Элитистская мобилизационная система в Северной Корее

С 1948 по 1992 г. руководимая президентом Ким Ир Сеном Ко­рейская Народно-Демократическая Республика (КНДР) явля­лась воплощением сталинистской модели элитистской мобили­зационной системы. Ее «Великий Вождь» утверждал идеологию, представляющую смесь корейского национализма с элементами марксизма-ленинизма, среди которых были, в частности, поло­жения об авангардной роли партии, демократическом централиз­ме и государственном социализме. В структурном плане режим Мобилизовывал массы на социалистическое строительство. Об­щество было милитаризовано. Сильное государство ввело тоталь­ную регламентацию жизни населения. Центральная власть ши­роко пользовалась насилием (физическим, экономическим, иде-

ологическим), поддерживала строгую координацию, существова­ла обособленно от общественных объединений и активно дейст­вовала. Публичная политика была сфокусирована на скорейшей индустриализации. В поведенческом плане правление президен­та Ким Ир Сена представляло собой культ личности. Участие масс в политике не было ни добровольным, ни стихийным и но­сило организованный характер. В этом отношении северокорей­ская политическая система, пожалуй, являет собой лучший из су­ществующих примеров тоталитарной модели.

Вместе с тем у Северной Кореи было много сходства с бю­рократическим авторитарным режимом Южной Кореи при Пак Чжон Хи. В обеих Кореях у власти находились мощные бюрок­ратические авторитарные элиты, утверждавшие необходимость жесткого единоличного правления. В принятии правительст­венных решений участвовали военные. Экономическое разви­тие возглавляли технократы. Интеллектуалы, журналисты и профсоюзные активисты не могли влиять на процесс проведения политики. Сложившиеся группировки среди прави­тельственных деятелей выступали за проведение своего вариан­та политического курса; технократы-прагматики боролись с чи­новниками-идеологами. Северо- и южнокорейская высшие эшелоны власти занимались выработкой национальных ценно­стей, способствующих ускорению экономического развития: трудовая дисциплина, трудолюбие, самоограничение и стрем­ление к достижению общей цели. Элитистские мобилизацион­ные системы, действующие в рамках северо- и южнокорейских бюрократических авторитарных режимов, принесли определен­ные политические дивиденды. С 1960 по 1980 г. обе лации доби­лись впечатляющих темпов роста, осуществили быструю инду­стриализацию и достигли высокой степени равенства в доходах. Придавая особую роль «человеческому капиталу» (высокой об­разованности рабочих) и физическому капиталу (развитию тех­нологий), политики обеспечили высокие темпы роста промыш­ленности как в условиях госсоциализма, так и в условиях госка­питализма. Правительства Северной и Южной Кореи стреми­лись расширить торговлю с другими странами и увеличить по­ток капиталовложений извне, особенно в форме совместных предприятий. Ситуация в системах образования и здравоохра­нения в этих странах выгодно отличалась от большинства раз­вивающихся стран. В конце 80-х годов уровень грамотности среди взрослого населения превысил в них 90%. Младенческая смертность в возрасте до 1 года составила около 25 детей на ты­сячу. Средняя продолжительность жизни достигла 70 лет12.




Конечно, между этими системами имелись и существенные различия. Северокорейские политические правители, возглав­лявшие элитистскую мобилизационную систему, осуществляли более глубокий контроль за населением. Для КНДР характерны четко выраженный культ личности, сильная политическая пар­тия, меньшая степень социального плюрализма и большая идео­логическая приверженность делу реконструкции общества в рамках государственного контроля. Госкапитализм на Юге раз­решал частное предпринимательство и частные иностранные ка­питаловложения, в большей степени, чем социалистическая КНДР. Кампании по мобилизации масс в условиях северного режима привели к установлению более регламентированного об­щества.

Посредством многочисленных организационных мероприя­тий партийно-государственная элита организовывала народ на борьбу за развитие производства, получение образования и до­ступное здравоохранение. Повышение объемов производства достигалось с помощью «молниеносных войн», «200-дневных боев» и ударных бригад. Так «кампания ускорения 90-х годов» нацеливала массы на упорный труд, экономию материалов, по­вышение производительности труда и тем самым на достижение решения задач национального экономического плана. С по­мощью кампании «Летящего Коня» (Чанлия) и затем кампании «Команды Летящего Коня» предполагалось стимулировать раз­витие экономики и построение социализма в КНДР. «Три Рево­люционных движения» боролись за идеологическое обновле­ние, развитие культуры и ускорение научно-технического раз­вития. Члены «Трех Революционных бригад» следовали приме­ру партизан, воевавших с японцами в 30-х и в 40-х годах. Таким образом, стратегия, направленная на реализацию государствен­ной политики, опиралась на метод военной мобилизации. В конце 80-х годов в Корейскую народную армию призывали не менее 40—50% юношей в возрасте от 16 до 28 лет это, по-види­мому, самый высокий процент в мире. Около 10% населения со­стоит в Трудовой партии Кореи (ТПК), в других азиатских ком­мунистических режимах к правящей партии принадлежит не более 5% населения. Но и не будучи формально членом партии, каждый северокореец в возрасте старше восьми лет принимал Участие в какой-нибудь организации. Участию женщин в эко­номической и политической жизни помогал Корейский демок­ратический женский союз. Лица, желавшие открыто выражать собственные религиозные убеждения, должны были вступить в такие организации, как Корейская буддистская федерация, Ко-




рейская конфуцианская ассоциация или Корейская христиан­ская федерация. Партийные кадры направляли деятельность различных объединений через вовлечение их в Объединенные профсоюзы Кореи, Союз сельскохозяйственных рабочих Кореи и Союз работников литературы и искусства Кореи. Спортсмены состояли в Корейском спортивном комитете. Трудовая партия Кореи взяла под свой патронаж молодежь, организовав Юно­шеский корпус, бойскаутов, Союз социалистической трудовой молодежи Кореи, Красную молодую гвардию и Детскую гвар­дию, в которых молодежь изучала идеологию и жизнедеятель­ность президента Ким Ир Сена. С помощью этих организаций партия стремилась добиться от масс принятия и нужных элите политических норм типов ролевого поведения13.

Идеологический монизм наложил свой отпечаток на процесс принятия политических решений северокорейской элитистской мобилизационной системы. Взгляды президента Ким Ир Сена представляли собой сплав элементов конфуцианства, марксиз­ма-ленинизма и корейского национализма. Из конфуцианских концепций, вдохновлявших династию Ли, ему были близки такие идеи, как потребность в патриархальной опеке, политическом порядке, социальной гармонии, личной преданности, а также в наличии добродетельных правителей. Примеривая некоторые конфуцианские ценности к современной Корее, Ким Ир Сен рассматривал государство как своего рода большую патриархаль­ную семью. Как дети должны слушаться отца, так и корейский народ должен с сыновней преданностью относиться к Великому Вождю, — главному патриарху корейской нации, и своей матери — партии. Подчеркивание семейного послушания в отношении политической элиты отражало особое внимание, уделяемое со­циальной гармонии внутри иерархии. Как и мандарины-конфу­цианцы, президент Ким считал, что политическая жизнь напо­минает школу. Учитель — пример для своих учеников, а Великий Вождь со своими соратниками — политические просветители, обучающие своих граждан нравственному поведению, «правиль­ным» воззрениям (послушанию, любви к социалистическому отечеству). Конфуцианские принципы ставят духовно-нравст­венные ценности выше материального благополучия. Аналогич­ным образом, президент Ким отверг исторический материализм и выдвинул волюнтаристскую идею о том, что мышление создает материальную действительность.

В частности, между 1948 и 1960 гг., когда влияние Советского Союза было наибольшим, Ким Ир Сен задался целью адаптиро­вать марксизм-ленинизм к корейской действительности. Его

идеологические положения делали главный упор на диктатуру пролетариата, авангардную роль Трудовой партии Кореи, демок­ратический централизм, строительство социализма и сплочение перед лицом классового врага. Не приемля в массах стихийности, Ким считал, что им необходимо сплотиться вокруг партии — «ге­нерального штаба революции». (Ленин, а затем Сталин сравнива­ли коммунистическую партию с армией, которая, сохраняя же­лезную дисциплину, готова к беспощадной борьбе с контррево­люционерами.)

К концу 60-х годов марксистско-ленинские мотивы ослабли и на первый план вышла националистическая идея, связанная с термином «Чучхе». Возникший в 20-х годах, он первоначально означал восстановление независимости Кореи от иностранных держав, включая и японских колонизаторов, китайских захват­чиков и советский Коминтерн. Для интеллектуала-анархиста Син Чечхо (1880—1936) «Чучхе» — это национальное возрожде­ние, восстановление единого, независимого корейского госу­дарства, а также участие народа в массовых действиях, направ­ленных на возвращение политической независимости. Эту не­марксистскую концепцию Ким Ир Сен применил к условиям послевоенной Кореи. Как и Син, президент Ким соединил культ национального героя с культом корейского народа. Для Кима «Чучхе» означало национальную самостоятельность: по­литическую независимость, экономическую самодостаточ­ность, национальную военную безопасность и чистоту языка. Изгнав из корейского языка японские, китайские, английские и «буржуазные» термины и модернизировав язык так, чтобы он стал понятным для всех людей, президент Ким использовал языковую реформу для укрепления корейского национализма. Вместо того чтобы делать упор на «пролетарский интернацио­нализм» в интерпретации советских лидеров, он придерживался более националистической концепции «социалистического патриотизма». Короче говоря, «Чучхе» выражало волю к обрете­нию независимости от всех государств: будь то Россия, Китай, Япония или Соединенные Штаты14.

Коллективизм был для Ким Ир Сена важнее индивидуальных интересов. Типичный сторонник идеологического монизма, он воспринимал политическую систему как единую органичную об­щность, в которой коллективные сущности — нация, партия, го­сударство, народ — доминируют над отдельными элементами. Как человеческим организмом управляет мозг, так и в обществе политическая элита — голова — должна руководить всем осталь­ным. Северокорейские идеологи считали Ким Ир Сена «высо-

чайшим умом нации», «нервным центром общественно-полити­ческого организма». В здоровом организме отдельные части пре­бывают в гармонии между собой. Так и в обществе — следование индивидуальным интересам должно занимать подчиненное по­ложение по отношению к гармонизации сообщества. Индивиду­ализм объявлялся Ким Ир Сеном эгоистическим себялюбием. Он утверждал, что у индивидов не должно быть никаких разделя­ющих разнонаправленных или антагонистических интересов. Ра­бочий класс, крестьяне и трудовая интеллигенция должны дейст­вовать гармонично — функционировать как один человек, — сплоченные общей задачей осуществления революционных предначертаний партии.

Основой политической легитимности являлось слияние ду­ховно-нравственных ценностей с материальными интересами. Социалистическое строительство считалось «священнодействи­ем». Политические деятели прославляли Ким Ир Сена как «Из­бавителя нации» от японского и американского империализма. Послушанием Великому Вождю люди «зарабатывали» себе веч­ную жизнь. В «Песне о рае» социалистическая Корея именова­лась величайшей нацией в мире, созданным Великим Вождем «раем на земле». Признания масс правительственные лидеры до­бивались, раздавая моральные и материальные поощрения. Те из граждан, кто проявлял преданность официальному режиму и об­ладал моральными качествами «новой социалистической лично­сти» — трудолюбием, простотой, самоограничением, дисципли­нированностью, — удостоивались почестей, таких, как знак Ге­роя Труда КНДР и звание члена рабочей бригады «Летящего Ко­ня». Способствующие повышению производительности труда и процветанию нации получали денежные премии, повышения по службе и бесплатные путевки в дома отдыха. Как моральные, так и материальные поощрения выдавались за служение коллектив­ным интересам народа, революции и партии.

Официальная идеология утверждала политический элитизм и в то же время отрицала индивидуальную политическую свободу. Патерналистское государство отвечало за обеспечение людей, которых чиновники считали детьми, работой, пищей, кровом, одеждой, а также за доступность образования, здравоохранения. Авангардная Трудовая партия Кореи функционировала как по­литический просветитель, организатор и мобилизатор. Выражая монистическую ориентацию, Центральная станция радиовеща­ния КНДР в 1982 г. провозгласила: «Гигантская задача социали­стического строительства может быть выполнена, только когда вся партия и весь народ будут думать и действовать сообща, со-

гласно замыслу и воле партии»15. Великий Вождь Ким Ир Сен был олицетворением личного элитизма. Корейские идеологи на­зывали его творцом национального единства, лидером социали­стической революции, освободителем отчизны и образцом доб­родетели и человеческой воли. Как главный выразитель единой идеологии «Чучхе», Ким утверждал необходимость действий вождя, партии и масс как единого целого. Хотя на лозунгах было написано «служи народным массам», ТПК ожидала от людей по­слушания президенту Киму, а не вызовов социалистической сис­теме, партии, Великому Вождю или его политике16.

С поведенческой, а также с идеологической точки зрения президент Ким Ир Сен взял на себя роли главного выразителя идей и их исполнителя. Как харизматический лидер, он был на­циональным пророком («Избавитель нации»), идеологом, пар­тийным вождем и военачальником. Вслед за Сталиным и Мао он насаждал культ личности. Портреты и статуи Кима, воздвиг­нутые в его честь монументы были везде. Почти каждый гражда­нин носил красный значок с его изображением. Разносящиеся из громкоговорителей песни воодушевляли массы на усердный труд, строительство социализма и служение президенту. Идео­логическая пропаганда превозносила его, называя «Несравнен­ным патриотом», «Гением мировой революции» и «Солнцем ко­рейского народа». По-корейски Ир Сен означает «подобный солнцу». Кроме того, он возглавлял политический процесс в ка­честве непререкаемого главы правительства. В 90-е годы он за­нимал посты Генерального секретаря ЦК ТПК, председателя партийного Комитета по военным делам, председателя Нацио­нальной комиссии по обороне, председателя Центрального на­родного комитета, соединявшего в себе законодательные, ис­полнительные и судебные функции. Руководя Государствен­ным политическим бюро безопасности, он выявил в составе партии оппозиционные группировки. Партийный контроль над вооруженными силами предотвращал военные перевороты и поддерживал координационное единство в принятии прави­тельственных решений17.

Монистическая структура власти усиливала «монолитную» идеологию и единое руководство. В качестве авангардной партии ТПК господствовала как над социальными группами, так и над правительственными учреждениями. Она формулировала поли­тические приоритеты, координировала деятельность правитель­ства, следила за реализацией политики, контролировала соци­альные группы и мобилизовывала массы на социалистическое строительство и воссоединение корейской нации.

Элитистская мобилизационная система в Северной Корее - student2.ru Традиционные, религиозные и экономические объединения практически зависели от партии-государства. Пример традици­онной организации — семья президента Кима; она и возглавляла социалистическую династию. Он готовил своего сына Ким Чен Ира на роль своего преемника в должности президента и гене­рального секретаря. Его родственники занимали высшие госу­дарственные, партийные и военные посты. Традиционные груп­пы, не принадлежавшие к семье Кима, едва ли обладали какой-то самостоятельностью. На руководящих постах было мало жен­щин. Молодежь играла второстепенную роль. Религиозная сво­бода была ограничена. Экономические организации не могли вырабатывать собственную, независимую от партийно-государ­ственного руководства политику. Официальная идеология при­знавала три класса: рабочих, крестьян и трудовую интеллиген­цию; к последней относились партийные кадры, правительствен­ные чиновники, специалисты, люди свободных профессий, технократы. Несмотря на заявление о социалистическом равен­стве, эта «трудовая интеллигенция» доминировала как в партии, так и в государственных институтах.

Трудовая партия Кореи руководила сильным государством, о чем свидетельствует низкий уровень плюрализма, широкое применение мер принуждения, высокая степень централиза­ции, жесткая координация и всесторонний характер осуществ­ляемой им деятельности. Военно-полицейские органы — Госу­дарственное политическое бюро безопасности, Министерство общественной безопасности, Корейская народная армия, Ко­митет партийного контроля и полувоенные образования вроде Рабоче-крестьянской Красной гвардии — пользовались не­сколькими способами принуждения. Физическое принуждение включало тюремное заключение, пытки и казни. Экономиче­ское состояло в заключении в трудовой лагерь, увольнении с го­сударственных предприятий и понижении в должности. Инди­видов, не согласных с единой идеологией Ким Ир Сена, ждало принуждение в форме исключения из партии (чисток), обще­ственного порицания со стороны членов партии и требования выступить с самокритикой. В этих условиях существовали и оп­ределенные согласительные процедуры как способ получения поддержки. Используя типичный для малых групп в азиатских обществах механизм внутригруппового влияния, правящие чи­новники наделили производственные бригады, партийные ячейки и учебные классы правом раздачи материальных поощ­рений (денег) и морального стимулирования (присвоение по­четных званий).

Власть ТПК и государства была централизованной. Над пра­вительственными органами на местах, такими, как народные со­брания, народные комитеты, исполнительные комитеты провин­ций, городов, городских районов, сельских округов и деревень, стояли общегражданские организации типа государственного Центрального народного комитета, Политбюро и Секретариата партии. Под надзором партии местные учреждения проводили разработанную центром политику.

Президент Ким Ир Сен и его соратники по партии осуществ­ляли жесткую координацию деятельности правительственных институтов. ТПК и Корейская народная армия объединяли госу­дарственные учреждения. Военные вместе с ТПК разрабатывали и воплощали в жизнь государственную политику. Социалистиче­ской экономикой управляла центральная технократия. Полити­ческие решения принимали Политбюро, Административный со­вет (кабинет) и Государственная плановая комиссия. На уровне отдельных фабрик все решали директора и главные инженеры, являющиеся членами местного партийного комитета.

Власть государства распространялась на самые разные сфе­ры деятельности. В Корее практически не существовало част­ного сектора в экономике, как и частного образования или здравоохранения. В период с 1958 по 1990 г. в сельской местно­сти функционировали государственные и кооперативные хо­зяйства. Первые были крупнее и лучше механизированы, чем вторые. На государственных фермах выдавали зарплату, а не часть произведенной продукции, как получали члены коопера­тивных хозяйств. Отдельные лица не могли владеть землей — единственное исключение составляли небольшие участки, вы­деляемые кооперативом своим членам. На государственых кре­стьянских рынках кооператоры продавали выращенные на сво­их участках фрукты и овощи. В промышленности и торговле контроль принадлежал не частному бизнесу, а государствен­ным предприятиям и промышленным кооперативам. Если не­большие производства могли объединяться в кооперативы, то крупные — шахты, предприятия транспорта и связи, торговли, финансов являлись государственными. Министерству финан­сов, как органу центрального правительства, были подведомст­венны Центральный банк, Промышленный банк и Банк внеш­ней торговли. Это министерство, совместно с Государствен­ным комитетом по планированию, руководило разработкой экономической политики18.

Государственная экономическая политика определяла на­правления промышленного развития. Президент Ким Ир Сен

5 Чарльз Ф. Эндрейн 1 29

противопоставлял социализм капитализму. По его мнению, со­циализм означал экономическую независимость, государствен­ное планирование, централизованное руководство и обществен­ную собственность. Для капитализма характерна экономическая зависимость от крупного капитала, рыночные механизмы, де­централизация и частная собственность. Социализм предполагал трансформацию под влиянием партии-государства человеческо­го сознания, а не изменение производственных отношений вроде рабочего контроля над экономической деятельностью или унич­тожения разницы между умственным и физическим трудом. Кро­ме того, он отвергал общество всеобщего благосостояния, при­равнивая его к «буржуазной демократии» и «буржуазному либе­рализму»19.

Соединив идеологию и организацию, партийно-государст­венная власть осуществила всесторонние экономические пре­образования. Политические организации обеспечили высокие темпы роста в промышленности и равенство в доходах. В част­ности, с 1961 по 1965 и с 1971 по 1975 гг. рост ВНП составлял 9—10% в год. Механизация сельского хозяйства позволила уве­личить производство риса. Эти высокие темпы роста элита КНДР обеспечила благодаря заботе о создании физического и человеческого капитала. Импорт машин, оборудования и техно­логий из Советского Союза, а также Японии, Франции, Запад­ной Германии и Швейцарии позволил Северной Корее создать базовые отрасли тяжелой промышленности: черную металлур­гию, угледобычу, химическую, станкостроительный? и оборон­ную. После 1980 г. стал возможен экспорт цемента, угля, стали, станков и вооружений. Особое внимание к техническому обра­зованию объяснялось тем, что технократам принадлежала веду­щая роль в обеспечении экономического развития. Благодаря быстрым темпам промышленного развития, а также правитель­ственным программам, регулирующим трудовые ресурсы, без­работица держалась на довольно низком уровне. Контроль над ценами на потребительские товары, над стоимостью жилья и коммунальных услуг сдерживал рост инфляции. Осуществляя программы распределения земли, субсидируя выращивание ри­са и арендную плату и обеспечивая полную занятость всеобщее образование и здравоохранение, политики добились относи­тельно эгалитарного распределения доходов.

Несмотря на успехи этой политики, после 1980 г. экономиче­ская ситуация стала ухудшаться. Темпы роста ежегодно падали на 2%. Не хватало продуктов питания, сырья, нефти, угля, элек­троэнергии и товаров народного потребления. Большой торг-

овый дефицит усилил экономическую стагнацию. Правительст­во нуждалось в твердой валюте для импорта передового в техно­логическом отношении оборудования из развитых капитали­стических стран. После 1990 г. СССР уже не предоставлял деше­вые кредиты и недорогую нефть. Экономическому росту также препятствовали чрезмерные государственные расходы на ар­мию, производство вооружений и строительство монументов и статуй, прославляющих Ким Ир Сена. Крестьянам не хватало удобрений, инсектицидов, горючесмазочных материалов и складских помещений для хранения сельскохозяйственной продукции; поэтому снизилось производство зерна и риса. В некоторых районах сельские жители голодали. Негибкие меха­низмы государственного планирования не могли легко приспо­собиться к изменению мировой экономики. Моральное старе­ние оборудования, отсутствие инноваций, проблемы с транс­портом на фоне экономического упадка в Советском Союзе привели корейских политиков к созданию зон свободной тор­говли и совместных предприятий с иностранными частными инвесторами.

Все усложнявшаяся система стратификации нуждалась в гиб­кой общественной политике. По мере падения темпов развития росло недовольство партийно-государственной элитой, пользо­вавшейся значительными привилегиями. Партийным чиновни­кам, государственным служащим верхнего эшелона, старшим ар­мейским офицерам, деятелям искусства и известным спортсме­нам предоставлялись особые возможности для отдыха, новые квартиры, роскошные машины («мерседес-бенц», «вольво»), бес­платные путевки, продукты питания, импортные товары (часы «Ролекс», одежда); возможность получить высшее образование и лучшее медицинское обслуживание. Среди рядового населения квалифицированные рабочие в тяжелой промышленности полу­чали более высокую зарплату, чем менее квалифицированные ра­ботники легкой промышленности и сельского хозяйства. Такая элитарная стратификация явно противоречила идеологическим заповедям эгалитарной системы, «служащей интересам народ­ных масс»20. Для борьбы с возникающим недовольством прави­тельство активизировало программы политического просвеще­ния и идеологического принуждения.

В заключение можно сказать, что в КНДР процесс проведе­ния политики сочетал нововведения с преемственностью. Вы­сокие темпы развития и большее равенство в доходах, чем при колониальном правлении Японии, привели в КНДР к корен-

5* 131

ным преобразованиям. Социально-экономическая трансфор­мация происходила на фоне политической преемственности. Как бы ни велика была роль авангардной ТПК и активистского государства, большое значение имело и то, что данная мобили­зационная система сохраняла преемственность династии Ли. Патриархальность, покорность политической элите, политиче­ская замкнутость, идеологическое принуждение, управление посредством убеждений — все это перекликалось с династиче­скими традициями прошлых веков. Ким Ир Сен, президент-мо­нарх, держался как отец своего народа, предоставляя заботы по воспитанию «матери-партии». Начав свой путь как обычный последователь марксизма-ленинизма, он попытался затем пере­дать свою харизматическую легитимность сыну — Ким Чен Иру. При этой династической последовательности революционно-социалистическая семья президента Ким Ир Сена функциони­ровала в качестве господствующей политической элиты, воз­главляющей мобилизационную систему21.

Заключение

Как показывает анализ примеров России и Северной Кореи, мо­билизационная система функционирует в соответствии с особы­ми отличающими ее фундаментальными принципами, политиче­скими стилями и методами осуществления социальных преобра­зований. Движущей силой является участие масс, стихийное или контролируемое. Популистский тип характеризуется широким добровольным участием масс и коллективным руководством при относительно слабом государстве. В отличие от лидеров согласи­тельных систем, популисты-мобилизаторы соединяют матери­альные интересы и приверженность радикальным идеологиче­ским преобразованиям. Активистами движут моральные устрем­ления, а не желание заключить политические сделки.

В элитистской мобилизационной системе социальные группы и участие масс в политике контролируется мощным государством и авангардной политической партией. Харизматический лидер предлагает идеологическое видение, озаряющее радикальную ре­конструкцию общества светом духовно-нравственных ценно­стей. Технократы и бюрократы, осуществляющие политику с по­мощью управленческой иерархии, отличаются более прагматиче­ской ориентацией. На их подход к проведению социальных пре­образований влияет не идеологическая чистота, а политическая

. целесообразность. Мобилизационные системы пытаются до­биться общественных преобразований с помощью институцио­нальных потрясений. Революционные движения разрушают инс­титуты старого режима и создают новые: политические партии, общественные организации, органы пропаганды и общеобразо­вательные школы. При разработке коренных социальных преоб­разований, таких, как быстрая индустриализация и ликвидация неграмотности, расширение возможностей вертикальной мо­бильности, элитарные мобилизаторы полагаются на идеологиче­ское убеждение и организационный контроль22. Однако, измене­ния политической системы отстают от социальных. Поэтому элитистские мобилизационные системы как правило недолго­вечны. После смерти харизматического лидера они трансформи­руются в другой системный тип — обычно в бюрократический ав­торитарный режим.

Как и изучающие тоталитаризм философы, исследователь элитистских мобилизационных систем часто преувеличивает значение идеологии харизматического лидера и преуменьшает различие между радикальной риторикой и фактической реализа­цией политики. Например, в работе «Происхождение тоталита­ризма» Ханна Арендт полагает, что тоталитарные элиты обладают достаточной волей и властью для трансформации существующих социально-политических структур: «Где бы и когда бы он [тота­литаризм] ни приходил к власти, всюду он создавал совершенно новые политические институты и разрушал все социальные, пра­вовые и политические традиции страны»23. Однако эмпириче­ские исследования нацистской Германии, сталинистского Со­ветского Союза и маоистского Китая показывают ограничен­ность устремлений партийно-государственных элит к тотальным изменениям. Подобно КНДР, эти национальные государства функционировали как закрытые политические системы, враж­дебные гражданским свободам и интеллектуальному поиску. Ни отечественные, ни иностранные наблюдатели не могли найти ' факты, подтверждающие соперничество фракций внутри правя­щей элиты или массовое сопротивлене со стороны населения. Чтение идеологических трактатов или прослушивание по радио политических программ оказалось более легким делом, чем на­блюдение за функционированием высших политических струк­тур. Отсюда преувеличение наблюдателями степени происходя­щих структурных, поведенческих и мировоззренческих транс­формаций. Реальные изменения стали видны лишь после распа­да элитистской мобилизационной системы. Названные режимы

сумели задумать и осуществить быстрое развитие промышленно­сти, послевоенную реконструкцию, коллективизацию сельского хозяйства и создание военно-промышленного комплекса. Одна­ко социально-экономическое неравенство сохранилось. Сущест­вующая политическая практика продолжала соответствовать тра­диционному элитарному стилю правления. Мало кто из альтру­истов или идеологических «пуристов» обладал достаточной вла­стью для преобразования общества в соответствии с официаль­ными революционными учениями24.

____________________________________________ Часть II

Наши рекомендации