Принятие христианства и его последствия
Началось это, согласно летописи, с прибытия в Киев посольства волжских булгар, «веры бохмиче», т.е. мусульман, которое будто бы предложило князю стать почитателем Мухаммеда. Рассказ летописи и здесь сопровождается полулегендарными деталями, которые с той поры неоднократно цитируются не только специалистами. В частности, в ответ на соблазны со стороны мусульман узаконить многоженство Владимир, узнав, что их вера запрещает есть свинину и пить вино, якобы заявил: «Руси есть веселие пить, не можем без того жити!»
Затем в летописи приведен знаменитый рассказ об испытании вер Владимиром. Он, разумеется, дошел до нас в обрамлении разного рода легенд, но, возможно, имеет рациональное зерно. Последнее состоит прежде всего в том, что киевский князь действительно задумался над необходимостью принять какую-то монотеистическую религию, по своей сути укреплявшую власть единого государства. Это было тем более необходимо, что такие религии уже исповедовали почти все окружавшие Русь государства.
Еще в 962 г . крестился (от Рима) польский князь Мешко. Еще раньше христианской стала Чехия. На востоке преобладал ислам, но в остатках некогда могущественной Хазарии доминировало иудейство, последователи которого были и в Киеве: недавно найдено письмо, происходящее из иудейской общины (кагала) Киева. К тому же, роль еврейских купцов в Восточной Европе продолжала сохраняться. Даже в Скандинавии тамошние языческие конунги все больше склонялись к христианизации, и не за горами было время, когда шведские короли крестились. Разумеется, не следует преувеличивать влияние на Руси ислама, а тем более иудаизма. Можно даже сразу сказать, что Русь была обречена на христианизацию, и христианская религия пробивала себе дорогу вопреки всем препятствиям уже более ста лет. Однако все говорит за то, что Владимир был осторожным и умным политиком, который стремился прозондировать все варианты и избрать из них лучший для своего народа.
Подробно описанные летописью религиозные искания Владимира в деталях, разумеется, — плод ума позднейших христианских книжников, которые стремились доказать преимущества не только христианства как такового, но и византийской его формы. Уже это заставляет предположить, что эти рассказы сложились во второй половине XI в. после разрыва между греческой и римской церквами (1054). Вполне возможно, что инициаторами такого противопоставления двух ветвей христианской церкви стали внуки Ярослава Мудрого, а точнее — потомки его сына Всеволода, женатого на византийской принцессе (Мономаховичи). Это можно подкрепить и тем, что, например, в сказаниях о славянских просветителях Кирилле и Мефодии, включенных в самые первые разделы ПВЛ, не усматривается никакой вражды по отношению к Риму. Там, наоборот, подчеркивается благовидная роль папы Николая, который способствовал просветительской деятельности моравских братьев (и даже не препятствовал переводу Священных книг на славянский язык, что, в общем, в ту пору принято не было, особенно в Западной Европе, где каноническим текстом Библии считался латинский их перевод — Вульгата).
Иное дело иудаизм. Согласно ПВЛ, Владимир на диспуте выслушал раввина и задал ему один вопрос: где ваша земля? А получив ответ, что таковой нет, отказался вести с поклонниками иудаизма разговор.
Наконец, рассказы летописи о зондаже великим князем «в области исламской религии могли бы быть также отброшены в сторону, если бы в нашем распоряжении не существовало апокрифического рассказа, созданного в Средней Азии и сохраненного одним источником начала XIII в. Этот источник (автор — некий Ауфи) повествует о посольстве русского князя Валдемара (здесь это имя фигурирует как титул) в Хорезм. Дата такого посольства у Ауфи, разумеется, неверна (она на пятьдесят лет старше Владимира), неверно и утверждение о принятии русами после этого ислама. Однако и в русской летописи есть упоминание о посольстве в Волжскую Булгарию, откуда киевские послы могли направиться и в Хорезм, с которым у Поволжья были давние и прочные связи. Поэтому вполне можно допустить, что Владимир направил и посольство в мусульманские страны, а таковыми могли быть именно Волжская Булгария и Хорезм. Но что его послы могли там увидеть во второй половине 80-х годов X в.? Государство Саманидов, еще недавно цветущее и сильное (а ему подчинялся Хорезм), быстро приходило в упадок и было на краю гибели. И если Владимир искал религию, способную подкрепить сильную государственную власть, то на востоке такой власти он в эти годы найти не мог — ее там, в мусульманском мире, просто не было. А вот Византия являла пример не только внутренней стабильности. Она была могущественной державой, ведшей успешную политику как на востоке (против арабов), так и на западе, на Балканах. Власть императора была почти неограниченна, и греческая церковь ее подкрепляла. К тому же, эта церковь, в отличие от римской, была, по сути дела, включена в общегосударственную систему и полностью зависела от императора.
Правда, отношения с Византией со времен Святослава оставались более чем прохладными, а по утверждению некоторых источников — и просто враждебными. Однако здесь именно в эти годы появились обстоятельства, которые должны были такие отношения улучшить.
В Малой Азии то и дело происходили восстания тех или иных мятежных военачальников. В августе 987 г . один из таких мятежников, Варда Фока, провозгласил себя императором, а в начале 988 г . его отряды двинулись на Константинополь. В этой ситуации старший из двух официально правивших тогда братьев-императоров Василий II обратился за помощью к Владимиру, и последний на этот призыв откликнулся, направив 6-тысячный отряд, с помощью которого мятежники были разгромлены. Этот отряд скорее всего состоял из варягов, с помощью которых Владимир за несколько лет до этого одержал победу в борьбе с Ярополком. Русская летопись в связи с этим пишет, что Владимир отпустил этих варягов в Константинополь, одновременно сообщив об этом императору. Князю был резон отделаться от буйных искателей военных приключений, а император получил сильную военную поддержку. К месту сказать, по-видимому, с этого времени такие пришедшие из Руси военные отряды становятся постоянными в Византии, и мы знаем об их использовании, например, в войне империи с грузинами в начале XI в. Состояли они не только из варягов как таковых, но, очевидно, и из славян. Кстати, как раз с этой поры в Византии функционирует так называемая варяжская дружина, также многонациональная по своему составу (позже в ней служили и выходцы из стран Западной Европы).
Помощь империи со стороны Руси была обговорена двумя важными условиями. Во-первых, императоры обязались отдать в жены князю свою сестру Анну. Во-вторых, Владимир обещал со своим народом принять христианство. Это был весьма редкий случай, когда гордые ромейские императоры согласились выдать византийскую принцессу за «варвара», каковым в их глазах был Владимир.
Однако восстание Варды Фоки было подавлено, а императоры тянули с браком Анны. И тогда Владимир с войском направился в Крым и осадил важнейшую византийскую крепость Херсонес (Корсунь). Это и решило вопрос. Анну прислали к Владимиру, а вместе с ней на Русь приехали епископы и митрополиты. Такое сообщение есть у современных арабских историков (христиан), хорошо знакомых с церковными событиями.
Как это ни странно, такое важное событие, как принятие христианства, в русских источниках освещено крайне смутно. Как ни странно, неизвестна даже точная дата крещения Руси. Летопись дает 988 г ., и именно с ней был связан тысячелетний юбилей принятия христианства Русью, отмеченный в 1988 г . Однако один ранний древнерусский памятник («Похвала князю Владимиру» Иакова Мниха) утверждает, что Владимир крестился на десятом году после гибели Ярополка, что приходится уже на 990 г . Христианские же восточные писатели XI—XII вв. позволяют отнести крещение Руси даже на время между 987 и 989 гг. Очевидно, трудно свести дело к одной точной дате, и сам процесс христианизации Владимира и его подданных растянулся по крайней мере на два-три года (987—989).
Неясно и где крестился князь, так как источники называют и Корсунь и Киев. Но вот о крещении киевлян, которых для этой цели загоняли в Днепр, летопись рассказывает весьма живописно, упоминая и крушение идола Перуна и прочих языческих богов. А в северном Новгороде сопротивление христианству было довольно упорным, и дядя Владимира Добрыня вынужден был использовать силу.
Как происходило принятие христианства в других частях Руси, мы не знаем. Очевидно, на юге оно проходило более спокойно и было сложнее на севере. Выступления против новой веры имели место в разных частях страны на протяжении, очевидно, всего XI в. Но можно сказать, что в целом в городах процесс христианизации шел успешно, тогда как в сельской местности, особенно в северо-восточной, да и в юго-западной Руси население упорно держалось за старых богов еще и в XIII—XIV вв.
Немногое мы знаем и об организации ранней русской церкви. До сих пор неизвестно имя первого митрополита Руси, и некоторые даже сомневаются в том, что он был поставлен изначально, хотя на это есть четкие указания источников (см. об этом ниже). После работы М.Д. Приселкова получило распространение мнение, что первоначально русская церковь подчинялась не Константинополю, но болгарскому иерарху в Охриде. Вряд ли это так. Однако, очевидно, при сильных киевских князьях шла борьба за митрополичью кафедру в Киеве, и, например, Ярославу Мудрому удалось в последние годы жизни поставить митрополитом русского человека — Илариона. Однако после смерти этого князя все митрополиты, исключая Клима Смолянича (середина XII в.), были греки. Тем не менее русская церковь изначально (по образцу греческой?) зависела от великого князя, и церковные иерархи были самостоятельны лишь в чисто церковных делах. Показательно, что по рассказам летописи (правда, поздних вариантов) Владимир обменивался посольствами с римским папой.
Принятие христианства Древней Русью стало значительным шагом в развитии восточнославянской цивилизации. Следствием его (равно как и иных факторов) стали существенные, хотя разновременные изменения в этническом, социально-экономическом, политическом и культурном развитии Руси.
В плане этническом принятие христианства ускорило консолидацию древнерусской народности, общего предка современных русских, украинцев и белорусов. Процесс этот начался раньше, но тормозился существованием местных политических объединений и локальных идеологических (языческих) центров. Еще для 80—90-х годов X в. русская летопись оперирует старыми местными этнополитическими понятиями: радимичи, вятичи, хорваты и т.д. Их в ту пору меньше, нежели, скажем, для первой половины X в., но они еще есть. Очень рано исчезают поляне, вместо древлян как этноса почти столь же рано появляется территориальное понятие «дереве», «Древлянская земля», вместо словен ильменских — Новгородская земля. Дольше всего в представлении киевских летописцев сохраняются понятия вятичи, дреговичи, что, возможно, объясняется их относительной отсталостью, сравнительно с такими центрами, как Киев, Новгород, Полоцк. В целом же к рубежу XI в. местные этнополитические единицы почти полностью исчезают, покрываясь терминами «Русь», «Русская земля», а ее обитатели именуются русичи, русины, в иностранных источниках — русы, росы, рутены.
Этому, несомненно, способствовало создание и единой государственности и единой церковной организации, заменившей разнообразные местные культы.
Нет сомнений, ускорилась и социальная дифференциация древнерусского общества, формирование господствующего слоя, группировавшегося вокруг киевского князя и его представителей на местах. Эта консолидирующаяся древнерусская знать отныне могла опираться и на многосотлетние церковные каноны, пришедшие из Византии и получившие свои дубликаты на Руси (церковные уставы Владимира, Ярослава и т.д.).
Следует отметить роль принятия христианства в возникновении и укреплении земельной собственности на Руси. То, что мы знаем о IX—X вв., позволяет констатировать только возникновение земельных владений (личных) великого князя и, возможно, местных князей. С XI в. можно говорить и о ранних ростках боярской земельной собственности, а также землях монастырей и церкви в целом. Это произошло не сразу, и первоначально церковь существовала за счет десятины от княжеских доходов, как определил еще князь Владимир. Кажется, церковная собственность на землю возникла раньше боярской и в определенной мере стимулировала появление последней. Перевод и распространение на Руси византийских сборников права должны были ускорить эти процессы.
Яснее вырисовывается влияние принятия христианства на политическую структуру Древнерусского государства. Но именно здесь отчетливо проявились противоречия между мероприятиями киевских князей, пытавшихся с помощью новой религии укрепить центральную власть, и, в конечном счете, реальным ходом социально-экономического развития, которое вело «державу Рюриковичей» к неизбежной победе раздробленности уже на новой основе.
Учение христианства о едином Боге, освящающем власть одного государя, несомненно помогло Владимиру окончательно ликвидировать местные княжения. Но затем князь еще при жизни рассадил своих двенадцать сыновей по важнейшим восточнославянским городам и землям, рассчитывая таким путем держать в повиновении недавно им же усмиренные области (вятичей, радимичей и т.д.). Однако некоторые основы местного сепаратизма сохранились, и опирались они на местную знать. В последние годы жизни Владимира против него составил заговор Святополк, сидевший в Турове, а буквально накануне кончины великого князя возмутился правивший в Новгороде Ярослав, который через свою мать Рогнеду был связан с убитым полоцким князем Рогволдом. Владимир начал готовиться к походу на Новгород, но умер. За всеми этими событиями стояла местная знать земель.
Тем не менее центральная власть была укреплена, о чем говорит и необычайно поднявшийся уже при Владимире международный престиж Киева. Об этом свидетельствуют ряд фактов, в их числе начавшиеся уже при Владимире брачные связи киевского дома с известнейшими правящими домами Европы. В конце X в. мы видим усиление влияния Руси на Северном Кавказе, где русы играли видную роль в событиях в Дербенте, что было, несомненно, связано с русскими владениями на Тамани (Тмутаракань).
Огромную роль сыграло принятие христианства в развитии и формировании единой древнерусской культуры. Прежде всего речь идет о возникновении, точнее распространении письменности и литературы. То, что письменность появилась на Руси еще раньше, ныне вряд ли кто будет оспаривать. Деятельность славянских просветителей Кирилла и Мефодия имела в ту пору практически общеславянское значение, тем более, что македонское наречие, на котором творили солунские братья, в ту пору было понятно всем славянам, и прежде всего южным и восточным. Известны единичные находки надписей на Руси дохристианской поры, а арабский библиограф ан-Надим, писавший буквально накануне христианской реформы Владимира, упоминает о переписке русского князя с каким-то кавказским владетелем, приводя даже образец этих письмен. (Кстати, выполненный, по-видимому, на бересте!)
Однако письмо, пришедшее на Русь от южных славян, не получило в дохристианской Руси сколько-нибудь широкого распространения, и нет никаких оснований говорить о появлении на Руси до Владимира литературы. Так что широкое внедрение письменности и появление литературы, сначала переводной, затем оригинальной, следует отнести только к христианскому времени. Кстати, и «Повесть временных лет» отмечает, что на Руси «не слышали прежде учения книжного». О том же говорят и все наши конкретные известия о древнерусской словесности. И в этом распространении славянского письма и появлении древнерусской литературы несомненна ведущая роль христианства и ранних деятелей русской церкви.
Если переводная литература поступала в основном первоначально из Болгарии, то первые оригинальные произведения принадлежат перу русских духовных лиц. Это митрополит Иларион с его «Словом о законе и благодати» — проповедью, произнесенной им на гробнице Владимира в Десятинной церкви. Это упомянутый Иаков Мних и другие. К сожалению, от ранней русской литературы сохранилось немногое, но, несомненно, и возникновение древнерусского летописания связано с христианской средой. Если мы посмотрим на «Повесть временных лет», то легко убедимся, что в росписи событий правления Владимира видное место занимают упоминания дат, связанных с рождением или кончиной членов княжеской семьи. Это говорит о том, что летописцы использовали скорее всего церковные записи, обычные в связи с подобного рода событиями.
Когда появилась ранняя русская летопись, сказать трудно, на сей счет существуют разные мнения. Скорее всего, однако, это следует отнести уже ко времени Ярослава Мудрого, когда изложение событий в «Повести временных лет» приобретает регулярный характер.
Владимир еще при жизни рассадил своих многочисленных сыновей по разным частям державы, надеясь таким путем сохранить ее единство. Жизнь показала, однако, что это было сделать нелегко. Народная память прочно удержала образ просветителя Древней Руси — из всех ее властителей лишь Владимир стал героем русских былин, где вместе с ним действуют другие лица, также имеющие своих исторических прототипов (Добрыня Никитич, Путята и др.). Это показывает, пожалуй, лучше всех ученых рассуждений истинную историческую роль великого князя, хакана земли Русской, как его именовал Иларион, — Владимира Святого.