Элитистская мобилизационная система в Северной Корее

С 1948 по 1992 г. руководимая президентом Ким Ир Сеном Ко­рейская Народно-Демократическая Республика (КНДР) явля­лась воплощением сталинистской модели элитистской мобили­зационной системы. Ее «Великий Вождь» утверждал идеологию, представляющую смесь корейского национализма с элементами марксизма-ленинизма, среди которых были, в частности, поло­жения об авангардной роли партии, демократическом централиз­ме и государственном социализме. В структурном плане режим Мобилизовывал массы на социалистическое строительство. Об­щество было милитаризовано. Сильное государство ввело тоталь­ную регламентацию жизни населения. Центральная власть ши­роко пользовалась насилием (физическим, экономическим, иде-

ологическим), поддерживала строгую координацию, существова­ла обособленно от общественных объединений и активно дейст­вовала. Публичная политика была сфокусирована на скорейшей индустриализации. В поведенческом плане правление президен­та Ким Ир Сена представляло собой культ личности. Участие масс в политике не было ни добровольным, ни стихийным и но­сило организованный характер. В этом отношении северокорей­ская политическая система, пожалуй, являет собой лучший из су­ществующих примеров тоталитарной модели.

Вместе с тем у Северной Кореи было много сходства с бю­рократическим авторитарным режимом Южной Кореи при Пак Чжон Хи. В обеих Кореях у власти находились мощные бюрок­ратические авторитарные элиты, утверждавшие необходимость жесткого единоличного правления. В принятии правительст­венных решений участвовали военные. Экономическое разви­тие возглавляли технократы. Интеллектуалы, журналисты и профсоюзные активисты не могли влиять на процесс проведения политики. Сложившиеся группировки среди прави­тельственных деятелей выступали за проведение своего вариан­та политического курса; технократы-прагматики боролись с чи­новниками-идеологами. Северо- и южнокорейская высшие эшелоны власти занимались выработкой национальных ценно­стей, способствующих ускорению экономического развития: трудовая дисциплина, трудолюбие, самоограничение и стрем­ление к достижению общей цели. Элитистские мобилизацион­ные системы, действующие в рамках северо- и южнокорейских бюрократических авторитарных режимов, принесли определен­ные политические дивиденды. С 1960 по 1980 г. обе лации доби­лись впечатляющих темпов роста, осуществили быструю инду­стриализацию и достигли высокой степени равенства в доходах. Придавая особую роль «человеческому капиталу» (высокой об­разованности рабочих) и физическому капиталу (развитию тех­нологий), политики обеспечили высокие темпы роста промыш­ленности как в условиях госсоциализма, так и в условиях госка­питализма. Правительства Северной и Южной Кореи стреми­лись расширить торговлю с другими странами и увеличить по­ток капиталовложений извне, особенно в форме совместных предприятий. Ситуация в системах образования и здравоохра­нения в этих странах выгодно отличалась от большинства раз­вивающихся стран. В конце 80-х годов уровень грамотности среди взрослого населения превысил в них 90%. Младенческая смертность в возрасте до 1 года составила около 25 детей на ты­сячу. Средняя продолжительность жизни достигла 70 лет¹².

Конечно, между этими системами имелись и существенные различия. Северокорейские политические правители, возглав­лявшие элитистскую мобилизационную систему, осуществляли более глубокий контроль за населением. Для КНДР характерны четко выраженный культ личности, сильная политическая пар­тия, меньшая степень социального плюрализма и большая идео­логическая приверженность делу реконструкции общества в рамках государственного контроля. Госкапитализм на Юге раз­решал частное предпринимательство и частные иностранные ка­питаловложения, в большей степени, чем социалистическая КНДР. Кампании по мобилизации масс в условиях северного режима привели к установлению более регламентированного об­щества.

Посредством многочисленных организационных мероприя­тий партийно-государственная элита организовывала народ на борьбу за развитие производства, получение образования и до­ступное здравоохранение. Повышение объемов производства достигалось с помощью «молниеносных войн», «200-дневных боев» и ударных бригад. Так «кампания ускорения 90-х годов» нацеливала массы на упорный труд, экономию материалов, по­вышение производительности труда и тем самым на достижение решения задач национального экономического плана. С по­мощью кампании «Летящего Коня» (Чанлия) и затем кампании «Команды Летящего Коня» предполагалось стимулировать раз­витие экономики и построение социализма в КНДР. «Три Рево­люционных движения» боролись за идеологическое обновле­ние, развитие культуры и ускорение научно-технического раз­вития. Члены «Трех Революционных бригад» следовали приме­ру партизан, воевавших с японцами в 30-х и в 40-х годах. Таким образом, стратегия, направленная на реализацию государствен­ной политики, опиралась на метод военной мобилизации. В конце 80-х годов в Корейскую народную армию призывали не менее 40—50% юношей в возрасте от 16 до 28 лет это, по-види­мому, самый высокий процент в мире. Около 10% населения со­стоит в Трудовой партии Кореи (ТПК), в других азиатских ком­мунистических режимах к правящей партии принадлежит не более 5% населения. Но и не будучи формально членом партии, каждый северокореец в возрасте старше восьми лет принимал Участие в какой-нибудь организации. Участию женщин в эко­номической и политической жизни помогал Корейский демок­ратический женский союз. Лица, желавшие открыто выражать собственные религиозные убеждения, должны были вступить в такие организации, как Корейская буддистская федерация, Ко-

рейская конфуцианская ассоциация или Корейская христиан­ская федерация. Партийные кадры направляли деятельность различных объединений через вовлечение их в Объединенные профсоюзы Кореи, Союз сельскохозяйственных рабочих Кореи и Союз работников литературы и искусства Кореи. Спортсмены состояли в Корейском спортивном комитете. Трудовая партия Кореи взяла под свой патронаж молодежь, организовав Юно­шеский корпус, бойскаутов, Союз социалистической трудовой молодежи Кореи, Красную молодую гвардию и Детскую гвар­дию, в которых молодежь изучала идеологию и жизнедеятель­ность президента Ким Ир Сена. С помощью этих организаций партия стремилась добиться от масс принятия и нужных элите политических норм типов ролевого поведения¹³.

Идеологический монизм наложил свой отпечаток на процесс принятия политических решений северокорейской элитистской мобилизационной системы. Взгляды президента Ким Ир Сена представляли собой сплав элементов конфуцианства, марксиз­ма-ленинизма и корейского национализма. Из конфуцианских концепций, вдохновлявших династию Ли, ему были близки такие идеи, как потребность в патриархальной опеке, политическом порядке, социальной гармонии, личной преданности, а также в наличии добродетельных правителей. Примеривая некоторые конфуцианские ценности к современной Корее, Ким Ир Сен рассматривал государство как своего рода большую патриархаль­ную семью. Как дети должны слушаться отца, так и корейский народ должен с сыновней преданностью относиться к Великому Вождю, — главному патриарху корейской нации, и своей матери — партии. Подчеркивание семейного послушания в отношении политической элиты отражало особое внимание, уделяемое со­циальной гармонии внутри иерархии. Как и мандарины-конфу­цианцы, президент Ким считал, что политическая жизнь напо­минает школу. Учитель — пример для своих учеников, а Великий Вождь со своими соратниками — политические просветители, обучающие своих граждан нравственному поведению, «правиль­ным» воззрениям (послушанию, любви к социалистическому отечеству). Конфуцианские принципы ставят духовно-нравст­венные ценности выше материального благополучия. Аналогич­ным образом, президент Ким отверг исторический материализм и выдвинул волюнтаристскую идею о том, что мышление создает материальную действительность.

В частности, между 1948 и 1960 гг., когда влияние Советского Союза было наибольшим, Ким Ир Сен задался целью адаптиро­вать марксизм-ленинизм к корейской действительности. Его

идеологические положения делали главный упор на диктатуру пролетариата, авангардную роль Трудовой партии Кореи, демок­ратический централизм, строительство социализма и сплочение перед лицом классового врага. Не приемля в массах стихийности, Ким считал, что им необходимо сплотиться вокруг партии — «ге­нерального штаба революции». (Ленин, а затем Сталин сравнива­ли коммунистическую партию с армией, которая, сохраняя же­лезную дисциплину, готова к беспощадной борьбе с контррево­люционерами.)

К концу 60-х годов марксистско-ленинские мотивы ослабли и на первый план вышла националистическая идея, связанная с термином «Чучхе». Возникший в 20-х годах, он первоначально означал восстановление независимости Кореи от иностранных держав, включая и японских колонизаторов, китайских захват­чиков и советский Коминтерн. Для интеллектуала-анархиста Син Чечхо (1880—1936) «Чучхе» — это национальное возрожде­ние, восстановление единого, независимого корейского госу­дарства, а также участие народа в массовых действиях, направ­ленных на возвращение политической независимости. Эту не­марксистскую концепцию Ким Ир Сен применил к условиям послевоенной Кореи. Как и Син, президент Ким соединил культ национального героя с культом корейского народа. Для Кима «Чучхе» означало национальную самостоятельность: по­литическую независимость, экономическую самодостаточ­ность, национальную военную безопасность и чистоту языка. Изгнав из корейского языка японские, китайские, английские и «буржуазные» термины и модернизировав язык так, чтобы он стал понятным для всех людей, президент Ким использовал языковую реформу для укрепления корейского национализма. Вместо того чтобы делать упор на «пролетарский интернацио­нализм» в интерпретации советских лидеров, он придерживался более националистической концепции «социалистического патриотизма». Короче говоря, «Чучхе» выражало волю к обрете­нию независимости от всех государств: будь то Россия, Китай, Япония или Соединенные Штаты¹⁴.

Коллективизм был для Ким Ир Сена важнее индивидуальных интересов. Типичный сторонник идеологического монизма, он воспринимал политическую систему как единую органичную об­щность, в которой коллективные сущности — нация, партия, го­сударство, народ — доминируют над отдельными элементами. Как человеческим организмом управляет мозг, так и в обществе политическая элита — голова — должна руководить всем осталь­ным. Северокорейские идеологи считали Ким Ир Сена «высо-

чайшим умом нации», «нервным центром общественно-полити­ческого организма». В здоровом организме отдельные части пре­бывают в гармонии между собой. Так и в обществе — следование индивидуальным интересам должно занимать подчиненное по­ложение по отношению к гармонизации сообщества. Индивиду­ализм объявлялся Ким Ир Сеном эгоистическим себялюбием. Он утверждал, что у индивидов не должно быть никаких разделя­ющих разнонаправленных или антагонистических интересов. Ра­бочий класс, крестьяне и трудовая интеллигенция должны дейст­вовать гармонично — функционировать как один человек, — сплоченные общей задачей осуществления революционных предначертаний партии.

Основой политической легитимности являлось слияние ду­ховно-нравственных ценностей с материальными интересами. Социалистическое строительство считалось «священнодействи­ем». Политические деятели прославляли Ким Ир Сена как «Из­бавителя нации» от японского и американского империализма. Послушанием Великому Вождю люди «зарабатывали» себе веч­ную жизнь. В «Песне о рае» социалистическая Корея именова­лась величайшей нацией в мире, созданным Великим Вождем «раем на земле». Признания масс правительственные лидеры до­бивались, раздавая моральные и материальные поощрения. Те из граждан, кто проявлял преданность официальному режиму и об­ладал моральными качествами «новой социалистической лично­сти» — трудолюбием, простотой, самоограничением, дисципли­нированностью, — удостоивались почестей, таких, как знак Ге­роя Труда КНДР и звание члена рабочей бригады «Летящего Ко­ня». Способствующие повышению производительности труда и процветанию нации получали денежные премии, повышения по службе и бесплатные путевки в дома отдыха. Как моральные, так и материальные поощрения выдавались за служение коллектив­ным интересам народа, революции и партии.

Официальная идеология утверждала политический элитизм и в то же время отрицала индивидуальную политическую свободу. Патерналистское государство отвечало за обеспечение людей, которых чиновники считали детьми, работой, пищей, кровом, одеждой, а также за доступность образования, здравоохранения. Авангардная Трудовая партия Кореи функционировала как по­литический просветитель, организатор и мобилизатор. Выражая монистическую ориентацию, Центральная станция радиовеща­ния КНДР в 1982 г. провозгласила: «Гигантская задача социали­стического строительства может быть выполнена, только когда вся партия и весь народ будут думать и действовать сообща, со-

гласно замыслу и воле партии»¹⁵. Великий Вождь Ким Ир Сен был олицетворением личного элитизма. Корейские идеологи на­зывали его творцом национального единства, лидером социали­стической революции, освободителем отчизны и образцом доб­родетели и человеческой воли. Как главный выразитель единой идеологии «Чучхе», Ким утверждал необходимость действий вождя, партии и масс как единого целого. Хотя на лозунгах было написано «служи народным массам», ТПК ожидала от людей по­слушания президенту Киму, а не вызовов социалистической сис­теме, партии, Великому Вождю или его политике¹⁶.

С поведенческой, а также с идеологической точки зрения президент Ким Ир Сен взял на себя роли главного выразителя идей и их исполнителя. Как харизматический лидер, он был на­циональным пророком («Избавитель нации»), идеологом, пар­тийным вождем и военачальником. Вслед за Сталиным и Мао он насаждал культ личности. Портреты и статуи Кима, воздвиг­нутые в его честь монументы были везде. Почти каждый гражда­нин носил красный значок с его изображением. Разносящиеся из громкоговорителей песни воодушевляли массы на усердный труд, строительство социализма и служение президенту. Идео­логическая пропаганда превозносила его, называя «Несравнен­ным патриотом», «Гением мировой революции» и «Солнцем ко­рейского народа». По-корейски Ир Сен означает «подобный солнцу». Кроме того, он возглавлял политический процесс в ка­честве непререкаемого главы правительства. В 90-е годы он за­нимал посты Генерального секретаря ЦК ТПК, председателя партийного Комитета по военным делам, председателя Нацио­нальной комиссии по обороне, председателя Центрального на­родного комитета, соединявшего в себе законодательные, ис­полнительные и судебные функции. Руководя Государствен­ным политическим бюро безопасности, он выявил в составе партии оппозиционные группировки. Партийный контроль над вооруженными силами предотвращал военные перевороты и поддерживал координационное единство в принятии прави­тельственных решений¹⁷.

Монистическая структура власти усиливала «монолитную» идеологию и единое руководство. В качестве авангардной партии ТПК господствовала как над социальными группами, так и над правительственными учреждениями. Она формулировала поли­тические приоритеты, координировала деятельность правитель­ства, следила за реализацией политики, контролировала соци­альные группы и мобилизовывала массы на социалистическое строительство и воссоединение корейской нации.

Традиционные, религиозные и экономические объединения практически зависели от партии-государства. Пример традици­онной организации — семья президента Кима; она и возглавляла социалистическую династию. Он готовил своего сына Ким Чен Ира на роль своего преемника в должности президента и гене­рального секретаря. Его родственники занимали высшие госу­дарственные, партийные и военные посты. Традиционные груп­пы, не принадлежавшие к семье Кима, едва ли обладали какой-то самостоятельностью. На руководящих постах было мало жен­щин. Молодежь играла второстепенную роль. Религиозная сво­бода была ограничена. Экономические организации не могли вырабатывать собственную, независимую от партийно-государ­ственного руководства политику. Официальная идеология при­знавала три класса: рабочих, крестьян и трудовую интеллиген­цию; к последней относились партийные кадры, правительствен­ные чиновники, специалисты, люди свободных профессий, технократы. Несмотря на заявление о социалистическом равен­стве, эта «трудовая интеллигенция» доминировала как в партии, так и в государственных институтах.

Трудовая партия Кореи руководила сильным государством, о чем свидетельствует низкий уровень плюрализма, широкое применение мер принуждения, высокая степень централиза­ции, жесткая координация и всесторонний характер осуществ­ляемой им деятельности. Военно-полицейские органы — Госу­дарственное политическое бюро безопасности, Министерство общественной безопасности, Корейская народная армия, Ко­митет партийного контроля и полувоенные образования вроде Рабоче-крестьянской Красной гвардии — пользовались не­сколькими способами принуждения. Физическое принуждение включало тюремное заключение, пытки и казни. Экономиче­ское состояло в заключении в трудовой лагерь, увольнении с го­сударственных предприятий и понижении в должности. Инди­видов, не согласных с единой идеологией Ким Ир Сена, ждало принуждение в форме исключения из партии (чисток), обще­ственного порицания со стороны членов партии и требования выступить с самокритикой. В этих условиях существовали и оп­ределенные согласительные процедуры как способ получения поддержки. Используя типичный для малых групп в азиатских обществах механизм внутригруппового влияния, правящие чи­новники наделили производственные бригады, партийные ячейки и учебные классы правом раздачи материальных поощ­рений (денег) и морального стимулирования (присвоение по­четных званий).

Власть ТПК и государства была централизованной. Над пра­вительственными органами на местах, такими, как народные со­брания, народные комитеты, исполнительные комитеты провин­ций, городов, городских районов, сельских округов и деревень, стояли общегражданские организации типа государственного Центрального народного комитета, Политбюро и Секретариата партии. Под надзором партии местные учреждения проводили разработанную центром политику.

Президент Ким Ир Сен и его соратники по партии осуществ­ляли жесткую координацию деятельности правительственных институтов. ТПК и Корейская народная армия объединяли госу­дарственные учреждения. Военные вместе с ТПК разрабатывали и воплощали в жизнь государственную политику. Социалистиче­ской экономикой управляла центральная технократия. Полити­ческие решения принимали Политбюро, Административный со­вет (кабинет) и Государственная плановая комиссия. На уровне отдельных фабрик все решали директора и главные инженеры, являющиеся членами местного партийного комитета.

Власть государства распространялась на самые разные сфе­ры деятельности. В Корее практически не существовало част­ного сектора в экономике, как и частного образования или здравоохранения. В период с 1958 по 1990 г. в сельской местно­сти функционировали государственные и кооперативные хо­зяйства. Первые были крупнее и лучше механизированы, чем вторые. На государственных фермах выдавали зарплату, а не часть произведенной продукции, как получали члены коопера­тивных хозяйств. Отдельные лица не могли владеть землей — единственное исключение составляли небольшие участки, вы­деляемые кооперативом своим членам. На государственых кре­стьянских рынках кооператоры продавали выращенные на сво­их участках фрукты и овощи. В промышленности и торговле контроль принадлежал не частному бизнесу, а государствен­ным предприятиям и промышленным кооперативам. Если не­большие производства могли объединяться в кооперативы, то крупные — шахты, предприятия транспорта и связи, торговли, финансов являлись государственными. Министерству финан­сов, как органу центрального правительства, были подведомст­венны Центральный банк, Промышленный банк и Банк внеш­ней торговли. Это министерство, совместно с Государствен­ным комитетом по планированию, руководило разработкой экономической политики¹⁸.

Государственная экономическая политика определяла на­правления промышленного развития. Президент Ким Ир Сен

5 Чарльз Ф. Эндрейн 1 29

противопоставлял социализм капитализму. По его мнению, со­циализм означал экономическую независимость, государствен­ное планирование, централизованное руководство и обществен­ную собственность. Для капитализма характерна экономическая зависимость от крупного капитала, рыночные механизмы, де­централизация и частная собственность. Социализм предполагал трансформацию под влиянием партии-государства человеческо­го сознания, а не изменение производственных отношений вроде рабочего контроля над экономической деятельностью или унич­тожения разницы между умственным и физическим трудом. Кро­ме того, он отвергал общество всеобщего благосостояния, при­равнивая его к «буржуазной демократии» и «буржуазному либе­рализму»¹⁹.

Соединив идеологию и организацию, партийно-государст­венная власть осуществила всесторонние экономические пре­образования. Политические организации обеспечили высокие темпы роста в промышленности и равенство в доходах. В част­ности, с 1961 по 1965 и с 1971 по 1975 гг. рост ВНП составлял 9—10% в год. Механизация сельского хозяйства позволила уве­личить производство риса. Эти высокие темпы роста элита КНДР обеспечила благодаря заботе о создании физического и человеческого капитала. Импорт машин, оборудования и техно­логий из Советского Союза, а также Японии, Франции, Запад­ной Германии и Швейцарии позволил Северной Корее создать базовые отрасли тяжелой промышленности: черную металлур­гию, угледобычу, химическую, станкостроительный? и оборон­ную. После 1980 г. стал возможен экспорт цемента, угля, стали, станков и вооружений. Особое внимание к техническому обра­зованию объяснялось тем, что технократам принадлежала веду­щая роль в обеспечении экономического развития. Благодаря быстрым темпам промышленного развития, а также правитель­ственным программам, регулирующим трудовые ресурсы, без­работица держалась на довольно низком уровне. Контроль над ценами на потребительские товары, над стоимостью жилья и коммунальных услуг сдерживал рост инфляции. Осуществляя программы распределения земли, субсидируя выращивание ри­са и арендную плату и обеспечивая полную занятость всеобщее образование и здравоохранение, политики добились относи­тельно эгалитарного распределения доходов.

Несмотря на успехи этой политики, после 1980 г. экономиче­ская ситуация стала ухудшаться. Темпы роста ежегодно падали на 2%. Не хватало продуктов питания, сырья, нефти, угля, элек­троэнергии и товаров народного потребления. Большой торг-

овый дефицит усилил экономическую стагнацию. Правительст­во нуждалось в твердой валюте для импорта передового в техно­логическом отношении оборудования из развитых капитали­стических стран. После 1990 г. СССР уже не предоставлял деше­вые кредиты и недорогую нефть. Экономическому росту также препятствовали чрезмерные государственные расходы на ар­мию, производство вооружений и строительство монументов и статуй, прославляющих Ким Ир Сена. Крестьянам не хватало удобрений, инсектицидов, горючесмазочных материалов и складских помещений для хранения сельскохозяйственной продукции; поэтому снизилось производство зерна и риса. В некоторых районах сельские жители голодали. Негибкие меха­низмы государственного планирования не могли легко приспо­собиться к изменению мировой экономики. Моральное старе­ние оборудования, отсутствие инноваций, проблемы с транс­портом на фоне экономического упадка в Советском Союзе привели корейских политиков к созданию зон свободной тор­говли и совместных предприятий с иностранными частными инвесторами.

Все усложнявшаяся система стратификации нуждалась в гиб­кой общественной политике. По мере падения темпов развития росло недовольство партийно-государственной элитой, пользо­вавшейся значительными привилегиями. Партийным чиновни­кам, государственным служащим верхнего эшелона, старшим ар­мейским офицерам, деятелям искусства и известным спортсме­нам предоставлялись особые возможности для отдыха, новые квартиры, роскошные машины («мерседес-бенц», «вольво»), бес­платные путевки, продукты питания, импортные товары (часы «Ролекс», одежда); возможность получить высшее образование и лучшее медицинское обслуживание. Среди рядового населения квалифицированные рабочие в тяжелой промышленности полу­чали более высокую зарплату, чем менее квалифицированные ра­ботники легкой промышленности и сельского хозяйства. Такая элитарная стратификация явно противоречила идеологическим заповедям эгалитарной системы, «служащей интересам народ­ных масс»²⁰. Для борьбы с возникающим недовольством прави­тельство активизировало программы политического просвеще­ния и идеологического принуждения.

В заключение можно сказать, что в КНДР процесс проведе­ния политики сочетал нововведения с преемственностью. Вы­сокие темпы развития и большее равенство в доходах, чем при колониальном правлении Японии, привели в КНДР к корен-

⁵* 131

ным преобразованиям. Социально-экономическая трансфор­мация происходила на фоне политической преемственности. Как бы ни велика была роль авангардной ТПК и активистского государства, большое значение имело и то, что данная мобили­зационная система сохраняла преемственность династии Ли. Патриархальность, покорность политической элите, политиче­ская замкнутость, идеологическое принуждение, управление посредством убеждений — все это перекликалось с династиче­скими традициями прошлых веков. Ким Ир Сен, президент-мо­нарх, держался как отец своего народа, предоставляя заботы по воспитанию «матери-партии». Начав свой путь как обычный последователь марксизма-ленинизма, он попытался затем пере­дать свою харизматическую легитимность сыну — Ким Чен Иру. При этой династической последовательности революционно-социалистическая семья президента Ким Ир Сена функциони­ровала в качестве господствующей политической элиты, воз­главляющей мобилизационную систему²¹.

Заключение

Как показывает анализ примеров России и Северной Кореи, мо­билизационная система функционирует в соответствии с особы­ми отличающими ее фундаментальными принципами, политиче­скими стилями и методами осуществления социальных преобра­зований. Движущей силой является участие масс, стихийное или контролируемое. Популистский тип характеризуется широким добровольным участием масс и коллективным руководством при относительно слабом государстве. В отличие от лидеров согласи­тельных систем, популисты-мобилизаторы соединяют матери­альные интересы и приверженность радикальным идеологиче­ским преобразованиям. Активистами движут моральные устрем­ления, а не желание заключить политические сделки.

В элитистской мобилизационной системе социальные группы и участие масс в политике контролируется мощным государством и авангардной политической партией. Харизматический лидер предлагает идеологическое видение, озаряющее радикальную ре­конструкцию общества светом духовно-нравственных ценно­стей. Технократы и бюрократы, осуществляющие политику с по­мощью управленческой иерархии, отличаются более прагматиче­ской ориентацией. На их подход к проведению социальных пре­образований влияет не идеологическая чистота, а политическая

. целесообразность. Мобилизационные системы пытаются до­биться общественных преобразований с помощью институцио­нальных потрясений. Революционные движения разрушают инс­титуты старого режима и создают новые: политические партии, общественные организации, органы пропаганды и общеобразо­вательные школы. При разработке коренных социальных преоб­разований, таких, как быстрая индустриализация и ликвидация неграмотности, расширение возможностей вертикальной мо­бильности, элитарные мобилизаторы полагаются на идеологиче­ское убеждение и организационный контроль²². Однако, измене­ния политической системы отстают от социальных. Поэтому элитистские мобилизационные системы как правило недолго­вечны. После смерти харизматического лидера они трансформи­руются в другой системный тип — обычно в бюрократический ав­торитарный режим.

Как и изучающие тоталитаризм философы, исследователь элитистских мобилизационных систем часто преувеличивает значение идеологии харизматического лидера и преуменьшает различие между радикальной риторикой и фактической реализа­цией политики. Например, в работе «Происхождение тоталита­ризма» Ханна Арендт полагает, что тоталитарные элиты обладают достаточной волей и властью для трансформации существующих социально-политических структур: «Где бы и когда бы он [тота­литаризм] ни приходил к власти, всюду он создавал совершенно новые политические институты и разрушал все социальные, пра­вовые и политические традиции страны»²³. Однако эмпириче­ские исследования нацистской Германии, сталинистского Со­ветского Союза и маоистского Китая показывают ограничен­ность устремлений партийно-государственных элит к тотальным изменениям. Подобно КНДР, эти национальные государства функционировали как закрытые политические системы, враж­дебные гражданским свободам и интеллектуальному поиску. Ни отечественные, ни иностранные наблюдатели не могли найти ' факты, подтверждающие соперничество фракций внутри правя­щей элиты или массовое сопротивлене со стороны населения. Чтение идеологических трактатов или прослушивание по радио политических программ оказалось более легким делом, чем на­блюдение за функционированием высших политических струк­тур. Отсюда преувеличение наблюдателями степени происходя­щих структурных, поведенческих и мировоззренческих транс­формаций. Реальные изменения стали видны лишь после распа­да элитистской мобилизационной системы. Названные режимы

сумели задумать и осуществить быстрое развитие промышленно­сти, послевоенную реконструкцию, коллективизацию сельского хозяйства и создание военно-промышленного комплекса. Одна­ко социально-экономическое неравенство сохранилось. Сущест­вующая политическая практика продолжала соответствовать тра­диционному элитарному стилю правления. Мало кто из альтру­истов или идеологических «пуристов» обладал достаточной вла­стью для преобразования общества в соответствии с официаль­ными революционными учениями²⁴.

____________________________________________ Часть II