Глава 11. Начало возрождения Руси
Новые условия и рубежи
По замечанию В.О. Ключевского, вероятно, не во всем справедливому, монгольское нашествие не положило резкой грани в истории Северо-Восточной Руси, поскольку новый политический порядок завязался в ее землях до появления Батыя с его полчищами. Вторая часть этой формулы верна. Но о первой ее части этого сказать нельзя — «Батыево нахождение» оказало такое сильное воздействие на русские земли, судьбы их жителей, что нередко говорят о домонгольской и ордынской эпохах отечественной истории.
Ко времени ордынского нашествия Русь примерно столетие жила в новых условиях. Захирело Киевское княжение — некогда политический, хозяйственный, религиозно-идейный центр большого государства. Некогда многолюдные города и села пустели — их жители уходили на запад, к Галичине и Волыни, в Польшу, и еще более на северо-восток, в Залесскую землю, как тогда южане именовали места вокруг Ростова, Суздаля и других городов на севере. Причины называют современники-летописцы: бесконечные княжеские усобицы, половецкие набеги. Наконец, страшный удар нанесли монголо-татары.
Полтора десятилетия спустя после ордынского погрома по Южной Руси проезжал Плано Карпини. Направлялся он, как миссионер папы римского, на Волгу к монголам-завоевателям, не так давно приведшим в трепет и Западную Европу. По пути видел он бесчисленные черепа и кости на полях и вдоль дорог; русских людей осталось мало — их перебили или увели в плен. В самом Киеве осталось не более 200 домов. И так повсюду.
Южные, юго-западные и часть западных земель Руси постепенно включаются в состав Литвы и Польши. И уже в XIV в. документы начинают называть Юго-Западную Русь Малой Россией.
Восточные кочевники не менее страшный погром учинили и в Руси Северо-Восточной. Но здесь, несмотря на все тяготы иноземного владычества, запустение, которое в Руси Юго-Западной продолжалось до XV в., начали преодолевать значительно раньше. Волжско-Окское междуречье, новгородско-псковские пространства стали базой развития великорусского племени. Великой России. Удаленность от обычных, степных, путей вторжений кочевников, укрытость за лесами и топями влекли сюда людей со всех сторон. Не было столько плодородной земли, как в южных пределах, но зато реже высверкивала ордынская сабля или свистел аркан над головой. Да и землица, то малыми островками среди дебрей, то большими опольями, как под Суздалем, давала возможность прокормить худо-бедно семью. К тому же вокруг — леса необъятные, реки и речки, озера и пруды бесчисленные; ставь срубы, искушайся во всяком рукоделии, лови зверя и птицу, пользуйся бортями и бобровыми ухожаями, вари соль и железо, дери лыко и кури смолу.
Славяне-русичи с Днепра и Новгородчины, появляясь в этих местах, встретились с угро-финскими племенами, с неким оттенком добродушной иронии прозвали их чудью. Это — меря, весь, мордва и проч. Смешивались с ними, в значительной степени их ассимилировали. Причем не завоевывали, не насильничали, а селились рядом, женились между собой (отсюда нередко — скуластость великороссиянина, темный цвет кожи и волос). Хотя подчас случались и столкновения, прежде всего на религиозной основе — аборигены-чудины не хотели принимать веру Христову. Но подобное бывало и среди русских. И те и другие долго сохраняли свои языческие обряды, в том или ином виде, масштабе; их остатки подчас дожили до нашего времени (элементы вышивок, резьбы, танцев и проч.).
Утверждение князей Мономашичей, Юрия Долгорукого и его потомков, на северо-востоке имело важные политические последствия. Во-первых, уже его сын Андрей Юрьевич Боголюбе кий, став со временем старейшим среди всех русских князей, отнюдь не захотел сидеть великим князем в Киеве. Сажал туда правителей «из своей руки», по своей воле. Сам же прочно обосновался на далекой окраине Древней Руси, ставшей с тех пор политическим центром, главным нервом жизни, расчетов и устремлений разросшегося рода Рюриковичей.
Во-вторых, раньше вся Русь была как бы общим владением всех князей, и каждый из них занимал стол, начиная с великокняжеского в Киеве и кончая каким-либо захолустьем в припятских лесах, по старшинству переходил с места на место. Теперь, на смену «генеалогической федерации» (В.О. Ключевский), приходит система княжеств с постоянными правителями-монархами. Они ломают систему старшинства, передают власть сыновьям, минуя братьев, или младшим братьям, минуя старших. Главное здесь — утверждение в княжествах постоянных династий. А их представители были гораздо больше заинтересованы в обустройстве своей земли-владения, чем временный ее правитель. Да и жителям это было лучше. Характерно, что раньше, в киевскую эпоху, князья свои временные владения звали волостями, наделками, а теперь, в суздальскую и владимирскую эпохи — вотчинами, уделами, т.е. владениями постоянными, идущими от отцов, выделенными ими своим наследникам.
Русь Северо-Восточная, вместе с Северо-Западной, входившей, так или иначе, в сферу ее влияния, становилась в УСЛОВИЯХ удельного дробления центром нового собирания народных сил, новой централизации в изменившихся условиях. То же намечалось и на юго-западе, в Галицко-Волынской Руси. Прерванный ураганом вторжения Бату-хана, карательными экспедициями его преемников, процесс этот мало-помалу возобновляется на севере к концу XIII—началу XIV столетия.
Жизнь продолжалась, племя Рюриковичей, их ветвей, в том числе и Мономашичей, разрасталось. Всем князьям требовались земли, и старшие из них выделяли младшим их доли, уделы. Русь разделялась на все более мелкие уделы, и, помимо великих и славных князей, воспетых в «Слове о полку Игореве» и других сочинениях, появляются князья мелкие и мельчайшие, вплоть до каких-нибудь моложских, андожских, юхотских, бохтюжских и многих других.
В условиях ускоренного удельного дробления и иноземного ига, которое консервировало такое положение, еще более пышным цветом расцвели княжеские усобицы, мелкие свары, взаимные нападения и разорения. Однако сквозь этот беспорядок начал проглядывать и порядок. Местные князья с удовольствием занялись в своих отчинах-дединах строительством городов и храмов, заселением пажитей людьми. Покровительствуют культурным начинаниям — в составлении летописных сводов, других памятников, переписке книг, в развитии ремесел; многие мастера дали великие образцы в искусстве — иконы, разные прикладные изделия (посуда и проч.).
Жизнь возрождается
Измельчание уделов и обеднение их владетелей, ужасы чужеземного владычества и разорение трудового люда на десятилетия распростерли над Русью то «недоумение в людех», о котором с горечью пишут тогдашние летописцы. Исчезают некоторые ремесла, прекращается каменное строительство. Лишь к концу XIII в. в Новгороде Великом появляются новые каменные церкви. Возрождение ремесла, медленное и трудное, продолжалось, как выяснил Б.А. Рыбаков, многие десятилетия, иногда же происходило только к исходу XIV и даже в XV в. М.Н. Тихомиров в одной из своих филигранных работ показал, как в XIV в. восстанавливается на Руси рукописная традиция, переписка рукописей.
Корень этих сдвигов — культурных, политических и прочих — в успехах на хозяйственном поприще. Сельские и городские жители, не уведенные в «проклятую Орду», возвращались на дымные пепелища и, как исстари делали их пращуры, рубили новые избы, распахивали заброшенные нивы. Помимо старых полей и участков, заводили новые. Источники все чаще упоминают «росчисти», «сечи», «чисти» — участки земли, освобожденные от деревьев и кустарника. В эти местах возникают починки — новые деревни, обычно в один-два двора.
В обработке земли крестьяне применяли разные методы. При подсеке выжигали участок леса, и земля, обогащенная золой, давала неплохие урожаи несколько лет подряд; потом ее надолго забрасывали, и она снова, как тогда говорили, «порастала лесом». Земледелец же переходил на другой, еще нетронутый, лесной участок. При переложной системе поле тоже засевали несколько лет подряд, потом оставляли его, тоже на несколько лет, незасеянным; наконец, возвращались к нему, и снова все повторялось. Наконец, и это очень важно, применялась трехпольная система — с ярью, озимью и паром, что давало урожаи более устойчивые и большего размера. К сохам и плугам приделывали железные приспособления — сошники и лемехи.
Увеличение поголовья лошадей, волов и коров давало навоз для полей. Сеяли, как и раньше, рожь и пшеницу, ячмень и овес, гречиху и просо, лен и коноплю. В огородах выращивали капусту и репу, лук и чеснок, огурцы и тыквы, реже — свеклу и морковь. В садах росли яблони, вишни, сливы.
В лесах много было всякого зверья, и охотники добывали кабанов и медведей, лосей и оленей, диких коз и белок, горностаев и соболей. Ели и рыбу разную, и мед диких пчел из бортей.
Земледелие и животноводство, промыслы, уже в силу неотложных естественных потребностей населения, довольно быстро встали на прежний уровень, затем и превзошли его. Труд пахаря и ремесленника давал средства существования и им самим, и господам — князьям и боярам, дворянам и церковникам. Все эти властители-феодалы, светские и духовные, крайне интересуются землей и сидевшими на ней работниками. В их руки попадали земли, пожалованные великими и удельными князьями, купленные, а то и попросту захваченные силой. Монастырям и иерархам церкви владения дарили те же князья, бояре, отказывали на помин души земли н другое имущество.
Больше всего земель накапливалось, естественно, у князей, прежде всего великих. Иван Калита имел, к примеру, в разных местах до 50 сел с угодьями; его преемники — еще больше. Бояре тоже богатели землями и прочим имуществом. Все они владели зависимыми от них, крепостными крестьянами. В новгородских и псковских пределах их, как во времена «Русской Правды», именовали смердами. В других местах — иначе: «люди», «сироты», «христиане». Последний термин, изначала имевший окраску религиозно-национальную, подразумевая людей, верующих в Христа, начал в эти времена приобретать значение иное, социальное — под «христианами» стали иметь в виду жителей сел и городов, которые выступали против «басурман»-ордынцев; потом только сельских тружеников — «крестьян». Их положение не было одинаковым. Средний крестьянин имел 5 десятин земли в поле, всего же 15 десятин при трехпольной системе земледелия. Более богатые уже тогда дополнительно арендовали землю, эксплуатировали труд обедневших односельчан. На противоположном полюсе — безземельные крестьяне и даже бездворные (подворники, захребетники, проживавшие на чужих дворах). Та же самая картина — и с обеспечением лошадьми, прочим скотом.
Крестьяне исполняли для господ барщинные работы, вносили оброки натурой, несли разные повинности. Их перечень можно увидеть, например, из грамоты митрополита Киприана, главы русской церкви, Царево-Константиновскому монастырю (1391).
Крестьяне в ту пору имели право поменять своего владельца — уйти от старого к новому, в расчете на льготы у нового боярина (освобождение на год или несколько лет от повинностей и платежей, уменьшение их, получение ссуды на обзаведение хозяйством). Но право это владельцы стремились стеснять, договаривались о том между собой.
Значительная часть земледельцев оставалась незакрепощенной. Это — черносошные крестьяне, жившие на черных землях, принадлежавших не отдельным феодалам, а государству, казне в лице великого князя. В пользу казны они и платили разные взносы, начиная с дани, несли разные повинности. Считали себя людьми свободными, владельцами и даже собственниками своих земельных наделов: «Земля великого князя, а владение наше». Более того, в некоторых местах, например, в Поморье, они свою землю покупали и продавали, передавали по наследству. Тем не менее, имея в виду черносошное землевладение в целом, нельзя не видеть, что положение черносошных крестьян было зависимым, неустойчивым. По воле великокняжеской власти они попадали вместе с землями в собственность боярам, монастырям. А последние не гнушались и откровенными захватами их угодий. Так что размеры черносошных земель уменьшались, как шагреневая кожа, особенно в центральных волостях.
Бояре и дворяне получали земли с крестьянами в вотчины (безусловное владение) и поместья (условное владение). Крестьян, издавна живших у них, владельцы рассматривают как старожильцев (в отличие от новоприходцев), стараются удержать их у себя, «не перепустить» к соседу, иному хозяину, сопернику в борьбе за рабочие руки, без которых ценность земли понижается весьма заметно.
Важнейшая черта крестьянской жизни — наличие общины («погост», «волость»). Давно и верно историки отмечают двойственность ее функций, сущности. С одной стороны, она с ее круговой порукой использовалась владельцами, государством для контроля над крестьянами — взимания поборов, организации работ, поддержания порядка. С другой — подобное сообщество сплачивало крестьян, позволяло организовать все стороны их жизни, от хозяйственной до духовной, нравственной, защищать свои интересы от эгоистичных поползновений всяких господ и управителей. В общине заметную роль играет выборное начало — своих старост, сотских, десятских, управлявших мирскими делами, крестьяне выбирают на сходах.
Крестьяне-общинники владеют участками земли под усадьбами и пашнями; леса, луга для пастбищ, вода — не в индивидуальном, а общем пользовании.
Помимо крестьян, в княжеских, боярских и дворянских хозяйствах имелось немало холопов. Это — «полные люди», принадлежавшие господину по праву собственности. Он мог их продать, подарить, купить, передать по наследству; их убийство — не уголовное преступление, а грех перед Богом. Естественно, холоп не мог, как крепостной крестьянин, поменять по своей воле хозяина. Они работали на его дворе, в поле («страдники»), занимались ремеслами.
Несвободными, но привилегированными людьми выступают представители барской администрации — тиуны, ключники, посельские; это — помощники господ по управлению их хозяйством и подневольными людьми, нередко люди приближенные и в своем кругу влиятельные.
Нередко владельцы к концу жизни завещали отпустить холопов, всех или их часть, на волю. Так вотчина или поместье освобождались от ненужной дворни; некоторые из тех, кто постарательней, переходили в крестьянство. Подобная практика говорит об известной гибкости феодальных владетелей, что позволяло им регулировать, в своих интересах, конечно, численность и качество рабочей силы в вотчинах и поместьях.
Жизнь крестьян и холопов была нелегкой, и источники (акты, летописи, жития святых) сообщают об их протестах против захвата земель боярами и монастырями, борьбе за сохранение старинных размеров барщины и оброка, против их увеличения. Подавали о том челобитья князьям, судились с владельцами. Бежали от них. Они же и холопы убивали ненавистных бояр-мучителей, монахов. «Разбойники», о которых довольно часто говорят те же источники, громили имения господ, отбирали у них документы на землю и крестьян.
Поводом для открытых выступлений становился и голод. Так случилось, например, в новгородских и псковских землях в 1314 г ., когда беднота из сел и городов громила амбары, дворы бояр и иных богачей. Власти приняли меры, и в ходе подавления восстания погибло до пяти десятков его участников.
Крестьяне поджигали монастырские постройки, брали себе имущество духовных пастырей, избивали их. Происходило это в Прионежье, вологодских и иных пределах.
Города
Восстанавливалась после Батыева разорения и городская жизнь. Отстраивались дома в старых городах, появлялись новые города, крепости. Росли торгово-ремесленные предместья — посады. «Список русских городов», составленный в конце XIV в., перечисляет 55 городов залесских, т.е. владимиро-суздальских, 35 новгородских и листовских, 10 смоленских, 30 рязанских.
После довольно долгого перерыва возобновляется искусство скани, черни, чеканки, литье колоколов. А под 1382 г . летописи впервые упоминают пушки, обстреливавшие ордынцев Тохтамыша под стенами Московского Кремля, к тому времени уже каменного, возведенного в 60-е годы (деревянный появился еще при Калите, в 1339 г .).
Развивалось кузнечное и слесарное дело. Отлично работали мастера-бронники, лучники, пищальники, и действия ратников на поле Куликовом хорошо это показали. Живописцы писали иконы, украшали стены храмов. В XIV столетии в княжествах начали чеканить собственную монету из серебра. Появляется бумага, переписка рукописных книг получает новые возможности; продолжают для этого употреблять и тщательно выделанную телячью кожу — пергамент.
Ремесленники десятков специальностей вносили свою, и немалую, лепту в хозяйственное и культурное возрождение Руси. Среди них, как и среди крестьян, были и бедные, и богатые. Некоторые из них, ростовщики, давали в долг деньги даже самим князьям. То же — и купцы. Наиболее богатые из них, например, суконники (торговали с западными странами), «гости-сурожане» (со странами Причерноморья; Сурож — нынешний Судак в Крыму), имели немалые капиталы, тоже давали деньги «в рост», покупали земли, строили храмы. Ремесленники и купцы объединялись в профессиональные организации — дружины и артели, сотни и ряды. Имели свои патрональные храмы, при которых их сообщества — «братнины», «общины» — разбирали спорные дела, в том числе судебные.
Как и в сельской местности, города становились ареной социальных потрясений. Вызывали их противоречия между беднотой и богатой верхушкой, между посадом и боярами. В XIV в. чередой проходят восстания по городам Руси — Великом Новгороде и Торжке, Нижнем Новгороде и Костроме. Выступления против своих бояр переплетаются с борьбой против угнетателей-ордынцев (восстания в Нижнем Новгороде, Ростове, Твери, Москве).
Заметное развитие получили торговые операции городов и монастырей. На рынках появляются изделия ремесленников, продукты из сел и духовных обителей. Сеть мелких торгов, господствовавших в обмене, дополняется и некоторыми городскими рынками, получившими уже областное значение (Новгороды Великий и Нижний, Псков, Тверь, Рязань, Москва).
Внешней торговле, в особенности по Волге, мешала Орда. Однако и торговля постепенно увеличивала обороты — с той же Ордон, другими прикаспийскими странами, Крымом, Византией, Литвой, Прибалтикой, западноевропейскими странами.
По разным направлениям, сначала медленно, затем все быстрее, хозяйственная деятельность жителей Руси не только подняла ее из руин, но и позволила накопить силы и средства, материальные и духовные, для великого дела объединения ее земель, постепенно подтачивать заносчивое могущество ордынских ханов и баскаков, чтобы, наконец, бросить ему открытый и смелый вызов.