Трансформации -суть профессии переводчика

_Hаши многословные рассуждения привели к неожидан­ному выводу о том, что искусство перевода заключается в уме­нии совершать трансформации на разных уровнях. Вы знаете уже, что вместо слова «бизнесмен» можно сказать «предприниматель», вместо «метель» — «буран». В этом слу­чае одно слово заменяется другим, имеющим примерно тот же объем значения, т. е. происходит трансформация на лексичес­ком уровне. На этом же уровне может иметь место и транс­формация при переводе с одного языка на другой: «играть в футбол» — «jouer au football» — «FuBball spielen» — «play football».

Лексический уровень трансформаций связан с рядом воп­росов. Как перевести с английского «you go to school» и «you go to Moscow»? По-русски в одном случае мы говорим «ты идешь в школу», а в другом — «ты едешь в Москву». Нетруд­но заметить, что одно и то же слово «go» в различных кон­текстах переводится по-разному, и просто лексическая транс­формация ожидаемого эффекта не дает. Это происходит по­тому, что объем значения английского глагола «to go» не совпадает с объемом значения слов «идти» или «ехать», объем его значения значительно шире, чем каждого русско-

го слова в отдельности. Но бывает и другое соотношение: зна­чение русского слова «рука» покрывает значения двух анг­лийских слов — «hand» и «arm». При различном объеме зна­чения слова появляется необходимость переходить на семан­тический уровень трансформации. Причем перевод слова с более широким значением словами с узким значением вы­зывает большие трудности, чем обратный путь от слова с уз­ким значением к слову с более широким значением. Нетрудно заметить, что трансформации на более глубоком (на уровне значения слов, а не просто слов), семантическом уровне, тре­буют от переводчика уже профессионального умения.

Переход с одного уровня трансформаций на другой лежит в основе таких приемов перевода, как конкретизация или генерализация понятий. При конкретизации понятий рус­ское слово «учащийся» может переводиться в зависимости от ситуации как «школьник», «студент», «лицеист», «кур­сант», а французское слово «projectile» — как «снаряд», «бомба», «мина», «ракета». Этот прием можно применять, когда контекст позволяет четко определить, о чем идет речь.

При генерализации понятий, наоборот, вы идете от узко­го значения к широкому, и слова «бомба» или «мина» пере­водятся как «projectile», а слова «лицеист» или «школь­ник» — как «eleve».

В связи с приемами конкретизации или генерализации понятий вспоминается любопытный случай, который произо­шел с автором этой книги в конце 50-х годов на даче предсе­дателя, в то время, Верховного Совета Узбекистана Ш. Ра-шидова, где он устроил прием для делегатов Конгресса писа­телей стран Азии и Африки. Восторженно настроенный после деликатесных вин и великолепной узбекской кухни писатель одной из азиатских стран воскликнул, что приветственные слова хозяина дома он может сравнить только с пением рай­ской птицы.

Его тут же переводили на русский, а мы уже с русского старались донести его восторг на французский и английский языки. В процессе перевода, который мешал мне присоеди­ниться к делегатам и отведать редкие яства, я обнаружил,

что не знаю, как будет по-французски «райская птица», и пошел ва-банк, переведя буквально «oiseau de paradis» («пти­ца рая»). Каково же было мое удивление, когда позже оказа­лось, что этот перевод был верным.

Еще более парадоксально семантический уровень трансформаций проявляется при таком приеме перевода, как антонимический перевод. В некоторых случаях антоними­ческий перевод представляется единственным выходом из трудного положения. Как вы скажете «в полумраке ложи»? Вам могут предложить только один вариант перевода: «dans le demi-jour de la loge», т. е. «в полусвете ложи». Английское «inferiority of our troops» приходится также переводить «от противного»: «превосходство войск противника», как и «he did not die till...» перелагать на русский через « он жил до... ».

К антонимическому переводу прибегают и в случае, ког­да ваша память отказывается выдать вам нужное слово в дан­ный момент. Например, вы забыли, как будет по-немецки «помнить», и тогда русское «я помню» вы переводите через немецкое «ich habe nicht vergessen» или для французского «il avait beaucoup de distractions a Moscou» вы вместо «иметь развлечения» предлагаете «в Москве он не скучал».

Очевидно, что трансформации на семантическом уровне предполагают отказ от знания отдельных слов и словосоче­таний за счет сохранения смысла высказывания.

Но трансформации можно поднять еще на более высокий уровень, на уровень информации, подлежащей передаче адресату.

Представьте себе такую ситуацию. Вы в качестве перевод­чика входите с членами делегации в лифт, в это время в вести­бюле появляется пожилой человек, и пассажиры лифта, естественно, не спешат нажать кнопку нужного им этажа. Между тем появившийся в последний момент человек произ­носит одну из следующих фраз: «Я живу на первом этаже», «Я предпочитаю ходить пешком», «Мне нужно подождать приятеля», «Не ждите меня». В лифте никто русского языка не знает, все смотрят на вас. Оптимальный вариант вашего перевода должен выражать следующий смысл: можно ехать.

Итак, вы не сообщите, что этот пожилой человек живет на пер­вом этаже, или что он предпочитает подниматься пешком на свой этаж, или что ему нужно подождать приятеля. В описан­ной ситуации всё это не имеет никакого значения. Смысл реп­лик старика для стоящих в лифте людей один: можно подни­маться. Таким образом информация, заключенная в репли­ках, естественно заменяется на информацию, необходимую в данной ситуации и определяющую решение пассажиров лиф­та. Без переводчика они оставались в неведении, как посту­пить, благодаря переводчику они получили нужную им ин­формацию, которую он извлек из другой информации, содер­жащейся в реплике пожилого человека. Вполне понятно, что произошла еще одна трансформация, но уже на уровне инфор­мации. Переводчик изменил смысл реплики, но сохранил цель и смысл высказывания, если считать, что высказывание есть фраза или несколько фраз, смысл которых следует искать в соотнесении ситуации с семантикой слов.

Чтобы лучше понять сказанное, полезно знать, что в пе­реводе различают типы высказывания, это позволяет опреде­лять то, что подлежит переводу.

Во-первых, есть высказывания, которые обусловлены ситуацией. Встречаясь с кем-либо, мы говорим: «Как дела? », «Что нового?», «Как Вы себя чувствуете?» и т. п. Все это так называемые ситуационные клише, т. е. застывшие обороты речи, обязательные при встрече старых знакомых. В ответ у нас в запасе другие ситуационные клише: «Спасибо, всё в порядке», «Более или менее», «Потихоньку» и т. п. Они тоже в тех или иных вариантах обязательны в тех или иных ситу­ациях. Происходит, таким образом, обмен ситуационными высказываниями, информация которых определяется усло­виями ситуации, в данном случае — встречи старых знако­мых. В таких условиях от переводчика требуется только одно: иметь запас необходимых ситуационных клише, отве­чающих требованиям стандартной, т.е. многократно повто­ряющейся в жизни ситуации.

Во-вторых, есть высказывания, смысл которых раскры­вается через соотнесение ситуации с семантикой слов и оп-

ределяется целью высказывания. Пример таких высказыва­ний уже приводился в обмене репликами у лифта. Вот еще один пример: к вам обращается прохожий с целью прикурить сигарету. Если у вас нет спичек или зажигалки, вы ему отве­чаете: «Не курю!», «Нет спичек», «Давно перестал портить себе здоровье», «Зажигалку забыл дома» и т. п. При всем наборе перечисленных реплик прохожий извлекает из них одну информацию: прикурить ему у вас не удастся. Такие высказывания называются целевыми, поскольку из них мож­но извлечь строго альтернативную информацию в зависимо­сти от решаемой проблемы: ехать на лифте или нет, есть воз­можность прикурить или нет.

И наконец, в-третьих, речь идет об основной массе высказываний, которые можно назвать информативными и которые необходимо переводить, исходя не из «вкуса» пе­реводчика, а из той информации, которая в них заключена. Вам говорят: «Билет будет стоит 112 долларов туда и обрат­но» . Ничего из сказанного переводчик не имеет права изме­нить, ценность такого высказывания именно в его содержа­нии, в информации, которая заключена в сумме значений слов. Вам говорят: «Переговоры начнутся в среду в 14 ча­сов 30 минут в Белом доме». Опять-таки никаких измене­ний в информации, заключенной в словах, переводчик не может себе позволить. И это происходит во всех информа­тивных высказываниях.

Итак, если отталкиваться от вида высказываний, кото­рые полезно уметь различать, хорошо подготовленный пере­водчик должен держать в своей голове запас ситуационных клише для перевода диалога, соответствующего стандарт­ной ситуации, т. е. для перевода ситуационных высказы­ваний. Хорошо подготовленный переводчик не должен тра­тить время на понимание и передачу второстепенной инфор­мации в целевых высказываниях, а искать в них ответ на возникшую в данной ситуации проблему. Хорошо подготов­ленный переводчик обязан сохранять всю ключевую и важ­ную дополнительную информацию в информативных вы­сказываниях.

Это рассуждение необходимо для того, чтобы чувствовать в переводе каждой единицы текста границы возможного. Трансформации в лексике необходимы и, как правило, по­стоянны. Трансформации в семантике исходного текста в ряде случаев необходимы и помогают переводчику найти выход в сложной ситуации. Трансформации в информации высказываний представляют собой исключение и возможны только при правильной оценке характера высказывания. А сами трансформации представляют собой суть профессио­нального перевода.

13. НАВЫКИ МЕХАНИЗМА БИЛИНГВИЗМА

илингвизм — само собой разумеющееся условие деятельности переводчика-профессионала. Билингвизм опре­деляется как способность человека использовать в общении два языка. Билингвизм может быть естественным, при этом подразумевается, что человек вырос в двуязычной среде, ког­да ему дома, например, приходилось говорить на немецком, а во дворе, на улице, в школе — на русском языке (что харак­терно для многих русских немцев). Билингвизм считается искусственным, если изучение второго языка шло не парал­лельно с изучением родного, а в более поздние сроки, напри­мер в процессе учебы в школе, институте или частным обра­зом с преподавателем. Если усвоения второго языка не про­изошло, то независимо от времени, потраченного на него, человек билингвом не становится.

Сам по себе билингвизм не означает способности перево­дить. Можно изучить второй язык, изъясняться на нем доста­точно сносно и в то же время не быть переводчиком. Более того, известны многочисленные примеры, когда человек, прекрасно знающий два языка, перевести что-либо с одного языка на другой толком не может. А рядом, его же приятель, знающий иностранный язык значительно хуже, неплохо

выполняет функции переводчика. В этом случае можно го­ворить, что у второго из них сформированы навыки механиз­ма билингвизма, а у первого — нет.

Если билингвизм — это просто двуязычие, то механизм билингвизма следует понимать как сформированное умение без каких-либо усилий переходить с одного языка на другой. Истинное умение, в отличие от знания способа действия, ос­новывается на навыках, т. е. на способности совершать автоматизированные действия и даже управлять ими. Меха­низм билингвизма — это тоже умение, которое основывается натакихнавыках,какнавыкпереключенияинавыкдеверба-лизации. Эти навыки для переводчика чрезвычайно важны, поэтому на них следует остановиться подробнее.

Начнем с навыка девербализации. Его название непро­стое, но оно станет понятным, если вспомнить о том, что су­ществует вербальная память. Такая память появляется и бурно развивается у школьников, которые вынуждены за­поминать и зазубривать то, что написано в учебниках. До этого времени основной памятью у детей является образная память. Большинство явлений, предметов они запомина­ют в виде представлений, образов. Начало чтения учебни­ков — это начало становления и бурного развития вербаль­ной памяти, когда образы и представления все более заме­щаются печатными словами. А неизбежная зубрежка при изучении иностранного языка по учебникам может только укрепить вербальную память в ее «борьбе» с образной па­мятью. В этом явлении есть свои плюсы и минусы. Плюсы заключаются в том, что вербальная память формирует на­выки орфографии: школьники начинают писать грамотно. Вербальная память, дополняя образную, облегчает запо­минание новых слов и нового материала, а следовательно, и новых знаний. В то же время вербальная память гасит воображение, сдерживает восприятие окружающего мира, сводя новые явления и новые предметы к набору новых слов, значение которых не всегда осознается носителем языка. Люди с приглушенной образной памятью не могут рассчи­тывать на успех в мире искусства.

Итак, вербальная память есть способность человека запоминать преимущественно слова. Следовательно, девер-бализацию нужно понимать как освобождение мышления человека от доминации слов, как восстановление образного мышления, а навык девербализации — как способность не­произвольно переходить к образному мышлению. Для чего же нужен этот навык тем, кто хочет выйти не в сферу ис­кусств, а стать переводчиком? Для того, чтобы освободить­ся от господства одного языка и войти в мир многоязычия, познать не только свою страну, но и другие национальные культуры. И если вы действительно к этому стремитесь, то вот вам несколько советов в рамках «самоподготовки» к про­фессии переводчика.

Первый совет.Записывайте под диктовку числа, даты, решайте примеры из арифметики вслух на иностранном язы­ке. Мир чисел — это мир абстракции; воспринимая числа на иностранном языке, вы в первую очередь стремитесь освобо­диться от их звучания на иностранном языке, конкретизи­ровать воспринимаемые слова. Девербализации способству­ет и. особая запись под диктовку названий дней недели и ме­сяцев. Воспринимая эти слова на слух, вам следует записывать их порядковыми числами. При этом понедель­ник обозначается единицей, вторник — двойкой, среда — тройкой и т. п., а среди месяцев единица заменяет январь, двойка — февраль, тройка — март и т. д.

Второй совет.Возьмите несложный иностранный текст и, читая его глазами, считайте на родном языке вслух. Сна­чала это будет трудно делать, но вскоре вы приспособитесь и сумеете извлекать смысл иностранного текста, понимать его содержание, несмотря на устный счет. После прочтения та­кого текста обязательно расскажите, о чем там написано, а после этого проверьте себя, снова обратившись к тексту.

Третий совет.Выберите интересный рассказ, сообщение в газете, состоящее из нескольких сот слов, и постарайтесь его зафиксировать на бумаге без слов, т. е. с помощью рисун­ков, условных знаков, символов или, иначе говоря, с помо­щью своего субъективно-зрительного кода, о котором мы

упоминали в главе 8. В этом упражнении вам предоставля­ется для изображения на бумаге полный простор: изобретай­те, воображайте, но не прибегайте к словам. На первом этапе работайте с текстами на родном языке, позже переходите к иностранным текстам.

Если вы последуете этим советам, то вскоре заметите, что вам будет всё легче выделять в тексте главное и запоминать его на основе своей восстановленной образной памяти.

Обратимся к навыку переключения. Навык переключе­ния формируется у нас в виде знаковых связей между сло­вами иностранного языка и их эквивалентами в родном язы­ке. Знаковые связи образуются независимо от нашего же­лания. Академик Л. Щерба был абсолютно прав, когда утверждал, что родной язык можно изгнать с уроков иностранного языка, но его нельзя убрать из головы уча­щихся. Однако знаковые связи, если их пустить на само­тек, могут оказаться ложными. Вы слышите французское слово «journal» и невольно устанавливаете связь со словом «журнал» вместо «газета», как уже отмечалось. Английское слово «magazine» стремится связаться с русским словом «ма­газин», а не «журнал» или «склад» и т. п. А это значит, что знаковые связи следует ставить под контроль. При этом надо помнить еще одно обстоятельство: одно и то же слово может обозначать в разных контекстах разные предметы. То же анг­лийское слово «magazine» может быть и «журналом», и «скла­дом», французское слово «balle» — и «мячом», и «пулей», а имеющее ту же звуковую форму «bal» — еще и роскошным «балом».

К сожалению (а может быть, и к счастью), слов, имею­щих несколько значений или различный объем значений в двух языках, очень много. Сравните французское «traduire» и его значения в контекстах: «traduire du russe en franfais» (переводить с русского на французский) и «traduire en justice» (предавать суду), или немецкое «Existenz» в словосочетани­ях «keine sichere Existenz haben» (не иметь средств к суще­ствованию) и «eine dunkle Existenz» (темная личность). При­веденные примеры показывают, что нерегулируемые знако-

вые связи могут стать источником ошибок в речи. В то же время, если вы хотите самостоятельно готовить себя к про­фессии переводчика, то рядом с вами не будет никакого «ре­гулировщика». Что же делать? Выход, как всегда, имеется: нужно самостоятельно отрабатывать знаковые связи между словосочетаниями и разговорными клише. Они вас не подве­дут. В словосочетаниях, и особенно устойчивых, эквивален­ты являются действительно устойчивыми: «садиться в авто­бус» всегда будет «prendre un bus» или «den Bus nehmen». Тем более это верно для разговорных клише:

«Comment са va?», «Wie geht es Ihnen?», «How are you getting on?»

В этой связи не мешает напомнить (см. главу 4), что такая новая наука, как психосемантика, утверждает, что лекси­ческий запас человека представляет собой не хаотический набор слов и тем более не разложенный по алфавиту словник, а сгруппирован по семантическим полям, в которых темати­чески близкие друг к другу существительные (например, «обед», «вилка», «суп», «ложка», «соль» и т. д.) хранятся в комплексе с сопутствующими им глаголами и прилагатель­ными. Нам не надо конструировать словосочетания заново, они предлагаются долговременной памятью в готовом виде: «заказать обед», «выбрать суп», «взять вилку и ложку», «вкусный или дорогой обед», «горячий или холодный суп» и т. п. А это тоже говорит в пользу того, что знаковые связи луч­ше образовывать не между отдельными словами, а между сло­восочетаниями двух языков.

Вы, наверное, согласны, что знаковые связи действитель­но необходимо устанавливать между словосочетаниями и разговорными клише двух языков и что не следует допускать ложных звуковых связей. Но что же делать самому, без опыт­ных педагогов и учебников устного перевода? Кое-что мож­но сделать и самому.

Во-первых, составляйте личные словарики, но группи­руя не слова, а словосочетания и разговорные клише, и не по алфавиту, а по семантическим полям. Так, например, мож­но выделить семантическое поле «погода». В него войдут та-

кие речения, как: «сегодня жарко», «во дворе туман», «на улице мороз», «погода хорошая» («плохая», «морозная», «жаркая», «прохладная»), «солнце греет» («светит», «вос­ходит», «садится») и т. п. В свой словарик вносите иноязыч­ные эквиваленты выделенных словосочетаний, речений, ко­торые периодически просматривайте, проверяя, насколько удалось их запомнить.

Во-вторых, если у вас есть магнитофон, то запишите враз­брос словосочетания и разговорные клише (но только не сло­ва), как на русском, так и на иностранном языке. Между записанными речениями не делайте очевидных пауз и при прослушивании записи старайтесь в естественные паузы между речениями успеть вставлять соответствующие ино­язычные эквиваленты. Это уже будет настоящее становле­ние навыка переключения.

В-третьих, выписывайте себе иностранные слова, совпадающие по написанию или звучанию с русскими, но имеющими другое или другие значения. Речь идет о таких словах, как, например, une lisle (фр.) — список, ведомость; garnir (фр.) — снабжать, украшать, отделывать; der Blitz (нем.) — молния, вспышка, воздушный налет; der Konkurs (нем.) несостоятельность, банкротство; the stall (англ.) — ларек, стойло; the stand (англ.) — место, позиция, останов­ка, пьедестал. Такие слова принято называть «ложными дру­зьями» переводчика. Просматривайте их периодически, а лексемы, аналогично звучащие им на русском языке («лист», «стенд», «конкурс») снабжайте правильным переводом и включайте в упражнение с магнитофоном, но уже в словосо­четаниях. При встречах с этими словами в текстах выделяй­те их как «опасные» слова.

Описанные здесь упражнения, если повторять их систематически, помогут создать вам у себя основы механиз­ма билингвизма. Кое у кого может возникнуть вопрос, а сколько времени нужно возиться с каждым новым словосо­четанием или словом, чтобы их запомнить, и запомнить из­бегая «ложных друзей» в другом языке? На этот вопрос от­вечает правило «эхо», которое утверждает, что наша память

лучше всего усваивает новые лексические единицы, если они повторяются в виде простой арифметической прогрессии, а именно: на другой день после ознакомления с ними, еще че­рез день, еще через два дня, еще через три дня и т. д., а все­го — семь повторений. Как вам уже известно, именно цифра семь считается магическим числом для памяти человека.

Итак, формирование навыков механизма билингвизма зависит полностью от вашего желания стать квалифициро­ванным переводчиком.

14. ЗА ЧТО ПЕРЕВОДЧИКУ-МЕЖДУНАРОДНИКУ ПЛАТЯТ БОЛЬШИЕ ДЕНЬГИ?

Mы еще не касались атрибутов рабочей жизни переводчиков высшего класса, переводчиков-международ­ников, переводчиков, владеющих двумя самыми сложны­ми видами устного перевода: последовательным и синхрон­ным. Переводчик-международник в западных странах — это состоятельный человек, выдвигающий свои требования к условиям работы и не очень считающийся с рангом по­литических деятелей, на которых он работает. Перевод­чик-международник в нашей стране — это хотя и не состо­ятельный, но достаточно самостоятельный человек, часто выезжающий за рубеж и во многом дублирующий обя­занности своего шефа. В составе делегации он не только переводит, но и участвует в разработке политических ре­шений вместе с другими референтами, готовит выступле­ния руководителей, а иногда и выступает вместо них. Не­даром в его дипломе в графе «профессия» записано: «пере­водчик-референт» .

В подтверждение сказанного расскажу, как в 1964 году в Алжире на заседании Совета солидарности афро-азиат­ских стран, в присутствии президента Алжира Бен Беллы, глава нашей делегации академик Б. Гафуров, бывший пер­вый секретарь компартии Таджикистана, вынужден был от­вечать на нападки китайского представителя. Ответ зара­нее заготовлен не был, и академик, выйдя на трибуну и ска­зав несколько слов по-русски, предложил мне продолжать его доводы на французском языке. Этот эпизод, кстати, за­фиксирован на фотоснимке еженедельника «Cooperation» от 27 марта 1964 года. Недаром партийная номенклатура проявляла чаще всего уважительное отношение к высоко­квалифицированным переводчикам-референтам. Помню, в том же Алжире считал необходимым всё свое свободное вре­мя общаться со мной видный партийный деятель из Эвен­кии. Он оказался довольно симпатичным, хотя и скучнова­тым собеседником, не стеснявшимся свой русский язык перемежать крепкими словами. Бывший преподаватель марксизма-ленинизма, один из доверенных руководителей малых народов Севера, он считал, по-видимому, такое об­щение хорошим тоном.

Но вернемся к профессии переводчика. Переводчик-международник должен блестяще владеть последовательным переводом. Такой перевод на международных конферен­циях — это устный перевод речи оратора, которую последний закончил. Оратор может говорить две, пять, десять и более минут, а переводчик не имеет права его остановить для пере­вода. Решение прервать свою речь принадлежит самому ора­тору. В международных организациях вообще считается не­этичным прервать чье-либо выступление, если оно не нару­шает регламент, а тем более для перевода. По мнению многих политических деятелей, эффект от выступления в таком слу чае будет испорчен. До сих пор на Западе помнят рекорд, ус­тановленный Андре Каминкером, который в конце 20-х го­дов перевел на английский язык речь французского дипло­мата А. Франсуа-Понсе, продолжавшуюся два с половиной часа. О переводчике Антуане Веллемане, который владел

английским, французским, испанским и немецким языка­ми, ходили легенды; английская газета «Дейли Телеграф» 12 января 1932 г. писала: «Можно назвать чудом его работу, когда слушаешь перевод с одного из четырех языков на лю­бой из трех других». Так уже в то время был опрокинут те­зис, широко распространенный на Западе, о возможности последовательного или синхронного перевода только на род­ной язык. Впрочем, сегодня, при огромном количестве меж­дународных конференций, которые необходимо обслужи­вать, с ним уже не считаются, и можно наблюдать в некото­рых случаях жалкие попытки претендовать на статус переводчика-международника людей, не владеющих по-настоящему ни иностранным языком, ни хорошо поставлен­ной речью на родном языке.

Наиболее искусные в своей специальности переводчики-международники западных стран не имеют постоянной рабо­ты. Они кочуют с конференции на конференцию, из одной страны в другую. Их называют «free-lance», что-то вроде на­шего «свободный художник», и они за большие деньги едут туда, куда их позовут. Мне приходилось со многими из них встречаться, и я всегда буду помнить имена больших масте­ров своего дела, таких как Эдмонд Кари, Жерар Ильг, Жан Эрбер, Чиликин, воплощающих лучшие традиции европей­ской школы переводчиков-международников.

Профессия переводчика-международника восходит к да­леким историческим временам, когда придворные толмачи нередко были титулованными особами. Так, придворные пе­реводчики фараонов в Древнем Египте носили титул принца. Дворянская династия де Фиеннов выступала в XVIII веке в качестве секретарей-переводчиков французских королей и за­ключала международные договора, как, например, в Трипо­ли в 1 729 году или с Тунисом в 1742 году. Высокий дипломати­ческий ранг советника или посла имели и личные переводчи­ки Сталина (Павлов), Хрущева (Трояновский, Суходрев, Дубинин), Брежнева (Суходрев, Глухов).

В то же время высокопоставленные переводчики посто­янно находились под бдительным оком служб безопасности.

Личный переводчик Гитлера П. Шмидт рассказывает, что его коллеги в период Третьего рейха были фактически заперты в отеле « Адлон» и не имели права выходить за его пределы, и даже разговаривать по телефону, аппараты которого были, как правило, выключены.

Что-то вроде этого происходило и у нас. В начале 1950 года я впервые был приглашен обслуживать высокопостав­ленное лицо в советской иерархии. Министр иностранных дел СССР А.Я. Вышинский, находясь проездом в Берлине, давал прием. При нем был только переводчик немецкого языка, а переводчиков английского и французского языков нашли среди офицеров отдела внешних сношений, в том числе и меня. Несмотря на имеющийся, естественно, допуск к секретной работе, нас инструктировали работники соот­ветствующих органов, задавая не самые умные, с. точки зре­ния здравого смысла, вопросы. Меня, например, спраши­вали, почему мой отец родился за границей, имея в виду город Вяла в Польше. Объяснения о том, что в 1874 году (год рождения моего отца) Польша входила в состав Российской Империи, не показались очень убедительными моему собе­седнику, хотя в окружение министра он меня и допустил. На приеме А.Я. Вышинского обслуживало три переводчика и еще несколько лиц неизвестной профессии. Сам Вышин­ский, вопреки своему грозному имиджу, был весьма свет­ским и образованным человеком, находившим любезные слова для нескончаемого потока официальных лиц различ­ных стран и ведомств.

Позже, когда мне пришлось достаточно часто обслуживать первых лиц государств и партий, запреты стали более серьез­ными. Так, в 1971 году, после выхода в свет моей книги «Последовательный перевод. Теория и методы обучения», я получил любезное письмо с отзывом на свою монографию от профессора Парижского университета Д. Селескович. В тот же день меня вызвал работник органов безопасности, потребовав­ший ни в коем случае не отвечать на полученное послание, так как я могу таким образом «предоставить иностранной развед­ке ценную информацию» (?!). До сих пор я чувствую опреде-

ленную неловкость перед французской коллегой, письмо ко­торой осталось без ответа.

Переводчик-международник должен владеть и синхрон­ным переводом. Такой перевод кажется неискушенному лицу чудесным сплавом искусства и техники. Благодаря существующей аппаратуре речь оратора поступает в науш­ники переводчика, который, не переставая слушать эту речь, переводит ее в микрофон на другой язык. И если в последо­вательном переводе первая операция перевода (прием речи источника) предшествует второй операции (оформление пе­ревода речи), то в синхронном переводе обе операции проте­кают одновременно. Однако до окончания второй мировой войны синхронный перевод фактически не использовался в международных организациях, статусу которых соответство­вали два рабочих языка: французский и английский, а иног­да — только один французский. Поэтому последовательный перевод чувствовал себя в международной сфере достаточно прочно. Взрыв произошел после создания Организации Объ­единенных Наций. На международную арену вышел русский язык, язык страны-победительницы. А вскоре рабочими язы­ками ООН стали еще испанский, арабский и китайский язы­ки. Осуществлять последовательный перевод на все рабочие языки было невозможно, заседания продолжались бы до бес­конечности. Тут и занял прочное место на авансцене син­хронный перевод.

В моей карьере первая встреча с синхронным переводом произошла в конце 40-х годов в Военном институте иностран­ных языков. В то время это было учебное заведение, в кото­ром работали лучшие лингвистические силы страны. Объяс­нялось это просто: в Военном институте, кроме зарплаты, выдавался еще паек из продуктов, который не мог не соблаз­нять профессуру в те голодные годы. Во время моей учебы кафедру французского языка возглавлял, как об этом уже говорилось, полковник Маркович СБ., умевший создавать вокруг себя атмосферу благожелательности и товарищества. Преподаватели Военного института погружали нас, слуша­телей, в грассирующие звуки французской речи, песен фран-

цузских шансонье и бессмертных творений Бомарше, Раси­на и Мольера. Созданный при кафедре французский театр, во главе которого стояла блестящий переводчик русской классической литературы Алис Оран, влюбленная в театр и систему Станиславского, дополнял наше приобщение к фран­цузской культуре. Во главе института находился генерал Биязи, единственный за всю историю Военного института иностранных языков начальник, владевший иностранными языками. Это было короткое, но замечательное для военного учебного заведения время, когда в учебном процессе главен­ствовал иностранный язык, культура страны изучаемого языка и сложнейшие виды перевода, а не строевая подготов­ка или политические предметы со стандартными формула­ми «Краткого курса КПСС». Именно в эти годы Военный институт выпустил в свет такое созвездие блестящих ученых, как В.Г. Гак, Г.В. Ейгер, Г.В. Колшанский, Б.А. Лапидус, А.А. Миролюбов, А.А. Швейцер и др.

В это время проходил Нюрнбергский процесс, и военные переводчики, работавшие на нем, донесли до Военного инсти­тута информацию о чудесах синхронного перевода. Что-то по­хожее было создано и для нас, слушателей. Но уже до этого на занятиях специалистов поразительной квалификации — К.К. Парчевского, Я.И. Рецкера, Шрайбера— шла кро­потливая работа по созданию у их подопечных механизма билингвизма. Это обстоятельство и позволило Военному ин­ституту подготовить целую плеяду переводчиков-междуна­родников, ворвавшихся в 50-е годы в ряды синхронистов-са­мородков. Среди последних были люди, отлично знавшие иностранный язык и обладавшие прекрасной реакцией и смелостью, что позволило им без специальной подготовки войти в ряды малочисленной переводческой гвардии и занять места в кабинах синхронистов на съездах, конгрессах и дру­гих форумах, количество которых множилось в дни хрущев­ской оттепели. Первыми нашими асами-синхронистами были: Фактор, Тарасевич, Гофман, Белицкий, Владов, Сезе-ман, Велле, Лангеман, Цвилинг, Туровер, Ярошевский и еще пара человек, имена которых постепенно стерлись в моей

памяти. Я в это время работал в Институте международных отношений на военной кафедре, умудренный практикой в устном переводе в штабе Группы советских оккупационных войск в Германии. Очевидно, это обстоятельство привело к тому, что в конце 1953 года мне предложили за несколько месяцев подготовить специалистов-международников со зна­нием французского языка к работе в качестве синхронных переводчиков. В то время в Институте международных от­ношений был оборудован первый лингафонный кабинет, ко­торый и был использован в качестве учебной базы. Через не­сколько месяцев впервые в нашей стране появились дипломированные переводчики-синхронисты, вместе с кото­рыми познавал искусство синхронного перевода и их учи­тель. Его ученики, вступив на стезю профессионалов, созда­ли рекламу своему наставнику, который таким образом был допущен в малочисленную группу синхронистов, определяв­ших в то время высокий уровень организации международ­ных форумов в нашей стране.

Сегодня международные встречи происходят практичес­ки ежедневно во всех важнейших точках земного шара. Они необходимы для урегулирования спорных вопросов, заклю­чения торговых сделок, а кроме того — для даровых поездок (за счет налогоплательщиков) делегаций всех уровней и мас­тей. Переводчики тоже охотно совершают туристические поездки за чужой счет, но, в отличие от членов делегаций, их ждут не только живописные достопримечательности, но и изнурительная работа.

К сожалению, репутация наших синхронистов стала в последнее время снижаться. В будки синхронного перевода нередко попадают самонадеянные юнцы, готовые вместе с делегатами решать любые вопросы нашей жизни — от созда­ния современных космических кораблей до канализацион­ного обеспечения жителей джунглей. Многие из них не вла­деют элементарной техникой устной речи, и их «эканье», «забалтывание» слов и ударения в родном языке шокируют даже нетребовательных депутатов различных уровней. А между тем еще основатели знаменитой Женевской школы

переводчиков наставляли своих студентов: «На международ­ных конференциях переводчику платят не за то, как он пе­реводит, а за то, как он говорит».