Конфликт по вопросу «автономизации»
Диапазон разногласий, точнее конфликта, межу Лениным и Сталиным в период 1922–1923 гг. становился все более широким. Помимо уже рассмотренных проблем, разделявших их, прибавились и вопросы, связанные с национальным и государственным строительством. Условно все эти проблемы в исторической литературе обозначаются как конфликт по вопросу об «автономизации». Если же рассматривать проблему в более широком историческом контексте, то я бы сформулировал ее иначе: основой конфликта были принципиально отличавшиеся подходы к решению проблем национально-государственного строительства Советского Союза. Речь шла о том, строить ли государство на централизованной основе, выдвигая во главу угла прежде всего общегосударственные интересы, интересы централизованного единства. Или же во главу угла положить принципы, так сказать, демократического единства, при которых превалировали бы не соображения общегосударственного единства прежде всего, а соблюдение принципов равноправия, соблюдения прав и т. д. Причем эти две концепции не выражались во всей своей обнаженности, они облекалось в формы, порой затенявшие различия в подходах.
И это имеет свое объяснение. Строго говоря, и Ленин, и Сталин выступали за создание твердой государственной власти в стране на основе сплочения всех входящих в нее национальных республик. Однако Сталин, в отличие от Ленина, ставил акцент на централизации и борьбе против разного рода сепаратистских уклонов, способных подорвать прочность создававшегося государства. Ленин же, обуреваемый ненавистью к великодержавному шовинизму, склонен был именно через призму борьбы против великорусского шовинизма, подходить к рассмотрению и решению всех принципиальных аспектов национально-государственного строительства. В письме Каменеву в октябре 1922 г. он прямо заявлял: «Великорусскому шовинизму объявляю бой не на жизнь, а на смерть» [1076]. Сама по себе озлобленность Ленина против шовинизма вообще, и великорусского шовинизма в особенности, вообще наложила весьма своеобразную печать на его политические воззрения и действия последних лет жизни. У него уж слишком часто эта ненависть к великорусскому шовинизму обретает какие-то навязчивые формы. Так, в письме венгерскому коммунисту Б. Куну в октябре 1921 г. он заявляет: «Я должен решительно протестовать против того, чтобы цивилизованные западно-европейцы подражали методам полуварваров русских» [1077]. Не берусь комментировать это заявление, даже учитывая возможный контекст, из которого оно взято, но все же поражает оскорбительный для всякого русского человека тон данного заявления. В том числе, видимо, и для самого Ленина как великоросса.
Я привел лишь пару фактов, но дело не в их количестве, а в том, что у вождя партии в этот исторический период, видимо, под гнетущим впечатлением всеобщей разрухи и неразберихи, все чаще и отчетливее давали о себе знать вспышки необузданной ненависти в отношении великорусского шовинизма. В предыдущих главах я уже затрагивал вопрос о шовинизме и национализме, вернее, об отношении к тому и другому со стороны Ленина и Сталина, и проводил мысль о том, что одной из причин политического конфликта между ними как раз и стало это отношение. Подчеркну еще раз: речь идет не вообще о декларативном осуждении шовинизма и национализма, а о тех акцентах, которые ставились на данных вопросах при выработке практической линии в вопросах национально-государственного строительства.
В советский период, особенно после начала десталинизации, всячески подчеркивались ошибки Сталина в этом вопросе, изображалось дело так, будто его линия фактически вела к подрыву самой идеи создания многонационального Советского государства, а ее реализация принесла бы нам неисчислимые бедствия. Сейчас, из глубины прошедших лет, дело предстает в несколько ином ракурсе. После парада суверенитетов и чуть ли не мгновенного распада СССР взгляд на весь спор между Лениным и Сталиным, на суть их разногласий и на то, кто лучше, реалистичнее оценивал ситуацию и предлагал более устойчивые, более жизненные принципы строительства единого государства, сейчас этот взгляд претерпел серьезную переоценку. И эта переоценка явилась объективным отражением, более масштабным осознанием глубинного содержания произошедших в нашей стране изменений.
На борьбе против шовинизма и национализма, на том, как эта линия проводилась Сталиным в период отхода Ленина от руководства, в частности, на XII съезде партии в апреле 1923 года, я остановлюсь ниже. А сейчас рассмотрим вопрос о так называемой идее автономизации, сыгравшей роль некоего бикфордова шнура во взрыве взаимоотношений между Лениным и Сталиным. Конечно, наряду с другими факторами, о чем уже шла речь выше.
Прежде всего надо развеять бытующий миф о том, что Сталин был инициатором или автором идеи автономизации. Для этого в самом общем виде следует осветить процесс сближения независимых советских республик, происходивший на объективной основе совпадения их коренных интересов, не в последнюю очередь национальных. Это нашло отражение в ряде договоров между РСФСР и национальными республиками, в которых предусматривалась защита как национальных, так и интернациональных интересов. Развитие договорных отношений между республиками явилось важным этапом на пути их объединения. Компартия Украины одна из первых предложила установить более тесные экономические связи РСФСР и Украины. В декабре 1920 года пленум ЦК РКП(б) рассмотрел вопрос о союзном договоре между РСФСР и Украиной. Выработанный пленумом проект договора был принят правительствами этих республик. В 1920–1921 годах договоры о сотрудничестве с РСФСР заключили также Азербайджан, Белоруссия, Грузия, Армения, а также Хорезмская и Бухарская народные советские республики.
В начале ноября 1921 года пленум Кавбюро ЦК РКП(б) с участием руководящих партийных и советских работников Закавказья признал, что назрела необходимость заключить федеративный союз между Азербайджаном, Грузией и Арменией. Это решение было поддержано II Краевым Закавказским партийным совещанием, которое подчеркнуло, что с созданием федерации заканчивается длительный и тяжелый период межнациональной борьбы в Закавказье. Совещание обсудило проект договора между тремя братскими республиками.
ЦК РКП(б) 29 ноября 1921 года одобрил эти решения, утвердив проект постановления, предложенный Лениным, в котором федерация закавказских республик признавалась безусловно необходимой и принципиально правильной.
Однако среди партийных работников Компартии Грузии и отчасти Азербайджана были и противники создания Закавказской федерации. В составе ЦК КП Грузии имелась группа национал-уклонистов во главе с Б.Г. Мдивани, которая упорно противодействовала курсу на сближение народов. Помимо Мдивани, в эту группу входили Л.Е. Думбадзе, С.И. Кавтарадзе, М.С. Окуджава, К.М. Цинцадзе и другие. Они получили название национал-уклонистов. Национал-уклонисты требовали сохранения в каждой республике своей армии, своей валюты, свободы внешней торговли, партийной автономии. Не учитывая, что создание федерации имело в то время решающее значение для упрочения Советской власти и утверждения мира и дружбы между народами в Закавказье, они выступали против ее создания, соглашаясь лишь на установление союза каждой из республик непосредственно с РСФСР.
Учитывая рост националистических настроений, а главное — исходя из интересов сплочения всех республик, особенно в сфере внешней политики, — 10 января 1922 г. тогдашний нарком иностранных дел Г.В. Чичерин в письме на имя секретаря ЦК РКП(б) В.М. Молотова информировал о предложении, выдвинутом наркомом финансов Л.Б. Красиным, о необходимости добиться в кратчайший срок объединения независимых республик с РСФСР на правах автономии. Г.В. Чичерин также был одним из инициаторов этого проекта и настаивал на объединении наркоминделов[1078]. Это была, так сказать, зародышевая форма идеи автономизации, к которой на тех порах сам Сталин не имел отношения. Непосредственным толчком к выдвижению идеи включения национальных республик в состав РСФСР стала подготовка к Генуэзской конференции, на которой советская делегация должна была отстаивать общие интересы не только собственно России, но и ее бывших национальных окраин. Так что побудительным мотивом явилась внешнеполитическая необходимость.
В этом контексте представляет бесспорный интерес краткий обмен репликами, произошедший на заседании секции по национальному вопросу XII съезда РКП(б) между Раковским и Сталиным. Раковский: «В январе прошлого года — 1922 г. — уже возникла идея автономизации советских республик в известном учреждении, я не буду говорить, в каком, тов. Сталин это знает (СТАЛИН: Скажите, я не знаю). В Наркоминделе. В январе был послан циркуляр, что упразднение Наркоминделов, которое тогда предполагалось, должно быть началом автономизации советских республик. Это было в январе 1922 г. В Москве я был включен в комиссию ЦК, которая вместе с тт. Сталиным и Чичериным должна была произвести эту самую ликвидацию» [1079].
Таким образом, на основе исторически достоверных фактов и документов известно, что не Сталин впервые выдвинул идею автономизации и стал ее ревностным апологетом. Она возникла в умах руководящих деятелей партии и Советского государства и адекватно отражала естественное стремление к лучшей координации внешнеэкономической, внешнеполитической и хозяйственной деятельности всех республик складывавшегося Союза.
Особую позицию занимала часть руководства компартии Грузии. Группа Б. Мдивани и после октябрьского (1922) Пленума ЦК РКП(б), поддержавшего позицию Ленина, настаивала на том, чтобы Грузия непосредственно, а не через Закавказскую федерацию, вошла в состав СССР. Коммунисты Грузии на общегородском собрании Тифлисской партийной организации, состоявшемся в октябре 1922 г., высказались против национал-уклонистов и приняли резолюцию, осуждающую позицию уклонистского большинства ЦК КП Грузии. Это означало полный крах грузинских национал-уклонистов. 22 октября 1922 г. ЦК КП Грузии подал в отставку, мотивируя это своим расхождением с Заккрайкомом. Закавказский Краевой комитет принял отставку ЦК КП Грузии и сообщил ЦК РКП(б) о происшедших событиях. Вскоре после подачи заявления об отставке сторонники Б. Мдивани — К. Цинцадзе, С. Тодрия, Л. Думбадзе, Е. Эшба, Ф. Махарадзе, С. Кавтарадзе продиктовали по прямому проводу в Москву записку для передачи В.И. Ленину. Записка была направлена против руководителя Закавказского Крайкома Орджоникидзе. Эта реляция, больше похожая на кляузу, вызвала недовольство В.И. Ленина. В конце октября 1922 г. в телеграмме в Заккрайком и ЦК КП Грузии Ленин писал: «Удивлен неприличным тоном записки по прямому проводу за подписью Цинцадзе и других… Я был убежден, что все разногласия исчерпаны решениями Пленума ЦК при моем косвенном участии, при прямом участии Мдивани. Поэтому я решительно осуждаю брань против Орджоникидзе и настаиваю на передаче вашего конфликта в приличном и лояльном тоне на разрешение Секретариата ЦК РКП, которому и передано ваше сообщение по прямому проводу» [1080]. В то же время серьезные промахи были допущены и Г. Орджоникидзе. Он не всегда проявлял должной гибкости и осторожности в проведении национальной политики партии в Грузии, допускал администрирование и поспешность в проведении некоторых мероприятий. Не проявил Г. Орджоникидзе должной выдержки и во взаимоотношениях с группой Б. Мдивани. В связи с жалобой в ЦК РКП(б) сторонников Мдивани 25 ноября 1922 г. Политбюро приняло решение направить в Грузию комиссию в составе Ф.Э. Дзержинского, Д.3. Мануильского и В.С. Мицкявичюса-Капсукаса для срочного рассмотрения заявления членов ЦК КП Грузии. Комиссия Ф. Дзержинского в основном объективно оценила обстановку и пришла к правильным политическим выводам, но в то же время допустила ряд серьезных ошибок. Комиссия прошла мимо отдельных промахов Г. Орджоникидзе, выразившихся в излишней поспешности в решении некоторых вопросов, чрезмерной горячности.
Я в несколько хаотическом порядке нарисовал общую картину, развертывавшейся борьбы вокруг проблемы автономизации. Хотя картина далеко и неполная, но она все же дает представление как о самой сущности проблемы, так и противостоящих силах.
Сталин в этот период активно занимался данной проблемой. В августе ЦК РКП(б) создал комиссию для подготовки проекта решения о взаимоотношениях между РСФСР и независимыми республиками. Комиссия одобрила проект, подготовленный не ранее 11 августа 1922 г. И.В. Сталиным[1081]. Этот план вошел в историю как проект «автономизации».
Он носил название Проект резолюции о взаимоотношениях РСФСР с независимыми республиками и включал в себя следующие основные пункты:
1. Признать целесообразным формальное вступление независимых Советских республик: Украины, Белоруссии, Азербайджана, Грузии и Армении в состав РСФСР, оставив вопрос о Бухаре, Хорезме и ДВР открытым и ограничившись принятием договоров с ними по таможенному делу, внешней торговле, иностранным и военным делам и прочее…
2. Признать целесообразным формальное распространение компетенции ВЦИКа, СНК и СТО РСФСР на соответствующие центральные советские учреждения перечисленных в п. 1-м республик.
3. Внешние дела (Индел, Внешторг), военные дела, железнодорожные, финансовые и потель (имеется в виду почта и телеграф — Н.К. ) упомянутых в пункте 1-м независимых республик объединить с таковыми РСФСР;
4. Наркоматы: продовольствия, труда и народного хозяйства формально подчинить директивам соответствующих наркоматов РСФСР.
5. Остальные наркоматы упомянутых в п. 1-м республик как-то: юстиции, просвещения, внутренних дел, земледелия, рабоче-крестьянской инспекции, народного здравия и социального обеспечения считать самостоятельными[1082].
Сталин не ограничился только представлением Ленину проекта, но и прислал специальное письмо, детально аргументирующее каждый пункт плана и в принципиальном ключе обосновывавший необходимость принятия именно такого решения.
В частности он писал:
«Тов. Ленин! Мы пришли к такому положению, когда существующий порядок отношений между центром и окраинами, т. е. отсутствие всякого порядка и полный хаос, становятся нестерпимыми, создают конфликты, обиды и раздражение, превращают в фикцию т. н. единое федеративное народное хозяйство, тормозят и парализуют всякую хозяйственную деятельность в общероссийском масштабе. Одно из двух: либо действительная независимость и тогда — невмешательство центра, свой НКИД, свой Внешторг, свой Концессионный комитет, свои железные дороги, причем вопросы общие решаются в порядке переговоров равного с равным, по соглашению, а постановления ВЦИК, СНК и СТО РСФСР не обязательны для независимых республик; либо действительное объединение советских республик в одно хозяйственное целое с формальным распространением власти СНК, СТО и ВЦИК РСФСР на СНК, ЦИК и экономсоветы независимых республик, т. е. замена фиктивной независимости действительной внутренней автономией республик в смысле языка, культуры, юстиции, внудел, земледелия и прочее…
3. За четыре года Гражданской войны, когда мы ввиду интервенции вынуждены были демонстрировать либерализм Москвы в национальном вопросе, мы успели воспитать среди коммунистов, помимо своей воли, настоящих и последовательных социал-независимцев, требующих настоящей независимости во всех смыслах и расценивающих вмешательство Цека РКП, как обман и лицемерие со стороны Москвы…
5. Если мы теперь же не постараемся приспособить формувзаимоотношений между центром и окраинами к фактическимвзаимоотношениям, в силу которых окраины во всем основном безусловно должны подчиняться центру, т. е. если мы теперь же не заменим формальную (фиктивную) независимость формальной же (и вместе с тем реальной) автономией, то через год будет несравненно труднее отстоять фактическое единство советских республик.
Сейчас речь идет о том, как бы не «обидеть» националов; через год, вероятно, речь пойдет о том, как бы не вызвать раскол в партии на этой почве, ибо «национальная» стихия работает на окраинах не в пользу единства советских республик, а формальная независимость благоприятствует этой работе.» В заключение Сталин пишет: «Большинство членов комиссии за автономизацию, в числе них и т. Сокольников»[1083].
Комиссия Оргбюро 24 сентября 1922 г. приняла решение об одобрении предложений, в основном сделанных Сталиным, о формальном вступлении Украины, Белоруссии, Азербайджана, Грузии в состав РСФСР. Далее уточнялись разграничение полномочий и права наркоматов[1084].
Как можно судить по письму Сталина, во главу угла он ставит не вопросы формального равенства, а проблему обеспечения реального единства страны и органов ее управления. В этом явственно выявляется его роль как государственника, для которого не какие-то, пусть и важные, моменты национально-государственного строительства, а интересы общегосударственного характера стоят на первом месте. Причем его критика реального положения дел, в частности, критика все более поднимавших голову национализма и сепаратизма, имела под собой солидную основу. Вполне естественно поэтому, что в борьбе против социал-независимцев он видел одну из надежных преград на пути упрочения единства страны и обеспечения ее целостности.
Стоя на почве здравого смысла и реализма, трудно оспорить основные доводы Сталина. Тем более что они являлись не плодом абстрактных размышлений, а итогом анализа объективной ситуации, сложившейся в стране и партии. К тому же, как это явствует из письма, они и не отличались каким-то особым озлоблением против местного национализма.
Как же отреагировал Ленин на резолюцию и письмо Сталина? Он пишет записку Каменеву: «Вы, наверное, получили уже от Сталина резолюцию его комиссии о вхождении независимых республик в РСФСР.
Если не получили, возьмите у секретаря и прочтите, пожалуйста, немедленно. Я беседовал об этом вчера с Сокольниковым, сегодня со Сталиным. Завтра буду видеть Мдивани (грузинский коммунист, подозреваемый в «независимстве»).
По-моему, вопрос архиважный. Сталин немного имеет устремление торопиться…
Одну уступку Сталин уже согласился сделать. В § 1 сказать вместо «вступления» в РСФСР —
«Формальное объединение вместе с РСФСР в союз советских республик Европы и Азии».
Дух этой уступки, надеюсь, понятен: мы признаем себя равноправными с Украинской ССР и др. и вместе и наравне с ними входим в новый союз, новую федерацию, «Союз Советских Республик Европы и Азии».
§ 2 требует тогда тоже изменения. Нечто вроде создания наряду с заседаниями ВЦИКа РСФСР —
«Общефедерального ВЦИКа Союза Советских Республик Европы и Азии» [1085].
Казалось бы, взаимное согласие между Лениным и Сталиным достигнуто. Но это было не так. Сталин продолжает настаивать на ряде пунктов, несмотря на критические высказывания Ленина. Он проявляет завидные твердость и решительность, отметая попутно, как необоснованные, упреки Ленина в торопливости. Вот основные положения, изложенные в его письме на имя Ленина и других членов Политбюро.
«Письмо И.В. Сталина
27 сентября 1922 г.
Строго секретно.
В.И. Ленину и членам Политбюро: тт. Зиновьеву, Калинину, Каменеву, Молотову, Рыкову, Томскому, Троцкому (Ответ на письмо тов. Ленина тов. Каменеву).
1. По параграфу 1 резолюции комиссии, по-моему, можно согласиться с предложением т. Ленина, формулируя ее так: «признать целесообразным формальное объединение советских социалистических республик Украины, Белоруссии, Грузии, Азербайджана и Армении с РСФСР в Союз советских республик Европы и Азии» (Бухара, Хорезм и ДВР, из коих первые являются не социалистическими, а третья еще не советизирована, остаются пока вне формального объединения).
2. По параграфу 2 поправку т. Ленина о создании наряду с ВЦИКом РСФСР ВЦИКа федерального, по-моему, не следует принять: существование двух ЦИКов в Москве, из коих один будет представлять, видимо, «нижнюю палату», а другой — «верхнюю», — ничего кроме конфликтов и трений не даст. Предлагаю вместо поправки т. Ленина следующую поправку: «в соответствии с этим ЦИК РСФСР преобразуется в общефедеральный ЦИК, решения которого обязательны для центральных учреждений, входящих в состав союза республик». Я думаю, что всякое иное решение в смысле поправки т. Ленина должно повести к обязательному созданию русского ЦИКа с исключением оттуда восьми автономных республик (Татреспублика, Туркреспублика и прочее), входящих в состав РСФСР, к объявлению последних независимыми наряду с Украиной и прочими независимыми республиками, к созданию двух палат в Москве (русского и федерального), и, вообще, к глубоким перестройкам, что в данный момент не вызывается ни внутренней, ни внешней необходимостью и что, на мой взгляд, при данных условиях нецелесообразно и, во всяком случае, преждевременно.
3. По параграфу 3 незначительные поправки т. Ленина носят чисто редакционный характер.
4. По параграфу 4, по-моему, товарищ Ленин «поторопился», потребовав слияния наркоматов финансов, продовольствия, труда и народного хозяйства в федеральные наркоматы. Едва ли можно сомневаться в том, что эта «торопливость» даст пищу «независимцам» в ущерб национальному либерализму т. Ленина.
5. По параграфу 5-му поправка т. Ленина, по-моему, излишня.
И. Сталин»[1086].
Тут, как говорится, нашла коса на камень. Оба руководителя проявляют твердость. Ленин не только не изъявляет готовности придти к какому-либо компромиссному варианту, но, напротив, намерен усилить нападки на позицию Сталина. Об этом свидетельствует обмен записками между Каменевым и Сталиным на следующий день после отправки письма Сталиным:
«28 сентября 1922 г.
Каменев:Ильич собрался на войну в защиту независимости. Предлагает мне повидаться с грузинами. Отказывается даже от вчерашних поправок. Звонила Мария Ильинична.
Сталин:Нужна, по-моему, твердость против Ильича. Если пара грузинских меньшевиков воздействует на грузинских коммунистов, а последние на Ильича, то спрашивается — причем тут «независимость»?
Каменев:Думаю, раз Владимир Ильич настаивает, хуже будет сопротивляться.
Сталин:Не знаю. Пусть делает по своему усмотрению»[1087].
Сталин, со своей стороны, в принципе не отказывается полностью от своей прежней позиции. Более того, он язвительно «возвращает» ленинские обвинения самому Ленину и даже без обиняков бросает ему упрек в национальном либерализме. Вместе с тем, проявляя гибкость, Сталин, как бы снимая с себя всякую ответственность, замечает — пусть делает по своему усмотрению.
Но в целом, имеются основания сделать вывод, что на пленуме ЦК РКП(б) в октябре 1922 года определенное решение в конце концов удалось найти и как будто был положен конец конфликту. Пленум признал необходимым заключение договора между Украиной, Белоруссией, Федерацией закавказских республик и РСФСР об объединении их в Союз Советских Социалистических Республик. Пленум осудил проявления великодержавного шовинизма, в то же время дал отпор Мдивани, который сначала возражал против образования СССР, а потом настаивал, чтобы Грузия входила в СССР не через Закавказскую федерацию, а непосредственно[1088].
Однако дальнейшее развитие событий показало, что это было не окончание противоборства между Лениным и Сталиным, а лишь некая фаза затишья, за кулисами которой продолжалось самое напряженное противостояние. Есть все основания предположить, что Ленин решил дать Сталину решительный и бескомпромиссный бой, используя для этого проблему автономизации. Видимо, высказанные им в завещании критические пассажи в адрес Сталина показались ему недостаточно убедительными, чтобы добиться его освобождения от поста генсека. И он решил как бы подкрепить свои позиции еще и обвинениями Сталина в покровительстве великодержавным устремлениям и лишенным якобы всякой почвы нападкам на грузинских национал-уклонистов.
С этой целью по заданию Ленина его секретариат готовил обработку материалов трех комиссий ЦК партии по грузинскому вопросу и соответствующие заключения. Ленин внимательно следил за этой работой и направлял ее в нужное ему русло. Подготовленное в соответствующем ключе (разумеется, антисталинском) заключение должно было подкрепить серьезность и масштабность обвинений в адрес Сталина.
О том, насколько важное значение вождь придавал материалам комиссии свидетельствует то, что в его секретариате упорно циркулировали слухи (якобы со слов самого Ленина), что он «готовит бомбу» для Сталина. В записях дежурных секретарей фиксируется особая активность Ленина в этом вопросе: «24 января Владимир Ильич вызвал Фотиеву и дал поручение запросить у Дзержинского или Сталина материалы комиссии по грузинскому вопросу и детально их изучить. Поручение это дано Фотиевой, Гляссер и Горбунову. Цель — доклад Владимиру Ильичу, которому требуется это для партийного съезда. О том, что вопрос стоит в Политбюро, он, по-видимому, не знал. Он сказал: «Накануне моей болезни Дзержинский говорил мне о работе комиссии и об «инциденте», и это на меня очень тяжело повлияло»» [1089].
«В четверг, 25 января, он спросил, получены ли материалы. Я ответила, что Дзержинский приедет лишь в субботу. И поэтому спросить его еще не могла.
В субботу спросила Дзержинского, он сказал, что материалы у Сталина. Послала письмо Сталину, его не оказалось в Москве. Вчера, 29 января, Сталин звонил, что материалы без Политбюро дать не может. Спрашивал, не говорю ли я Владимиру Ильичу чего-нибудь лишнего, откуда он в курсе текущих дел? Например, его статья об РКИ указывает, что ему известны некоторые обстоятельства. Ответила — не говорю и не имею никаких оснований думать, что он в курсе дел. Сегодня Владимир Ильич вызывал, чтоб узнать ответ, и сказал, что будет бороться за то, чтоб материалы дали»[1090].
Очевидно, что Сталин, следуя решению пленума ЦК оберегать Ленина от излишних волнений, способных повлиять на ход его болезни, пытался всячески воспрепятствовать доступу Ленина к информации. Официально это представлялось как забота о здоровье Ильича. Однако указанные действия Сталина правомерно истолковать и как прямую попытку лишить Ленина необходимой информации, чтобы предотвратить его непосредственное вмешательство в разрешение длившегося конфликта. На мой взгляд, обе версии имеют едва ли не равное право на существование.
Однако Ленину не терпелось, он не мог ждать окончания работы комиссии. Инстинкт политического бойца подсказывал ему необходимость незамедлительного нанесения по Сталину очередного мощного удара, который, как, видимо, рассчитывал Ленин, окончательно выбьет Сталина из седла и политически дискредитирует его. Поскольку столь серьезные политические ошибки и просчеты в области национальной политики вообще ставили под вопрос партийный авторитет и положение Сталина в руководстве. Таким ударом стало известное письмо Ленина «К вопросу о национальностях или об «автономизации»», продиктованное им 30 и 31 декабря 1922 года. Этим письмом Ленин нанес Сталину и его сторонникам превентивный удар.
Состоявшиеся в декабре 1922 съезды Советов УССР, БССР, ЗСФСР, а также 10-й Всероссийский съезд Советов признали своевременным объединение советских республик в единое союзное государство. На X съезде Советов РСФСР 26 декабря 1922 г. в Москве с докладом «Об объединении Советских республик» выступил Сталин. Он же на 1-м съезде Советов СССР выступил с докладом «Об образовании Союза Советских Социалистических Республик». Первый съезд Советов СССР утвердил Декларацию об образовании Союза ССР. В ней были сформулированы основные принципы объединения республик: равноправие и добровольность вхождения их в Союз ССР, право свободного выхода из Союза и доступ в Союз новым советским социалистическим республикам. Съезд рассмотрел и утвердил Договор об образовании СССР. Первоначально в Союз ССР вошли РСФСР, УССР, БССР, ЗСФСР.
Каким-то историческим парадоксом выглядит то, что все это произошло в самый разгар борьбы Ленина против Сталина. Резко критикуемый и, можно сказать, пригвожденный к столбу как держиморда всероссийского масштаба, Сталин как раз и выступил, по крайней мере официально, в качестве отца-основателя нового государства. В этом историческом парадоксе была все-таки заложена какая-то логика, свой внутренний смысл. И не случайно, что впоследствии именно с именем Сталина будет связано становление, укрепление и развитие этого союзного государства, его превращение в мощную мировую державу XX столетия. Как ни парадоксально это может прозвучать, но именно Н. Бухарин[1091]— один из основных политических оппонентов Сталина — если не положил начало, то стал одним из пионеров восхваления генсека в качестве основателя Союзного государства. В выпущенном к 10-й годовщине смерти Ленина под эгидой Академии Наук солидном фолианте он выступил с большой статьей. В статье, насыщенной неуемными дифирамбами в адрес Сталина, содержался и такой пассаж: «на прочных рельсах ленинской национальной политики был создан Союз, идея которого принадлежала Сталину» [1092].
Однако возвратимся к письму Ленина, которое он начал диктовать как раз в день образования СССР. В этом при желании тоже можно уловить какое-то мистическое совпадение.
Я не стану излагать все содержание ленинской диктовки «К вопросу о национальностях или об «автономизации»». Затрону лишь аспекты, касающиеся непосредственно Сталина, главной мишенью которой он, собственно, и являлся.
Начинает Ленин с того, что, «сильно виноват перед рабочими России за то, что не вмешался достаточно энергично и достаточно резко в пресловутый вопрос, об автономизации, официально называемый, кажется, вопросом о союзе советских социалистических республик» . Далее он замечает, что «видимо, вся эта затея «автономизации» в корне была неверна и несвоевременна» . «Я думаю, что тут сыграли роковую роль торопливость и администраторское увлечение Сталина, а также его озлобление против пресловутого «социал-национализма». Озлобление вообще играет в политике обычно самую худую роль» .
Сделав острый выпад против Сталина, Ленин считает своим долгом теоретически подкрепить свою позицию, чтобы она не выглядела слишком уж лично направленной против Генерального секретаря и тех, кто его поддерживал или занимал нейтральную позицию. Он подчеркивает: «Я уже писал в своих произведениях по национальному вопросу, что никуда не годится абстрактная постановка вопроса о национализме вообще. Необходимо отличать национализм нации угнетающей и национализм нации угнетенной, национализм большой нации и национализм нации маленькой.
По отношению ко второму национализму почти всегда в исторической практике мы, националы большой нации, оказываемся виноватыми в бесконечном количестве насилия, и даже больше того — незаметно для себя совершаем бесконечное количество насилий и оскорблений, — стоит только припомнить мои волжские воспоминания о том, как у нас третируют инородцев, как поляка не называют иначе, как «полячишкой», как татарина не высмеивают иначе, как «князь», украинца иначе, как «хохол», грузина и других кавказских инородцев, — как «капказский человек».
Поэтому интернационализм со стороны угнетающей или так называемой «великой» нации (хотя великой только своими насилиями, великой только так, как велик держиморда) должен состоять не только в соблюдении формального равенства наций, но и в таком неравенстве, которое возмещало бы со стороны нации угнетающей, нации большой, то неравенство, которое складывается в жизни фактически. Кто не понял этого, тот не понял действительно пролетарского отношения к национальному вопросу, тот остался, в сущности, на точке зрения мелкобуржуазной и поэтому не может не скатываться ежеминутно к буржуазной точке зрения» .
Ленин продолжает, не называя по имени Сталина, но явно имея его в виду, «я думаю, что в данном случае, по отношению к грузинской нации, мы имеем типичный пример того, где сугубая осторожность, предупредительность и уступчивость требуются с нашей стороны поистине пролетарским отношением к делу. Тот грузин, который пренебрежительно относится к этой стороне дела, пренебрежительно швыряется обвинением в «социал-национализме» (тогда как он сам является настоящим и истинным не только «социал-националом», но и грубым великорусским держимордой), тот грузин, в сущности, нарушает интересы пролетарской классовой солидарности, потому что ничто так не задерживает развития и упроченности пролетарской классовой солидарности, как национальная несправедливость… Вот почему в данном случае лучше пересолить в сторону уступчивости и мягкости к национальным меньшинствам, чем недосолить. Вот почему в данном случае коренной интерес пролетарской солидарности, а следовательно и пролетарской классовой борьбы, требует, чтобы мы никогда не относились формально к национальному вопросу, а всегда учитывали обязательную разницу в отношении пролетария нации угнетенной (или малой) к нации угнетающей (или большой)» .
Затем следуют, так сказать, выводы организационно-политического плана: «…нужно примерно наказать тов. Орджоникидзе (говорю это с тем большим сожалением, что лично принадлежу к числу его друзей и работал с ним за границей в эмиграции), также доследовать или расследовать вновь все материалы комиссии Дзержинского на предмет исправления той громадной массы неправильностей и пристрастных суждений, которые там несомненно имеются. Политически ответственными за всю эту поистине великорусско-националистическую кампанию следует сделать, конечно, Сталина и Дзержинского» [1093].
Таково содержание ленинского приговора сталинской национальной политике и, если говорить более обобщенно, то и вообще его линии в области национально-государственного строительства. Удар был нанесен боле чем чувствительный. Однако сам Ленин не дал каких-либо распоряжений относительно дальнейшей судьбы своего вердикта в отношении Сталина и его сторонников. Правда, в виде своеобразной подстраховки оно было доведено до сведения Троцкого, на которого Ленин рассчитывал в качестве союзника в борьбе против Сталина. Складывается впечатление, что Ленин не вполне рассчитывал на то, что без его личного участия это письмо само по себе сможет сыграть предназначавшуюся ему роль— свалить политически Сталина, добиться не только его осуждения в политическом плане, но и освободить от поста Генерального секретаря. Хотя сумма обвинений была более чем внушительной.
Сталин и его сторонники считали, что разногласия с Лениным могли быть разрешены в рабочем порядке, но этому якобы помешала болезнь вождя. Так, во время партдискусии 1923 года члены Политбюро (за исключением, разумеется, Троцкого) давали следующие объяснение всему конфликту по национальному вопросу и причинам, помешавшим решить его надлежащим образом без обострения противоречий: «Когда совершался труднейший переход к созданию Союза Советских Социалистических Республик и заново был поставлен национальный вопрос, некоторые расхождения среди основного нашего старого большевистского ядра как будто в самом деле намечались. Сначала по каждому вопросу, связанному с этим переходом, у нас были обширные собеседования с тов. Лениным, в частности, между т. Лениным и Сталиным. Нет никакого сомнения в том, что если бы болезнь Владимира Ильича не помешала, мы бы столковались на 100 процентов. Но именно невозможность личных, а потом и письменных переговоров с тов. Лениным привела к тому, что некоторые недоразумения остались, главным образом, по вопросу об оценке известного конфликта в Грузинской Компартии. Все это, вместе взятое, и вызвало известное письмо тов. Ленина» [1094].
Но вся проблема состояла в том, что Ленин не мог принимать непосредственного участия в схватке. Вместе с тем он отдавал себе отчет, что у Сталина не только были сторонники, но определенная часть партийных работников как в центре, так и на местах, в той или иной мере были