Глава первая. Смысл изучения истории.
Глава четвёртая. Между Западом и Востоком. Образование и развитие Русского централизованного государства. XIV-XVI вв.
1. Особенности развития ведущих государствах Европы в период позднего феодализма.
Этот исторический период занимают особое место в европейской истории. Именно в этот период феодализм в этой части мира достиг наивысшей степени зрелости, и именно в этот момент началось медленное разрушение его ведущих основ, выражавшееся в складывании единых национальных государств, развитии товарно-денежных отношений, начало процесса первоначального накопления и постепенного освобождение крестьян от феодальной зависимости. Не зря одни европейские историки считают период XV-XVI веков началом поворота к индустриально-капиталистической стадии развития, а другие более справедливо полагают, что это был этап позднего феодализма, когда в его недрах рос и укреплялся новый капиталистический уклад в его ранней мануфактурно-товарной форме. Нам представляется не лишённым смысла, учитывая российскую специфику именно так и рассматривать обозначенные века, как предтечу к Новому времени, когда феодализм, достигший высшей ступени своего развития, создал предпосылки к замене себя более прогрессивным строем.
Уже отмечалось, что феодализм по-разному проявил себя в отдельных государствах Европы. Уместнее всего начать с характеристики его основных черт во Франции, которую принято считать страной классического феодализма. И, действительно, здесь получила законченное выражение т.н. феодальная лестница, т.е. вассально-сюзеренные отношения, и были развиты все формы внеэкономического принуждения крестьян. Сложившая система дала сбой в годы Столетней войны (1337-1453), когда французское феодальное ополчение неоднократно терпело поражения от лучше организованного английского королевского войска. Произошли изменения и во взаимоотношениях феодалов с зависимыми крестьянами. Нуждаясь в средствах для ведения войны и содержания своих военных отрядов, оторвавшись от своего хозяйства, французские дворяне всё чаще стали переходить к денежной форме оброка. Крестьяне, пользуясь этим обстоятельством, стали выкупать у феодалов свои наиболее тяжёлые повинности, оставляя те из них, которые не затрагивали их экономических интересов. Когда феодалы опомнились и попытались вернуть утраченные позиции, крестьяне ответили на это мощным восстанием – Жакерией, после чего дворянам пришлось смириться с утратой своей прежней власти над крестьянами.
Для освобождения страны от англичан французским королям требовалась массовая наёмная армия с артиллерией и прочими ресурсами, которые им могли дать только свободные налогоплательщики. Поэтому королевская власть всячески поощряла освобождение крестьян от прямой власти их феодальных господ. К XV в. большинство населения французской деревни состояло из лично свободных земледельцев, а место феодальной ренты заняли выкупные платежи и государственные налоги.
Особенные черты, в отличие от классического образца, феодальная система приобрела в Англии. Она поначалу имела черты государственного феодализма, известного нам по опыту развития Владимиро-Суздальской земли.
Отсюда первая особенность английского феодализма заключалась в гораздо большей, чем во Франции, централизации управления страной. Причиной тому стало норманнское завоевание Британии. Новый король Вильгельм Завоеватель, наученный горьким опытом нескончаемых феодальных войн во Франции, позаботился о том, чтобы пришедшие с ним норманнские и французские рыцари не смогли стать держателями огромных земельных угодий. С этой целью он раздавал им небольшие поместья, расположенные в разных частях страны.
Это, в свою очередь, обусловило вторую особенность английского феодализма. В отличие от континентальных феодалов, английские бароны подчинялись не вышестоящим сеньорам - герцогам и графам, а напрямую королю.
Третья особенность состояла в том, что английские короли во времена Генриха II Плантагенета перешли от феодального ополчения к наёмной армии. Феодалы могли откупиться от королевской службы, внося особый налог - «щитовые деньги». За эти деньги король мог нанять других рыцарей, более охотно готовых служить королю.
Четвёртая особенность заключалась в том, что создание системы феодальных поместий в стране завершилась именно в результате норманнского завоевания, когда была проведена всеобщая перепись населения («Книга страшного суда») и определён размер повинностей в пользу государства и местных феодалов.
Пятая особенность касалась технологической и, в некоторой мере, социальной базы английского поместья. Оно имело уклон в сторону овцеводства с последующим производством шерсти и её продажей, что позволяло улучшить условия жизни и крестьянам, и феодалам. Вот отчего многие английские помещики предпочитали тяготам войны заботу о собственном хозяйстве. Таким образом, торговля шерстью подрывала феодальное хозяйство. Дворяне-рыцари превращались в обычных сельских хозяев, барщина и натуральные налоги постепенно заменялись денежным оброком, а труд крепостных - наёмным трудом.
Этот процесс был отчасти задержан, а потом напротив ускорен во время Столетней войной. Задержан потому, что английских феодалов захватил воинский азарт, стремление к приобретению новых земель на континенте при полном согласии и в союзе с королевской властью. Ускорен потому, что английские феодалы ещё больше оторвались от своих поместий и стали шире переходить к коммутации оброка, т.е. к переводу его на денежную основу. Также нельзя не отметить тот важный факт, что в ходе этой войны в Англии, как и во Франции, произошла национальная консолидация общества. Ведь с момента норманнского завоевания знать и простонародье говорили на разных языках. Знать на французском языке, так как она, в своём большинстве, прибыла на Британские острова с континента, а простой народ на англо-саксонском диалекте. Только в годы Столетней войны английская знать осознала, что непатриотично говорить на языке противника. И в 1364 г. настал исторический момент: король Эдуард III обратился к своему войску на родном для него английском языке.
Конечно, не всё было гладко с эволюцией английского феодального хозяйства в сторону торгово-рыночных отношений. Опустошение нанесённой Англии чумой, вызвало сокращение рабочих рук и стремление владельцев поместья вновь вернуться к барщине. Да и потери, понесённые английскими феодалами во Франции, побудили их увеличить крестьянские налоги и повинности. Ответом на это стало мощное восстание крестьян под предводительством Уота Тайлера (1381 г.). После этого восстания в английской деревне наступает почти полная коммутация оброка и постепенный выкуп феодальных повинностей. К XV в. почти все английские крестьяне сделались либо частично зависимыми людьми, уплачивающими за владение земельными участками денежный оброк. Либо полностью свободными фермерами. А место старой феодальной знати заняло новое дворянство – джентри, живущее предпринимательством и ведущее своё хозяйство исключительно на наёмном труде.
Свои особенности имел феодализм в Германии. Во-первых, здесь наблюдалось более позднее, чем в Англии и Франции, складывание феодальной системы хозяйства. Во-вторых, в состав Германии изначально вошли французские, итальянские и славянские земли, что впоследствии затруднило процесс формирования единой немецкой нации. В-третьих, отдельные части страны были экономически оторваны друг от труда, что, наряду с господствовавшей имперской идеей в рядах германской знати («Священная Римская империя германской нации»), не способствовало складыванию единого национального государства. В-четвёртых, движение германских феодалов на восток («Дранг нах остен») способствовало приращению посевных площадей, что также создало дополнительные экономические ресурсы для консервации феодальных отношений.
Эти обстоятельства сильно усилили экономические и политические позиции местных властителей князей, которые сумели взять в свои руки начавшийся в XV веке вывоз хлеба через балтийские порты в Голландию и Англию. В результате произошёл ренессанс феодальных отношений на землях к востоку от Эльбы. Побуждаемые большой выгодой от хлебного экспорта, феодалы создавали обширные господские запашки, сгоняли крестьян с земли и переводили их на барщину и провели фактически второе закрепощение крестьян. Ответом на ухудшение их материального и юридического положения простого народа стала Великая крестьянская война 1525 г. После её подавления в Германии, как и в ряде стран Восточной Европы (Польша, Литва, Россия) воцарились самые жестокие формы феодальной зависимости вплоть до крепостничества.
2. Общее и особенное в процессе образования единого Русского государства.
Самые жестокие формы феодализм приобрёл в России, чему, кроме уже отмеченных ранее обстоятельств, способствовала общая социально-экономическая отсталость страны и возникший, вследствие этого, догоняющий тип развития. Такие цивилизационные особенности России вызревали постепенно по мере становления и развития централизованного Русского государства.
Вопрос о том, почему именно Москва стала центром сплочения русских земель, вызывал живейший интерес ещё во время складывания единого государства. «Кто думал-гадати, что Москве царством бытии, и кто же знал, что Москве государством слыти?» - изумлялся безвестный летописец в середине XVI века.
К настоящему времени многие поколения русских историков привели ряд убедительных, на первый взгляд, доводов в пользу возвышения Москвы. Главными из них являются следующие аргументы:
1. Москва и прилегающие к ней земли являлись центром формирования великорусской народности.
2. Москва имела выгодное географическое положение, гарантировавшее ей относительную безопасность. С севера и северо-востока её прикрывали от немцев и Литвы Новгородские земли и Тверское княжество. С юга и юго-востока её от нашествия татарских орд прикрывали Нижегородское и Рязанское княжества. Это обуславливало сюда приток население из других менее безопасных русских земель.
3. Свою роль в укреплении Москвы сыграл удобный торговый путь по Москве-реке и дальше на Волгу в другие страны. Это способствовало обогащению и усилению экономической мощи московских князей.
4. Не стоит отбрасывать в сторону и поместный характер землепользования, утвердившийся в Московском княжестве, когда землю давали только за службу. Оттого Московский князь смог обеспечить себя большим и преданным себе войском, создав настоящее служилое сословие.
5. И, наконец, в качестве одного из факторов, выдвинувших Москву на первое место в процессе объединения русских земель, признаётся умелая политика Московских князей.
При более вдумчивом рассмотрении этих факторов возникают сомнения в их обоснованности. Прежде всего, не только территория Московского княжества, но и все другие земли северо-восточной Руси стали местом формирования великорусской народности. Далее, кроме Москвы не менее выгодное географическое положение имели и другие русские княжества. Тверское княжество ещё дальше находилось от Золотой Орды, таилась в лесах и болотах. Однако это не помешало татарской коннице в 1327 г. разорить это княжество и сжечь Тверь дотла. Что касается выгодных торговых путей, то, более лучший, прямой выход на Волгу имел Нижний Новгород и Ярославское княжество. Относительно поместного характера землепользования, то следует отметить, что подобное отмечалось во всех других русских княжествах, вышедших из Владимиро-Суздальской земли, и определялось не спецификой Московского княжества, а природно-климатическими и социальными факторами.
Так что следует признать, что при прочих равных условиях не только Москва могла начать процесс объединения русских земель, но и какое-нибудь другое русское княжество. И не только русское. В начале XIV в. по свидетельству русских летописей самым воинственным русским княжеством считалось Рязанское, самым сильным Тверское, самым богатым «Господин Великий Новгород». Таким образом, достаточно объёктивных причин для возвышения именно Москвы не было.
Значит, не первое место надо выдвинуть субъективный фактор, т.е. умелую, рассчитанную на длительную перспективу политику Московских князей: от угодничества перед ханами Золотой орды при Иване Калите до открытой борьбы с Ордой при Дмитрии Донском. «Да, найдись в Твери в нужный момент более осторожные и менее гордые правители. Сумей они наладить хорошие взаимоотношения с Золотой Ордой и Великим Новгородом – то и быть Твери главной объединяющей силой русских земель», - отмечает историк В.Б. Кобрин[18]. Но так случилось, что рыцарственная Тверь проиграла, а холопствующая перед золотоордынскими ханами Москва выиграла. Тверскому же княжеству выпала иная историческая участь. Безнадёжно испортив отношения с Золотой Ордой и Великим Новгородом, Тверь вынуждена была идти против течения, пытаясь в союзе с Великим Литовским княжеством противостоять объединительной политике Москве, пока сама Тверь в 1485 г. была присоединена к Московскому государству.
Решительный сдвиг в пользу Москвы произошёл во времена правления Ивана Калиты, который умело воспользовался антиордынским восстанием в Твери в 1327 г. Поддержав золотоордынский поход на Тверское княжество, он нейтрализовал своего главного политического соперника и добился у золотоордынского хана Узбека не только ярлыка на Великое княжение, но и права собирать дань в пользу хана со всех русских земель. Помимо экономических выгод, он приобрёл и политическую власть над всеми северо-восточными княжествами. Пользуясь этим, Иван Калита и его преемники постепенно округляли пределы Московского государство, покупая целые города и деревни у других князей, или приобретая их в виде приданного за своими жёнами, или просто захватывая силой. Впоследствии, пользуясь своим доминирующим положением на Руси, московские князья просто покупали ярлыки, т.е. право на управление отдельными территориями золотоордынских ханов, а потом «забывали» их вернуть.
Ещё больше упрочил позиции Москвы в качестве будущей столицы русского государства перенос туда митрополичьего престола из города Владимира в 1328 г. Теперь Московский князь в своей объединительной политике мог опереться на поддержку Русской православной церкви.
Однако был и противодействующий усилению Москвы фактор. Если рассуждать непредвзято, то в середине XIV в. больше шансов объединить русские земли имело Великое княжество Литовское. «Вся Русь должна принадлежать Литве», - заявил Литовский князь Ольгерд на встрече с послами Ливонского Ордена, предложив последним отправляться за Волгу для борьбы с неверными, которых там великое множество, а русские земли оставить ему. К этому времени князь Ольгерд успел подчинить себе Новгород-Северскую землю, распространить свою власть на Киев и другие южные русские земли. Три раза, в 1368, 1370 и 1372 гг., он тревожил пределы Московского княжества. Первый раз Москву спасли белокаменные стены, построенные впервые после Батыева нашествия князем Дмитрием Донским. А во время последнего похода на Москву литовского князя постигло позорное поражение в открытом бою с московской ратью.
Но военное счастье весьма переменчиво, а так, по справедливому замечанию Карла Маркса, Литовское государство являлось скорее Русско-Литовским. Великий князь Литовский Ольгерд и часть его знати приняли православие. В основу законом Литовского государства была положена «Правда Русская». Широкое распространение на всей территории княжества имел русский язык. Так что при ином стечении обстоятельств центром объединения русских земель вполне могла выступить Литва.
Однако Великое княжество Литовское тоже сделала свой исторический выбор, пойдя в 1386 г. на унию (союз) с Польшей ради совместного отпора рыцарям Тевтонского Ордена. Непременным условием этого союза, кроме брака литовского князя Ягайло на польской королеве Ядвиге, было распространение католичества на всей территории Великого Княжества Литовского, что делало бесперспективным подчинение Литве православного населения Северо-Восточной Руси. Более того, наличие в Польско-Литовском государстве большого анклава с православным русским населением стало впоследствии причиной ослабления и гибели этого государства. К тому же в 1399 г. литовский князь Витовт потерпел страшное поражение от татарских орд на реке Воксле, что окончательно отдало пальму первенства в объединении русских земель Московскому княжеству.
Образование единого Московского государства началось почти одновременно с аналогичными процессами в странах Западной Европы, где-то в XIV в., и завершилось тоже почти одновременно. Ключевым можно считать 1485 г., когда закончилась «война двух роз» в Англии, французский король присоединил к своим владениям последнюю область Бретань, а московский князь Иван III захватил Тверь, покончив, тем самым, с главным соперником Москвы. На этом основании некоторые историки ставили знак равенства между главными причинами образования единого государства в России, Англии и Франции, видя их, прежде всего, в развитии раннекапиталистических отношений и формировании единого национального рынка. Между тем, как отличия в процессе объединения русских земель вокруг Москвы и государственной централизации в передовых странах Европы просто бросаются в глаза:
1. На Руси, скорее всего, шёл процесс возрождения государственности, а не государственной централизации как в западноевропейских странах. Во Франции, например, вся проблема с объединением страны сводилась к распространению королевской юрисдикции на новые территории и ограничению прежних иммунитетных прав местных сеньоров. Как бы не был горд и самонадеян бургундский герцог Карл Смелый, в общественном мнении средневековой Европы он был всего лишь непокорным вассалом французского короля, который после его гибели спокойно присоединил его земли к своим владениям. Примерно также обстояло дело и в Англии. Только здесь знатные феодалы сами друг друга истребили в войне Алой и Белой роз.
Совсем иное дело было на Руси, где каждый местный князь являлся суверенным правителем. Тверской, рязанский, суздальский и любой другой русский князь не чувствовал себя хуже московского, а, может быть, даже старше и лучше. Поэтому процесс государственной консолидации здесь заключался в завоевании и в ликвидации независимости московскими князьями соседних земель и княжеств.
2. На Западе, как известно, короли в своей объединительной политике могли опереться на помощь городов и дворянства в борьбе с феодальной аристократией. На Руси же в те времена, XIV-XVI вв., города не играли той политической роли, которую они приобрели на западе Европы. Они оставались сосредоточием местной княжеской администрации, от которой всецело зависели торгово-ремесленные городские слои. Также полностью зависели от своих местных князей представители служилого дворянства в силу условного (за службу) держания страны. Их консолидация в общенациональном масштабе была в принципе невозможна. Так что в своей борьбе с другими княжествами за первенство на Руси московские князья могли опереться только на собственных бояр и дворян.
3. На Руси, как в своё время совершенно справедливо заметил Карл Маркс, объединение русских земель «шло рука об руку с освобождением от золотоордынского ига». Добавим ещё, при постоянном вмешательстве польско-литовского и шведского государств. В других европейских государствах объединительный процесс протекал в более спокойной обстановке. Во Франции и в Англии он произошёл после окончания Столетней войны, в Испании – после того как изгнание завоевателей – мавров (арабов) с Пиренейского полуострова было почти завершено. Процесс же объединения русских земель со времён Дмитрия Донского принял характер национально-освободительной борьбы против золотоордынского ига. Переломным моментом стала победа на Куликовом поле в 1380 г., что выдвинуло московское княжество в центр освободительного движения против власти Золотой Орды. Несмотря на то, что через два года новый золотоордынский хан Тохтамыш захватил и сжёг Москву, переломить сложившуюся тенденцию он уже не мог. В своём завещании князь Дмитрий Донской отписывал княжество своему сыну Василию уже в качестве «отчины», т.е. наследственного владения. Отошёл в прошлое обычай, когда каждый русский князь должен был лично являться в Орду для подтверждения своих наследственных прав.
Осталась лишь внешняя зависимость Московской Руси от золотоордынского хана, сводившаяся к нерегулярной выплате дани. Часто правителям Золотой Орды приходилось напоминать московским князьям об уплате «ордынского выхода». Пока, спустя столетие после Куликовской битвы, в 1480 г. московский князь Иван III не прекратил эту чисто номинальную зависимость Руси от Орды, отказавшись платить дань после т.н. «Угрского стояния».
4. Весьма примечательной чертой процесса объединения русских земель было то, что Московская Русь с самого почти начала складывалась как многонациональное государство. Наднациональные вкрапления были и в европейских странах - Англии, Франции, особенно в Испании и Германии, но такого смешения народов, племён, вероисповеданий, причём не только среди простонародья, но и в правящем классе, не было нигде в Европе, кроме России.
5. Однако наибольшее отличие объединительного процесса на Руси от аналогичных процессов в странах Западной Европы в его конечных результатах. Длительное пребывание Северо-Восточной Руси на положении подчинённой территории Золотой Орды обусловило наличие золотоордынских традиций в политической культуре Московского государства. Вместе с тем, сохранились, никуда не делись, прежние византийские и древнерусские традиции, определившие своеобразные черты новой Северо-Восточной цивилизации - Московской Руси.
Главной традицией, оставшейся с золотоордынских времён, явилось утверждение незыблемости самодержавной власти царя и полное охолопливание русской знати. Именно из политической практики золотоордынских ханов московские самодержцы извлекли идею т.н. «вотчинного государства», когда вся территория страны считалась личным подворьем Великого князя, а затем царя Московского. Отсюда они черпали свою уверенность в том, что все жители государства, включая представителей самых знатных боярских фамилий – есть их бесправные холопы, которых они вправе казнить и миловать по своему произволу.
Начал лишаться своих политических прав русский правящий класс ещё при Иване III (1488 г.), когда окончательно утвердился особый признак знатности рода. Он определялся не древностью происхождения какой-либо боярской фамилии, как в Западной Европе, а временем службы московским правителям. Так Романовы, чей предок начинал службу ещё при Иване Калите, считались более знатными, чем, допустим, Голицыны и Хованские, хотя те и возводили свой род к литовскому князю Гедимину.
Окончательно лишились своих прав бояре и дворяне при Иване IV, вплоть до потери гарантии личной безопасности. Причём, Иван IV Грозный помнил о своих золотоордынских корнях, и при перечислении всех своих титулов с особой гордостью отмечал – царь Казанский. Своего рода историческим курьёзом можно считать тот факт, что Иван Грозный был потомком двух непримиримых врагов – московского князя Дмитрия Донского и татарского правителя Мамая. Во время неудачной для него битве на реке Воскле литовский князь Витовт был спасён наёмником-татарином, являвшимся потомком Мамая. За это литовский князь наградил своего спасителя урочищем Глина. От этого татарина произошли польско-русские князья Глинские. Одна из представительниц этого рода – Елена Глинская впоследствии стала супругой московского князя Василия III. По легенде у младенца, появившегося у царственной четы, оказалась физическая аномалия - два молочных зуба. На это казанская ханша, якобы, заметила: «Одним зубом он нас, татар, съест, а вторым вас, русских, грызть будет».
Русские самодержцы восприняли не только политические формы, но и, своего рода, политическую философию Золотой Орды. Она сводила основные функции государственного управления к защите внешних границ и к сбору налогов. Забота об общественном благосостоянии не считалась главным приоритетом государственной власти, что, впрочем, отмечалось и в более поздние времена.
Вместе с золотоордынскими традициями Московская Русь испытала на себе влияние Византии. Формированию её политического и духовного облика способствовали греческие книги, скопившиеся в монастырях Владимиро-Суздальской земли после разгрома Киева в 1169 г. Оттуда впоследствии и вышли московские князья. Целую библиотеку привезла в Москву невеста Великого князя Московского Ивана III и племянница последнего византийского императора Софья Палеолог. Из этих книг московские правители почерпнули идею богоизбранности своей власти. Священной обязанностью всех жителей православного царства было верой и правдой служить своему земному богу, который за свои дела отвечал только перед «царём небесным». Таким образом, кроме самодержавной власти, оставшейся с золотоордынских времён, московский правитель наделялся ещё религиозной харизмой, превращавшей его в сверхъестественное существо.
Такому особому статусу московского правителя способствовало подчинённое положение православной церкви по отношению к государственной власти, что делало человека абсолютно беззащитным перед грозной государственной машиной.
Татарская политическая философия и византийская политическая мысль послужили одной из основ для формирования особой государственной идеологии, нашедшей воплощение в теории «Третьего Рима», сочинённой учёным иноком одного из псковских монастырей Филофеем. Согласно этой теории Московская Русь объявлялась последним и главным оплотом мирового православия – «Новым Израилем», т.е. богоизбранным царством. И долг каждого жителя этого царства заключался в верном служении своему богоизбранному царю, который подчиняется только «царю небесному». Власть же, в свою очередь, обязалась охранять своих православных подданных от агарян, латинян и прочих еретиков, покушающихся на православную веру и самобытное устройство Московского государства. На само государства новая идеология тоже возлагала особую миссию по объединению всех православных народов под эгидой русского царя.
Таким образом, к первой четверти XVI в. завершилось формирование несущих основ вновь образованного русского государства, где явно преобладали восточноазиатские черты, да ещё при мобилизационном способе решения всех стоящих перед государством задач.
Только в Московском царстве, в отличие от национальных европейских государств, не было ни постоянной армии, ни чиновнического аппарата, ни автономного положения церкви, ни законодательного обеспечение прав и обязанностей всех сословий, что в совокупности составляло признак цивилизованного государства, идущего по исторически прогрессивному пути развития. В скором времени на Руси будет покончено с остатками соборно-вечевого уклада, местным самоуправлением и всеми прежними свободами. Самодержавный деспотизм восторжествует целиком и полностью.
3. Реформы «Избранной рады» и опричнина Ивана IV Грозного.
Пока же перед воспрянувшим новым русским государством в начале XVI в. встали три важнейшие для его дальнейшего существования задачи:
Первая задача заключалась в необходимости покончить с осколками Золотой Орды в виде постоянно угрожавшим пределам Московского государства Казанского, Астраханского, Крымского, Сибирского ханств и Ногайской орды.
Вторая задача требовала пробиться к морю (всё равно к Балтийскому или Чёрному), ради упрочения торгово-экономических и культурных связей с европейскими государствами и преодоления изоляции страны.
Третья задача сводилась к завершению процесса государственной централизации, преодоления остатков удельно-родового и соборно-вечевого укладов, а также и других пережитков русской старины.
Для определения путей и средств решения этих задач нужны были идеалы-символы, т.е. поиск той модели общественного устройства, которая уже апробировала себя в других стран и могла быть применена в российских условиях. В те времена таких идеалов-символов для России было три. Определённым идеалом для Московской Руси могла стать могучая Турецкая империя (Оттоманская Порта), наводившая страх на всех своих ближайших соседей, как на Западе, так и на Востоке. Политический мыслитель тех лет Иван Пересветов в своём «Сказании о Магомет-султане» учил Ивана Грозного, что «Государство без грозы, что конь без узды». Потому и сильна Турецкая держава, что султан по своей воле может любого казнить или миловать. Этим обеспечивает верность государю и ревность в службе ему.
Следующий идеал виделся в развитых европейских государствах Англии и Франции. Тот же Иван Пересветов в другом своём произведении «Большая челобитная» заявлял о необходимости развития торговли и ремёсел в русском государстве и об использовании в этом деле опыта передовых стран. Иными словами, строить светское национальное государство по европейскому образцу. В этой связи можно считать, что Иван Пересветов был либо беспринципным человеком, ибо предлагал разные подходы к решению стоящих перед страной задач. Либо под этим псевдонимом выступали различные авторы. Надо отметить, что царь Иван IV Грозный впоследствии использовал оба эти подхода в своей политике. Это можно проследить на примере опричнины и попытке грозного царя наладить дружеские отношения с английской королевой Елизаветой Тюдор. Наконец, примером для Ивана IV Грозного мог выступить скованный единством воли и цели Ливонский орден. Есть свидетельство того, что его опыт тоже не укрылся от внимания московского правителя.
Однако существовал и исконно русский путь решения стоящих перед государством проблем, который опирался на неизжитые и не истреблённые пока до конца элементы прямой народной демократии в виде соборно-вечевого идеала и традиций местного самоуправления. Именно его избрала в качестве руководящего начала своей деятельности «Избранная Рада», куда входили ближайшие советники молодого царя Ивана IV – князь Андрей Курбский, стольничий Алексей Адашев, митрополит Макарий, протопоп Сильвестр, воевода Михаил Воротынский и дьяк Посольского приказа Иван Висковатый. По их совету и при их участии в 1549–1562 гг. был проведён ряд реформ, которые, в случае их продолжения и развития, объективно вели к превращению Московского царства в нормальную сословно-представительную монархию европейского типа с постоянно действующим парламентом и сильной властью царя, несколько смягчённой законом и обычаями.
На это указывают следующие факты. Созыв первого в истории страны Земского собора 27 февраля 1549 г. положил начало практике созыва сословно-представительных учреждений. Тогда же был упорядочен состав Боярской думы, которая отныне превратилась в постоянно действующий совещательный орган при царе. Это свидетельствует о том, что уже почти появились верхняя и нижняя палата несостоявшегося российского парламента. Судебник 1550 г., принятый на основе решений Земского собора, ограничил полномочия царских наместников- воевод, передав судебную власть и сбор налогов (по существу, основные функции местной власти) в руки выборных лиц – губных и земских старост, расширив, тем самым, права органов местного самоуправления. Такого не было пока даже в передовых странах Европы, где уже утверждался капитализм.
Военная реформа 1550 г., проведённая князем Михаилом Воротынским, заложила основу регулярного стрелецкого войска. Основной боевой силой русской армии отныне становилась дворянская поместная конница, а не бояре со своими дружинниками, как раньше. Был принят ряд мер и по укреплению артиллерийского парка. Организована пограничная стража и несколько ограничен принцип наместничества при назначении на высшие командные посты.
Церковный собор 1551 г. укрепил внутреннее единство православной церкви и усилил её зависимость от светской власти. На этом соборе была подведена последняя черта под многолетний спор нестяжателей и иосифлян по поводу церковных богатств. Нестяжатели - последователи монаха-аскета Нила Сорского, призывали церковников вернуться к временам первых апостолов, которые сами были наги, голодны и к тому же призывали своих последователей. Они требовали от церкви отказаться от земных благ в виде огромных земельных владений монастырей и пышного убранства церквей. Иегумен Волоколамского монастыря Иосиф Волоцкий, напротив, учил, что церкви владеть земными богатствами вовсе не зазорно. По его мнению, церковные богатства являются своего рода государственным резервом на случай вражеского нашествия или иных бедствий. Средства также нужны церкви для занятия благотворительной деятельностью, и, к тому же, пышное убранство храмов и священников оказывает сильное эмоциональное
воздействие на прихожан. Казалось, власти было выгоднее поддержать нестяжателей и под их идеологическим прикрытием захватить монастырские земли. Однако нестяжатели, помимо своих противников-иосифлян, неустанно разоблачали произвол и поборы царя и местных властей, что самой власти никак не могло понравиться. Зато иосифляне при условии сохранения монастырского землевладения и церковных богатств сохраняли полную лояльность царской власти. Поэтому власть их поддержала, объявив учение Нила Сорского глубочайшей ересью.
В свою очередь русская церковь пошла на уступки государственной власти. Раньше владельцы поместий могли завещать свои владения монастырям. Монастыри расширяли свои земельные владения, а у государства, поэтому, иссякал земельный фонд для наделения новых бояр и дворян, желавших служить царю. Теперь каждое боярское пожалование монастырю подлежало обязательному утверждению царя, который часто его не утверждал. Кроме того, отныне церковь должна была платить государству своеобразный налог, т.н. «полоняные деньги», под благовидным предлогом, якобы для выкупа христианских невольников из турецкого или татарского плена. Это также лишнее свидетельство усиление зависимого положения церкви от самодержавного государства.
Для поднятия авторитета Русской православной церкви на этом соборе были провозглашены 38 новых русских святых и упорядочена внутренняя организационная структура церкви.
Такая попытка решения стоящих перед государством проблем при опоре на исконно русские идеалы и ценности принесла вскоре свои плоды. В 1552-1556 гг. были завоёваны Казанское и Астраханское ханства, нанесён удар по Крымскому ханству и Ногайской орде, что надолго отбыло у последних охоту тревожить границы русского государства. Удачным для Московской Руси стал первый период Ливонской войны (1558-1583), до 1564 г., когда русские войска заняли почти всё Балтийское побережье.
Дореволюционный историк Р.Ю. Виппер высказал парадоксальную мысль, что, если бы Иван IV умер в 1566 г., в тот момент, когда он находился на вершине своих политических и военных успехов, то он бы стал вровень с величайшими правителями и полководцами в мировой истории, даже выше чем Пётр I»[19]. Однако случилось так, как случилось. Вскоре Иван IV круто повернул от политики реформ к опричнине, явившейся торжеством самого необузданного деспотизма, заслужив прозвище Грозный, хотя ему гораздо больше бы подошло другое прозвище, данное ему русскими историками – Иоанн Мучитель. А что касается его места в исторической памяти, то весьма примечательный факт, когда в 1862 г. в честь тысячелетия Руси в Новгороде Великом установили монумент, то на нём нашлось место всем правителям России, кроме одного. Нетрудно догадаться кого именно. Даже царское правительство сочло неуместным его присутствие среди плеяды славных представителей русской истории.
Опричнина относится к самых сложным и загадочным явлениям в русской истории, не имевшим аналога ни в западноевропейских, ни в восточноазиатских странах. Разве что, кроме Испании времён королевы Изабеллы и к<