню. Отступать пришлось с боями. А спрятать в лесу массу из 4 дивизий было невозможно. Немцы не были слепыми и развернулись в ее сторону. Столкнулись лоб в лоб. Русские и германские части бросались в жесточайшие атаки и контратаки. Повыбили друг друга, те и другие потеряли около 40 % личного состава. Обессилели и начали закрепляться в окопах. Луцк остался у противника. Единственным результатом операции Брусилова стало отвлечение немцев. Стало ясно, что без них австрийцы не удержатся, им приходилось посылать на Украину дополнительные контигненты.
У германского командования еще осталось несколько корпусов, которые должны были войти в Свенцянский прорыв, но так и не пригодились. Их направили в Латвию, немцы навалились на войска Северного фронта. В здешних специфических условиях сплошной линии обороны все еще не было. Кипели упорные бои за промежутки между озерами и болотами, за дороги. Уссурийская дивизия Крымова и донские казаки совершили несколько рейдов по тылам противника. Но фронт постепенно уплотнялся, прорываться через него было все труднее и результаты были скромнее, чем в первых рейдах.
12-я и 5-я русские армии, отбиваясь от наседающего врага, шаг за шагом пятились к Западной Двине. Немцев надолго задержали у Фридрихштадта (Яунелгава). Тут были построены хорошие позиции, защитники стояли твердо, отражали все атаки. Но неприятель стянул сюда множество тяжелой артиллерии, принялся перемешивать оборону снарядами, и наши части отошли за Двину. На южном берегу реки у русских остались три плацдарма, у Риги, Якобштадта (Екабпилс) и Двинска (Даугавпилса). Немцы бомбардировали их, бросали пехоту в атаки, но овладеть ими так и не смогли.
Германское руководство хотело завершить кампанию на Востоке хотя бы какой-нибудь эффектной “точкой”. Решило захватить Ригу. С суши город прикрывала 12-й армия, а с моря минная дивизия Балтфлота. Ее командиром был назначен Колчак. Он встретился с командующим армией Радко-Дмитриевым, обговорили совместные действия. Сделали это вовремя. Немецкие войска начали наступление с юга, от Митавы. Их флот теперь опасался мин, линкоры и крейсера в Рижский залив не полезли. Но была собрана эскадра легких кораблей, тральщиков и сторожевиков. Они прошли по мелководью, где мин не было, и на южном берегу залива, в тылу наших обороняющихся частей, высадили большой десант. Атаковали с двух сторон и смяли правый фланг 12-й армии. Немцы, наступавшие с сухопутного фронта, соединились с десантом, стали продвигаться вдоль моря. Захватили Кеммерн (ныне в черте Юрмалы), очутились уже на подступах к Риге.
Но подошел Колчак со своей дивизией. Мелкие корабли, прикрывавшие неприятеля, он быстро разогнал. Загремели залпы русских эсминцев, а по радио Колчак корректировал огонь флотских береговых батарей. Под градом снарядов немцам пришлось убраться с береговой полосы, и по ней тотчас двинулись солдаты 12-й армии, начали обходить фланг германских боевых порядков. А наши корабли, в свою очередь, высадили десант во вражеском тылу. Контратаками неприятельскую группировку разгромили и отбросили от Риги. Царь наградил Колчака орденом Св.Георгия IV степени. Когда пришла телеграмма об этом, командир минной дивизии, вымотавшийся за время боев, крепко спал, и сослуживцы нашили георгиевские ленточки на его тужурку и шинель.
Фронт замер по линии Рига – Западная Двина – оз. Нарочь – Барановичи – Пинск – р.Стырь – р.Стрыпа. На разных участках поредевшие дивизии противника еще получали приказы атаковать, улучшить свои позиции, но были уже не способны на это. Едва выскочив из окопов, спешили вернуться назад. Великое отступление кончилось. За 5 месяцев наши войска оставили Галицию, Польшу, Литву, запад Белоруссии и юг Латвии. Русские потери составили 1,3 млн человек, из них около 100 тыс. убитыми, а большая часть пленными, ведь при отходе враг часто захватывал и раненых. Но немцам не удалось сокрушить наши армии, прорваться в основные промышленные и сельскохозяйственные области России. Германия потеряла в этих операциях 700 тыс. убитых и раненых. А Юго-Западный фронт даже во время отступления взял в плен 200 тыс. австрийцев.
Улучшение положения подняло авторитет царя среди солдат. Ну а как же, он встал во главе своих войск, и все беды остались позади. Осенью 1915 г. он совершил поездку на Юго-Западный фронт, посетил позиции нескольких соединений, и Георгиевская дума фронта обратилась к государю с ходатайством – принять орден Св.Георгия IV степени. Это было справедливо. Во всех странах принято награждать главнокомандующих, добившихся крупных успехов. Такой успех был налицо: армии устояли, неприятеля остановили. Впрочем, орден стал редким исключением. Николаю Александровичу действительно было приятно надеть его, но это совершилось по решению Георгиевской думы. Сам себя он не награждал никогда.