Странности капитана ван тоха 4 страница
Капитан И. ван Тох задумчиво глядел на дрожащего маленького водолаза. «Этот малый, — сказал он себе, — теперь уже ни на что не годится; пошлю его из Паданга домой, на Цейлон». Ворча и пыхтя, отправился он в свою каюту. Там он высыпал из бумажного мешочка на стол две жемчужины. Одна была крохотная, как песчинка, другая — величиной с горошину и отливала серебристо-розовым. Капитан голландского судна фыркнул себе под нос и вынул из шкафчика ирландское виски.
К шести часам вечера он снова приказал подать шлюпку и отправился в кампонг, к тому же самому метису от кубу и португальца. «Тодди»[7], — сказал он, и это было единственное произнесенное им слово. Он сидел на веранде, крытой гофрированным железом, держал в толстых пальцах стакан из толстого стекла, пил, отплевывался и, прищурившись, поглядывал из-под косматых бровей на тощих кур, которые клевали неизвестно что на грязном вытоптанном дворике под пальмами. Метис остерегался вымолвить хоть слово и только наполнял стакан. Мало-помалу глаза капитана налились кровью, и пальцы стали плохо повиноваться ему. Были уже сумерки, когда он встал, подтягивая брюки.
— Собираетесь спать, капитан? — вежливо спросил метис от черта и дьявола.
Капитан ткнул пальцем в пространство.
— Хотел бы я посмотреть, — сказал он, — какие такие есть на свете черти, которых бы я еще не видал. Эй ты, где тут этот проклятый северо-запад?
— Там, — показал метис. — Куда вы, сэр?
— В пекло, — хмыкнул капитан И. ван Тох. — Загляну в Девл-Бэй.
В этот вечер и начались странности капитана И. ван Тоха. Он возвратился в кампонг только к рассвету и, не проронив ни слова, отправился к себе на судно, где просидел, запершись в своей каюте, до вечера. Это еще никому не показалось странным: «Кандон-Бандунг» должен был погрузить кое-что из благодатных даров острова Танамасы (копра, перец, камфара, каучук, пальмовое масло, табак и рабочая сила). Но когда капитану вечером доложили, что все товары погружены, он только засопел и произнес:
— Шлюпку. В кампонг.
И опять вернулся только с рассветом. Швед Иенсен, который помогал ему подняться на борт, спросил его просто из вежливости:
— Значит, сегодня отплываем, капитан?
Капитан резко обернулся, словно его укололи в зад.
— Тебе-то что? — огрызнулся он. — Занимайся своими проклятыми делами.
В течение целого дня «Кандон-Бандунг» в полной бездеятельности стоял на якоре в полумиле от берега Танамасы. Вечером капитан выкатился из своей каюты и сказал:
— Шлюпку. В кампонг.
Тщедушный грек Запатис уставился на него одним слепым и одним косым глазом.
— Ребята, — прокукарекал он, — наш старик или завел там девчонку, или совсем спятил.
Швед Иенсен нахмурился
— Тебе-то что? — огрызнулся он на Запатиса. — Занимайся своими промятыми делами.
Потом он сел с исландцем Гудмундсоном в маленькую шлюпку и стал грести по направлению к Девл Бэю. Они остановились за скалами и начали тихонько ждать, что будет дальше. По берегу залива рассаживал капитан; казалось, что он кого-то поджидает, время от времени он останавливался и как-то странно цыкал: тс-тс-тс.
— Смотри, — сказал Гудмундсен и указал на море, ослепительно сверкавшее в багряном золоте заката.
Иенсен насчитал два, три, четыре, шесть острых, как лезвие, плавников, двигавшихся по направлению к Девл-Бэю.
— Господи! — пробормотал Иенсен. — Ну и акул же здесь!
То и дело одно из лезвий скрывалось, над волнами взвивался хвост, и в воде начинало что-то сильно бурлить. Капитан И. ван Тох вдруг неистово заметался по берегу, изрыгая проклятия и грозя кулаками в сторону акул. Наступили короткие тропические сумерки, и над островом всплыла луна; Иенсен взялся за весла и приблизился к берегу на расстояние одного фарлонга. Капитан сидел на скале и цыкал: тс-тс-тс. Что-то шевелилось вокруг него, но что именно — нельзя было различить.
«Похоже на тюленей, — подумал Иенсен, — только тюлени ползают иначе».
«Это» выплывало из воды между скалами и топало по берегу, раскачиваясь из стороны в сторону, как пингвины. Иенсен бесшумно погрузил весла в воду и подъехал к капитану на полфарлонга. Ага, капитан что-то говорил, но сам черт не разобрал бы, что именно; видимо, по-малайски или по-тамильски. Он размахивал руками, как будто бросал что-то этим тюленям (но это не были тюлени, как убедился Иенсен), и тараторил не то по-китайски, не то по-малайски. В этот момент весло выскользнуло у Иенсена из рук и шлепнулось в воду. Капитан поднял голову, встал и сделал шагов тридцать к воде; блеснул огонь, раздался треск: капитан палил из браунинга прямо по шлюпке. Почти в то же мгновение в бухте зашумело, забурлило, послышался плеск, словно в воду прыгала тысяча тюленей. Но Иенсен и Гудмундсон уже налегли на весла и погнали свою шлюпку за ближайший выступ с такой быстротой, что только ветер свистел в ушах. Возвратившись на судно, они никому не обмолвились ни словом. Да, северяне умеют молчать! К утру вернулся капитан; он был хмурый и злой; но не произнес ни звука. Только когда Иенсен помогал ему подняться на борт, две пары голубых глаз обменялись холодным пытливым взглядом.
— Иенсен, — сказал капитан.
— Да, сэр.
— Сегодня отплываем.
— Да, сэр.
— В Сурабае получите расчет.
— Да, сэр
И все. В тот же день «Кандон-Бандунг» вышел в Паданг. Из Паданга капитан И. ван Тох отравил своему правлению в Амстердам посылку, застрахованную на тысячу двести фунтов стерлингов. И одновременно — телеграфную просьбу о годичном отпуске: настоятельная необходимость ввиду состояния здоровья и тому подобное. После этого капитан слонялся по Падангу, пока не нашел человека, которого искал. Это был дикарь с Борнео, даяк, которого английские туристы нанимали иногда, чтобы полюбоваться своеобразным зрелищем охоты на акул; даяк работал еще по старинке, вооруженный одним только длинным ножом. Он был, по видимому, людоед, но имел твердую таксу: пять фунтов за акулу, кроме харчей. На него было страшно смотреть: обе руки, грудь и бедра ободраны кожей акулы, а нос и уши украшены акульими зубами. Звали его Шарк[8].
С этим даяком капитан И. ван Тох отправился на остров Танамаса.
2. Пан Голомбек и пан Валента [9]
Стояло засушливое редакционное лето, когда ничего, ну то есть ровно ничего не происходит, когда не делается политика и нет никакой европейской ситуации. Но даже и в такое время читатели газет, лежащие в агонии скуки на берегах каких-нибудь, вод или в жидкой тени каких-нибудь деревьев, деморализованные жарой, природой, деревенской тишиной и вообще здоровой и простой жизнью в отпуску, ждут (хотя и терпят каждый день разочарование), что хоть в газетах появится что-нибудь новенькое, освежающее — например, убийство, война или землетрясение, словом — Нечто; когда же ничего этого не оказывается, они потрясают газетой и с ожесточением заявляют, что в газетах ничего, ровно ничего нет, и вообще их не стоит читать, и они не будут больше на них подписываться.
А тем временем в редакции сиротливо сидят пять или шесть человек, ибо остальные коллеги в отпуску и тоже яростно комкают газетные чисты и жалуются, что теперь в газетах нет ничего, ровно Ничего А из наборной приходит метранпаж и укоризненно говорит: «Господа, господа, у нас еще нет на завтра передовой…»
— Тогда дайте… ну, хотя бы эту статью… об экономическом положении Болгарии, — говорит один из сиротливых людей.
Метранпаж тяжело вздыхает.
— Но кто же ее станет читать, пан редактор? Опять во всем номере не будет ничего «читабельного».
Шестеро осиротевших поднимают взоры к потолку, словно там можно найти нечто «читабельное».
— Хоть бы случилось Что-нибудь, — неопределенно произносит один из них.
— Или если бы… какой-нибудь… увлекательный репортаж, — перебивает другой.
— О чем?
— Не знаю.
— Или выдумать… какой-нибудь новый витамин, — бормочет третий.
— Это летом-то? — возражает четвертый. — Витамины, брат, это для образованной публики, такое больше годится осенью…
— Господи, ну и жара!.. — зевает пятый. — Хорошо бы что-нибудь про полярные страны.
— Но что?
— Да так что-нибудь. Вроде этого эскимоса Вельцля[10]. Обмороженные пальцы, вечная мерзлота и тому подобное.
— Сказать легко, — говорит шестой, — но откуда взять?
И в редакции наступает безнадежная тишина.
— Я был в воскресенье в Иевичке, — нерешительно начал метранпаж.
— Ну и что?…
— Туда, говорят, приехал в отпуск некий капитан Вантох Он, кажется, оттуда родом. Из Иевичка.
— Какой Вантох?
— А такой толстый. Он, говорят, капитан морского судна, этот Вантох. Рассказывают, что он где-то добывал жемчуг.
Пан Голомбек посмотрел на пана Валенту.
— А где он его добывал?
— На Суматре… И на Целебасе… Вообще где-то там. И будто прожил он в тех местах тридцать лет.
— Дружище, это идея! — воскликнул пан Валента. — Может получиться репортаж — первый сорт. Поедем, Голомбек?
— Что ж, можно попробовать, — решил Голомбек и слез со стола, на котором сидел.
— Это вон тот господин, — сказал хозяин гостиницы в Иевичке.
В садике за столом, широко расставив ноги, сидел толстый господин в белой фуражке, пил пиво и толстым указательным пальцем задумчиво выводил на столе какие-то каракули. Оба приезжих направились к нему.
— Редактор Валента.
— Редактор Голомбек.
Толстый господин поднял голову.
— What? Что?
— Я — редактор Валента.
— А я — редактор Голомбек.
Толстый господин с достоинством приподнялся.
— Captain ван Тох. Very glad[11]. Садитесь, ребята.
Оба журналиста охотно присели и положили перед собой блокноты.
— А что будете пить, ребята?
— Содовую с малиновым сиропом, — сказал пан Валента.
— Содовую с сиропом? — недоверчиво переспросил капитан. — Это с какой же стати? Хозяин, принесите-ка нам пива. Так вы чего, собственно, хотите? — спросил он, облокотись на стол.
— Правда ли, пан Вантох, что вы здесь родились?
— Ja[12]. Родился.
— Будьте так добры, скажите, как вы попали на море?
— Через Гамбург.
— А как давно вы состоите в чине капитана?
— Двадцать лет, парень. Документы тут, — сказал капитан, внушительно похлопывая по боковому карману. — Могу показать.
Пану Голомбеку хотелось посмотреть, как выглядят капитанские документы, но он подавил это желание.
— За эти двадцать лет, пан капитан, вы, конечно, многое успели повидать?
— Ja. Порядочно.
— А что именно?
— Ява. Борнео. Филиппины. Острова Фиджи. Соломоновы острова. Каролины, Самоа. Damned Clipperton Island. A lot of damned islands[13], парень! А что?
— Нет, я просто так… это очень интересно. Нам бы хотелось услышать от вас побольше, понимаете?
— Ja… Стало быть, просто так, а? — Капитан уставился на него светло-голубыми глазами. — Значит, вы из… как это? из полиции?… полиции, а?
— Нет, пан капитан, мы из газеты.
— Ах, вот оно что! Из газеты. Репортеры? Ну так пишите: Captain I. van Toch, капитан судна «Кандон-Бандунг»…
— Как?
— «Кандон-Бандунг», порт Сурабая. Цель поездки — vacances… как это называется?
— Отпуск.
— Ja, черт побери, отпуск. Вот так и дайте в хронику о вновь прибывших. А теперь, ребята, спрячьте ваши блокноты. Your health![14]
— Пан Вантох, мы… приехали к вам, чтобы вы нам рассказали что-нибудь из вашей жизни.
— Это зачем же?
— Мы опишем в газете. Публике будет очень интересно почитать о далеких островах и о том, что там видел и пережил наш земляк, чех, уроженец Иевичка.
Капитан кивнул головой.
— Это верно. Я, братцы, единственный captain на весь Иевичек. Это да! Говорят, есть еще один капитан… капитан… карусельных лодочек, но я считаю, — добавил он доверительно, — что это ненастоящий капитан. Ведь все дело в тоннаже, понимаете?
— А какой тоннаж у вашего парохода?
— Двенадцать тысяч тонн, парень!
— Так что вы были солидным капитаном?
— Ja, солидным, — с достоинством проговорил капитан. — Деньги у вас, ребята, есть?
Оба журналиста несколько неуверенно переглянулись.
— Есть, но мало. А вам нужны деньги, капитан?
— Ja. Нужны.
— Видите ли, если вы нам расскажете что-нибудь подходящее, мы сделаем из этого очерк, и вы получите деньги.
— Сколько?
— Ну, пожалуй… может быть, тысячу, — щедро пообещал пан Голомбек.
— Фунтов стерлингов?
— Нет, только крон.
Капитан ван Тох покачал головой.
— Ничего не выйдет Столько у меня и у самого есть. — Он вытащил из кармана толстую пачку банкнот — See?[15]
Потом он облокотился о стол и наклонился к обоим журналистам
— Я бы предложил вам, господа, a big business. Как это называется?
— Крупное дело.
— Ja. Крупное дело. Но вы должны дать мне пятнадцать… нет, постойте, не пятнадцать — шестнадцать миллионов крон. Ну, как?
Оба приезжих снова неуверенно переглянулись. Журналистам нередко приходится иметь дело с самыми причудливыми разновидностями сумасшедших, изобретателей и аферистов.
— Стоп, — сказал капитан, — я могу вам кое-что показать.
Он порылся толстыми пальцами в жилетном кармане, вытащил оттуда что-то и положил на стол. Это были пять розовых жемчужин, каждая величиной с вишневую косточку.
— Сколько это может стоить? — прошептал пан Валента.
— О, lots of money[16], ребята. Но я ношу это с собою только… чтобы показывать, в виде образца. Ну, так как же, по рукам?… — спросил капитан, протягивая свою широкую ладонь через стол.
Пан Голомбек вздохнул.
— Пан Вантох, столько денег…
— Halt![17] — перебил капитан. — Понимаю, ты меня не знаешь. Но спроси о captain van Toch в Сурабае, в Батавии, в Паданге или где хочешь. Поезжай, спроси, и всякий скажет тебе — ja, captain van Toch, he is as good as his word[18].
— Пан Вантох, мы вам верим, — запротестовал Голомбек, — но только…
— Стоп, — скомандовал капитан. — Понимаю, ты не хочешь выложить свои денежки неизвестно на что; хвалю тебя за это, парень. Но ты их дашь на пароход, see? Ты купишь пароход, будешь ship-owner[19]и сможешь сам плавать на нем. Да, можешь плавать, чтобы самому видеть, как я веду дело. Но деньги, которые мы сделаем, разделим fifty-fifty[20]. Честный business, не так ли?
— Но, пан Вантох, — вымолвил наконец с некоторым смущением пан Голомбек, — ведь у нас нет таких денег…
— Ja, ну тогда другое дело, — сказал капиган. — Sorry. Тогда не понимаю, господа, зачем вы ко мне приехали.
— Чтобы вы нам рассказали что-нибудь, капитан. У вас ведь, наверное, большой опыт…
— Ja, это есть. Проклятого опыта у меня достаточно.
— Приходилось вам когда-нибудь терпеть кораблекрушение?
— What? A-a, ship-wrecking? Нет. Что выдумал! Если ты дашь мне хорошее судно, с ним ничего не может случиться. Можешь запросить в Амстердаме references[21]обо мне. Поезжай и справься.
— А как насчет туземцев? Встречали вы туземцев?
Капитан ван Тох покачал головой
— Это не для образованных людей. Об этом я рассказывать не стану.
— Тогда расскажите нам о чем-нибудь другом.
— Да, расскажите… — недоверчиво проворчал капитан. — А вы потом продадите это какой-нибудь компании, и она пошлет туда свои суда. Я тебе скажу, my lad[22], люди — большие жулики. А самые большие жулики — это банкиры в Коломбо.
— А вы часто бывали в Коломбо?
— Ja, часто. И в Бангкоке, и в Маниле… Слушайте, ребята, — неожиданно сказал капитан — Я знаю одно судно. Шикарная посудина, и цена недорогая. Стоит в Роттердаме. Съездите, посмотрите. До Роттердама ведь рукой подать. — Он ткнул пальцем через плечо. — Нынче, ребята, суда ужасно дешевы. Как железный лом. Ему всего только шесть лет, двигатель Дизеля. Не хотите взглянуть?
— Не можем, пан Вантох…
— Странные вы люди, — вздохнул капитан и шумно высморкался в небесно-голубой носовой платок — А не знаете ли вы тут кого-нибудь, кто хотел бы приобрести судно?
— Здесь, в Иевичке?
— Ja, здесь или где-нибудь поблизости. Я хотел бы, чтобы эти крупные доходы потекли сюда, на my country[23].
— Это очень мило с вашей стороны, капитан.
— Ja Остальные-то уж очень большие жулики. И денег у них нет Раз вы из newspaper[24], то должны знать здешних видных людей; всяких банкиров и ship-owners, как это называется, — судохозяева, что ли?
— Судовладельцы. Мы таких не знаем, пан Вантох.
— Жаль, — огорчился капитан.
Пан Голомбек что-то вспомнил.
— Вы, пожалуй, не знаете пана Бонди?
— Бонди? Бонди? — перебирал в памяти капитан ван Тох.
— Постой Я как будто слыхал эту фамилию. Ja, в Лондоне есть Бонд-стрит, вот где чертовски богатые люди! Нет ли у него какой-нибудь конторы на Бонд-стрит, у этого пана Бонди?
— Нет, он живет в Праге, а родом, кажется, отсюда, из Иевичка.
— А, черт подери! — обрадовано воскликнул капитан. — Ты прав, парень! У него еще была галантерейная лавка на базаре Бонди… как его звали?… Макс! Макс Бонди. Так он теперь торгует в Праге?
— Нет, это, вероятно, был его отец. Теперешнего Бонди зовут Г. Д. Президент Г. X. Бонди, капитан
— Г. X.? — покрутил головой капитан. — Г. X.? Здесь не было никакого Г. Х. Разве только это Густль Бонди, но он вовсе не был президентом. Густль — это был такой маленький веснушчатый еврейский мальчик. Нет, не может быть, чтоб это был он.
— Это наверное он, пан Вантох. Ведь уже сколько лет, как вы его не видали!
— Ja, это верно. Много лет!.. — согласился капитан. — Сорок лет, братец. Так что, возможно, Густль теперь уже вырос. А что он делает?
— Он председатель правления МЕАС — знаете, это крупные заводы по производству котлов и тому подобное. Ну и, кроме того, председатель еще около двадцати компаний и трестов Очень большой человек, пан Вантох. Его называют капитаном нашей промышленности.
— Капитаном?… — изумился captain ван Тох. — Значит, я не единственный капитан из Иевичка? Черт возьми, так Густль, значит, тоже captain! Надо бы с ним встретиться. А деньги у него есть?
— Ого! Горы денег. У него, пан Вантох, наверное, несколько сот миллионов. Самый богатый человек у нас.
Капитан ван Тох стал очень серьезен.
— И тоже captain! Ну, спасибо, парень. Тогда я к нему поплыву, к этому Бонди. Ja, Густль Бонди I know[25]. Такой был маленький еврейский мальчик А теперь captain Г.X. Бонди. Ja, ja, как бежит время!.. — меланхолически вздохнул он.
— Пан капитан, нам пора… как бы не пропустить вечерний поезд.
— Так я вас провожу на пристань, — сказал капитан и начал сниматься с якоря. — Очень рад, что вы заехали ко мне, господа. Я знаю одного редактора в Сурабае; славный парень, ja, a good friend of mine[26]. Пьяница страшный, ребята. Если хотите, я устрою вас в газете в Сурабае. Нет? Ну, как хотите.
Когда поезд тронулся, капитан медленно и торжественно помахал огромным голубым платком. При этом у него выпала на песок большая жемчужина неправильной формы. Жемчужина, которая никем и никогда не была найдена.
Г. X. Бонди и его земляк
Как известно, чем более высокое положение занимает человек, тем меньше написано на его дверной дощечке. Старому Максу Бонди надо было намалевать большими буквами у себя над лавочкой, по обеим сторонам дверей и на окнах, что здесь помешается Макс Бонди, торговля всевозможными галантерейными и мануфактурными товарами — приданое для невест, ткани, полотенца, салфетки, скатерти и покрывала, ситец и батист, сукна высшего сорта, шелк, занавеси, ламбрекены, бахрома и всякого рода швейный приклад. Существует с 1885 года. У входа в дом его сына, Г. X. Бонди, капитана промышленности, президента компании МЕАС, коммерции советника, члена биржевого комитета, вице-председателя союза промышленников, Consulado de la Republica Ecuador[27]члена многочисленных правлений и т. п. и т. д., висит только маленькая черная стеклянная дощечка, на которой золотыми буквами написано:
БОНДИ
И больше ничего. Пусть другие пишут у себя на дверях: «Юлиус Бонди, представитель фирмы «Дженерал Моторс», или «Доктор медицины Эрвин Бонди», или «С. Бонди и К°», но есть только один-единственный Бонди, который — просто Бонди, без лишних пояснений. (Я думаю, что на дверях у папы римского написано просто Пий, без всякого титула и даже без порядкового номера. А у бога так и вовсе нет дощечки ни на небе, ни на земле; каждый сам должен знать, что он тут проживает. Впрочем, все это к делу не относится и замечено только так, мимоходом.)
Перед этой-то стеклянной дощечкой и остановился в знойный день господин в белой морской фуражке, вытирая свой мощный затылок голубым платком. «Ну и важный же дом, черт побери», — подумал он и несколько неуверенно потянулся к медной кнопке звонка.
В дверях показался швейцар Повондра[28], смерил толстого господина взглядом от башмаков до золотого позумента на фуражке — и сдержанно осведомился:
— К вашим услугам?
— Вот что, братец, — сказал господин, — здесь живет некий пан Бонди?
— Что вам угодно? — ледяным тоном спросил пан Повондра.
— Передайте ему, что с ним хотел бы поговорить captain van Toch из Сурабаи. Ja, — вспомнил он, — вот моя карточка.
И он вручил пану Повондре визитную карточку, на которой был изображен якорь и напечатано следующее:[29]
Пан Повондра наклонил голову и погрузился в раздумье. Сказать, что пана Бонди нет дома? Или что у пана Бонди, к сожалению, сейчас важное совещание? Есть визитеры, о которых надо докладывать, и есть такие, с которыми дельный швейцар справляется сам. Пан Повондра мучительно чувствовал, что инстинкт, которым он в подобных случаях руководствовался, дал на сей раз осечку. Толстый господин как— то не подходил под обычные категории незваных посетителей и, по-видимому, не был ни коммивояжером, ни представителем благотворительного общества. А капитан Ван Тех сопел и вытирал платком лысину и при этом так простодушно щурил свои светло— голубые глаза, что паи Повондра внезапно решился принять на себя всю ответственность.
— Пройдите, пожалуйста, — сказал он, — я доложу о вас пану советнику.
Captain И. ван Тох, вытирая лоб голубым платком, разглядывал вестибюль. Черт возьми, какая обстановка у этого Густля; здесь прямо как в салоне парохода, делающего рейсы от Роттердама до Батавии. Должно быть, стоило уйму денег. А был такой маленький веснушчатый еврейский мальчик, изумлялся капитан.
Тем временем Г. X. Бонди задумчиво рассматривал у себя в кабинете визитную карточку капитана.
— Что ему надо? — подозрительно спросил он.
— Простите, не знаю, — почтительно пробормотал Повондра.
Пан Бонди продолжал вертеть в руках визитную карточку. Корабельный якорь. Captain И. ван Тох, Сурабая, — где она, собственно, Сурабая? Кажется, где-то на Яве? На пана Бонди повеяло дыханьем неведомой дали. «Кандон-Бандунг» — это звучит, как удары гонга. Сурабая… И сегодня как нарочно такой тропический день… Сурабая…
— Ладно, — проводите его сюда, — приказал пан Бонди.
В дверях остановился мощного сложения человек в капитанской фуражке и отдал честь. Г. X. Бонди двинулся ему навстречу.
— Very glad to meet you, captain. Please, come in![30]
— Здравствуйте! Добрый день, пан Бонди! — радостно воскликнул капитан.
— Вы чех? — удивился пан Бонди.
— Ja, чех. Да ведь мы знакомы, пан Бонди. По Иевичку. Лавочник Вантох — do you remember?[31]
— Верно, верно! — шумно обрадовался Г. X. Бонди, почувствовав, однако, некоторое разочарование (значит, он не голландец!). — Лавочник Вантох на площади, как же! Но вы нисколько не изменились, пан Вантох. Такой же, как и прежде! Ну, как идет торговля мукой?
— Thanks, — вежливо ответил капитан, — папаша, как говорится, давно приказал долго жить…
— Умер? Так, так. Впрочем, что я, ведь вы, конечно, его сын…
Глаза пана Бонди оживились от внезапной догадки.
— Послушайте, дорогой, а не тот ли вы Вантох, который дрался со мной в Иевичке, когда мы были мальчишками?
— Да, он самый, — с важностью подтвердил капитан. — За это меня и отправили из дому в Моравскую Остраву.
— Да, мы с вами частенько дрались. Но вы были сильнее, — признал Бонди с лояльностью спортсмена.
— Да, я был сильнее. Вы ведь были таким слабеньким мальчиком, пан Бонди. И вам здорово доставалось по заду. Здорово доставалось.
— Доставалось, верно, — растроганно вспоминал Г. X. Бонди. — Садитесь же, земляк! Вот хорошо с вашей стороны, что вы обо мне вспомнили. Откуда вы вдруг взялись?
Капитан ван Тох с достоинством уселся и положил фуражку на пол.
— Я провожу здесь свой отпуск, пан Бонди. Н-да, так то! That's so!..[32]
— Помните, — погрузился в воспоминания пан Бонди, — как вы кричали мне: «Жид, жид, за тобою черт бежит!..»
— Ja, — сказал капитан и с чувством затрубил в носовой платок. — Ax, ja! Хорошее это было время. Но что из того, если оно так быстро проходит! Теперь мы оба старики, и оба captains.
— В самом деле, вы ведь капитан, — спохватился пан Бонди.
— Кто бы мог подумать! Captain of long distances,[33]ведь так это называется?
— Yah, sir. A Highseaer. East India and Pacific lines, sir.[34]
— Хорошая профессия, — вздохнул пан Бонди. — Я бы с вами охотно поменялся, капитан. Вы должны мне рассказать о себе.
— О да, — оживился капитан. — Я хотел бы рассказать вам кое-что, пан Бонди Очень интересная штука, парень.
Капитан ван Тох беспокойно поглядел по сторонам.
— Вы что-нибудь ищете, капитан?
— Ja. Ты пива не хочешь, пан Бонди? У меня в горле пересохло, пока я добирался домой из Сурабаи.
Капитан стал рыться в обширных карманах своих брюк и вытащил голубой носовой платок, холщовый мешочек с чем-то, кисет с табаком, нож, компас и пачку банкнот.
— Я бы послал кого-нибудь за пивом, — сказал он. — Пожалуй, того стюарда, что проводил меня в эту каюту.
Пан Бонди позвонил.
— Не беспокойтесь, капитан. А пока закурите сигару.
Капитан взял сигару с красно-золотым бумажным колечком и понюхал ее.
— Табак из Ломбока. Там страшные жулики, ничего не попишешь.
И, к великому ужасу пана Бонди, он раздавил драгоценную сигару в своей мощной длани и набил искрошенным табаком трубку.
— Да, Ломбок. Или Сумба.
В дверях неслышно появился Повондра.
— Принесите пива, — распорядился Бонди.
Повондра поднял брови.
— Пива? Сколько?
— Галлон, — буркнул капитан и, швырнув обгоревшую спичку на ковер, затоптал ее ногой. — В Адене было, брат, ужасно жарко. А у меня есть для вас новость, пан Бонди. Зондский архипелаг, see?[35]Там, сэр, можно открыть сказочное дело. A big business. Но, пожалуй, надо рассказать с самого начала эту… как называется — story, что ли?
— Рассказ?
— Ja. Один рассказик. Простой.
Капитан поднял свои незабудковые глаза к потолку.
— Просто не знаю, с чего начать.
(Опять какие-нибудь торговые дела, — подумал Г. X. Бонди. — господи, какая тоска! Будет убеждать меня, что мог бы поставлять швейные машины в Тасманию или паровые котлы и булавки на Фиджи Сказочная торговля, еще бы! Для того я вам и нужен. К черту! Я не лавочник. Я мечтатель. Я в своем роде поэт. Расскажи мне, Синдбад-мореход, о Сурабае или об островах Феникса. Не притягивал ли тебя Магнитный Утес, не уносила ли тебя в свое гнездо птица Нох? Не возвращаешься ли ты с грузом жемчуга, корицы и безоара?» Ну же, приятель, начинай свое вранье!)
— Пожалуй, начну с ящера, — объявил капитан.
— С какого ящера? — изумился коммерции советник Бонди.
— Ну, с этих-скорпионов Как это называется — lizards?
— Ящерицы?
— Да, черт, ящерки Там есть такие ящерки, пан Бонди.
— Где?
— Там, на одном острове Я не могу его назвать, парень. Это очень большой секрет, worth of millions.[36]
Капитан ван Тох вытер лоб носовым платком.
— Где же, черт возьми, пиво?
— Сейчас будет, капитан.
— Ja. Ладно. К вашему сведению, пан Бонди, они очень милые и славные зверьки, эти ящерки. Я их, брат, знаю! — Капитан с жаром хлопнул рукой по столу — А насчет того, что они черти, так это ложь? A damned lie, sir.[37]Cкоpee вы сами черт или я черт, я, captain ван Тох! Можете мне поверить.
Г. X. Бонди испугался. «Делириум, — подумал он. — Куда делся этот проклятый Повондра?»
— Их там несколько тысяч, этих ящерок. Но их здорово жрали эти… черт… эти, ну как они там называются sharks…
— Акулы?
— Да, акулы. Вот почему эти ящерки так редко встречаются: только в одном— единственном месте, в том заливе, который я не могу назвать.
— Значит, эти ящерицы живут в море?
— Ja, в море. Только ночью они вылезают на берег, но очень ненадолго.
— А как они выглядят? — Пан Бонди пытался выиграть время, пока вернется этот проклятый Повондра.
— Ну, величиной они с тюленей, но когда встают на задние лапки, тогда они вот такого роста, — показал капитан. — Нельзя сказать, чтобы они были красивы. У них нет никакой шелухи.
— Чешуи?
— Да, скорлупок. Они совершенно голые, пан Бонди, точно какие-нибудь жабы или саламандры. А передние лапки у них совсем как детские ручонки, только пальцев на каждой всего четыре. Бедненькие! — жалостливо прибавил капитан. — Но очень смышленые и милые зверьки, пан Бонди.