Периодизация русской литературы второй половины XX века 12 страница

Нет! Презренна по самой сути

Эта формула бытия!

Те, кто выбраны, те и судьи?

Я не выбран. Но я – судья!

Он большое место уделяет характеристике настроений ретоталитаризации. Гротескно в песне «Ночной дозор» изображён парад статуй Сталина на Красной площади. Статуи эти когда-то стояли на площадях и улицах, потом были сняты, а сейчас готовятся занять прежнее место и по ночам репетируют свой будущий триумф. Это шествие напоминает босховские изображения с их мрачной символикой. Автор даёт понять, что если эта сила восторжествует, времена репрессий, террора, подавления свободы мысли снова придут. Для того, чтобы этого не случилось, прежний вождь и сопутствующая ему символика изображаются гротескно.

У Галича есть песня о Сталине, в которой вскрыты несовместимость тирании, насилия, зла с общечеловеческими ценностями. Иудейский царь Ирод представлен как Сталин начала новой эры. Чтобы показать то обстоятельство, что сталинизм повернул историю к дохристианским временам, автор, повествуя о событиях древнеиудейской истории и сталинских годах, использует одинаковую «приблатнённую» лексику:

А три волхва томились в карантине.

Их в карантине быстро укротили:

Лупили и под вздох, и по челу,

И римский опер, жаждая награды,

Им говорил: «Сперва колитесь, гады,

А после разберёмся, что к чему».

Сама история у Галича характеризуется как Саломея с отрубленной головой. Со смертью Сталина, показывает автор, непросто было отказаться от прежних нравов. Сцены, в которых изображён отход от сталинских принципов, даны трагикомически: заключённые, снося статую Сталина, плачут. Тем не менее, как своеобразный припев звучат библейские слова «Аве Мария» как моление о спасении человеческих душ.

Действительность тоталитаризма подаётся Галичем как в трагедийном, так и в комедийном ключе. Интересно, что как своего рода жертвы тоталитарного государства предстают у Галича и не подвергавшиеся непосредственным репрессиям маленькие люди, беззастенчиво обманываемые и нещадно эксплуатируемые. С острой жалостью пишет Галич о тех, кто едва сводит концы с концами. Герой песни «Право на отдых» завидует своему брату, психу из Белых столбов.

Особенно незавидно положение простого советского человека, показывает Галич, по сравнению с привилегированными сословиями. Фиктивный характер социального равенства обличает песня «Больничная цыганочка»: в катастрофу попали шофёр и его начальник.

Вот лежу я на койке, как чайничек,

Злая смерть надо мною кружит,

А начальник мой, а начальничек,

Он в отдельной палате лежит.

Ему нянечка шторку повесила,

Создают персональный уют,

Водят к гаду еврея-профессора,

Передачи из дома дают!

Социальное неравенство и несправедливость нравственно калечат тех, кто продаётся за кусок. В серии песен «Истории из жизни Клима Петровича Коломийцева» этот момент иронически обыгрывается. Клим Петрович – послушная марионетка системы, выступающая от лица рабочего класса. Так и не сумевшие приспособиться к подлости и лжи люди представлены у Галича с большой симпатией.

Цикл песен «Литераторские мостки» назван по аналогии с участком Волкова кладбища в Ленинграде. Галич создаёт поэтический мемориал в честь писателей, не склонивших головы перед тоталитаризмом и так или иначе принявших судьбу мучеников. «Легенда о табаке» (Хармс), «Снова август» (Ахматова, повествование о том, как она носила передачи сыну), «На сопках Маньчжурии» (Зощенко), «Возвращение на Итаку» (Мандельштам), «Памяти Пастернака». Галич даёт жизненные, узнаваемые портреты людей, которым поклоняется, раскрывает истинный драматизм их судеб. Напрасно те, кто травили, мучили, уничтожали, показывает Галич, думают, что их не ждёт возмездие. «Мы поимённо вспомним тех, кто поднял руки» (об исключении Пастернака из союза писателей).

Другие произведения Галича тоже вызывают отнюдь не архивный интерес, хотя дошли до читателя и слушателя только в период гласности. Высоцкий умер на родине, и его похороны имели поистине всенародный размах. Галичу из-за преследований пришлось эмигрировать. Во Франции он при очень подозрительных обстоятельствах умер (якобы удар электротоком).

В отличие от Высоцкого и Галича, Булат Окуджава заявил о себе прежде всего как романтик. В пору безвременья с его узаконенной подлостью, цинизмом, душевной пустотой Окуджава дал в своём творчестве идеал нравственно прекрасной личности, определяющие качества которой – нонконформизм, способность к возвышенным переживаниям. Прототипом этой личности во многом был сам Окуджава.

В сфере общественно-политической жизни его идеал – нонконформизм, в сфере нравственности – любовь. У него очень много песен о любви. В своей любовной лирике Окуджава стремился возродить культ Прекрасной Дамы, вызвать преклонение перед женщиной, чтобы сломить пещерные нравы, против которых выступал тот же Высоцкий. «Ещё один романс»:

В моей душе запечатлён портрет одной прекрасной дамы.

Её глаза в иные дни обращены.

Там хорошо, и лишних нет, и страх не властен над годами,

И все давно уже друг другом прощены.

Заключая текст, автор сожалеет о том, что не встречает подобного благоговения перед женщиной у своих современников.

Ведь что мы с вами, господа, в сравненье с дамой той прекрасной,

И наша жизнь, и наши дамы, господа?

В цикле «По дороге к Тинатин» любовь представлена у Окуджавы как особое государство, где царят иные отношения, чем в действительном обществе.

Любовь, любовь – такое государство,

где нет ни бед, ни радостей твоих,

где пламень сердца и души богатства –

всё ровно пополам, всё на двоих.

Где назревает днями и ночами

ещё неведомое торжество,

где все – как рекруты, всё – как начало,

и каждый начинает с ничего.

С большой силой идея нонконформизма выражена в песне «Союз друзей», которая стала гимном инакомыслящих. Окуджава призывал к единению оппозиционных сил и непреклонности перед властью.

Поднявший меч на наш союз

Достоин будет худшей кары,

И я за жизнь его тогда

Не дам и самой ломаной гитары.

Как вожделенно жаждет век

Нащупать брешь у нас в цепочке...

Возьмёмся за руки, друзья,

Возьмёмся за руки, друзья,

Чтоб не пропасть поодиночке.

Среди совсем чужих миров

И слишком ненадёжных истин,

Не дожидаясь похвалы,

Мы перья белые свои почистим.

Пока безумный наш султан

Сулит дорогу нам к острогу,

Возьмёмся за руки, друзья,

Возьмёмся за руки, друзья,

Возьмёмся за руки, ей-богу!

Тихая лирика

В поэзии в собственном смысле слова на смену гражданской, «громкой» поэзии приходит «тихая лирика». Гражданская поэзия, как правило, посвящена общественно-политической проблематике и обращена к широким массам, тихая же поэзия, которая занимает значительное место в творчестве авторов послеоттепельного двадцатилетия, обращена к проблемам нравственно-философским, к душе конкретного человека и часто имеет медитативный, созерцательный, философический характер.

Для тихой лирики характерен мотив возвращения к истокам, незамутнённым истокам человеческого бытия: во-первых, к природе как истоку жизни всего человечества, во-вторых, к детству как истоку жизни конкретного человека. Зачинатель тихой лирики – Владимир Соколов. В стихотворениях «Болезнь», «Первое свидание» он поэтизировал чистоту первозданных человеческих чувств и красоту мира, виденного глазами влюблённого. Но наибольшую известность среди представителей тихой лирики получил всё же Рубцов.

Родина Николая Рубцова (1936 – 1971) – русский Север, архангельские места, город Тотьма. О том, каким трудным оказалось его детство, пришедшееся на годы войны, он впоследствии сам вспоминал в стихотворении «Детство» («Мать умерла. Отец ушёл на фронт...») В шестилетнем возрасте потерял родителей. Это была незаживающая рана на долгие годы. После этого будущий поэт стал впечатлительным, отчасти болезненным, трудно сходящимся с людьми. Большая часть детства проходила в детском доме села Никольское. Именно детский дом дал Рубцову чувство родного дома: у мальчика было ощущение, что он нашёл свою вторую семью. В дальнейшем творчестве («Синенький платочек») он вспоминает о детском доме исключительно с нежностью.

По окончании школы некоторое время учился в лесотехническом техникуме, затем служил на Балтийском флоте, там же впервые стал публиковать в стенгазете свои стихотворения. В тогдашних его текстах доминировала морская романтика. Отслужив, на некоторое время осел в Ленинграде и там сошёлся с определёнными литературными кружками, члены которых отметили его талант и посоветовали поступать в Литературный институт, что Рубцов и сделал в 1962.

Нравы Литературного института, хотя по своей природе Рубцов был человеком замкнутым, склонили его к разгулу. Он бил окна, ломал мебель и наконец через два года был исключён. Однако у него нашлись защитники, прежде всего те преподаватели, которые ценили его талант. Рубцов добился восстановления на заочном. Он уезжает в родные места и там проводит по полгода, пишет новые стихотворения, а на сессии приезжает дважды в год в Москву. В Москве он познакомился с Вадимом Кожиновым, идеологом почвенничества, который оказал решающее действие на Рубцова: мотивы возвращения к истокам, поэтизации старой Руси оказались близки поэту. С именем Рубцова связано появление не акцентированного до него аспекта лирики: поэтизация мира, не тронутого цивилизацией, как опосредованная реакция на крайности научно-технического и социального прогресса. Природа останется и в дальнейшем главным объектом творчества Рубцова. С его точки зрения, природа – святая обитель человека («В святой обители природы, // В тени разросшихся берёз...»), природа зачастую символизирует у Рубцова красоту, разлитую в мире. Природа в то же время может выступать у него и олицетворением самой России. Опоэтизировал красоту русской природы, придав ей философский оттенок, Рубцов в стихотворении «Звезда полей» (одноимённый сборник, 1967). Звезда – традиционный в литературе и культуре образ вечности, иногда выступает как символ стремлений, идеалов. Часто подразумевается звезда Вифлеема. Автор впрямую связывает образы поля и звезды. Расстояние между полем и звездой у него кратчайшее. Речь в стихотворении о той духовной звезде, которая осеняет Русь и отличает её среди других стран мира. Поэт не скрывает, что природа Руси сурова, но тем выше в ней проявлено стремление к идеалу.

Рубцов, вместе с тем, не может не видеть, что природы становится всё меньше, что люди её губят. Многие его тексты о природе проникнуты грустью, имеют элегический характер. Рубцов как бы смотрит на природу прощальным взором, ему больно оттого, что этой нерукотворной красы всё меньше, значит, человечество становится всё беднее. Стихотворение «Поэзия»: «Теперь она вся в дымке, островками...» Природа у Рубцова и есть поэзия бытия. Здесь отчасти чувствуется перекличка с антиурбанистическими стихотворениями Есенина 1919-1920 годов, хотя прямых обличений города у Рубцова мы не встречаем, скорее, оплакивание уходящего.

Преобладают описания природы севернорусской, которую поэт лучше всего знал. Стихотворения «Старая дорога», «Журавли». Пейзаж этот всегда психологизирован, но воплощает чувство любви к этим местам и чувство грусти от того, что всё так неустроенно. В пейзаже Рубцова всегда преобладает традиционное, очень редко мелькнёт деталь проакцентированной современности. Это не случайно, так как Рубцов в духе почвенников поэтизирует Русь старую, традиционную, как исток национальной самобытности, наделившей Русь неповторимым лицом среди других стран мира. «Переоткрытие» для себя родной страны отражает стихотворение «Привет, Россия, родина моя...», в котором чувствуется есенинское начало. Рубцов подчёркивает, что успел побывать в столицах, увидел белый свет, ему есть с чем сопоставлять, но ничего лучше родных мест он не обрёл.

Очень часто природа у Рубцова оказывается связана с миром сельской жизни. Деревня, с точки зрения Рубцова, – праматерь России, которая когда-то вся началась с деревень, только те, которые стояли на важных торговых путях, постепенно укрупняясь, превратились в города. «Жар-Птица»: «В деревне виднее природа и люди... // Виднее на поле при звёздном салюте, // На чём поднималась великая Русь». Каждый человек более заметен и более тесно, пусть поневоле, связан с почвой. Жар-Птица – образное обозначение самой России, горячо любимой поэтом.

Широте русских просторов у Рубцова соответствует широта русского национального характера. Однако он подчёркивает, что русская природа – скромная, да и русскому характеру свойственна скромность. Одним из произведений на эту тему стало стихотворение «Русский огонёк»: «...И вдруг сказала: Будет ли война? // И я сказал: Наверное, не будет». «За всё добро расплатимся добром». Автор показывает героя замерзающим и принятым щедро, душевно. Но хозяйка отказывается взять плату и рождает в душе героя ответный порыв. Рубцов поэтизирует христианские нравственные ценности: любовь к ближнему, милосердие.

Мысленным взором Рубцов уходит в прошлое России, и в его сознании встают картины борьбы с иноземцами за национальную независимость, те страдания, которые выпали на долю русского народа. Ещё большую ответственность за судьбы родины он чувствует, мысленным взором «просматривая» эти картины. «Видения на холме»: автор прямым текстом говорит, что он больше гордится старой (»...За все твои страдания и битвы») Россией, чем современной. Образ кладбища: вся Россия покрыта кладбищами. Рубцов не может отдать дань восхищения способности своих предков различать в жизни красоту и воссоздавать её, причём в целом ряде случаев следовать органическому единству красоты природы и красоты рукотворного, человеческого порядка. «Ферапонтово»: поэта поражает, насколько точно церковь вписана в окружающий пейзаж. Надо обратить внимание, что в большом количестве стихотворений возникают у Рубцова образы церквей, соборов, но часто в разрушенном виде, что склоняет автора к печали. «Лежат развалины собора, как будто спит былая Русь». Рубцов был среди тех, к стремился восстановить эти культурные ценности как, вместе с тем, и ценности христианские. Он подчёркивал, что в этом желании нет ничего реакционного, а просто это стремление сохранить для русского человека наследие прошлого. «Я буду скакать по холмам задремавшей отчизны»: «Не жаль мне растоптанной царской короны, но жаль мне разрушенных русских церквей».

Философичность пронизывает многие тексты Рубцова. Один из них – цикл «Осенние этюды». Здесь Рубцов, повествуя о своём пребывании в очередной раз в родных северных местах, в то же время излагает свои представления о более совершенном мироустройстве и образно воплощает свои идеалы. Первый его идеал – гармония: мировая, между человеком и природой, в самом человеческом обществе. Поэт подчёркивает, что человек, вышедший из природы, – существо социальное и нуждается в себе подобных. Рубцов не скрывает, что в деревне ему не хватало равного интеллектуального общения. Автор говорит о том, что, если человек остаётся один, это очень плохо, и он сам должен стараться преодолеть свой разрыв с обществом и природой, и вместе с тем должен соответствовать требованиям к человеку как члену общества.

Второе стихотворение цикла: «От всех чудес Всемирного потопа // Осталось нам огромное болото...» Фантастические и исторические картины проходят в сознании лирического героя, и он в упоении чувствует слитность с историей, природой, пока его не пробуждает шипение змеи. Автор подчёркивает, что «ужас и отрава» угрожают только тем, кто одинок. Рубцов высказывает надежду, что и в суровые периоды жизни (как и в суровую погоду) общечеловеческое понимание и единение поможет выстоять.

Интересно, что среди идеальных ценностей Рубцова – не только труд, не только поэзия, но и покой. В советском обществе обычно поэтизировалась борьба. Но здесь перед нами покой как духовное условие осмысления человеком своего бытия. Во время бега себя не осознаешь.

Рубцов обещал очень многое, но умер молодым, причём неожиданно и при трагических обстоятельствах. То, что он успел сделать, оставило существенный след в истории русской поэзии и повлияло на других авторов почвеннической ориентации (Владимир Карпец, Юрий Кузнецов, Анатолий Передреев, ранний Станислав Куняев). В немалой степени он повлиял на возрождение религиозной поэзии: появились авторы, у которых религиозная тематика вышла на первый план. При этом, как правило, поэтизируются православные ценности, но православие чаще всего рассматривается как форма государственной идеологии. Наряду с этим заявляет о себе и подход, в рамках которого христианство заявляет о себе как этика: Ахмадулина в определённый период приходит к таким настроениям. Можно говорить о возникновении «культурного христианства». Эта тенденция заявляет о себе в творчестве Виктора Кривулина, которого христианство интересует как факт культуры, в аспекте того его воздействия, которое оно оказало на творцов.

Этот аспект тоже разрабатывается достаточно многогранно.

Продолжал начатое Владимир Соколов, который больше прозвучал после смерти Рубцова. У него преобладают не христианские, а общечеловеческие ценности, на которые он ориентируется. Лучшее произведение Соколова – поэма «Сюжет», написанная в 1979. Здесь автор проверяет взрослых людей идеалами их юности. Произведение сочетает реалистические и фантастиические пласты, которые очень свободно перетекают друг в друга. Это позволяет автору раскрыть диалектику души героя.

Герой предстаёт на фоне московских улиц. Пейзаж неустойчив: что-то нарушилось в окружающем мире, что-то сдвинулось со своих мест. Таков образный эквивалент эпохи общественного неблагополучия, который даёт в поэме Владимир Соколов. Персонажи конкретизируют, в чём это неблагополучие. Прослеживаются судьбы героя, поэта, и его друга, художника. Соколов использует приём ретроспекции, давая понять, какими герои были в молодости и какими стали под влиянием брежневской действительности. Молодые поэт и художник были идеалистами. «Тогда нам было по шестнадцать лет, // Мы занимались в юношеском зале» (библиотеки).

Молодой художник – идеал для его друга поэта. Тот подражает ему, учится у него. Вначале оба следуют максималистическим принципам поведения и творчества. К художнику в период оттепели пришла удача, он прозвучал, о нём заговорили, но довольно быстро он привык к деньгам, и денег ему стало не хватать. Чтобы их заработать, художник согласился писать соцреалистическую мазню и вначале не придавал ей серьёзного значения, рассчитывая, когда накопит денег, написать своё «Явление Христа народу». Но он втянулся в конформистское существование и стал со временем преуспевающим правоверным соцреалистом. Он погубил в себе художника и во многом деградировал как человек. Предаёт свою красоту и женщина, в которую оба, и художник, и поэт, были влюблены в юности и благодаря этой любви становились лучше. Героиня вышла замуж без любви за состоятельного человека и очень преуспела материально, но в семье не было радости и покоя, и пропал стимул к личному самосовершенствованию. Появление на страницах «Сюжета» женского двойника призвано подчеркнуть типичность мещанско-конформистского перерождения. В прозе эту тему развивал Трифонов.

Сравнивая себя с преуспевающими дельцами и их содержанками, лирический герой кажется себе мальчишкой, случайно забежавшим в эти дни. Друг говорит ему: ты такой же ребёнок, каким был. Но для лирического героя важнее всего остаться порядочным человеком, ведь всякая безнравственность отразится на его поэзии, а он вкладывает в поэзию всю душу. Поэзия – «увеличительное стекло».

Сравнительно с преуспевающими бывшими друзьями, лирический герой полунищ, но, подчёркивает автор, он владеет целым миром, который творит силой воображения, «Я устаю быть снегом и жарой... // Спрессованным в одну секунду веком». Герой не достиг большой популярности именно потому, что не пошёл на компромиссы, сохранил душу живой и чистой. Поэзия, словно чудотворная икона, хранит его: «За словом – как за каменной стеной». В своей каморке поэт имеет возможность заниматься главным делом жизни – творить. Непосредственное свидетельство В. Соколова удостоверяет, что «постоянное присутствие великих русских поэтов как живых людей» дисциплинировало его как поэта, подняло на необходимую нравственную высоту. Гражданско-нравственный идеал – та норма существования, без которой Соколов не мыслил поэзию. Как поэт он состоялся: духовные ценности переживают их создателя.

В поэме «Однофамилец» Олега Чухонцева можно найти типологическое сходство с Соколовым и влияние Рубцова. Действительность периода застоя воспринимается поэтом как запланированный хаос без цели, без смысла. По определению автора, перед нами «драма, корчащая фарс». То драматическое, о чём хочет сказать поэт, проявляет себя в форме комического. С точки зрения Чухонцева, именно такое соотношение зримо и адекватно передаёт сущность самого времени.

Герой наделён именем Алексей Семёнов, и в то же время он характеризуется как однофамилец своих сограждан, несущий наряду с ними общую печать социальной несостоятельности и моральной деградации. Чухоцева интересует сущность человека без социальных масок, и он изображает героя в состоянии опьянения. Разматывая клубок переживания, порождённых пьяной ревностью героя, поэт выявляет черты закомплексованности, униженности, эгоизма, безверия, безволия. Он показывает, что эти качества деформируют отношения и делают людей глубоко несчастными. Семёнов показан и в состоянии душевного разлада со всем миром. Семёнов и его двойники, не сознавая того, в одно и то же время жертвы системы и палачи по отношению друг к другу. Каждый чувствует себя обойдённым, недополучившим и в зависимости от обстоятельств балансирующим между самоубийством и шутовской выходкой. Герой глубоко неудовлетворён окружающей жизнью, он может покончить с собой, а может стать посмешищем.

Чухонцев изображает общество как больное не только в социально-нравственном, а также и в психическом плане. «И коллективный симбиоз // На почве самовытесненья, // Раздвоенность, психоневроз: // С самим собой – и совпаденье!» Самое плохое заключается в том, что такие люди, как герой произведения, чаще всего не в состоянии найти выход, не могут выбраться из заколдованного круга. Эта неустойчивость, этот невротизм порождены, по мысли Чухонцева, утратой смысла жизни в его глобальном онтологическом значении, размытостью господствующих моральных норм, подмена истины – лжеистиной, а веры – привычкой лишает человека верных ориентиров. Символом такой подмены становится электрифицированная картонная звезда, сияющая в ночном небе вместо звезды настоящей. Таким же суррогатом жизни показано в поэме и существование под этой красной звездой. Оно показано как наказание без преступления. Мотив блуждания в поэме имеет и реалистическую мотивацию (герой пьян), но, конечно, перед нами и некая аллегория: у героя нет ориентиров. Едва стоя на ногах, он разбил витрину, в которой стояли образцы мебели, лёг на диван и уснул. Это фарсовое разрешение сюжета.

В минуты просветления у Семёнова такое ощущение, как будто его кто-то зовёт к идеальному, но одурманенный мозг не в состоянии отреагировать на этот голос совести или бога. Тем не менее, возникает мотив обращения к богу как к последней надежде. Именно обращение к богу, по мысли поэта, способно очистить общество. Самому Чухонцеву христианство дало духовную опору в жизни.

Как и некоторые писатели-прозаики, поэты послеоттепельного двадцатилетия обращаются к исторической тематике, чтобы поставить на её материале насущные, злободневные проблемы. Таков Давид Самойлов. С его точки зрения, история – та же современность, только отдалённая от нас. Он избегает общеизвестного, стремится к малоизвестным версиям, иногда пользуется историческими анекдотами. Тематика его произведений – нравственная. Одно из наиболее известных стихотворений Самойлова – «Солдат и Марта». Оно посвящено малоизвестным фактам жизни будущей Екатерины I. Автор использует приём «Маленьких трагедий»: то речь персонажей, то речь от третьего лица. [Чтение текста.]

Мы видим, как портит человека власть. Марта, ставшая Екатериной, ради высокого положения отреклась от любимого человека и даже скрыла, что она уже замужем. И как отличается настоящее поведение влюблённого человека (прежнего мужа Марты), его нравственное превосходство. Это и находится в центре внимания Самойлова.

Философская лирика

Развивается во второй половине 1960-х – первой половине 1980-х и философская лирика. Она разрабатывается как в духе реалистической традиции, например, у Арс. Тарковского в стихотворении «Жизнь, жизнь», так и в духе романтической традиции, предполагающей философское осмысление бытия (Левитанский). Наиболее органична философская тематика для поэтов-модернистов. У них она является основной. Ссылаются в этой связи на таких авторов, как Бродский, Кенжеев, Кривулин. Самая значительная фигура модернистской поэзии и вообще рѐڐސ٠поэзии второй половины века – Иосиф Александрович Бродский (1940-1996).