Глава 3. Ленин и германская помощь большевикам

«Только после того, как большевики получили от нас постоянный поток средств
по различным каналам и под разными этикетками, они оказались в состоянии
создать свой главный орган — «Правду», вести энергичную пропаганду и заметно
расширить первоначально узкую базу своей партии».

Фон Кюльман, министр иностранных дел Германии,
из письма кайзеру от 3 декабря 1917 года[38].

В апреле 1917 года Ленин и группа из тридцати двух российских революционеров, главным образом большевиков, проследовала поездом из Швейцарии через Германию и Швецию в Петроград. Они находились на пути к соединению с Львом Троцким для «завершения революции».

Их транзит через Германию одобрил, организовал и финансировал германский Генеральный штаб.

Транзит Ленина в Россию был частью плана, утверждённого германским верховным командованием и, очевидно, непосредственно не известного кайзеру, с целью развала русской армии и тем самым — устранения России из первой мировой войны.

Мысль о том, что большевики могут «быть направлены против Германии и Европы, не возникала в германском Генеральном штабе. Генерал-майор Хофман писал: “Мы не знали и не предвидели опасности человечеству от последствий этого выезда большевиков в Россию”»[39].

Германским политическим деятелем, который на высшем уровне одобрил проезд Ленина в Россию, был канцлер Теобальд фон Бетман-Гольвег, отпрыск франкфуртской семьи банкиров Бетманов, достигших большого процветания в XIX веке.

Бетман-Гольвег был назначен канцлером в 1909 году, а в ноябре 1913 года стал субъектом первого вотума недоверия, когда-либо принимавшегося германским Рейхстагом в отношении канцлера.

Именно Бетман-Гольвег в 1914 году сказал миру, что германская гарантия Бельгии была просто «клочком бумаги». И по другим военным вопросам, например, неограниченным военным действиям подводных лодок, Бетман-Гольвег проявлял двусмысленность: в январе 1917 года он сказал кайзеру:

«Я не могу дать Вашему Величеству ни моего согласия на неограниченные военные действия подводных лодок, ни моего отказа».

К 1917 году Бетман-Гольвег утратил поддержку Рейхстага и вышел в отставку, но до того он уже одобрил транзит большевицких революционеров в Россию.

Указания Бетмана-Гольвега о транзите были переданы через статс-секретаря Артура Циммермана, который подчинялся непосредственно Бетману-Гольвегу и в начале апреля 1917 года по дням разрабатывал детали операции с германскими посланниками в Берне и Копенгагене.

Кайзер же не был информирован о революционном движении до тех пор, пока Ленин не приехал в Россию.

Хотя сам Ленин и не знал точного источника оказываемой ему помощи, он, конечно, знал, что германское правительство обеспечивает какое-то финансирование.

Существовали, однако, промежуточные связи между германским министерством иностранных дел и Лениным, что видно из следующего:

Переброска Ленина в Россию в апреле 1917 года

Окончательное решение — Бетман-Гольвег (канцлер).

Посредник I — Артур Циммерман (статс-секретарь).

Посредник II — Брокдорф-Ранцау (германский посланник в Копенгагене).

Посредник III — Александр Израэль Гельфанд (он же Парвус).

Посредник IV — Яков Фюрстенберг (он же Ганецкий).

[Исполнитель] Ленин в Швейцарии

Из Берлина Циммерман и Бетман-Гольвег сообщались с Брокдорфом-Ранцау, германским посланником в Копенгагене. В свою очередь, тот был в контакте с Александром Израэлем Гельфандом (более известен по своему псевдониму — Парвус)[40], который находился в Копенгагене[41].

Парвус поддерживал связь с Яковом Фюрстенбергом, поляком из богатой семьи, более известным под псевдонимом Ганецкий. А Яков Фюрстенберг был непосредственно связан с Лениным.

Хотя канцлер Бетман-Гольвег и был конечной инстанцией по разрешению переезда Ленина и хотя Ленин, вероятно, знал о германских источниках этой помощи, Ленина нельзя назвать германским агентом.

Германское министерство иностранных дел оценивало предполагаемые действия Ленина в России как совпадающие с их собственными целями по разложению структуры российской власти. Обе стороны имели ещё и скрытые цели:

Германия хотела приоритетного доступа к послевоенным рынкам в России, а Ленин намеревался установить в ней марксистскую диктатуру.

Идея использования с этой целью российских революционеров может быть прослежена с 1915 года, когда 14 августа Брокдорф-Ранцау написал заместителю статс-секретаря Германии о беседе с Гельфандом (Парвусом) и настоятельно рекомендовал воспользоваться услугами Гельфанда, «исключительно важного человека, чьи необычные возможности, я полагаю, мы должны использовать во время войны...»[42].[43]

В докладе содержится предостережение: «Быть может, это опасно — использовать силы, стоящие за Гельфандом, но это конечно было бы признанием нашей слабости, если бы нам пришлось отказаться от их услуг из страха неспособности руководить ими»[44].

Идея Брокдорфа-Ранцау о руководстве или контроле за революционерами соответствовала, как мы увидим, идеям финансистов Уолл-стрита. Именно Дж. П. Морган и «Америкэн Интернэшнл Корпорейшн» пытались контролировать и внутренних и внешних революционеров в США для своих целей.

В следующем документе[45] изложены условия, продиктованные Лениным, из которых самым интересным является пункт 7, который разрешал «русским войскам продвинуться в Индию»; предполагалось, что Ленин «готов был» продолжить царскую программу экспансионизма.

Составитель документации Земан говорит также о роли Макса Варбурга[46] в создании русского издательства и ссылается на соглашение от 12 августа 1916 года, по которому германский промышленник Стиннес согласился внести два миллиона рублей на финансирование издательства в России[47].

Итак, 16 апреля 1917 года железнодорожный вагон с 32 пассажирами, включая Ленина, его жену Надежду Крупскую, Григория Зиновьева, Сокольникова и Карла Радека, отправился с центрального вокзала Берна в Стокгольм.

Когда группа прибыла на русскую границу, только Фрицу Платтену и Радеку было отказано во въезде. Через несколько месяцев за ними последовали почти двести меньшевиков, включая Мартова и Аксельрода[48].

Стоит ещё раз отметить, что Троцкий, находившийся в то время в Нью-Йорке, также имел средства, следы которых вели к германским источникам. Кроме того, фон Кюльман намекает на неспособность Ленина расширить базу его большевицкой партии без предоставления денег немцами.

Троцкий был меньшевиком, который превратился в большевика только в 1917 году. Это наводит на мысль, что, возможно, немецкие деньги побудили Троцкого сменить свою партийную принадлежность[49].

Документы Сиссона

В начале 1918 года Эдгар Сиссон, представитель в Петрограде от Комитета США по общественной информации, купил кипу русских документов, якобы доказывающих, что Троцкий, Ленин и другие большевики-революционеры не только были на содержании германского правительства, но и являлись его агентами.

Эти документы, впоследствии названные «документами Сиссона», были отправлены в США в большой спешке и секретности. В Вашингтоне они были представлены в Национальный совет исторических служб для определения подлинности.

Два видных историка, Дж. Франклин Джеймсон и Сэмюэл Н. Харпер, засвидетельствовали их подлинность. Эти историки разделили документы Сиссона на три группы. В отношении группы I они сделали следующий вывод:

«Соблюдая большую осторожность, мы подвергли их всевозможным проверкам, которые известны исследователям-историкам, и... на основании этих исследований без колебаний заявляем, что мы не видим причины сомневаться в подлинности этих 53-х документов»[50].

Менее уверенно эти историки высказались в отношении материалов группы II. Эта группа не была ими опровергнута, как явная подделка, но они высказали предположение, что это копии с оригиналов.

По документам группы III историки хотя не сделали «уверенного заявления», всё же не были готовы опровергнуть их, как поддельные.

Документы Сиссона были опубликованы Комитетом США по общественной информации, председателем которого был Джордж Крил, ранее писавший для пробольшевицкого издания «Массы».

Американская пресса в целом восприняла документы, как подлинные. Заметным исключением была газета «Нью-Йорк ивнинг пост», которой в то время владел Томас У. Ламонт, партнёр фирмы Моргана.

Уже когда было опубликовано всего лишь несколько текстов, эта газета оспорила подлинность всех документов[51].

Теперь мы знаем, что почти все документы Сиссона были поддельными, и только один или два маловажных германских циркуляра — подлинные.

Даже из поверхностного обследования германского бланка становится ясно, что лица, изготовлявшие эти подделки, были крайне неосторожными, возможно работая на легковерный американский рынок.

Немецкий текст усыпан ошибками, граничащими со смешным: например. Bureau вместо немецкого слова Buro; Central вместо Zentral и т.д.

То, что эти документы — подделки, выяснилось в результате обширного исследования Джорджа Кеннана[52] и исследований, проведённых в 1920-х годах британским правительством.

Некоторые документы основывались на подлинной информации, и, замечает Кеннан, те, кто подделывал их, определённо имели доступ к какой-то необычно надёжной информации.

Например, в документах 1, 54, 61 и 67 упоминается, что «Ниа Банкен» в Стокгольме использовался в качестве канала для направлявшихся большевикам германских денег. Это подтверждается и в более надёжных источниках.

В документах 54, 63 и 64 упоминается Фюрстенберг, как банкир-посредник между немцами и большевиками; имя Фюрстенберга встречается также и в подлинных документах.

В документе 54 упомянут Олоф Ашберг, а он, по его собственным заявлениям, был «банкиром большевиков». Ашберг в 1917 году был директором «Ниа Банкен».

В других документах из подборки Сиссона упоминаются такие учреждения и имена как Германский нефтепромышленный банк, «Дисконто-Гезельшафт», банкир из Гамбурга Макс Варбург, но доказательства в подкрепление этих утверждений менее твердые.

В общем, документы Сиссона хотя и являются подделкой, тем не менее, частично основаны на подлинной информации.

Загадочным аспектом в свете содержания нашей книги является то, что эти документы попали к Эдгару Сиссону от Александра Гомберга (он же Берг, настоящее имя — Михаил Грузенберг), большевицкого агента в Скандинавии, а позднее — доверенного лица в «Чейз Нэшнл бэнк» и у Флойда Одлума из корпорации «Атлас».

С другой стороны, большевики резко отвергли материалы Сиссона. Это сделал Джон Рид, американский представитель в исполкоме Третьего Интернационала, чей платёжный чек поступил от принадлежавшего Дж. П. Моргану журнала «Метрополитэн»[53].

Это сделал и партнёр Моргана Томас Ламонт, владелец газеты «Нью-Йорк ивнинг пост».

Тут есть несколько возможных объяснений. Вероятно, связи между кругами Моргана в Нью-Йорке и такими агентами, как Джон Рид и Александр Гомберг, были очень гибкими.

Подбрасывание поддельных документов могло быть приёмом Гомберга для дискредитации Сиссона и Крила; также возможно, что Гомберг работал в своих собственных интересах.

Документы Сиссона «доказывают», что исключительно немцы были связаны с большевиками.

Они также использовались для «доказательства» теории еврейско-большевицкого заговора в соответствии с «Сионскими протоколами».

В 1918 году правительство США захотело повлиять на мнение американцев после непопулярной войны с Германией, и документы Сиссона, драматически «доказывая» исключительную связь Германии с большевиками, обеспечивали дымовую завесу, скрывая от общества те события, которые описываются в этой книге.

Перетягивание каната в Вашингтоне[54]

Изучение документов в архиве Государственного департамента наводит на мысль, что Госдепартамент и посол США Фрэнсис в Петрограде были очень хорошо информированы о намерениях и развитии большевицкого движения.

Летом 1917 года, например, Государственный департамент решил прекратить отъезд из США «вредных лиц» (т.е. возвращающихся в Россию революционеров), но не смог этого сделать, так как те использовали новые российские и американские паспорта.

Подготовка же к самой большевицкой революции была хорошо известна по крайней мере за шесть недель до того, как она произошла. Один отчёт в архиве Государственного департамента так говорит о силах Керенского: «сомнительно, сможет ли правительство ... подавить восстание».

В сентябре и октябре сообщалось о распаде правительства Керенского и о большевицких приготовлениях к перевороту. Британское правительство предупредило своих граждан в России о необходимости отъезда, по крайней мере, за шесть недель до начала большевицкой фазы революции.

Первый полный отчёт о событиях начала ноября поступил в Вашингтон 9 декабря 1917 года. В этом отчёте описан низкий уровень самой революции, упомянуто, что генерал Уильям В. Джудсон нанёс несогласованный визит Троцкому, и говорится о присутствии немцев в Смольном — штаб-квартире Советов.

Президент Вудро Вильсон 28 ноября 1917 года отдал указание не вмешиваться в большевицкую революцию. Это указание явно было ответом на запрос посла Фрэнсиса о Союзной конференции, на которую уже согласилась Великобритания.

Государственный департамент считал, что такая конференция бесполезна. В Париже прошли дискуссии между союзниками и полковником Эдвардом М. Хаусом[55], который извещал Вудро Вильсона о «длительных и частых дискуссиях о России».

Относительно такой конференции Хаус сообщил, что Англия «пассивно желает», Франция настроена «безразлично против», а Италия «активно».

Вскоре после этого Вудро Вильсон утвердил телеграмму, подготовленную государственным секретарём Робертом Лансингом, о предоставлении финансовой помощи движению Каледина (12 декабря 1917 года).

В Вашингтон просачивались слухи, что «монархисты работают с большевиками, и это подтверждается различными случаями и обстоятельствами», что правительство в Смольном находится под полным контролем германского Генерального штаба и что«многие или большинство из них [то есть большевиков] из Америки».

В декабре генерал Джудсон снова посетил Троцкого; это рассматривалось, как шаг к признанию Советов Америкой, хотя отчёт посла Фрэнсиса от 5 февраля 1918 года, направленный в Вашингтон, включал в себя рекомендации против этого признания.

В меморандуме, исходившем от Бэсила Майлса в Вашингтоне, утверждалось, что «мы должны иметь дело со всеми властями в России, включая большевиков». И 15 февраля 1918 года Государственный департамент телеграфировал послу Фрэнсису в Петроград:

«Департамент желает, чтобы вы постепенно входили в более тесный и неформальный контакт с большевицкими властями, используя такие каналы, которые будут избегать официального признания».

На следующий день государственный секретарь Лансинг передал послу Франции в Вашингтоне Ж.Ж. Жуссерану следующее: «Считаем нецелесообразным предпринимать какие-либо действия, которые в это время будут вести к вражде с любыми элементами, контролирующими власть в России...»[56].

20 февраля 1918 года посол Фрэнсис телеграфировал в Вашингтон о приближающемся конце большевицкого правления. Через две недели, 7 марта, Артур Буллард сообщил полковнику Хаусу, что Германия субсидирует большевиков и что эти субсидии более существенны, чем считалось раньше.

Артур Буллард (из Комитета США по общественной информации) утверждал: «Мы должны быть готовы помочь любому честному национальному правительству. Но люди, или деньги, или оборудование, направленные теперешним правителям России, будут использованы против русских как минимум в такой же степени, что и против немцев»[57].

За этим последовало ещё одно послание от Булларда полковнику Хаусу: «Я настоятельно не рекомендую оказывать материальную помощь теперешнему правительству России. Кажется, что контроль захватывают тёмные элементы в Советах».

Но работали и влиятельные противодействующие силы. Ещё 28 ноября 1917 года полковник Хаус телеграфировал из Парижа президенту Вудро Вильсону о том, что «исключительно важно», чтобы американские газеты возражали против того, что «Россию следует считать врагом» и «подавить».

Затем, в следующем месяце Уильям Франклин Сэндс, исполнительный секретарь контролируемой Морганом «Америкэн Интернэшнл Корпорейшн» и друг упоминавшегося ранее Бэсила Майлса, представил меморандум, характеризующий Ленина и Троцкого, как нравящихся массам, и настаивал на признании России Соединёнными Штатами.

Даже американский социалист Уоллинг пожаловался в Государственный департамент на просоветскую позицию Джорджа Крила (из Комитета США по общественной информации), Херберта Своупа и Уильяма Б. Томпсона (из Федерального Резервного Банка Нью-Йорка).

17 декабря 1917 года в одной московской газете появились нападки на полковника Робинса из Красного Креста и на Томпсона, намекающие на связь между российской революцией и американскими банкирами:

«Почему они так заинтересованы в [финансировании] просвещения?[58] Почему деньги были даны социалистам-революционерам, а не конституционным демократам? Ведь можно предположить, что последние ближе и дороже сердцам банкиров».

Статья видит причину этого в том, что американский капитал рассматривает Россию, как будущий рынок и таким образом хочет прочно обосноваться на нём.

Деньги были даны революционерам потому, что «...отсталые рабочие и крестьяне доверяют социалистам-революционерам. В то время, когда деньги были переданы, социалисты-революционеры были у власти[59], и предполагалось, что они сохранят контроль над Россией в течение некоторого времени».

Ещё одно сообщение от 12 декабря 1917 года, относящееся к Раймонду Робинсу, детализирует «переговоры с группой американских банкиров из миссии Американского Красного Креста»; «переговоры» касались выплаты двух миллионов долларов.

Роберт Л. Оуэн, председатель Комитета по банкам и валюте Сената США, связанный с дельцами Уолл-стрита, 22 января 1918 года направил письмо Вудро Вильсону, рекомендуя признать власть большевиков в России де-факто, разрешить направить грузы, остро необходимые России для противостояния германскому влиянию и создать группу государственной службы в России.

Этот подход получал неизменную поддержку от Раймонда Робинса, находившегося в России.

Например, 15 февраля 1918 года в телеграмме от Робинса из Петрограда Дэвисону в Красный Крест в Вашингтоне (и для пересылки Уильяму Б. Томпсону) подчёркивалось, что надо поддерживать большевицкую власть как можно дольше и что новая революционная Россия повернётся к США, как только «сломит германский империализм».

По мнению Робинса, большевики хотели поддержки от США, а также сотрудничества в реорганизации железных дорог, так что «путём щедрой помощи и технических консультаций для реорганизации торговли и промышленности Америка может полностью исключить германскую торговлю во время военного равновесия».

Короче, перетягивание каната в Вашингтоне отражало борьбу между, с одной стороны, дипломатами старой школы (такими, как посол Фрэнсис) и государственными служащими низкого уровня и, с другой стороны, финансистами наподобие Робинса, Томпсона и Сэндса с такими их союзниками, как Лансинг и Майлс в Государственном департаменте и сенатор Оуэн в Конгрессе.