Глава XIX. Фабрично-заводская промышленность и инструментальные силы, или материальные капиталы страны
Нация черпает свою производительную энергию из умственных и физических сил отдельных лиц, или из социального положения и учреждений гражданских и политических, или из находящихся в их распоряжении естественных богатств, или, наконец, из тех орудий, которыми они располагают и которые являются сами по себе вещественными результатами предыдущих умственных и физических усилий, т. е. материальным капиталом земледельческим, мануфактурным и коммерческим.
В двух предыдущих главах мы трактовали о влиянии фабрично-заводской промышленности на три первых источника производительных сил страны; настоящая же глава и следующая посвящены влиянию этих источников на производительные силы.
То, что мы разумеем под термином «инструментальная сила», школа называет капиталом.
Совершенно безразлично, каким словом обозначается известный предмет, но при научном изложении необходимо, чтобы избранный термин означал всегда одно и то же понятие, ни больше ни меньше.
Всякий раз, когда заходит речь о разных видах одного и того же предмета, различение является необходимым. Так, школа под словом «капитал» разумеет не только материальные, но умственные и социальные средства производства. Таким образом, очевидно, что везде, где речь идет о капитале, необходимо нужно присовокуплять, о каком капитале говорится; о материальном капитале, материальных орудиях производства или об умственном капитале, нравственных и физических силах, будут ли они личными или будут черпаться отдельными лицами из социального, гражданского или политического положения. Пренебрежение этим различием в тех случаях, где оно должно иметь место, необходимо приведет или к ложному выводу, или послужит прикрытию неправильной системы доказательств. Впрочем, так как мы задались целью не столько выработать новую терминологию, сколько указать на те ошибки, которые произошли от ее неудовлетворительности, то и мы сохраним термин «капитал», но строго будем различать понятия капиталов: умственного и материального, материального земледельческого, промышленного и коммерческого, частного и национального.
Адам Смит с помощью неопределенного термина «капитал» приводит против протекционной системы следующее доказательство, которое до сих пор удерживается всеми его учениками:
«Страна действительно может при помощи таких (таможенных) мероприятий развить ту или другую отрасль мануфактурной промышленности скорее, нежели без этих мероприятий, и через некоторый промежуток времени эта отрасль будет производиться в стране так же дешево и даже дешевле, чем за границею. Но если национальная промышленность благодаря этим мероприятиям и могла бы раньше вступить на тот путь, на который она без их помощи вступила бы позднее, то отсюда вовсе еще не следует, чтобы промышленность во всем ее объеме или доходы общества могли увеличиваться благодаря таким мероприятиям. Промышленность общества может увеличиваться лишь по мере увеличения его капитала, а этот капитал может увеличиваться только по мере постепенных сбережений доходов общества. Но так как непосредственно результатом протекционной системы является уменьшение общественных сбережений, то несомненно, что то, что уменьшает сбережения общества, без сомнения, не может увеличить его капиталы быстрее того, как бы он увеличился сам по себе, если бы оставили капитал и промышленность искать их естественное назначение»90 .
В подтверждение этого соображения основатель школы приводит уже знакомый нам из предыдущей главы пример: насколько было бы бессмысленно, если бы Шотландия вздумала заниматься виноделием.
В той же главе он говорит, что ежегодный доход общества есть не что иное, как меновая ценность того, что в течение года производит национальная промышленность.
Этот аргумент является главным доказательством школы против протекционной системы. К этому школа присовокупляет, что благодаря протекционным мерам фабрики и заводы могут достичь цветущего положения и могут по дешевизне производства сравняться с заграничными и даже превзойти их; но она утверждает, что непосредственным результатом этих мероприятий является уменьшение доходов общества (меновой ценности тех предметов, которые ежегодно производит национальная промышленность). Таким образом, общество будто бы ослабляет свою способность к приобретению капиталов, так как капитал образуют сбережения, которые нация делает из своих ежегодных доходов; но развитие национальной промышленности обусловливается будто бы количеством капиталов и может увеличиваться соразмерно с последними. Итак, общество благодаря этим мерам ослабляет свои промышленные силы, развивая промышленность, которая возникла бы естественным путем, если бы она была предоставлена собственным своим силам.
Прежде всего против таких рассуждений нужно заметить, что Адам Смит принимает здесь слово «капитал» в том же значении, в каком его обыкновенно принимают рантье и купцы при ведении своих книг и подведении балансов, т. е. в значении общей суммы из меновых ценностей в противоположность получающимся с этих ценностей доходам. Он забыл, что он сам в своем определении капитала разумеет под этим термином умственные и физические способности производителей.
Он ошибочно утверждает, что доходы нации обусловливаются исключительно суммой ее материальных капиталов; однако в его собственном сочинении имеется масса доказательств того, что эти доходы обусловливаются главным образом ее умственными и физическими силами и ее социальным и политическим прогрессом (в особенности же полным разделением труда и ассоциацией национальных производительных сил) и что если протекционные меры вызывают временную потерю материальных богатств, то эта потеря во сто крат вознаграждается производительными силами и способностью к приобретению меновых ценностей; следовательно, эта потеря является лишь воспроизводительной затратой нации.
Он забывает, что способность целой нации к извлечению материальных капиталов заключается главным образом в искусстве превращать остающиеся непроизводительными естественные силы в материальные капиталы и в ценные и производительные орудия и что у нации чисто земледельческой покоится непроизводительно и в бездействии масса естественных сил, которым может сообщить жизнь лишь фабрично-заводская промышленность. Он не обращает внимания на влияние фабрично-заводской промышленности на внешнюю и внутреннюю торговлю, на цивилизацию и могущество нации и на поддержание ее независимости, а равно как и на вытекающую отсюда способность к приобретению материальных богатств.
Не принимает он также во внимание, например, то, какую массу капиталов англичане получили благодаря своим колониям. (Мартин исчисляет всю сумму свыше 2 1 /2 млрд фунтов стерлингов.) Он, который в одном месте с такой ясностью доказывает, что капиталы, употребленные на международную торговлю, не должны быть рассматриваемы как собственность нации, в частности до тех пор, пока они не будут, так сказать, вложены в родную землю, совершенно упускает из виду, что такое помещение капиталов может иметь место только при помощи покровительства, оказываемого туземным фабрикам и заводам. Он не принимает в соображение того, что находящаяся на высокой степени развития при помощи покровительства фабрично-заводская промышленность является приманкой, привлекающей в эту страну иноземные капиталы, как умственные, так и материальные.
Он ошибочно утверждает, что фабрично-заводская промышленность поднялась бы сама собой, естественным путем, тогда как правительство каждой страны проявляет здесь свое вмешательство, искусственно изменяя направление этого естественного пути в частных интересах этой промышленности.
Этот аргумент, покоящийся на двусмысленности и потому совершенно ложный в основании, он подкрепляет не менее ложным примером, говоря, что желание создать промышленность искусственным путем было бы так же бессмысленно, как желание таким же образом производить вино в Шотландии.
Процесс образования капиталов в нации он приписывает операциям рантье, доходы которого стоят в зависимости от ценности его материальных капиталов и который не может увеличить последние иначе, как прибавить к ним свои сбережения.
Говоря это, он не соображает, что теория сбережений, годная для какой-нибудь купеческой конторы, примененная в стране, привела бы нацию к бедности, варварству, немощи и распадению.
Там, где всякий ради сбережений лишает себя всего, насколько это возможно, там не может быть стимула к производству. Там, где всякий стремится к накоплению меновых ценностей, необходимая для производства умственная сила исчезает. Состоящая из таких сумасшедших скупцов нация отказалась бы от защиты отечества, чтобы только избежать издержек войны; и когда все ее состояние сделалось бы добычей неприятеля, тогда только она поняла бы, что национальные богатства приобретаются совсем иным путем, чем богатства рантье.
Сам рантье, как глава семьи, должен следовать совсем иной теории, чем конторская теория материальных меновых ценностей, которую я только что изложил. Он должен — и это самое меньшее — истратить на образование своих наследников то количество меновых ценностей, какое необходимо для подготовки их к управлению оставляемой им собственности.
Образование национальных капиталов происходит вовсе не посредством только сбережений, как это бывает у рантье, а посредством вообще взаимодействия производительных сил между умственным и материальным национальным капиталом и между капиталами земледельческим, мануфактурным и коммерческим.
Увеличение материальных капиталов нации зависит от увеличения ее умственного капитала и обратно.
Создание материальных земледельческих капиталов стоит в зависимости от создания материальных капиталов фабрично-заводской промышленности и обратно.
Материальные коммерческие капиталы являются везде, так сказать, посредниками между этими двумя капиталами или в качестве их помощников.
В примитивном состоянии человека, в его охотничьей и пастушеской жизни, природа снабжает его почти всем необходимым, и капитал не играет почти никакой роли. Внешняя торговля увеличивает капитал, но, вызывая употребление огнестрельного оружия, пороха и свинца, она совершенно уничтожает производительность природы. Теория сбережений не была бы годна для охотника; при этой теории ему пришлось бы или погибнуть, или быть пастухом.
В пастушеской жизни материальный капитал вырастает быстро, но пропорционально количеству корма для скота, который может дать природа. Но увеличение населения следует непосредственно за увеличением скота и средств продовольствия. С одной стороны, скот и пажити распределяются на все более мелкие части, а с другой — внешняя торговля усиливает потребление. Проповедовать теорию сбережений народу, занимающемуся скотоводством, было бы совершенно бесполезно; он должен был бы или жить в нищете, или перейти к земледелию.
Земледельческому народу благодаря употреблению в дело массы мертвых сил природы открывается широкое, хотя, конечно, ограниченное поле деятельности.
Земледелец может получить пищевые продукты для собственного потребления и сверх того может улучшать производительность своих полей и увеличивать стада. Но везде увеличение пищевых продуктов сопровождается непременным приростом населения. Материальные капиталы, особенно земля и скот, по мере увеличения плодородности первого и численности второго распределяются между большим количеством населения. Но так как земельная площадь не может быть увеличена трудом и данный участок земли не может обрабатываться так, как того требует его особенность, благодаря недостатку путей сообщения, которые, как мы это видели в одной из предыдущих глав, за отсутствием торговых сношений всегда в дурном состоянии; и так как народ чисто земледельческий в большинстве случаев нуждается в тех орудиях производства, в тех знаниях, стимулах, энергии и социальном развитии, которыми награждают общество фабрично-заводская промышленность и проистекающая из нее торговля, — то народ чисто земледельческий скоро доходит до того положения, когда увеличение материально-земледельческого капитала уже не в состоянии идти наравне с приростом населения и, следовательно, когда бедность населения растет день от дня, хотя коллективный национальный капитал не перестает увеличиваться. При таком порядке вещей самая продуктивная сила нации — человек, будучи не в состоянии вести в стране мало-мальски сносное существование, переселяется за границу. И стране вовсе неутешительно то, что школа рассматривает человека как коллективный капитал, так как выселение жителей за границу повлечет за собой не приток, а непроизводительную убыль вещественных ценностей в виде движимости, денег и т. п.
Понятно, что при том порядке вещей, когда разделение национального труда недостаточно развито, ни труд, ни сбережения не могут увеличить материального капитала или материально обогатить население.
Нет сомнения, что земледельческая страна редко не ведет внешней торговли, а внешняя торговля в отношении увеличения капитала до известной степени заменяет туземную фабрично-заводскую промышленность, завязывая отношения между чужеземными мануфактуристами и туземными земледельцами. Но эти сношения далеко не достаточны, во-первых, потому, что относятся только до специальных продуктов и не простираются далее морского берега и судоходных рек; во-вторых, потому, что они, во всяком случае, неправильны и часто прекращаются и войной, и колебаниями торговли, и таможенными пошлинами, и наконец, обильными урожаями или значительным ввозом из другой страны.
Материальный капитал земледельца увеличивается быстро, правильно и бесконечно только тогда, когда в земледельческой стране возникает во всеоружии фабрично-заводская промышленность.
Самая большая часть материального капитала нации вложена в землю. В каждой стране ценность земельной собственности, сельской и городской недвижимости, мастерских, фабрик, водяных сооружений, копей и т. д. составляет от двух третей и до девяти десятых всех национальных богатств; значит, в принципе надо предположить, что все то, что увеличивает или уменьшает ценность земельной собственности, также увеличивает или уменьшает силу материальных капиталов нации. Таким образом, мы видим, что ценность различных земельных участков одинаково плодородных несравненно больше в соседстве города, чем в отдаленной местности, вблизи большого города, чем маленького, и в стране с развитой фабрично-заводской промышленностью, чем в стране земледельческой.
С другой стороны, мы замечаем, что ценность жилых зданий или фабрик, а также пустопорожних мест в городе, годных под постройки, падает или поднимается вообще в зависимости от расширения или сокращения сношений города с деревней или от материального благосостояния или бедности земледельческого населения. Следовательно, увеличение земледельческого капитала зависит от увеличения мануфактурного и обратно.
Но при переходе от состояния чисто земледельческого к состоянию фабрично-заводской промышленности это обоюдное влияние оказывается гораздо сильнее со стороны фабрично-заводской промышленности, чем со стороны земледелия; ибо так же, как при переходе от охотничьего промысла к скотоводству рост капитала происходит главным образом от быстрого увеличения стад скота и при переходе от скотоводства к земледелию зависит главным образом от быстрого приобретения новых плодородных земель и излишка пищевых продуктов; точно так же при переходе от чистого земледельческого хозяйства к фабрично-заводской промышленности материальный капитал увеличивается благодаря употребленным в дело ценностям и силам, так как значительное количество естественных и умственных сил, до тех пор бывших бесполезными, обращено, таким образом, в материальные и интеллектуальные капиталы. Созданная в стране фабрично-заводская промышленность, вовсе не мешающая материальным сбережениям, дает возможность нации выгодно помещать сбережения от земледелия и является даже стимулом к таким сбережениям. В законодательных собраниях Северной Америки часто было говорено о том, что хлеб благодаря отсутствию сбыта гниет на корню, так как не стоит издержек, сопряженных с жатвой. Говорят, что Венгрию, так сказать, преследуют обильные урожаи, между тем как продукты фабрично-заводской промышленности стоят там в три или четыре раза дороже, чем в Англии. Сама Германия в своем прошлом может отыскать подобный пример. Значит, излишек сельских произведений в странах чисто земледельческих еще не составляет материального капитала; и только с помощью фабрично-заводской промышленности, собранный в магазинах, он становится коммерческим капиталом, а с помощью продажи фабрично-заводскому населению становится капиталом мануфактурным.
То, что в руках земледельцев было бы бесполезным запасом, становится производительным капиталом в руках фабрикантов и заводчиков и наоборот.
Производство рождает потребление, а потребление возбуждает производство.
Страна чисто земледельческая в отношении потребления зависит от положения других стран, и если это положение ей неблагоприятно, то вызванное потреблением производство уничтожается. Но у нации, обладающей на своей территории и фабрично-заводской промышленностью и земледелием, взаимодействие между производством и потреблением не перестает существовать, и, таким образом, возрастание производства происходит с обеих сторон, как и увеличение капиталов.
В нации земледельческой и одновременно мануфактурной, гораздо более богатой по вышеизложенным причинам вещественными капиталами, чем нация чисто земледельческая, бросается в глаза то, что проценты за пользование капиталом невелики, предприниматели могут иметь в своем распоряжении более значительные капиталы и на более выгодных условиях. Отсюда — преимущество в борьбе с новыми фабриками земледельческой нации, отсюда — постоянный наплыв изделий из мануфактурной страны в земледельческую, отсюда — постоянная задолженность земледельческой нации мануфактурным и постоянное колебание на ее рынках цен на пищевые продукты, фабрикаты и денежной валюты, которое останавливает накопление вещественных капиталов и вместе с тем приносит вред ее нравственному развитию и внутренней экономии.
Школа различает капитал основной от оборотного и, как это ни странно, разумеет под первым множество предметов, находящихся в обращении, не делая из этого различия никакого практического применения. Она умалчивает о единственном случае, где это различие могло бы быть полезным. Так, вещественный капитал, как и умственный, в большей части связан с земледелием, или с фабрично-заводской промышленностью, или с торговлей, или с какой-либо отраслью одной из этих трех промышленностей, часто же он прикреплен просто к известным местностям.
Без сомнения, срубленные фруктовые деревья имеют совсем иную ценность для фабриканта, выделывающего из них деревянные изделия, чем для земледельца, который собирает с них плоды. Масса убитых овец, как это часто встречается в Германии и Северной Америке, уже не имеют той ценности, какой обладают овцы как источники добычи шерсти. Виноградники имеют свою цену, но если их превратить в пашни, то они ее потеряют. Деревянные суда как средство перевозки имеют гораздо большую ценность, чем как лесной строительный или горючий материал. К чему служили бы фабрики, водяная сила, машины, если бы ниточное производство погибло? Точно так же люди обыкновенно бывают в потере от перемещений большей части их производительных сил, насколько последние состоят из приобретенных опыта, привычек и талантов. Школа всем этим предметам и качествам дает общее название капитала и в силу этой терминологии переносит их, по своему усмотрению, из одной отрасли труда в другую. Так, Сэй советует англичанам посвятить земледелию капитал, вложенный в фабрично-заводскую промышленность. Он не объяснил, каким образом могло бы совершиться подобное чудо, но и до сих пор эта тайна была не известна государственным людям Англии.
Очевидно, Сэй смешал здесь понятия частного и национального капиталов. Один фабрикант или торговец может изъять свои капиталы из фабрично-заводского дела или торговли, продавши фабрики или корабли и купив за вырученную отсюда сумму земельную собственность; но целый народ не может совершить подобной операции, не потеряв значительной части своих вещественных и интеллектуальных капиталов. Причина, по которой школа затемнила то, что было так ясно, очень проста. Стоит назвать вещи их настоящими именами, и тогда будет совершенно понятно, что перемещение производительных сил из одной отрасли труда в другую вызывает затруднения, которые, далеко не поддерживая свободы торговли, часто дают основания в пользу протекционной системы.