Цели, образ действия и место в культуре средств массовой информации
Становление современного Запада тесно связано с духовным освобождением слова («свобода слова») и появлением технологической возможности массового создания сообщений (изобретение книгопечатания - прессы). Завоевавшая авторитет наука дала идеологии убедительный метод создания сообщений для прессы. Так возникли средства массовой информации. Они стали поставлять гражданам готовые мнения в удобной расфасовке. Английский писатель С.Батлер сказал: «Общественность покупает свои мнения так же, как покупают молоко, потому что это дешевле, чем держать собственную корову. Только тут молоко состоит в основном из воды».
Свобода слова («гласность»), а шире - свобода распространения информации, есть ключевой принцип атомизированного гражданского общества и либерального порядка жизни. Принятие этой идеи было культурной и духовной мутацией колоссального значения. Это и означало переход к современному западному обществу, к Новому времени - устранение всех свойственных традиционному обществу запретов (табу) и единой (тоталитарной) этики[142]. Мы знаем это на обыденном уровне: полная гласность (например, возможность читать мысли друг друга) сделала бы совместную жизнь людей невозможной. Человеческие связи разрываются зачастую просто оттого что «доброхоты» сообщают тебе то, что ты и так знаешь, но знаешь про себя.
Можно утверждать как общий тезис: с точки зрения сохранения сложных и тонких общественных структур («неатомизированного» общества) свобода сообщений неприемлема. Наличие этических табу, реализуемых через какую-то разновидность цензуры, является необходимым условием для того, чтобы сдерживать разрушительное действие информации ниже некоторого приемлемого, критического уровня. Мы не можем здесь затронуть эту большую тему, заметим только, что цензура и художественные достоинства произведений культуры вообще связаны слабо и не так, как утверждают демократы. Быть может, есть даже обратная связь - без цензуры многие писатели и режиссеры вообще ничего путного создать не могут (пример - Эльдар Рязанов)[143]. Отмена цензуры «подтачивает зубы слову». В известном смысле, установление цензуры - признак уважения к слову, признания его силы. Пора было бы об этом поговорить отдельно.
Следует оговориться: свобода слова в буржуазном обществе есть категория философская (как Свобода, Равенство и Братство французской революции). В реальной практике эта свобода стала предоставляться только в той мере, в которой общественное мнение подчинялось манипуляции. Юридические запреты на свободу сообщений были устранены в США только в 60-е годы ХХ века, когда технология манипуляции стала безотказной[144]. Н.Хомский приводит сведения по истории права, согласно которым до недавнего времени в США ни по закону, ни на практике не позволялись публичные выступления без разрешения местных, а иногда и федеральных властей. Только после 1959 г. этим занялся Верховный суд, который в 1964 г. отменил Закон о мятежах 1798 г. как «несовместимый с Первой поправкой к Конституции». Это решение было принято в связи с апелляцией газеты «Нью-Йорк Таймс», которая была наказана по суду за то, что поместила оплаченное как рекламу письмо группы защитников гражданских прав, которые критиковали шефа полиции г. Монтгомери в штате Алабама. Закон о мятежах позволял объявить преступлением любую критику правительства. Лишь в 1964 г. Верховный суд постановил, что «мятежная публикация или петиция - критика правительства - не будет считаться преступлением в Америке»[145].
Но практика практикой, а важна и философия. Сегодня политики веpнули к жизни стаpый споp, котоpый вело буpжуазное (гpажданское) общество с обществом хpистианским (сpедневековым) в Евpопе, а сегодня ведет со всеми «незападными» обществами, споp о смысле языка - слова и обpазов. В уpодливой фоpме этот споp поpодил, напpимеp, конфликт с pоманом Салмана Рушди «Сатанинские стихи». Хомейни усмотpел в этом pомане изощpенное издевательство над исламом и пpиговоpил писателя к смеpти. Пpиговоp символический, Иpан неоднокpатно заявлял, что никто не собиpается посылать убийц к писателю, котоpый «пpячется» на Западе. Но западные издательства не только демонстpативно издают pоман фантастическими тиpажами, но и выбpали Рушди пpезидентом всемиpной ассоциации писателей[146].
Проблема свободы сообщений совершенно по-новому встала в городском обществе в последние десятилетия, когда средства массовой информации практически полностью вытеснили личное общение как источник сообщений, несущих новую информацию. С середины 80-х годов в США телевидение стало основным источником новостей для 62% американцев, газеты - для 56, радио для 13, журналы для 9, а прямой межличностное общение - только для 1% (сумма больше 100%, потому что можно было называть более одного источника, что еще больше снижает значение личного общения). Таким образом, из процесса получения информации исключается диалог, который создает важнейшую защиту против манипуляции сознанием. Получатели сообщений превращаются в толпу в том смысле, что они могут лишь пассивно воспринимать сигналы от «коммуникатора-суггестора».
Во французской монографии «Психологическая война» (1954) указывается на это изменение роли прессы: «В пропаганде речь идет уже отнюдь не о том, чтобы открыто писать в газете или говорить в радиопередаче, что именно, согласно желанию пропагандиста, индивид должен думать или чему он должен верить. Фактически проблема ставится так: заставить такого-то и такого-то думать то-то или, точнее, заставить определенную группу людей действовать определенным образом. Как этого достигают? Людям не говорят прямо: «Действуйте так, а не иначе», - но находят психологический трюк, который вызывает соответствующую реакцию. Этот психологический трюк называют стимулом. Как видим, пропаганда, таким образом, уже не имеет ничего общего с распространением идей. Речь идет теперь не о том, чтобы распространять идеи, а о том, чтобы распространять «стимулы», то есть психологические и психоаналитические трюки, который вызывают определенные действия, определенные чувства, определенные мистические порывы».
Средства массовой информации стали главным инструментом для распространения сообщений, воздействующих на общественное сознание. Хотя, конечно, старые инструменты продолжали использоваться, но и они были усилены участием массовой прессы[147]. А.Моль пишет о СМИ: «Они фактически контролируют всю нашу культуру, пропуская ее через свои фильтры, выделяют отдельные элементы из общей массы культурных явлений и придают им особый вес, повышают ценность одной идеи, обесценивают другую, поляризуют таким образом все поле культуры. То, что не попало в каналы массовой коммуникации, в наше время почти не оказывает влияния на развитие общества». Таким образом, современный человек не может уклониться от воздействия СМИ (под культурой А.Моль понимает все стороны организации общественной жизни, которые не даны природой в первозданном виде).
Сегодня мало кто верит в объективность демократической прессы, купленной «олигархами», но ведь еще недавно наша интеллигенция искренне в это верила - вот что удивительно. Еще удивительнее то, что на Западе никто особенно и не скрывает, что СМИ служат интересам господствующей олигархии и ни на какую объективность не претендуют. Американский король прессы Г.Люс (основатель журналов «Тайм», «Лайф», «Форчун» и многих других) в своем обращении к сотрудникам журнала «Тайм» заявил (1972): «Мнимая журналистская объективность, то есть утверждение, что автор подает факты без какой-либо ценностной оценки, является современной выдумкой, не более чем обманом. Я это отвергаю и осуждаю. Мы говорим: «К дьяволу объективность». Приятно послушать откровенного человека.
Отметим главные методические приемы, которые повышают эффективность прессы в манипуляции сознанием.
Фабрикация фактов (прямая ложь). И политики, и деятели современной прессы часто заявляют, что пресса не использует прямой лжи - это и дорого, и опасно. В разных вариантах повторяется такой афоризм: «Какой смысл лгать, если того же результата можно добиться, тщательно дозируя правду?». А.Моль пишет, что искажение реальности достигается чаще через процесс «кумуляции мелких отклонений, происходящих всегда в одном и том же направлении, чем решительных, бросающихся в глаза действий. «Honesty is the best policy» - всегда гораздо выгоднее быть честным, если речь идет о фактах, чем их сознательно замалчивать». Подчеркивается также, что малые сдвиги, приводящие к «поляризации» потока сообщений, должны быть ниже порога семантической восприимчивости среднего получателя (то есть, в среднем должны не замечаться).
Более реалистично оценивают положение те специалисты, которые считают, что прямая ложь («фабрикация фактов») не применяется лишь в тех случаях, когда ее легко обнаружить. Л.Фразер в известном руководстве «Пропаганда» (1957) дает такую установку: «Не лги, если есть угроза разоблачения». А когда разоблачение затруднено недоступностью информации или обходится слишком дорого, пресса лжет без зазрения совести («в политике слово «правда» означает любое утверждение, лживость которого не может быть доказана»). Особенно легко оказывается лгать, когда ложь опирается на заложенный в подсознание стереотип.
Со мной лично произошел такой случай. Летом 1991 г. я был в Испании, и у меня попросила интервью главная газета Арагона. Беседовал со мной редактор международного отдела, умный и приятный молодой человек Карлос Р. Интервью получилось на целый разворот, он был доволен и мы расстались друзьями. 19 августа в Москве произошел «путч», и уже назавтра мне позвонил Карлос и сказал, что немедленно вылетает в Москву и не могу ли я устроить ему встречи с авторитетными людьми. Я ему помог, и он смог побеседовать с видными деятелями «с обеих сторон баррикад». В частности, все они подтвердили ему, что в Москве не было ни одного случая насилия со стороны военных и что никто не отдавал им приказа о насильственных действиях. Карлос уехал, а в сентябре мне снова пришлось быть в Испании, и он с гордостью вручил мне целый номер, сделанный по материалам его поездки в Москву. Смотрю - вся первая страница заполнена красочной фотографией: Москва, танк, солдаты, группа людей, поддерживая под руки, ведет изуродованного человека, весь с ног до головы залит кровью. И надпись: «Опять кованый сапог советской военщины... и т.д.». Я спрашиваю в изумлении: «Карлос! Ты же сам был в Москве! Ты же знаешь, что ничего подобного не было!». Он посмотрел на меня с искренним недоумением: «Какая разница? Эта фотография дана во всех европейских газетах. Мы ее купили. Это же газета, а не научный журнал».
Постановщик телевизионных спектаклей в избирательной кампании Никсона в 1968 г. Р.Эйлис так объяснял, как организован вошедший тогда в практику «телетон» - передача, в которой кандидат в прямом эфире отвечает на вопросы, задаваемые по телефону: «Проходить все будет так. Вопросы принимаются телефонистками, затем курьеры бегут с ними к столу постановщика, а отсюда их доставят в сценарную комнату, где наши люди их изорвут и напишут свои. Затем они понесут их Баду Уилкинсону для художественного зачтения, а выступающий дает по заготовленной карточке ответ»[148].
Основные методы фабрикации фактов были отработаны уже в ведомстве Геббельса. Они были во многом новаторскими и ставили в тупик западных специалистов. Так, фашисты ввели прием подстраховки ложных сообщений правдивыми, даже очень для них неприятными. В такой «упаковке» ложь проходила безотказно. Большое внимание уделялось провокациям с единственной целью снять «правдивый» пропагандистский фильм. Так, жителям оккупированного Краснодара было объявлено, что через город проведут колонну советских пленных и что им можно передать продукты. Собралось большое число жителей с корзинками, полными продуктов. Вместо пленных через толпу провезли машины с ранеными немецкими солдатами - и сняли фильм о «встрече».
Одно из важнейших правил манипуляции сознанием гласит, что успех зависит от того, насколько полно удалось изолировать адресата от постороннего влияния. Идеальной ситуацией для этого была бы тотальность воздействия - полное отсутствие альтернативных, неконтролируемых источников информации и мнения. Манипуляция несовместима с диалогом и общественными дебатами. Поэтому перестройка в СССР стала беспрецедентной по эффективности программой манипуляции - все средства массовой информации были в руках одного центра и подчинялись единой программе (тоталитарность контроля за прессой в годы перестройки была несравненно полнее, нежели в «годы застоя»).
Сложность выполнения этого правила прежде всего в том, чтобы создать у адресата иллюзию независимости, иллюзию плюрализма каналов информации. Для этого создается видимость многообразия СМИ по типу организаций, политической окраске, жанрам и стилям - при условии, что реально вся эта система подчиняется единым главным установкам. Идеальный случай - когда удается создать (точнее, допустить создание) радикальных оппозиционных источников информации, которые, однако, ограничивают свою информационную борьбу с режимом вопросами, которые не затрагивают сути главных программ манипуляции. А по остальным проблемам оппозиции разрешается извергать самую непотребную хулу на власть.
Если по ходу воздействия изоляция адресата нарушается (например, появляется неожиданный неконтролируемый источник информации), то чаще всего операция по манипуляции свертывается, поскольку утрата иллюзии независимости резко усиливает психологическую защиту аудитории. Лучше смириться с потерей затраченных на неудачную попытку средств, нежели усиливать жертву - дороже обойдется при следующих попытках.
Любопытный случай разбирает Н.Хомский. В 80-е годы в США велась интенсивная кампания по обвинению СССР в расстановке противопехотных мин в Афганистане (Н.Хомский приводит перечень заголовков статей в крупнейших газетах и официальные заявления США). Выводя войска из Афганистана, советское командование передало правительству Наджибуллы карты минных полей, а Наджибулла предоставил их во все районы страны, включая те, что были под властью его противников. В связи с этим некоторые американские политики призывали умерить пыл газетной кампании, поскольку позиция СССР и Наджибуллы «могла дать им преимущества в пропаганде». Никаких преимуществ не дала, поскольку ни одна газета об этом не сообщила (по-моему, даже в СССР). Кампания была свернута по другой причине. В 1989 г. группа добровольцев, морских пехотинцев США, которых заела совесть, поехала во Вьетнам помочь снять мины, которые они сами ставили 20 лет назад. Вернувшись, они сделали резкое заявление о том, что до сих пор во Вьетнаме гибнет от мин много людей, а США отказываются предоставить карты минных полей. Через четырнадцать лет после окончания войны! Это - пример неожиданного сообщения, после которого надо без комментариев прекращать акцию.
Отбор событий реальности для сообщений.Пожалуй, главное условие эффективного программирования мышления - контроль над «информационным рационом» человека. Ясно, что в классовом обществе господствующий класс включает в себя прямых владельцев большей части СМИ и осуществляет экономический контроль над остатком. Для правдоподобия наличия свободы слова оставляется небольшой сектор рынка для оппозиционной печати, которую обычно удается зажать в узкие рамки. Как уже было сказано, ей разрешается ругаться последними словами, но не выстраивать целостное, когерентное представление о реальности. Авторы, которые занимаются такой работой, почему-то быстро перестают публиковаться.
Хорошо построенной системой СМИ является такая, что при изобилии изданий и передач, разнообразии «позиций» и стилей она создает и использует одни и те же стереотипы и внушает один и тот же набор главных желаний. Различие взглядов конструируется - разрешается быть и буржуазным консерватором, и анархистом, но при условии, что структура мышления у них одинакова. Разрешается даже по выбору быть сторонником Лужкова или сторонником Березовского, но это уже «свобода без берегов», она возможна только в условиях российского «беспредела».
Говорят, что над мнениями господствует тот, кто определяет структуру потока информации, кто отбирает «факты» и «проблемы», превращая их в сообщения. Кто задал тот вопрос, который якобы волнует общество? Действительно ли важен этот вопрос на фоне других вопросов? Почему он задан именно так, а не иначе? СМИ не оставляют места для диалога, их хозяин мог бы заявить, как следователь: «Вопросы здесь задаю я!».
Г.Шиллер объясняет причину такого положения: «За исключением довольно небольшой избранной части населения, которая знает, что ей нужно, и потому может воспользоваться массовым потоком информации, большинство американцев попадают, хотя в основном и подсознательно, в лишенную всякого выбора информационную ловушку. В сообщениях из-за рубежа и о событиях внутри страны или даже в местных новостях практически нет никакого разнообразия мнений. Это обусловливается прежде всего идентичностью материальных и идеологических интересов, присущих собственникам (в данном случае тем, кому принадлежат средства массовой информации), а также монополистическим характером информационной индустрии в целом. Информационные монополии ограничивают информационный выбор во всех сферах деятельности. Они предлагают лишь одну версию действительности - свою собственную».
Изъятия фактов и проблем из реальной действительности чудовищны по своим масштабам. Например, в западных СМИ практически отсутствует серьезная информация об Азии. Из Китая, Индии и даже Японии поступают сообщения лишь экзотические (лунный Новый год, каратэ, китайская кухня), либо отвратительные (секс-туризм, проказа, мафия), либо возбуждающе-политические (терроризм, религиозное насилие, публичные казни торговцев наркотиками).
Г.Шиллер посвящает целую главу своей книги «Манипуляторы сознанием» разбору одного из важнейших в идеологическом отношении журналов США - «National Geographic». Тот, кому приходилось его читать, согласится, что в техническом отношении (печать, фотографии, литературная обработка) этот журнал достиг совершенства. Он, будучи большим и почти научным журналом, завоевал массовую аудиторию (тираж около 5 млн. экземпляров, около 17 млн. читателей), весь культурный слой США в какой-то период жизни проходит через чтение этого журнала, Журнал готовит и множество популярных телевизионных передач. В то же время это - одно из наиболее идеологизированных изданий, в его опекунский совет входят влиятельные члены правящих семейств США. Как же он формирует американский взгляд на мир? Вот его принцип, сформулированный редактором, который был на этом посту 55 лет: «Журнал освещает лишь благоприятные аспекты жизни какой-либо страны или народа». Только благоприятные! И это о странах, которые были колониями, а потом стали ареной войн или неоколониальных захватов. Как написал американский историк этого журнала, «читатель, полагающийся исключительно на «Geographic», получит такое же представление об окружающем мире, какое имела Мария-Антуанетта в своих апартаментах в Версале». Достаточно сказать, что в материалах о Китае, опубликованных в 1948 г., вообще не было упоминания о гражданской войне, которой была охвачена страна - а ведь уже в 1949 г. она закончилась образованием КНР, эпохальным событием.
Н.Хомский провел очень большую работу по количественному анализу отражения важных событий и проблем в информационном потоке американских СМИ (эти данные с подробнейшими таблицами собраны в несколько книг). Красноречивым опытом стало практически полное замалчивание западными СМИ массовых убийств на Восточном Тиморе, захваченном Индонезией после прихода к власти Сухарто (по словам Н.Хомского, в пропорции к населению это были наиболее крупномасштабные убийства после Холокоста). Захват В.Тимора был произведен с согласия и при участии США, и замалчивание этой выдающейся по своей жестокости акции было настолько полным, что в мире о ней почти ничего не знают. Н.Хомский делает общий вывод: «Фундаментальный принцип, который очень редко нарушается, заключается в том, что те факты, которые противоречат интересам и привилегиям власти, не существуют».
Стремясь достичь научной строгости, Н.Хомский находит количественную зависимость между числом и величиной сообщений и политическим интересом тех сил, что контролируют СМИ. Для этого он берет сходные случаи (проблемы). Так, он подробно изучает область «политические убийства религиозных деятелей» и сравнивает уровень отражения каждого случая в центральных американских газетах и на телевидении. За стандарт он берет убийство 19 октября 1984 г. священника Д.Попелюшко в Польше (убийцы были судимы, мотивы убийства не вполне ясны, но пресса США их посчитала политическими). Этому убийству в газете «Нью Йорк Таймс» было посвящено 78 статей с общей длиной колонки 1 183 дюйма и 46 передач новостей главной компании телевидения США. По сравнению с информационным покрытием убийства Попелюшко самые громкие убийства 100 религиозных деятелей от рук контролируемых США правых организаций и спецслужб Латинской Америки дают около половины информационного потока[149]. То есть «информационная важность» убийства священника в Польше примерно в 140 раз выше «ценности» аналогичного случая в зоне влияния США.
Еще поразительнее этот контраст, если ввести качественные характеристики. В Сальвадоре были убиты сразу 4 монахини - гражданки США! Казалось бы, это должно было потрясти страну. Нет, пресса уделила им втрое меньше внимания, чем убийству Попелюшко (а по длине статей - 17%). Более того, в Сальвадоре был убит архиепископ Оскар Ромеро, и как убит - прямо во время воскресной службы в кафедральном соборе столицы. Информационное покрытие в США составило около 1/5 от освещения смерти Попелюшко (который, кстати, был рядовым священником).
Помимо замалчивания «ненужной» информации и создания таким образом «виртуальной» реальности вместо отражения действительности, СМИ широко используют принцип демократии шума - потопление сообщения, которого невозможно избежать, в хаотическом потоке бессмысленной, пустопорожней информации. Г.Шиллер пишет: «Подобно тому как реклама мешает сосредоточиться и лишает весомости прерываемую информацию, новая техника обработки информации позволяет заполнить эфир потоками никчемной информации, еще больше осложняющей для индивида и без того безнадежные поиски смысла».
Серая и черная пропаганда. Во второй половине ХХ века возник совершенно новый тип общественной жизни - СМИ стали использовать технологии психологической войны. Первоначально, после Первой мировой войны, этим термином обозначали пропаганду, ведущуюся именно во время войны, так что начало психологической войны даже рассматривалось как один из важных признаков перехода от состояния мира к войне. Американский военный словарь 1948 г. дает психологической войне такое определение: «Это планомерные пропагандистские мероприятия, оказывающие влияние на взгляды, эмоции, позиции и поведение вражеских, нейтральных или дружественных иностранных групп с целью поддержки национальной политики».
Г.Лассуэлл в «Энциклопедии социальных наук» (1934) отметил важную черту психологической войны - она «действует в направлении разрыва уз традиционного социального порядка». То есть, как вид воздействия на сознание психологическая война направлена прежде всего на разрушение тех связей, которые соединяют людей в данное общество как сложную иерархически построенную систему. Атомизация людей - вот предельная цель психологической войны. Если мы представляли, например, советское общество в виде системы с разными типами связей между людьми, группами, общественными институтами, то в каждой передаче «Голоса Америки» было бы легко видеть, какой тип связей является ее мишенью. В другом руководстве (1964) говорится, что цель такой войны - «подрыв политической и социальной структуры страны-объекта до такой степени деградации национального сознания, что государство становится не способным к сопротивлению». Именно это и произошло с СССР - и каждый про себя может вспомнить, в какую сторону он стрелял в той войне.
В наставлении армии США «Ведение психологической войны» вводятся определения типа операций:
«1. «Белая» пропаганда - это пропаганда, которая распространяется и признается источником или его официальными представителями.
2. «Серая» пропаганда - это пропаганда, которая не идентифицирует специально свой источник.
3. «Черная» пропаганда - это пропаганда, которая выдается за исходящую из иного источника, чем подлинный».
Психологическая война против СССР стала важной частью холодной войны, что, кстати, является важным признанием того факта, что холодная война не была метафорой. Французский журнал пишет, что с конца 60-х годов «ЦРУ вышло за рамки обычного шпионажа, где, впрочем, не достигло больших результатов, для того чтобы начать действительно современную психологическую войну». Но здесь для нас даже важнее тот факт, что технологии серой и черной пропаганды вошли в обыденную практику СМИ и внутри собственных стран. До этого такие приемы применялись время от времени и были как бы отклонением от профессиональной этики. Выдающимся успехом черной пропаганды считается победа на выборах консерваторов в 1925 г. в Англии. Тогда несколько миллионов избирателей за несколько дней изменили свои намерения в результате фальшивки, которую распространила пресса («Письмо Коминтерна»). Последующее разоблачение не имело эффекта - никто ведь не докажет, что она повлияла на избирателей, да они и сами этого не знают.
Шире всего применяются в СМИ, конечно, приемы серой пропаганды - «информация из первых рук, высосанная из пальца». Ради них СМИ долго боролись и добились законного права «не раскрывать источник информации». Не просто обычными, но господствующими стали ссылки на «высокопоставленного чиновника из кругов, близких к..., который пожелал остаться неизвестным». Таким образом, источник не идентифицируется, и никакой ответственности СМИ за ложное сообщение не несут. В России мы эти приемы уже испытали на себе в полной мере.
Большие психозы. Главная функция СМИ в гражданском обществе состоит, как ни парадоксально, в превращении граждан в огромную, но не собранную в одном месте толпу - через массовую культуру и единый поток информации, которые «отливают умы в единообразные, стандартные формы и обеспечивают каждой человеческой единице соответствие заданной модели». Уже А.Грамши отметил, что «стандартизация образа мысли и действия достигает национального или даже континентального размаха».В этом он видел кризис гражданского общества, выход из которого был, по его мнению, возможен лишь через борьбу снизу за гегемонию здравого смысла (при том, что это - тоже один из видов конформизма).
Средний обыватель верит самым нелепым утверждениям, хотя здравый смысл по меньшей мере заставил бы его усомниться. Со стороны это видно лучше. Вот мелкий случай. На Западе человек, работающий в университете, тем более левых убеждений, считает своим долгом заявить, что он не верит прессе и телевидению. Сознательно - да, но нет возможности воспринимать всю информацию сознательно. Как-то в Испании нас с женой на Пасху пригласили друзья в деревню, к их родителям. Наши жены занялись на кухне, и я слышу краем уха разговор. Спрашивает подруга мою жену:
- Как же вы жили в СССР без трикотажа?
- В каком смысле?
- Но ведь в СССР не производился трикотаж.
- С чего ты взяла?
Слышу в голосе подруги замешательство:
- По телевизору всегда говорили...
- Но ведь ты говоришь, что не веришь телевизору.
-Да... Но трикотаж...
Это может показаться курьезом, но в такой ситуации западный человек находится в отношении ко всем проблемам бытия, и каждый (а может быть, далеко не каждый) вырывается из-под этого влияния лишь в какой-то очень узкой области. Да мы и сами недавно были такими и мало еще изменились. Еще недавно дамочка на телевизионных дебатах жаловалась Г.Попову на то, что «в Советском Союзе не было секса»[150].
Континентального (а теперь уже и межконтинентального) размаха «толпообразующее» действие СМИ приобретает потому, что они образуют единую сеть, которой действительно накрывают всю массу людей, не имеющих ни времени, ни навыков для критического восприятия сообщений. А.Моль описывает конкретный случай цепной реакции сообщений:
«Корреспондент страсбургской газеты, прогуливаясь в районе исторической линии Мажино, обнаруживает, что какое-то предприятие производит там работы по восстановлению обрушившегося блиндажа, и пишет об этом заметку в разделе местных сообщений. Эта заметка попадает на глаза местному корреспонденту парижской газеты, который перепечатывает ее по той простой причине, что она по размеру точно дополняет текст составленной им подборки до полной машинописной страницы. Новость попадает в Париж, где на нее не обращает внимания никто, кроме корреспондента иностранной газеты, пересылающего ее в свою редакцию. Затем через иностранное агентство печати сообщение попадает в нью-йоркскую газету, которая публикует его на второй странице. Там его находит и отбирает редактор парижской газеты. Все газеты, которые следят за этой парижской газетой и за «Нью-Йорк Таймс», воспроизводят эту новость под крупным заголовком, что в конечном счете приводит к соответствующим дипломатическим объяснениям».
А.Моль привел случай спонтанного, самопроизвольного возникновения маленького лавинообразного процесса. Но нередко такие процессы запускаются целенаправленно, и потом стоит многих усилий их блокировать. Пожалуй, одним из крупных недавних психозов, созданных СМИ, является паника в связи с болезнью «бешенства коров» в Англии. Цели операции не вполне ясны и будут обнародованы не скоро[151]. Суть была в том, что вдруг во всей европейской прессе валом пошли статьи об эпидемии болезни коров, которая заразна для людей (при этом разрушается ткань головного мозга). В Великобритании от этой болезни умерло 10 человек, в газетах были опубликованы их биографии, вплоть до описания мясных блюд, которые они ели. Под давлением массового психоза руководство ЕЭС приговорило Англию к беспрецедентному наказанию - немедленно уничтожить всех коров в возрасте свыше трех лет и сжечь их трупы. Разумеется, был наложен запрет на экспорт мяса и т.д. Если бы эти санкции были реально выполнены, результатом была бы катастрофа английской экономики (шутка ли - забить в одночасье и уничтожить треть крупного рогатого скота). Психоз расширялся, возникли фирмы по проектированию и строительству коровьих крематориев. В кратчайший срок сжечь миллионы туш - небывалая техническая проблема.
Миф «бешенства коров» был создан средствами серой пропаганды. Установить его истоки по выступлениям прессы и телевидения было невозможно. Сначала ссылались на научную статью в известном журнале «Lancet», но ученые тут же открестились, а опубликованные в газетах выдержки из этой статьи никаких оснований для паники не давали - в ней лишь предполагалась возможность связи между болезнями коров и людей. Но ведь и коровы могли заражаться от людей, а не наоборот. Да и вообще, 10 умерших за все время с момента открытия болезни - величина абсолютно ничтожная, таких странных болезней множество. Когда паника захлестнула Европу, и люди перестали покупать говядину, в прессу стали просачиваться очень осторожные отрезвляющие сведения. Оказывается, в Испании от этой болезни умерло 53 человека, в Швейцарии еще больше. Но, поразительным образом, никто в ЕЭС не пытался поставить вопрос о санкциях против Испании или Швейцарии - и в то же время никакие просьбы Англии о помиловании не действовали. Проблема была снята из СМИ какой-то новой сенсацией, так что о «бешенстве коров» все просто забыли. Никто уже не помнит, чем кончился этот скандал - о нем в СМИ больше не было ни одного сообщения. Как сняли с Англии санкции, на каком основании, - никто не знает и не интересуется. Чудесным образом исчезли крематории и фирмы, которые их собирались строить. Люди вперились в другой спектакль.