VI. Еврейский вопрос уже проникает в периодическую печать
«Мы должны принудить христианские правительства принять такие меры,
которые благоприятствовали бы осуществлению нашего обширного плана, близящегося
уже к победному завершению. Меры эти должны дать возможность выдержать
натиск возбужденного общественного мнения, что мы уже фактически организовали
при помощи так называемой великой державы» – прессы. За немногими исключениями
она уже в наших руках».
Седьмая книга «Сионских Протоколов»
Профессор одного американского университета однажды несколько лет тому назад, поехал по делам в Россию Он был сведущим человеком в одной из отраслей прикладной науки и тонким наблюдателем. Приехал он в Россию с ходячим в Америке готовым мнением о положении евреев в России и об отношении к ним русского правительства. Прожил он там три года, вернулся назад в Америку и вновь уехал в Россию примерно на тот же срок. По вторичном своем возвращении он признал своевременным основательно ознакомить американскую нацию с положением еврейского народа в России. Для этого он написал тщательно обработанную статью и послал ее издателю одного из первоклассных журналов Соединенных Штатов. Издатель пригласил автора к себе и беседовал с ними в течение почти двух дней; беседа эта произвела на издателя большое впечатление, но в заключение он объявил, что статью принять не может. Тоже повторилось со многими другими издателями влиятельных журналов. Случилось это не потому, что профессор не умел писать: издатели всегда охотно принимали все, что он напишет. И все‑таки профессор не мог добиться, чтобы его статья об евреях была принята или напечатана в Нью‑Йорке.
Все же в один прекрасный день еврейский вопрос был поднят статьей одного Нью‑Йоркского журнала; статью эту можно сравнить с гранатой, брошенной из еврейского лагеря с целью, если возможно, взорвать весь вопрос в воздух и убедить всех, что такого вопроса вовсе не существует.
Достойно внимания, что большой журнал принял именно только эту одну статью о еврейском вопросе; было бы интересно вывести на свет Божий лиц, стоящих за кулисами этого журнала. Тем не менее, большая публика уже из этой статьи, задачей которой было доказать, что еврейский вопрос не существует, может многому научиться.
Мистер Виллиам Хард в июньском номере «Метрополитен », насколько было в его силах, очень искусно использовал эту статью, и несомненно, что все телеграфные и корреспондентские бюро, которые зорко следят за всякой похвалой по адресу евреев, уже послали бравым издателям «Метрополитена » приветствие по этому поводу за содействие дальнейшему убаюкиванию публики.
Надо надеяться, что статья Харда, в виду ее содержания, получила широкую огласку, так как из нее можно научиться многому, даже большему, чем хотел сам автор.
Прежде всего тому, что еврейский вопрос существует. Господин Хард говорит, что об этом вопросе говорят в парижских и лондонских салонах. Не вполне ясно, что должно доказать это упоминание о салонах; то ли, что сам предмет неважен и ничтожен, или широкую осведомленность Харда в этом вопросе. Далее он рассказывает, что какой‑то доклад по еврейскому вопросу получил довольно широкое распространение в некоторых правительственных кругах Вашингтона. Затем он упоминает о каблограмме по этому вопросу, опубликованной нью‑йоркским «Уорльд ». По всей вероятности, его статья появилась слишком рано, почему он и не привел сообщение лондонского «Таймс » об вышеуказанном докладе.
Во всяком случае, читателю, интересующемуся фактическим материалом, Хард выдал секрет, что еврейский вопрос в действительности существует и при том занимает собой не подонки общества, а те круги, в которых чаще всего можно найти доказательства еврейского господства и работы. Он обнаружил не только это, но еще и то, что вопрос этот там обсуждается. Хард это категорически подтверждает. Если он не идет дальше и не признается в том, что вопрос очень серьезно обсуждается и изучается высокими сферами и притом людьми, имеющими международное значение и вес в собственной стране, то это зависит, вероятно, от двух причин: или ему это неизвестно, или упоминание об этом он считает ненужным для целей, преследуемых его статьей. Во всяком случае, Хард констатирует факт, что еврейский вопрос существует, что его изучают и при том изучают люди, которые способны судить о вопросе, о котором говорят.
Читатель получает впечатление, что еврейский вопрос носит на себе какой‑то характер конспирации. Автор, однако, говорит, что сам он не верит в массовый заговор. Такое признание вызывает вздох облегчения, ибо для нееврейского мышления нет ничего более смешного, как массовый заговор, потому что нееврейский ум ничего более невозможного себе представить не может. Хард не еврейского происхождения и потому он должен знать, в какой мере заговор даже с благороднейшими намерениями не может существовать более или менее продолжительное время при участии в нем сколько‑нибудь значительного числа заговорщиков неевреев. Неевреи для таких дел не созданы. Их заговор рассыпался бы как пирог из песка. В крови и в природе неевреев, в противоположность евреям, нет надлежащей способности дружно держаться вместе. Нееврей по самой природе своей не может составить себе ясного представления о заговоре; ему нужны неопровержимые доказательства, чтобы поверить в возможность заговора.
Поэтому легко понять затруднительное положение Харда с его россказнями о заговоре. Чтобы выйти из этого положения, он вынужден повернуть дело так, как будто всегда, когда речь идет о еврейском вопросе, все другие, кроме самих евреев, видят в нем нечто, заключающее в себе заговор. Это положение является у него лейтмотивом, что видно уже из заглавия статьи: «Великий еврейский заговор».
В поисках за фактами в статье Харда мы узнаем далее, что имеется ряд документов, в которых якобы содержатся детали заговора или еврейский план достижения полного мирового господства. Вот, приблизительно все, что читатель может узнать о документах, если не считать того, что г. Хард называет их «необычайными и ужасными». Здесь, к сожалению, у него большой пробел в изложении: цель его статьи пролить свет на известный документ, а между тем мы не узнаем о нем почти ничего. Постыдные и бесчестные вымыслы обыкновенно выплывают сами. Про документ, о котором идет речь, этого сказать нельзя: читатель вынужден верить г. Харду на слово. Между тем, будь эти документы опубликованы, они дали бы возможность вдумчивому читателю или критику составить о них собственное мнение. Но оставим это: г. Хард во всяком случае, публично заявляет, что такие заговорщические документы существуют. Затем он переходит к другой своей задаче, – доказать, путем перечисления имен евреев, уже являющихся хозяевами в важных областях, как мало вообще занимает евреев мысль о господстве. Ответственность за эти имена лежит всецело на Харде; нам же важно лишь отметить, что есть у него поучительного.
Автор особенно подробно занимается русскими делами. Порой даже может показаться, что еврейский вопрос то же самое, что и советский, хотя, как то хорошо известно Харду, – на самом деле это не верно. Правда оба вопроса находятся между собой в тесной связи, но все же искусственное доказывание их тождества для того, чтобы потом на благо еврейскому вопросу это опровергать, нужно признать лишь хорошо задуманной уверткой. Во всяком случае, факты, приведенные Хардом – если оставить в стороне делаемые им из них выводы – довольно интересны.
Начнем с русского вопроса. Хард говорит, что в кабинете министров Советской России только один еврей, именно Троцкий. Конечно, в правительстве есть и другие евреи, но Хард говорит только о кабинете. Он умалчивает о коммунистах, которые являются истинными властителями России, и ничего не говорит о красной армии, которая является подлинной силой Троцко‑Ленинского господства. С таким же правом можно утверждать, что и в Венгрии был только один еврей в правительстве: но еврей этот был Бела Кун. Остается, таким образом, открытым вопрос, почему вся Европа, несмотря на двух только евреев, Троцкого и Бела Куна, убеждена в сильной еврейской примеси к большевизму. Столь простодушная игра воображения представлялась бы еще более невероятной, чем мысль о еврейском заговоре представляется Харду. Если всех неевреев считать слабоумными, то на каком основании нельзя с тем же правом видеть в евреях хитроумных? Как бы то ни было, но сказать, что Троцкий стоит во главе большевицкой власти и делит ее только с Лениным, еще не значит сказать слишком много: что Троцкий – еврей, – до сих пор этого никто не отрицал, не отрицал и сам Бронштейн (настоящее имя Троцкаго), когда он еще жил в Сен‑Луи в Соединенных Штатах.
Но, как говорит Хард, и руководители меньшевиков – евреи. Факт достойный внимания! Троцкий – во главе большевиков; а во главе меньшевиков, когда они были в оппозиции первыми, на первом месте стояли Либер, Мартов и Дан – «все евреи», говорит Хард.
Кроме этих двух крайних партий есть еще третья, более умеренная, «кадеты», которые, по мнению Харда, являются или являлись «самой сильной буржуазной партией в России», – «их главная квартира теперь в Париже. Их глава – Винавер, еврей».
Таковы факты, устанавливаемые Хардом: евреи, имена которых он приводит, руководят тремя большими политическими партиями в России. «Вот, смотрите, как евреи раскололись! – восклицает он. – Какой может существовать заговор у людей, которые так сильно борются между собой»? Другого при виде этих явлений скорей поразила бы мысль, что каждое течение русской политической мысли находится под влиянием евреев. Разве это не дает в известной мере права сделать вывод, что евреи везде стремились к господству? Этим, однако, не исчерпывается все поучительное, что читатель, ищущий фактов, может найти в статье Харда. Он переходит затем к Соединенным Штатам и устанавливает для них несколько интересных положений. «Там, – говорит он, – есть Отто Каан». Это верно. Иногда Отто Каан находится в Америке, иногда по важным международным делам в Париже, иногда, наконец, он завязывает сношения между британским и американским капиталом в Лондоне, проводя все такие дела, которые, в значительной мере, зависят от еврейской политической обстановки. Каан считается консерватором и это в известном отношении, пожалуй, верно. Человек может быть консерватором или нет, смотря по тому, под каким углом зрения его рассматривают. Консервативные люди в Америке самые большие радикалы; их побуждения и методы идут в корень вещей и в своем собственном поле действия они всегда радикальны. Те лица, чей кругозор ограничивается определенными экономическими интересами, называли консерваторами людей, которые господствовали в последнем французском конвенте. Между тем, на самом деле они были радикальнейшими из радикалов; они были красными в эпоху красных и белыми в эпоху белых. Если бы знать, к чему стремится в конце концов Каан, и если бы он составил описок своих планов и целей, то кличка консерватора, которой его так метко характеризует Хард, звучала бы совсем по другому. Но, во всяком случае, мы узнаем от Харда: «Господин Каан на стороне консерваторов». «На другой стороне, – говорит Хард, – находится Роза Пастор Стокес». После этого он называет еще Мориса Хиллкита. По его определению, это уже радикалы. К ним он прибавляет двух неевреев, Евгения Дебс и Билля Хайвуд и дает такое освещение, будто они оба – много более влиятельные люди, чем двое первых. Те, кто занимался новейшими политическими комбинациями, – а Хард, кажется, в течение долгого времени находился в их числе, – думают об этом иначе. Ни Дебс, ни Хайвуд за всю свою жизнь не могли бы создать фракции, обладающей таким громадным влиянием, как госпожа Стокес и Хиллкит: уже от них Дебс и Хайвуд получили свое влияние. Если внимательно изучать социальные течения в Соединенных Штатах, то каждый сведущий человек, подобно самому Харду в его статье, наткнется на еврейские имела. Как, в самом деле, поучительно, что там, где он называет вождей так называемого консерватизма и радикализма, он вынужден приводить еврейские имена. На основании его данных читатель в праве сказать, что обе политические группы Соединенных Штатов на поводу у евреев.
Но это еще не все.
«Человек, который работает более, чем кто‑либо другой, чтобы охранить американских рабочих от радикализма, есть еврей – Самуил Гомперс». Этот факт читатель должен себе заметить: американские рабочие руководятся евреем. И далее «профессиональный союз рабочих по изготовлению готового платья, союз очень сильный и очень большой, самый сильный противник Гомперса, действует под руководством еврея Сиднея Хилльманна».
Совсем как в России. Оба крыла американской политической жизни и двигательный нерв внутри ее находятся под руководством евреев. Этот факт должен признать и сам Хард, вопреки своим истинным намерениям, как вытекающий из его статьи.
Средняя же партия, «либеральный центр», как ее именует Хард, которая объединяет все промежуточные течения, еще ждет со своими Брандесами, Макками и Феликсами Франкфуртерами описания этих господ, деятельность которых со времени перемирия могла бы дать материал для очень интересной главы.
Хард с похвалою называет еще два имени: барона Гинцбурга – он, де, еврей, «верный человек» русского посольства – и посланника Бахметьева, представителя недолгого русского Временного Правительства. Другой еврей, по словам г. Харда, управляет русским осведомительным бюро, сообщения которого помещаются многими нашими газетами; имя его хорошо известно читателям газет. Это – А. И. Закк. Список этот далеко не полон, но все же он многое говорит, и документы, чью смехотворность так хочется доказать Харду, получают благодаря ему особое значение. Невольно приходит в голову, что документы эти привлекли к себе такое внимание потому, что лица, знакомые с ними, видят в них не только то, что угодно видеть Харду, но и нечто другое, более удивительное, и приходят к убеждению, что документы эти создали еврейский вопрос. Ведь, если бы кроме них ничего не существовало, то и Хард не написал бы своей статьи да и «Метрополитен» ее бы не напечатал. Заслуга Харда заключается в том, что как раз там, где этого нельзя было ожидать, он подтвердил, что вопрос еврейский существует и должен быть выяснен. Тот неведомый, по чьему заказу была написана статья «Великий еврейский заговор», очевидно, сам почувствовал необходимость это сделать.