Градация пограничных рубежей по политической важности, величине и ценности пространств, подлежащих разграничению

Если мы попытаемся определить достоинство и значение границы по политической важности, величине и ценности подлежащих разграничению пространств, то ближе всего подойдем к общепринятым понятиям границ частей Света и земного пространства, границ империи и государства (с проблемой наднациональных связностей), границ земель, провинций и округов (обремененных территориальной проблемой), наконец, границ поселений, которые снова разделяют аналогичные или противоположные поселения на два больших типа городской и сельской границ, где обнаруживает свой злой умысел в результате жесткого, дисгармоничного импульса урбанизма проблема разрастания городов за счет сельской местности .

Однако мы сразу же признаем, как мало говорят нам эти широко распространенные понятия, как они в сущности относительны, ибо могут быть изменены извне в результате соответствующего международно-правового, государственно-правового процесса и местного законодательства буквально одним росчерком пера, хотя и не без того, чтобы по-иному использовать самые мелочи в их биологической самобытности. Здесь животрепещущий вопрос между абсолютным и относительным действием. Естественно, мы можем просто вычислить грубую механическую величину давления на границу из глубины подлежащего защите пространства и, показав его составные части, сравнить давление-частное (Druckquotienten) .

Но уже здесь начинается несоответствие между шириной и глубиной пространства и не связанной с этим плотностью населения, кинетической энергией, а она способна столь серьезно изменить его ценность, что при менее обширном пространстве может быть намного более мощной и обладающей большей силой инерции, чем при более обширном, и действующей иначе, сообразно тому, как укреплен соответствующий “хинтерланд”, пространство которого, естественно, снова разделено на прочные [с.126] структуры округов и ячеек, так сказать, поперечными перегородками или же не разделено и безбрежно переполняется населением.

Если мы попытаемся выяснить правдоподобные границы частей Света, или частей мира, следовательно, границы пространства самого крупного масштаба, то умаляется значение некоторых известных в истории зон борьбы: Геллеспонта, Босфора, Геркулесовых столбов , Урала, Кавказа, зоны Суэцкого канала (Пелузий и Газа с их серией битв) и “ворот слез” (Баб-эль-Мандеб) , перешейков между Северной и Южной Америкой, не только уже проглоченной Севером [т.е. США] Панамы, но и Никарагуа — столь оспариваемых в 1927 г., — Теуантепека . Равно как и знаменитой “линии Уоллеса”, ожесточенная борьба за которую ведется до сих пор, естественно лишь в сфере науки, и которая хотела отграничить географически в австрало-азиатском Срединном море современную “Terra Australis”, животный и растительный мир Азии, — смелая, теперь почти безнадежная попытка. Плотность населения Юго-Восточной Азии и незаселенность Австралии позволяют, конечно, подозревать здесь не только зону научных сражений будущего.

А разграничены ли части Земли, части Света так, как это мы спокойно делаем по-школьному? Продвигаясь от одного океанографического рубежа к другому, мы свыкаемся с распространением тихоокеанского типа вокруг Зондских островов далеко в Индийский океан, который обычно считается самостоятельным пространством. Мы признаем течения Босфора в сущности лишь затопленной речной долиной, Дарданеллы, Гибралтарский пролив, а не только искусственные Суэцкий и Панамский каналы , которые нужно рассматривать в совокупности не просто благодаря изобате или фарватеру, — отделимыми канальными зонами. Мы обнаруживаем в сущности физически не разделимую, сообщающуюся поверхность воды, сливающиеся культурные границы и другие антропогеографические образования, продолжающиеся по ту и другую сторону, не изолированные водотоком естественные условия существования, как Новые Кордильеры, пояс пустынь Старого Света, африканский метод ирригации в качестве хозяйственно-географической необходимости по обе стороны Гибралтарского пролива и дальше в направлении Испании .

Итак, даже у границ, представляющихся нам сквозь тысячелетия традиционными и устойчивыми, мы видим крупные формы, которые охватывают весь земной шар и лишь локально на протяжении всех разграничений играют взаимопроникающую роль важного малого крепостного укрепления (Kleinfestigungwerk). Напрашивается мысль о том, что только охватывающие Землю планетарные крупные формы, подобные растянутым дугам западной части Тихого океана, молодым горным цепям Старого и Нового Света, огромным частям моря, как [с.127] Атлантическая расселина, имеют право постоянно разделять большие части Земли.

Зоны боевых действий на границах континентов

Но подобное внутреннее разделительное право и связанная с ним сила отграничения не подошли бы соответственно таким формам, какие обязаны своим существованием скорее местным капризам природы, как и человечества, чем крупным закономерностям. Однако развитие человечества, устанавливающего границы своих крупных пространств, происходило, к сожалению, не согласно столь широким географическим представлениям. Прежде долгое время на нас наводили ужас географические представления, какие недавно получены передвижением “крепостей (замков) страны” (Landfesten), изменением казавшихся незыблемыми, терпимыми рубежей на таком пути, чтобы и это считать лишь возможным или дискуссионным. Итак, приводящий нас в замешательство избыток пограничных оборонительных сооружений на малом пространстве все же приятнее, чем внушающее тревогу общее правило, из которого проистекают последние и самые второстепенные практические случаи; а именно избыток, который от упомянутых выше планетарных пограничных проявлений опускается до уровня топографически доступной пониманию малой формы, до технически управляемого, столь привычного сегодня разграничения, например между сельскохозяйственной, лесохозяйственной, садоводчески используемой землей, до спора о стоимости полезной сельскохозяйственной земли и своеобразии строительной площадки на периферии большого города, вытекающего из абсолютно фиктивных мнений о цене.

И здесь на повестке дня переоценка ценностей. Стоит лишь вспомнить о тех маленьких алеманнских сельских общинах, которые, не обладая прозорливостью, некогда разделились вблизи водопада Шафхаузена чисто межевой границей и затем внезапно испытали, сколь глубока пропасть между участием в мировой войне и нейтралитетом, между приятным изобилием и голодом, между свободой мировой торговли и блокадой части мира, пропасть, образовавшаяся на границе их полей, которая прежде все же была проложена для другого, а не для такого разделения. Или же уясните себе, что еще и сегодня большая часть жителей баварского происхождения враждебно противостоит переоценке своей границы с Богемией — от внутренней границы к расовому рубежу, своей границы по реке Зальцах — от границы округа к имперской границе. Она все еще не понимает, что здесь не должны больше проходить ставшие небезобидными рубежи между добрыми соседями, а внушающие недоверие, подлежащие охране границы рас, земель и государств. Или же посмотрите, как граница Ялу — Тумыньцзян в Корее в течение одного поколения из бывшего в раннем средневековье пограничного предполья между культурно-родственными областями стала тщательно охраняемой границей островного государства [т.е. Японии] против двух огромных континентальных держав, из едва обозначенной переселением туда-сюда, [с.129] свободно передвигаемой линии — хорошо охраняемым рубежом между в корне различными политическими и экономическими системами!

А как вести себя со скрытыми, внутренними границами — если даже ценность политических внешних границ, невзирая на глубину пространства, вдруг претерпевает такое изменение?

Какой здесь порядок? “Легислативное” (законодательное), “историческое” или же “биографическое” определение внутренней границы вплоть до самых незначительных политических пространств и расчлененных пространств? Здесь, пожалуй, лучше всего стоит на страже по отношению к противоестественному, абсолютно гибельному для народа коварству осознание того, что нет и не может быть абсолютно заброшенного места в некоей жизненной форме и даже в столь маленькой ячейке, которая не является ответственной ее частью. Нигде не сказано, что именно данное окружное управление, данная община — часто поспешно и бестолково разложенные на зеленом столе согласно частноправовому удобству — ни за что не станут ответственной частью, уязвимым местом границы великой державы, культурным рубежом между крупными расами, брешью в торговых системах и хозяйственных организмах, контрабандным центром мирового хозяйства, политической пробоиной, ведущей государственный корабль к потоплению.

В свете этого рассмотрения перед нами предстает важность строительства государственных структур в отдельности, превосходства прочной ячейки жизненной формы, построенной как водонепроницаемая система, в противовес ячеисто-рыхлой, неустойчивой, федералистски расслабленной системе, а с другой стороны — сверхцентрализованной и окостеневшей.

Обладающий верным инстинктом народ должен так построить каждую мельчайшую ячейку, чтобы ее граница была способна однажды стать границей самой крупной жизненной формы Это обеспечивает только “водонепроницаемая система”, надежно защищая от наводнения.

Какую долговечную силу имели и сохраняют еще сегодня французские провинции в противовес управлению (власти), произведенному Наполеоном разделению на департаменты, хотя оно было, пожалуй, хорошо продуманным централизмом. Это разделение в основном приводилось в порядок и обозначалось по системе рек, подобно весьма оберегаемому естественному качеству отдельных японских ландшафтов, в которых можно использовать карту водоразделов почти как административную карту. Здесь обнаруживается имманентная логика естественного разделения, если человек ее не перечеркивает! Гларус , Фергана, Богемия, китайская провинция Цзянси также являются такими прочными бассейновыми государствами (Beckenstaaten) с границами по водоразделам.

Тем не менее вопрос о Бельфоре показывает — как теперь усвоили во Франции, — что политико-географические проблемы [с.130] следует серьезно обсуждать и с географической точки зрения. Стремление прежде всего заполнить естественные ландшафты, принудительно выселить население одной долины (Talschaften), высокогорного плато, котловины и объявлять вне закона их границы — это подтверждается по всей Земле. Однако и границы населенных пунктов, городские границы (Верхняя Силезия — предостерегающий пример) должны были бы сооружаться именно так! Но как поздно была осознана эта сторона задачи городского строительства! Чрезвычайно поучительна большая сила сопротивления гармоничной с природным ландшафтом, в свои границы сознательно вросшей и встроенной Каринтии по сравнению с нынешней раздробленной, ослабленной Штирией.

Но в Каринтии нет даже средних городов с подвижным рабочим населением для использования в ее строительстве, подобных Грацу и Бруку. Мы видим, что сельское и городское население в целом по-разному, а вернее инстинктивно, приспосабливается к проблеме границы. Инстинкт трудового населения в значительной степени тогда вернее, когда оно, как в Саарской области, является оседлым и даже имеет собственное небольшое владение. Поэтому закрепление труженика на земле — не только этическое, моральное и социологическое, но и государственно-биологическое требование прочности границ с чисто материалистической точки зрения. Его следует поддерживать тем более там, где сохранение существования общей жизненной формы стоит на первом плане в государственно-правовой мысли и восприятии. Нужно закреплять и создавать истинно коренное население, а не вечных странников, если вообще хотят углубленного, связанного с оседлым образом жизни отношения жизненной формы к жизненному пространству, на чем как раз делают акцент консервативные партии. Разумеется, оседлый житель в спокойные времена менее удобен, менее раболепен, чем не имеющий опоры; однако даже в самые бурные времена он тверже стоит на земле и умеет более крепко держаться за нее.

Следовательно, именно консервативные партии должны быть противниками сгона крестьян. Крепкое крестьянство и мелкие, но жизнеспособные домовладельцы и владельцы дворов с минимумом средств существования, не подлежащих, как в старом Китае, конфискации и закладу, — это наиболее созвучная основа для умного патрициата в духе жизнеустойчивой японской феодальной структуры, которая в силу прочности своего принципа yumei mujitsu так долго сохраняет свой авторитет.

Какие именно опасности при новом разграничении Ирландского свободного государства с Ольстером выявились в результате неумного обращения с ирландским сельским населением; с какой неоспоримостью Донегол, Литрим, Каван и Монахан оказывали давление на упрямо державшееся за Ольстер [графство] Фермана (с памятной битвой у местечка Эннискиллен) и помогли там создать прямо-таки немыслимо опасный выступ, которого тщетно пытались избежать иным проведением [с.131] границы, но это не было осуществлено из-за прочного устройства обжитых границ провинции.

Здесь хорошо сохранилась большая прочность старых границ провинции по отношению к более поздней границе большого пространства!

Но для нас, немцев, пожалуй, самый поучительный пример — ячеистая структура западной границы немецкой народной и культурной почвы, истинный кладезь благоразумия. Какими структурно прочными оказались в сравнении со структурно непрочными габсбургскими графствами и фогствами (вотчинами монастырей) Эльзасский союз десяти городов, граница имперского города вообще по отношению к чужеязычным миграционным потокам, как долго сохраняется отграниченное природой графство Зальм. Как совершенно по-иному сохранился прочно запертым — несмотря на страдания — старый рейнский Курпфальц на обоих берегах Рейна по сравнению с более поздними образованиями — баварским Пфальцем и конгломератом Бадена! Как покарало незнание геополитического факта, что все естественные границы пересекали Рейн, что особым выделением Рейнской впадины (Rheingraben) (конкуренция железных дорог, упущения в мостостроении и др.) играли только на руку противнику, для которого было важно разрушить естественную связь в единстве равнины Верхнего Рейна. Как жестоко отомстило то, что по хребту Вогезов вообще проложили биологически неверную имперскую границу, в то время как именно здесь для защиты равнины Верхнего Рейна следовало бы расширить анэйкумену, пойдя на жертвы в другом месте!

Чтобы, кроме того, продемонстрировать некоторые ныне ставшие известными “школьные” случаи и более древние особой международноправовой и биогеографической поучительной силы, обратим внимание, как в корне различно ведут себя океанское и приморское (litorale) японское государство и речное (potamische) и континентальное китайское по отношению к чужеземным опорным пунктам (Wachstumsspitzen) на их морских окраинах. Как заботливо поступала старая и поступает новая Япония, стремясь привязать к побережью и блокировать чужие опорные пункты, поскольку их нельзя отделить лагунами, как Осиму или Хирадо, лежащие на островах, или как Иокогаму. Напротив, как неопределенно отграничивает Китай концессии в Тяньцзине, Шанхае, Шанхайгуане, а также полунейтральную область Циндао!

Как не подозревавшая возможностей чужеземного десанта Россия заботливо обустроила в Дайрене (Даляне) именно то место против Порт-Артура, где позднее высадились японцы. Как мало думал немецкий флот о защите “хинтерланда” Цзяочжоу , против возможной угрозы оттуда. Как осмотрительно поступила Франция при новом расчленении важной территории Бельфора . Как плохо проведено разграничение в Верхней Силезии, в Саарской области! [с.132]

Как прискорбно дает о себе знать недостаточно развитое пограничное чувство в вопросе Большого Гамбурга, — органическом, гармоничном проведении городской и земельной границ, какую жалкую роль играет оно при прокладке автомобильной дороги от Манчестера на Ливерпуль через 15 общин, из которых 4 традиционно городские, 2 имеют конституцию города, 5 застроены как город и 4 — как село, в вопросах роста Бирмингема, Ливерпуля, Плимута-Девонпорта , а также Большого Лондона, Берлина, Нью-Йорка, Токио и треугольника городов Осака — Кобе — Киото, в вопросе Большого Шанхая.

Несомненно, мы стоим вообще перед ухудшением пограничных состояний, вызванным цивилизационным заблуждением стареющего жизненного и культурного круга, — все более растущей опасностью механизации, разрушения истинных культурных ценностей все тем же цивилизационным заблуждением.

Вчитайтесь в слова Бенджамена Анри Констан де Ребека (1814 г.): “De l'esprit de conquete et de l'usurpation dans leur rapports avec la civilisation europeene” , которые цитирует Монтейн в своем “Новом принципе международного права”. Конечно, против этого понимания самым ужасным образом грешит идея Монтейна о переселении народов и их жизненных форм по Земле — даже не осознавая этого, — представляемая одной из многих добропорядочных, страстных идей, которые появились после войны, причем и идеи Ратцеля были глубоко неправильно поняты.

Итак, именно этот вопрос приобретает все большую важность. [с.133]

ПРИМЕЧАНИЯ

(с.126) Урбанизм, разрастание городов является опасностью для разумной политики населения, которая кроется в однобоком росте больших городов и поглощении ими сопредельных земель и была осознана довольно поздно (см.: Ratzel F . Die geographische Lage der gro?en Stadte // Kleine Aufsatze. Bd II. S. 437ff).

(с.126) См.: Wagner H. Lehrbbuch der Geographie. 9. Aufl. Bd I. S. 830 — 831; Sieger R. u. a. Die geographische Lehre von den Grenzen und ihre praktische Bedeu-tung. Berlin, 1925. S. 209-210.

(с.127) Brunhes J. L'lrrigation. Paris, 1902; Vidal de la Blache. Principes de Geographie humaine. Paris, 1923.

Давление-частное (Druckquotienten) исчисляется так: число жителей всех соседних государств, с которыми имеется общая сухопутная граница, делится на число жителей собственного государства. [с.133]

Древнее название Гибралтарского пролива. [с.133]

Пелузий — стратегически важный пограничный город к востоку от дельты Нила, который господствовал над военными и торговыми путями из Египта в Азию. Особое значение он приобрел в момент столкновения между персами и Египтом (VI в. до н.э.), а также во время борьбы Селевкидов и Птолемеев за господство в Палестине (III и II вв. до н.э.). [с.133]

Газа — древний город в Южной Палестине. Издавна служил перевалочным пунктом в торговле между Аравией, Египтом и Восточным Средиземноморьем. В 332 г. до н.э. Газа была осаждена и захвачена Александром Македонским. [с.133]

Баб-эль-Мандеб — пролив между Красным морем и Аденским заливом в Индийском океане шириной 27 км. Разделяет Аравийский полуостров и восточное побережье Африки. [с.133]

Теуантепек — перешеек в Мексике между Атлантическим и Тихим океанами. Ширина около 200 км . [с.133]

Суэцкий канал — судоходный канал длиной 171 км, без шлюзов, связывающий Средиземное море (г. Порт-Саид) с Красным морем, сооружен в 1859-1869 гг. Фердинандом Лессепсом, обеспечивает кратчайший путь для международного судоходства между Европой и Азией. В 1875 г. канал попал под контроль [с.133] Великобритании. После 1888 г. Британия выступила гарантом нейтралитета статуса канала В 1956 г. национализирован Египтом.

Панамский канал, соединивший Атлантический и Тихий океаны (длина 80 км , ширина 150 м ), был открыт 15 августа 1914 г. Экономическое значение канала состояло в сокращении протяженности морских путей в Мировом океане. Но более важным было его политическое и военное значение. Стремясь обеспечить контроль над зоной канала, США требовали от Панамы ее отделения от Колумбии. 3 ноября 1903 г. Панама провозгласила свою независимость. 18 ноября 1903 г. был заключен американо-панамский договор, согласно которому зона канала отдавалась в аренду США; под их контролем канальная зона находилась до 1979 г., когда она была возвращена Панаме. [с.134]

Имеется в виду знаменитый Рейнский водопад, самый большой по ширине — 150 м — в Альпийской Республике. Шаффхаузен — город в кантоне одноименного названия в северной Швейцарии, присоединенный к Швейцарской конфедерации в 1501 г. (находится в анклаве, вдающемся в соседнюю страну на 20 км ).[с.134]

Ялуцзян (кит . Ялу), Амноккан (кор .) — пограничная река между КНР и КНДР. Тумыньцзян (кит .), Туманган (кор .) — пограничная река между Китаем и КНДР, в низовьях между КНДР и Россией. Течет в узкой долине между Северо-Корейскими и Восточно-Маньчжурскими горами. [с.134]

Имеются в виду Китай и Россия (СССР). [с.134]

Глapyc — кантон в Швейцарии с административным центром того же названия. Население немецкоговорящее. [с.134]

Бельфор — департамент Франции с центром того же названия в верховьях Рейна, на границе со Швейцарией. Административный центр Бельфор занимает стратегическое положение в горном проходе (так называемые Бургундские ворота) между Юрой и Вогезами. Символ города, напоминающий об осадах 1814, 1815 и 1870 гг., — громадный лев, высеченный из песчаника скульптором Фредериком Бартольди (1834-1904), автором статуи Свободы в Нью-Йорке. Бельфор имеет систему фортификаций, построенную военным инженером Людовика XIV Вобаном (1633-1707). [с.134]

“Видимость силы не есть сила, и действительная сила избегает видимости” (яп .) [с.134]

С 1801 по 1921 г. Ирландия входила в состав Соединенного королевства. Англо-ирландская война 1919-1921 гг. привела к признанию временного отделения 26 графств Ирландии и образованию Ирландского свободного государства. В 1921 г. на основе компромиссного англо-ирландского договора Ирландии был предоставлен статус доминиона Великобритании, за исключением Северной Ирландии, которая осталась под английским господством. В печати Северную Ирландию называют Ольстером (это 6 бывших графств бывшей ирландской провинции Ольстер: Антрим, Арма, Даун, Лондондерри, Тирон, Фермана). В 1937 г. Ирландское свободное государство стало суверенным (Эйре). [с.134]

Эннискиллен — главный город графства Фермана (Северная Ирландия). В начале XVII в. город перешел во владение сэра Уильяма Кола. В 1613 г. город получил привилегии от английского короля Якова I и был заселен англичанами. [с.134]

Пфальц — историческая область на юго-западе Германии. Верхним Пфальцем называется территория в Баварии (в бассейне реки Дунай), в отличие от Рейнского, или Нижнего, Пфальца (ныне округ земли Рейнланд-Пфальц). [с.134]

См. примеч. 30. С. 45. [с.134]

Далянь (Дальний) — порт в Китае на Желтом море. Дайрен — японское название. Был основан Россией под названием Дальний на территории, полученной ею от Китая во временную аренду на основе конвенции 1898 г. В 1904-1945 гг. оккупирован Японией. Освобожден Советской Армией в августе 1945 г. [с.134]

Цзяочжоу (иногда неверно называемая Киаочао) — бухта на южном побережье Шаньдунского полуострова. 14 ноября 1897 г. Германия высадила здесь свой десант, используя в качестве предлога убийство двух немецких миссионеров. 6 марта 1898 г. было заключено германо-китайское соглашение, по которому Китай передавал Германии порт Циндао с окрестной территорией на побережье бухты Цзяочжоу на началах аренды сроком на 99 лет. В окружающей 50-километровой зоне германские войска пользовались правом свободного передвижения, китайские же войска могли быть введены туда не иначе как по соглашению [с.134] с Берлином. Одновременно цинское правительство предоставило Германии концессию на постройку двух железных дорог в Шаньдуне. Таким образом Шаньдун превращался в сферу германского влияния. [с.135]

По условиям Франкфуртского мирного договора 1871 г. между Францией и Германией последняя аннексировала железорудный бассейн к западу от Тионвиля, взамен чего возвратила Франции крепость Бельфор. [с.135]

Девонпорт — пригород Плимута в графстве Девон (Англия). [с.135]

Констан де Ребек Бенджамен Анри (1767-1830) — французский писатель и публицист. [с.135]

“Дух завоевания и узурпация в их соотношении с европейской цивилизацией” (фр .). [с.135]

ГЛАВА XIV

О СТАНОВЛЕНИИ ГРАНИЦ

Если бы мы смогли, скажем, в духе Ратцеля и Мауля увидеть органично ход становления границ в их географическом проявлении, развитии и возвратном образовании от неопределенного пограничного пространства к пограничному предполью, от него к пограничной полосе, к пограничной черте, к пограничной линии, то и для отграниченных пространств фактически можно было бы допустить, скажем в духе Шпенглера, нормальный рост и ранний расцвет, высокое развитие, поздний расцвет, увядание, гибель и распад всех отграниченных жизненных форм — вплоть до возрождения — как неудержимый, обусловленный законами природы процесс, в котором ничего нельзя было бы изменить. У нас был бы в крайнем случае выбор в признанном неизбежным закате культурного круга сыграть роль внутренне устоявшего Марка Аврелия , или смирившегося Луция Вера , или сумевшего преодолеть крах Коммода , или способствовавшего разложению, приведшему к развязке, Гелиогабала (Элагабала) . Мы вынуждены были бы, возможно, еще позволить самим себе сказать в знак благодарности за нашу стоическую добродетель в стиле Марка Аврелия, что мы лишь остановили в сущности желательный закат. Но не столь схематически простым выглядит положение вещей при тщательном, детальном исследовании хода развития границ, если мы располагаем одной из увлекательных, проявивших интерес к географии и истории геополитических работ “Картины из германского прошлого” Фрейтага , которая показывает борьбу между германскими и романскими народами к западу от Рейна и к югу от Дуная, — являясь примером того, как можно подойти к данной задаче полнокровно и плодотворно.

Прежде всего мы должны допустить, что вполне возможно как замедленное, так и ускоренное развитие сообразно различиям в способности отдельных лиц и народов оценить границы в истории именно вследствие более или менее верного понимания расами, как и индивидуумами, пригодности естественных рубежей в качестве границ. И в этом — еще одно обоснование планомерного пограничного воспитания!

Два убедительных примера в пользу этого имеются на Западе и Востоке Евразии в отношении все той же самой избыточной энергии номадов “оси истории” (“pivot of history”) — римлянин Юлий Цезарь и китаец Цинь Шихуанди.

Вероятно, характерно также, что у одиночек, как и у народов в целом, применение умно выстроенной теории границы может [с.136] очень хорошо осуществляться другими личностями, отдельными или объединенными в группы общностями, и это доказывает использование греческой теории в практике строительства Римской империи, германской (а именно теории Ратцеля) в деятельности строителей Британской империи не менее значительно, чем сохранявшаяся со сменой поколений китайская пограничная практика Монгольской и Маньчжурской династий, индийская пограничная практика Великих Моголов, прошедших сквозь фильтр персидской культуры. Здесь даже были пространства и времена, когда благодаря посредничеству Тандхары сомкнулись эллинистическо-римский и китайский опыты укрепления границы.

Вероятно, в данном месте правомерно обратиться именно к опыту Юлия Цезаря и Цинь Шихуанди, оказавших влияние на ход становления границ, который без них протекал бы в совершенно ином темпе.

Как проницательно, опережая свое время, Юлий Цезарь распознал возникновение границы из пограничного предполья, позволяют видеть его знаменитые “Записки о галльской войне” (“De bello Gallico”), где он пишет: “Чем больше опустошает известная община соседние земли и чем обширнее пустыри, ее окружающие, тем больше для нее славы. Истинная доблесть в глазах германцев в том и состоит, чтобы соседи, изгнанные из своих земель, уходили дальше и чтобы никто не осмеливался селиться поблизости от них; вместе с тем они полагают, что они будут находиться в большей безопасности, если будут устранять повод для страха перед неожиданными набегами” . Эту весьма практическую точку зрения великий римский геополитик подтверждает таким сообщением: “Свебы , по получении точных сведений о римской армии, со всеми своими союзными войсками, которые они успели набрать, отступили к самым отдаленным границам своей страны: там есть огромный лес по имени Бакенский; он идет далеко в глубь страны и служит естественной стеной для херусков и свебов против их нападений и разбойничьих набегов друг на друга. При входе в этот лес свебы и решили выждать приближение римлян” .

Тогда Цезарь благоразумно не пошел туда, как позже поступил Вар , а совершил ложное нападение в другом месте и был счастлив, что смог благополучно возвратиться, так как в отличие от римских полководцев позднего времени точно знал пределы своей ударной силы по отношению к незнакомой местности и народному духу или догадывался об этом.

И в других местах своих сочинений Цезарь, умный, практичный политический географ и основатель империи, записал отличные наблюдения в отношении географии границ. Можно только снова и снова сожалеть, что один из самых зрелых трудов по политической географии мира (так как, очевидно, [с.137] он был продиктован весьма умелому личному секретарю ясным, свободным языком приказа, который еще и сегодня выделяет носителя командной власти по призванию) слишком рано сделался грамматическим тренажером для учеников и тем самым утратил собственную политическую воспитательную ценность, будучи как раз достаточно зрелым для более взвешенного обучения.

Подобным же образом было бы в высшей степени привлекательным сопоставить по мемуарам Наполеона, Бисмарка, Мольтке или Фр. Листа их отношение к понятиям границы и пространства. Какая сокровищница опыта в них заключена, раскрывает в конечном счете взгляд на жизнь Цезаря или Наполеона как путешественников, на их способность к преодолению расстояний и овладению пространствами, — выделяя такую жизнь из усред-ненности, — а также на установление порядка, преподнесенный ими своему поколению.

Жизнь Цезаря, географа и путешественника, родившегося в 100 г. до н.э., показывает, что в возрасте 24 лет он впервые совершает поездку на Восток через Аттику, Малую Азию, Родос, два года спустя как действующий проконсул Британии предпринимает поход в Киликию в качестве добровольца и в 28 лет становится членом военного совета. В 34 года он претор, впрочем весьма недовольный по поводу запаздывания, — лишь в 41 год достигает самой высокой должности в Республике, после чего тем не менее дважды побывал в Испании и участвовал в сомнительном, охватившем почти все страны Средиземноморья заговоре. На лучший организаторский возраст — между 41 и 48 годами жизни — выпадает беспокойное время порабощения Галлии и затем та блестящая поездка через страны Средиземноморья, которая описана в “Записках о гражданских войнах” (“De bello civile”). Уже в 56 лет богатая жизнь обрывается в результате известного заговора.

“Эгоцентризм и правонарушение” обернулись против него. Ведь после Суллы римское государственное право для гениального человека больше не столь уж внушительно, и все же Цезарь как создатель границ, вероятно, на четыре столетия сдержал переселение народов, проложил и закрепил на две тысячи лет великую границу Человечества! Как творца и блюстителя границы мы должны причислить его к образцовым умам человечества. Безусловно, он был одним из самых блестящих политических географов не только в теории, и мы должны были бы благодарить Бога, если бы смогли воспользоваться его услугами на четыре или более лет . В незначительной “войне железных дорог” он сумел бы быстро освоиться.

На восточной окраине пояса кочевников, столь успешно огражденного Цезарем в его устремлении на Запад, — Цинь [с.138] Ши-хуанди, первый правитель из династии Цинь (221-207 до н.э.), подобие великого создателя границы Центральной Европы, пограничное творение которой по неведению Цезарь бросил из-за отдаленных последствий и уступая давлению, но, разумеется, не умалив свой след в этом.

Цинь Шихуанди создал 36 крупных областей Китая, ввел унификацию мер и весов и, укрепив таким образом внутреннюю структуру, построил снаружи внутреннюю границу отечества — Великую Китайскую стену.

Великая Китайская стена и северная граница Китая (1927 г.)

О живое пограничное заграждение одновременно сооруженных, годных к военной службе опорных земледельческих колоний разбилось еще больше, чем о Великую стену, вторжение сюнну (гуннов); их набег отклонился на Запад, время от времени гунны вторгались в Индию и области Пшдхары, а затем со всей силой обрушились на формирующийся германский мир и рушившуюся Римскую империю, прежде всего на пограничные бастионы династии Юлиев — Клавдиев на Рейне и Дунае. Так волны народов, ударившись о добротные пограничные бастионы, рикошетируют по всему евразийскому пространству, если его рассматривать достаточно широко в его связностях. Сеть дорог Цинь Шихуанди, часть его дворцов, водопроводов, каналов, мостов сохраняются и поныне; но борьба против “грамотеев” (“Literati”), ученых его империи, в которых он в отличие от Цезаря видел самое крайнее зло, ему не удалась, несмотря на умерщвление пятисот из них и сожжение классических книг. И еще сегодня его имя, не сопоставимое с именем Цезаря на Западе, остается империалистическим детским пугалом для китайского культурного мира, о долговечности которого так хорошо заботился его пограничный инстинкт. [с.139]

Но этим не была решена проблема, у истоков которой он стоял и которую увидел на сотни лет раньше, чем его современники, — проблема отграничения китайского культурного мира от Центральной Азии, сегодня более чем когда-либо актуальная.

На эту самую крупную, связанную с сухопутной границей проблему планеты, если учитывать ее чисто пространственную протяженность (свыше 15 000 км !), обращает внимание профессор И. Яно (Университет Киото), широко обсуждая, но с сугубо японо-британской точки зрения пограничные вопросы Китая. Он пытается доказать, что, согласно пониманию Срединного царства — нынешней Китайской республики, Маньчжурия, Монголия, Тибет, Или якобы являются еще частями Китая, что, по его мнению, чистая фантазия. Следовательно, ныне имеется фактически одна государственность на Земле, составляющая почти четвертую часть всего ее населения, о которой собственно никто не может точно сказать, основываясь на международном праве, включают ли ее границы свыше 4 или почти 10 млн. кв. км !

“Тибет сегодня — практически британский протекторат”, — полагает японец Яно, “Монголия из-за соглашений с Россией и собственной неспособности Китая ее поддерживать независима. Однако в отношении Маньчжурии (здесь становится очевидным японский подвох!) Лян Цичао разъяснил, что она якобы с пятого тысячелетия была китайской землей, но на основании отдельных случаев доказуемо, что Ли Хунчжан в 1895 г. не раз отваживался объявить “священную область” династии Цзинь китайской”.

Во всяком случае работа Яно и ей подобные показывают, как спорно и как сомнительно право на Маньчжурию с ее миллионом квадратных километров территории и с примерно 33 млн. населения. Достоверно, что обширное пространство с давних пор снова и снова объявлялось независимым его командующим (тухун, военачальник) Чжан Цзолинем , что он самостоятельно вел переговоры с Россией и Японией, покупал оружие у Англии и Франции, имел при себе японского советника.

Фактически именно в ходе развития 1911-1927 гг. огромные территории так называемого Внешнего Китая из прочной пограничной структуры превратились в пограничную переходную зону опаснейшего в