Правление царя Василия Шуйского
После убийства самозванца пьяные толпы, поднятые на мятеж боярином Шуйским, с трудом удалось утихомирить. Пример Юшки Отрепьева, так легко севшего на трон Ивана Грозного, многим боярам показался соблазнительным – в их среде началась острая борьба за вновь опустевший престол. После долгих споров среди бояр, на третий день после убийства самозванца, на Лобном месте перед толпой народа предстали два кандидата: князь Федор Милославский и князь Василий Шуйский. Сторонники последнего перекричали сторонников первого, и Василий Шуйский стал царем. При этом Шуйский неприлично быстро, даже не известив об этом патриарха, нацепил на голову царский венец, за что получил у современников кличку Самовенечник.
Но выход кандидатов перед толпой оказался лишь демонстрацией – всё решили заранее за кулисами. Боярская дума позволила Шуйскому овладеть шапкой Мономаха, но лишь на определенных условиях. Василий Иванович вступил на престол не как самодержец, а как ограниченный в своих правах монарх. При этом царь дал клятву – «запись». Он целовал крест и обещал, что не будет казнить и отбирать без суда имущество, не станет слушать ложных доносов и т. д.
Крестоцелование удивило народ, привыкший к полновластию государя‑самодержца, было воспринято им как проявление слабости нового царя. Шуйский, знатнейший вельможа, потомок брата Александра Невского князя Андрея Ярославича, словом, настоящий Рюрикович, не чета царю Борису, тем не менее не стал народным любимцем. Сгорбленный и подслеповатый, 60‑летний Шуйский выглядел глубоким стариком. Став царем, он не устроил народу дармового пиршества, и эта скупость очень не понравилась толпе. К тому же честолюбец Шуйский не обладал отвагой, его стихией оставались интриги, в которых он славился как большой знаток. Но с помощью одних только интриг удержаться у власти невозможно.
Вступив на престол, Шуйский пытался упрочить свое положение. В Успенском соборе, в собрании всех чинов и народа, устроили церковную церемонию всеобщего покаяния за свершенные обществом и церковью грехи. На это необыкновенное действо пригласили недавно свергнутого патриарха Иова. Впрочем, как вскоре стало ясно, покаяние не было ни искренним, ни всеобщим.
Шуйский, желая раз и навсегда покончить с мифом о спасении царевича Дмитрия, приказал перенести тело царевича из Углича в Москву, в Кремль. Это произошло 2 июня 1606 г. Царь со слезами молился у гробницы младенца. Но все помнили, как, угождая Борису Годунову, боярин Шуйский клялся, что царевич Дмитрий, играя, сам упал на ножик. А потом, при Лжедмитрии, он же уверял народ, что в Угличе погиб другой младенец. Наконец, став царем, Шуйский писал в указах, что невинный младенец Дмитрий пал от рук убийц, посланных Борисом. Словом, царевич Дмитрий был причислен к лику святых, у его гробницы начались подстроенные властью чудесные исцеления больных.
Впрочем, вскоре поползли слухи, что пройдоха Василий Шуйский опять всех обманул и в гроб подложил какого‑то убитого поповского сына, а настоящий Дмитрий все‑таки жив… К тому же из уст в уста передавали историю о том, как в день свержения Лжедмитрия – «царя Дмитрия» – из его конюшни кто‑то тайно вывел трех отличных турецких лошадей и позже в конюшню они и не вернулись. «Может, государь спасся?» – предполагали простаки. «Ловкие же у нас воры!» – смеялись на это скептики.
Вскоре на юге страны появился выдававший себя за «воеводу Дмитрия» некий Иван Болотников – личность темная, из бывших холопов. К нему стали примыкать недовольные Шуйским дворяне, казаки, беглые холопы. У мятежников образовалось сильное войско, с которым власть справиться сразу не смогла. Более того, в октябре 1606 г. мятежники разбили войска Шуйского и заняли Коломну, а потом встали лагерем недалеко от Москвы – у села Коломенского. 2 декабря царское войско все‑таки разбило банду Болотникова. Он отошел к Калуге, потом отступил к Туле, за стенами которой потом долго выдерживал осаду армии Шуйского, пока, наконец, мятежники не сдались царским воеводам. Пленных (6 тыс. человек) привели в Москву, разместили по тюрьмам и монастырям, а потом, как писал современник, «каждую ночь в Москве их выводили сотнями, как агнцев на заклание, ставили в ряд и убивали дубиною по голове, словно быков, и тела спускали под лед в реку Яузу…». Весной с половодьем тысячи трупов выносило на равнину, и вид этих облепленных раками и изъеденных рыбами жертв тайных казней ужасал даже людей с крепкими нервами. С Болотниковым, увезенным в Каргополь, поступили так же, как с его пленными товарищами: привезли на берег реки утопили в проруби.