Последняя командировка в Карабах
Шаумяновск
Сколько командировок и командировочных дней было в моей жизни? Посчитать, наберется, если не на полжизни, то на одну треть точно. Села, станицы, хутора, аулы, кишлаки, города с многовековой историей и новостройки, страны и континенты… Память о многих из них сохраняется в сувенирах, фотографиях, знакомствах, переросших в отдельных случаях яичную дружбу, и, конечно, в многочисленных дневниковых записях, внешне, таких же, как и карабахские.
Хорошо помню свою первую в жизни командировку в январе 1965 года. Тогда шестнадцатилетним юнцом в роли уполномоченного Верхнехавского райкома партии Воронежской области был направлен в колхоз «Правда», что находился в самом дальнем селе Малый Самовец. Время было на заре брежневской эпохи. В октябре 1964 года на посту руководства СССР Никиту Сергеевича Хрущева сменил Леонид Ильич Брежнев. Мне было поручено обеспечить организацию пропаганды объемного многостраничного проекта Директив XXШ съезду КПСС, который дол жен был определить перспективу коммунистического строительства советского государства. Были тогда такие политкомпании. На молодость не смотрели. Должность заведующего организационным отделом райкома комсомола обязывала уверенно проводить в жизнь идеи партии. А может, никому из партаппарата не захотелось ехать на неделю в захолустье. Зима была тогда снежная и метельная. Дорог, многократно пересеченных глубокими оврагами, не только асфальтовых, но и накатанных в зимнее время тогда не было. На сорока километровом пути санная конная упряжка была самым надежным транспортом. Промерзнуть делом было обычным, а в метельные времена недолго и сбиться с пути. Печальные итоги таких поездок бывали нередки. Меня же из-за важности и значимости поручения доставили к месту пропагандисткой работы на крупногабаритном тракторе К-700.
С раннего утра, а это часов с шести, я с председателем или секретарем партийной организации хозяйства приступал разъяснять перспективы коммунистического будущего дояркам или механизаторам, затем среднему руководящему звену на раздаче председателем колхоза поручений на день, потом тут же проводил индивидуальные встречи с колхозниками, пришедшими к руководству пр личным вопросам. Выступал на сходах крестьян, партийных, профсоюзных, комсомольских собраниях. Вечерами в сельском клубе общался с молодежью. И так две недели. Своим уже в селе стал. Даже девчонку приглядел, после танцев стал провожать ее меж сугробов до дома, родители в гости уже стали зазывать. Но тут трактор К-700 прибыл, и меня вернули в районный центр.
Адресом моей последней командировки из МВД СССР в трагические дни развала Советского Союза оказался опять мятежный Нагорный Карабах, вернее его северная часть — Шаумяновский армянонаселенный район Азербайджана. Решение побывать в Шаумяновске я принимал самовольно, находясь в командировке в Армении, как говорится, на свой страх и риск, не ставя в известность свое руководство в МВД СССР, нарушая служебный устав, и, поступая по тем временам, вероятно, достаточно рискованно. Правда, я тогда убежденно считал, что для нарушения командировочного предписания были довольно веские оправдания, так как у меня было ощущение, что без ознакомления с положением дел в этом особом районе чрезвычайного положения я не полностью владел межнациональной ситуацией, и, видимо, по этой причине не смог в апреле месяце предотвратить проведение операции «Кольцо», а главное — депортацию армян из ряда сел в этом регионе.
Дело в том, что Шаумяновский район, примыкавший к Мардакертскому району НКАО, фактически составлял территорию бывшего полистанского меликства с исторически компактно проживающим армянским населением, по настоянию которого в начале девятнадцатого века и началось добровольное вхождение Армении в состав Российской империи. Именно в Гюлистане в 1813 году был подписан Договор между Россией и Персией. Но в 1921 году по решению руководства Советского Азербайджана при определении границ Нагорно-Карабахской автономной области земли полистанского меликства были отделены от армянского Нагорного Карабаха и подчинены напрямую Баку. С января 1990 года, после Бакинских событий и полной депортации армян из других районов Азербайджана, этот район оставался единственным с армянским населением во всей республике. Шаумяновск был самым «горячим» из всех «горячих точек» Карабаха. Статистика преступлений на межнациональной почве здесь всегда была выше, чем по всей НКАО. Борьба с противоправными действиями на его территории возлагалась на МВД Азербайджан, и было естественным, что никто их не расследовал, ибо они совершались азербайджанцами против армянского населения.
Мои попытки поехать в Шаумяновск в бытность начальника штаба СОГ МВД СССР полковником Гудковым отклонялись. Он безапелляционно заявлял, чтобы я не искал на свою голову дополнительных приключений. Гудков считал, что для меня дел хватает и в НКАО, а еще его долг вернуть каждого из нас домой в Москву целым и невредимым. И там, где можно поостеречься, он не допустит никаких вольностей.
Реальный шанс посетить Шаумяновск был у меня в июле 1991 года, когда по просьбе Председателя Верховного Совета Армянской ССР Левона Тер-Петросяна я летал в Степанакерт для ознакомления с обстановкой в НКАО сразу после проведения операции «Кольцо». Но тогдашний комендант РЧП полковник Жуков организовать мою поездку в Шаумяновскую зону отказался. Он потребовал на это особое разрешение руководства МВД СССР. Однако первый заместитель начальника нашего Управления генерал Ого
родников приказ на мою поездку в Шаумяновск не подписал. Прежде чем самому принять решение, он, оказывается, посоветовался с руководством МВД Азербайджана. О реакции Баку на мое имя можно было не спрашивать!
И вот я лечу в Шаумяновск только в сентябре 1991 года. Время в СССР — напряженное, смутное. Позади путч ГКЧП. Страна в политической прострации, Горбачев утрачивает властные функции. Безудержная суверенизация захватила союзные республики. Министром МВД СССР после Бориса Карловича Пуго, застрелившегося в своей квартире в последний день деятельности ГКЧП, был назначен Виктор Васильевич Баранников, возглавлявший ранее МВД Российской Федерации. До этого он несколько лет был первым заместителем министра внутренних дел Азербайджана. Союзное МВД на фоне возрастающей, самостоятельности республик лихорадило. В его рядах не стало ни генералов Воронова и Некрылова, ни полковника Кузнецова, многих других высокопрофессиональных руководителей и сотрудников. Но наше подразделение выпадало из общего ряда, продолжало напряженно заниматься чрезвычайными ситуациями на территории умирающего СССР. Я и мои коллеги, как и раньше, не вылезали из горячих точек.
В командировку в Армению с 16 сентября сроком на пятнадцать дней я прибыл по приглашению нового министра МВД Армянской ССР Ашота Манучаряна, в недавнем, прошлом учителя математики и директора одной из ереванских школ. Новое правительство республики состояло практически из бывших руководителей и активистов Армянского Общенационального Движения «Карабах». После нескольких месяцев эйфории от прихода к власти, оно вынуждено было заняться освоением профессиональных навыков государственного управления. Ашот Манучарян был одним из трех первых лиц АОД. Я с ним знаком еще с тех пор, когда он возглавлял комсомол Ереванского университета. Вместе с другими лидерами АОДа Ашот в 1988 году был арестован и даже провел несколько месяцев в московской тюрьме. Позже, в Москве, мы вместе не один раз встречались в гостинице Москва у Зория Балаяна, готовили предложения по урегулированию Карабахского конфликта; Мне всегда было приятно работать с этим интеллигентным, вдумчивым и скромным человеком. В этот раз я охотно помогал ему в освоении секретов милицейской службы.
Ашот Манучарян, зная о моем желании ознакомиться с обстановкой в шаумяновской зоне конфликта, пригласил меня 17 сентября в свой кабинет и сказал, что, если я, по-прежнему хочу побывать в Шаумяновске, то меня могут доставить туда вертолетом, вылетающим часа через четыре из аэропорта «Эребуни» в Мардакертский район НКАО за тяжелобольными. В этот раз, наученный опытом, я не стал согласовывать с руководством МВД СССР изменение плана командировки-незапланированный вылет в Шаумяновский район Азербайджана.
Тут, правда, возникла одна проблема. Так как я на время командировки в МВД Армянской ССР никуда из Еревана выезжать не планировал, то прибыл в гражданской одежде и без своего табельного пистолета «Макаров». Ашот вызвал своего заместителя по тылу и приказал срочно подобрать привычную мне омоновскую форму и выдать оружие. Когда до отъезда в аэропорт «Эребуни» времени почти не оставалось, заместитель Манучаряна с довольным видом принес новенькое, только что выглаженное обмундирование. Однако принесенная одежда оказалась действительно омоновской, но только это была форма армянского ОМОНа, хорошо известная азербайджанским снайперам. Она значительно отличалась от московской и цветом и покроем. И тут я вспомнил, что один комплект моей омоновской формы МВД СССР я как-то оставил в Ереване в доме у Самвела — брата Ашота Геворкяна. Бывая у него в гостях, я видел, как горели глаза у сыновей Самвела: старшего Варгана и Арташесика, когда они смотрели на мою униформу. Надев, кто куртку, а кто фуражку, они выбегали на улицу, чтобы покрасоваться перед друзьями. Я с надеждой позвонил Самвелу. Он оказался дома. Через полчаса форма была у меня в руках, но без погон. Их Самвел вручил отдельно. Ребята использовали мою форму в своих «боевых» операциях, так что его жена ее постирала, а погоны, естественно, отпорола. Время поджимало, и я решил погоны пришить в вертолете.
Зорий Балаян вызвался проводить меня в аэропорт «Эребуни». По дороге от МВД до аэропорта Зорий написал записку и, вручая ее, сказал:
— Передашь Шатену Мегряну, бывшему, впрочем, почему «бывшему»? — нет, настоящему первому секретарю; райкома партии и председателю Шаумяновского райисполкома. Твоя верительная грамота. О твоем прилете ему уже сообщили, но записку ему передай. Он все организует, расскажет об обстановке, покажет боевые участки. Завидую, что летишь туда. Мне такой возможности давно не представлялось. Но будь осторожен, там идет настоящая война. Про Шатена рассказывать не стану, времени нет. Сам увидишь, как много он значит для шаумяновцев и Карабаха в целом, какая это сильная личность.
Летел я в Шаумяновск без комфорта, вертолет был под завязку загружен ящиками, мешками с продовольствием. Самым знакомым оказался ствол градобойного орудия «Алазань». Кроме меня летели еще человек, пятнадцать. Мужчины от 20 до 40 лет. Было заметно, что между собой они мало знакомы, почти и не разговаривали. Видимо, труппа летела на смену таким же добровольцам — защитникам армянских сел. Мое появление в кабине вертолета вызвало лишь мрачное удивление, а приветствие в их адрес осталось без ответа. Похоже, полет вместе с московским омоновдем их не очень-то обрадовал. Лишь командир вертолета, обнимавшийся на аэродромном поле с Зорием Балаяном, проявил дружелюбие, подошел, пожал руку, сказал, как старому знакомому, что летим обычным маршрутом, высадит в Шаумяновске меня одного, обратно заберет через сутки в то же время. Попросил, чтобы я не опаздывал: ждать возможности у него не будет. А когда следующий рейс, никто не знает. И пошутил: расписания пока нет. Весь полет я занимался швейным делом, пришивал свои подполковничьи погоны, чем, похоже, еще больше озадачил попутчиков.
Было часа три дня. Вертолет быстро потел на посадку, но до конца не приземлился, а завис, слегка касаясь колесами земли. Ко мне вышел командир вертолета. Кивком головы показал, что пора выходить, открыл люк, показал рукой, мол, давай прыгай, на удачу легко хлопнул рукой по плечу. Кроме меня, никто из вертолета не выпрыгнул, и он, покачиваясь, взмыл вверх, пошел по своему маршруту в сторону Мардакерта. Проводив вертолет благодарным взглядом, оглянулся. Но что это? Ни одного строения, ни рядом, ни в округе до самого горизонта. Кругом ровное, пропаленное солнцем поле. Меня никто не встречает. Пришел к выводу, что, видимо, кто-то из организаторов моего полета в Шаумяновск сплоховал. Что делать? Ждать? Кого и сколько времени? Осмотрелся более внимательно. Привычной колеи от транспорта нигде не видно. Лишь несколько едва заметных тропинок виляли в разные стороны. Выбрал наугад ту, которая уходила вслед за солнцем. Скоро тропинка стала спускаться, и минут через двадцать я вышел на окраину какого-то села. Пошел по улице, возле одного дома на скамейке увидел нескольких пожилых мужчин и женщин; Подошел к ним. Поздоровался, спросил:
— Это Шаумяновск?
В ответ — застывшие позы, на лицах недоумение. Я повторил вопрос. Только после третьего обращения старший из сидящих, как бы ожил, сказал:
— Здравствуйте, товарищ подполковник. Это не Шаумяновск, до него километров семь будет. А кто вам нужен?
Теперь роли поменялись. У них любопытство. А у меня куча вопросов в голове вертится: Где я? Куда высадил меня командир вертолета? Почему не предупредил, что не в аэропорту Шаумяновска? Шатен, наверное, меня ищет? Получается, пойди я в обратную сторону — попал бы в азербайджанское село? А дальше лучше не гадать… Мысленно радуясь, что судьба пока оказалась благосклонной к моему самовольному полету в Шаумяновск, спросил о другом:
— Где у вас телефон, чтобы позвонить в Шаумяновск? Мне с Шатеном Мегряном поговорить надо.
— По телефону раньше звонили из школы, но теперь Баку отключил. А вам наш Шатен нужен? Вы откуда будете? Это вас вертолет привез? Вы не волнуйтесь. Скоро мимо будет проезжать председатель сельсовета на своем мотоцикле, он вас доставят в Шаумяновск, — успокоил меня старик. — Да мы сейчас ребятишек пошлем за ним.
Только тут я заметил, что стою в кольце мальчишек и девчонок вперемешку, видимо, с жителями соседних домов. Пришлось объяснить, что я из Москвы, из МВД СССР. Что нужен мне Шаген Мегрян, председатель райисполкома, что прилетел в Шаумяновск ознакомиться в обстановкой, о чем потом должен буду доложить руководству, чтобы оно приняло правильные решения по Карабахскому вопросу…
Я видел, как быстро исчезала настороженность. Говорили все сразу: каждый хотел, чтобы я слушал только его и разговаривал только с ним! Меня разворачивали из стороны в сторону. Но все говорили об одном — о горе, пришедшем к ним в Карабах, в их село, в каждый дом, о невыносимости такой жизни. Где справедливость? Почему Москва лишила их всех прав, почему гибнут ни в чем не повинные люди? Зачем Горбачев устроили эту перестройку? Она приносит людям только беды. Почему вывели внутренние войска с территории Шаумяновского района? Разве азербайджанцы перестали убивать и брать в заложники? Наоборот, они совсем обнаглели. Каждую ночь по армянским селам бьет артиллерия. Почему против армянского населения воюет советская армия? Почему их хотят выселить с исконных земель? Здесь же могилы их предков. Женщины брали маленьких детей на руки и, плача, показывали, что те давно нуждаются в лечении. Многие говорили, чтобы Москва заставила азербайджанские власти держать ответ за гибель их родных и близких, чтобы выпустили мужей из тюрем, освободили заложников…
Ситуацию разрядил приехавший на мотоцикле председатель сельского совета. Он протиснулся ко мне, попросил тишины и с укором сказал:
— Так-то вы встречаете гостя из Москвы! Ни водой не напоили, ни фруктами не угостили? — И уже обращаясь ко мне, повинился:
— Я должен был вас встретить у вертолета. Да вот конь мой подкачал. Еле завелся. Ремонта требует, да где теперь взять запасные части? Вас велено срочно доставить в Шаумяновск. Там давно ждут. Уж волноваться, наверное, стали. Будет мне на орехи от Шатена!
Все предложения жителей села покормить гостя и многочисленные приглашения пройти к ближайшему дому, толком про жизнь поговорить местный руководитель отверг решительно — ситуация не для посиделок! Человек из самой Москвы прилетел, надо понимать, не для пустяков. Судьба наша решается. Дорог не только час, но и минуты. И повелительно указал мне на место в коляске мотоцикла. Разговоры вокруг сразу стихли, все понимающе закивали. Откуда-то появились тарелки с яблоками, грушами, гроздями винограда. Каждый стремился, чтобы я хоть что-то взял с собой. Но под властным взглядом председателя сельсовета и эта «самодеятельность» была приостановлена.
Мотоцикл быстро доставил нас на окраину Шаумяновска. Штаб самообороны размещался в кабинете директора автотранспортного предприятия, где и ждал меня Шатен Мегрян со своими товарищами. Там же была народный депутат РСФСР Валентина Линькова из подмосковной Черноголовки. Уже более месяца она находилась в самом пекле зоны конфликта — в районе сел Карачинар, Манашид и Веришен, добровольно выполняя миротворческую миссию.
Шаген прочитал записку Зория Балаяна, пристально посмотрел на меня и уважительно сказал:
— Сейчас поедем в Полистан, ко мне домой. Время почти вечернее. Придется и обедать и ужинать одновременно. Там, кстати, сегодня соберутся многие наши друзья. Пока будут готовить стол, познакомлю с ними, обстоятельно поговорим и наметим программу вашего пребывания. Хотя времени у вас мало, постараемся успеть рассказать и показать все самое важное.
На изрядно потрепанном, но уверенно урчащем на горной дороге Уазике, мы поехали в Полистан.
Шаген Мегрян
Разговорившись с Шатеном в машине, я не заметил, как мы оказались в Гюлистане. Все, кто там бывал, и, особенно сами полистанцы, рассказывали мне, что это очень красивое село. Крепость, в которой в 1813 году был подписан исторический трактат между Россией и Персией о добровольном вхождении Карабаха в состав России «на вечные времена», находилась недалеко от села, над рекой Инджа, в ущелье напротив высокой горы Мров. Но в надвинувшихся сумерках я ничего, кроме дома и просторного двора Шатена с прекрасным садом и цветниками, не увидел. Вместе с его родными, отцом Зинавором Петросовичем, братьями Петросом и Александром, соратниками по сопротивлению в гостях у Шатена оказались и москвичи: народные депутаты СССР и РСФСР Владимир Смирнов, Анатолий Шабад, Валентина Линькова, писательница Инесса Буркова, ученый Кирилл Алексеевский. Каждый из них прибыл в Шаумяновск по собственной инициативе, осознавая свою личную причастность в стремлении справедливо разрешить карабахский конфликт на самом наряженном его участке — в Шаумяновском районе.
Они, как и я, прилетели в Шаумяновск через Ереван на вертолетах. Их поездку организовал Комитет по спецпрограммам Совета Министров Армянской ССР, который находился на улице Московская, 11. Председателем Комитета был Григорий Арутюнян или, как все его звали» просто Гриша. Григорий был одним из зачинателей Карабахского движения и Степанакертского подполья первой поры. Я свидетель того, что желающие посетить армянскую зону Карабаха, в обязательном порядке приходили в этот Комитет. Его инструктажи и советы всегда были кстати. Постоянно уравновешенный, предельно скромный» с легкой дружелюбной улыбкой, он невольно помогал собеседнику обрести большую уверенность в выборе правильного решения. Именно у Гриши Зорий Балаян познакомил меня с многими активистами ереванского землячества «Арцах» и его руководителями Юрием Оганесяном и Гамлетом Арутюняном, степанакертским подпольщиком «Валериком из Шоша». Это он, Валерий Мирзоян, не развозил меня на подпольные встречи на видавшим виды «Запорожце».
Познакомив меня с гостями и родными, Шатен тут же каждому нашел достойное занятие, а со мной ушел в дальний угол сада. Там мы проговорили до начала ужина. Речь пошла о последних событиях в Шаумяновском районе. Они» были, надо сказать, неординарными.
— Вы, товарищ подполковник, — обратился ко мне Шаген, — знаете, что 4 июля 1991 года по Указу Горбачева в нашем районе было отменено чрезвычайное положение. Обоснование принятия Указа для нас звучало издевательски. Оказывается у нас уже нормализовались оперативная обстановка и межнациональные отношения. 5 июля наши сеяв покинули подразделения внутренних войск, которые были для Баку костью в горле. Комендант района командир Киевского оперативного милицейского полка полковник Николай Черновол, офицеры и солдаты внутренних войск просто честно выполняли свой долг-защищали мирное население, не позволяли азербайджанскому ОМОНу бесчинствовать. Уезжая, многие солдаты плакали. Они, как и мы, понимали, что здесь будет завтра. Нас просто бросили, чтобы уничтожить.
Уже на рассвете 6 июля, как мы и предполагали, азербайджанские омоновцы атаковали села Бузлух, Манашид и Эркедж. Операцией руководил известный вам замминистра МВД республики Мамедов. Нападение было отбито только к вечеру. Потери с их стороны были значительные. Сам Мамедов со своим отрядом попал в окружение. Только вмешательство Коменданта РЧП полковника Жукова спасло его от плена. Потом к омоновцам подключились части 23 дивизии, артиллерийский и ракетный обстрел. Начался новый штурм сел. Однако и на этот раз депортировать население не удалось. Бойцы отрядов самообороны отражали атаки до тех вор, пока всё население на грузовиках не было вывезено в Шаумяновск. Азеры применили армейские танки для обстрела машин с людьми, пытались перерезать им дорогу. Погибли четыре женщины и ребенок, но ни один человек не попал в руки врага, «му достались только пустые дома. Бойцы сопротивления оставили село Эркедж только 19 июля.
Я хорошо помнил эти тревожные дни не только по оперативным сводкам, но и по собственным бесконечным звонкам и походам в разные союзные инстанции, рапортам министерскому начальству о необходимости остановить экспансионистские действия Азербайджана. В Баку 21 июля 1991 года, пытаясь предотвратить трагедию в Шаумяновской зоне, впервые после начала межнационального конфликта прилетала делегация карабахских руководителей. С Муталибовым был подписан протокол о политических намерениях по нормализации межнациональной обстановки. Левой Тер-Петросян установил телефонные контакты с Горбачевым и руководителями силовых структур Крючковым, Язовым, Бакатиным. А 23 июля он прибыл в Москву и впервые принял участие в подготовке нового союзного Договора. Но эти политические шаги ожидаемых результатов не дали. Не изменило положения и прибытие в зону конфликта международных правозащитников во главе с вице-спикером Палаты лордов Великобритании Баронессой Каролиной Кокс.
— Совсем недавно, — говорил Шатен Мегрян, — армянские отряды самообороны освободили ют азеров три села нашего района: Бузлух, Эркедж, Манашид. Мы разгромили разместившиеся в них азербайджанские военизированные подразделения вместе с бронетехникой. Захватили артиллерийские батареи, расположенные на высотах, которые постоянно обстреливали армянские села. Именно «освободили». Предлагаю до отлета в Ереван посетить эти села. Увидите, как там похозяйничали азербайджанцы, они даже свой колхоз создали. Бакинские газеты писали, что таким образом была проявлена забота о спасении урожая, который бросили на произвол судьбы нерадивые армяне.
Увидите свежие следы боев. Да, да, настоящих боев. Так что это наша первая военная победа над азербайджанцами. А кто об этом в Советском Союзе знает? На сегодня у нас здесь создана настоящая линия обороны. Открытую войну вести сложнее, силы-то неравные. На стороне азербайджанцев части 4-й армии, бронетехника и артиллерия. Но, как видите, операция удалась. Выбили мы их из наших сел. Не ждали они от нас такой прыти. Однако ясно, если Москва не восстановит наши права, не вернет депортированных жителей в их дома (а похоже, что так и будет), ситуация сложится крайне тяжелая. Как мог Горбачев подписать Указ об отмене в нашем районе чрезвычайного положения и выводе внутренних войск? Кто его, кроме Муталибова и Поляничко дезинформирует? Внутренние войска надо вернут, и как можно скорее.
Это не значит, что мы не способны отстоять свои земли, защитить своих стариков, женщин и детей. Мы первые в Карабахе, против кого пробуют вести открытую войну. Не думайте, что азербайджанцы успокоятся, выжив нас отсюда. И не потому, что мы почти отрезаны от НКАО. С не меньшим нажимом идет депортация из армянских сел в Гадрутском районе. Сжимают Карабах со всех сторон, но с двух — особенно яростно; Дожмут нас — примутся за остальной Карабах. А что будет с Арменией без Нагорного Карабаха? А с Россией? Союз-то шатается. Вот-вот рухнет.
Нам, шаумяновцам, первым пришлось доказывать, что мы умеем воевать. И воюем мы не только за свой, карабахский край. Если вам доверяет Зорий Балаян, то вы наверняка представляете себе особое значение армянского Карабаха для России. Жаль, что сегодняшние руководители страны не понимают этого. Мой Гюлистан никогда не предавая Россию. Я знаю цену каждой пяди нашей земли. Она обильно полита кровью русских солдат. И мой народ всегда помнит про это, чтит, память о русских героях. Вы увидите, как обходятся варвары с нашими общими памятниками. Баку, в общем-то, легко ликвидировал армянские села внутри Азербайджана. С нами такой номер не пройдет. Мы обязаны отстоять Шаумяновск.
Я слушал Шатена, и мне становилось не по себе. Одно дело жалобы на беспредел при проверках паспортного режима, и даже в ходе операции «Кольцо», ошибочность которой со временем почувствовали, осознали в Москве. Их последствия еще можно как-то попробовать исправить. Стоило бы центру серьезно надавить на Баку, на Муталибова, дать новые установки Поляничко, поставить новые задачи внутренним войскам, и в считанные дни все может измениться. Готовится же посредническая миссия в Карабах Президента России Бориса Ельцина и Председателя Верховного Совета Казахской ССР Нурсултана Назарбаева. Но здесь начались уже масштабные боевые действия. Значит, верховная власть Советского Союза не в состоянии защитить карабахских армян от беззакония, не может предотвратить насильственную депортацию, гибель сотен и тысяч ни в чем не повинных людей. Значит, реализуется тот самый план депортации, о котором я знал еще с декабря прошлого года? Случись на деле депортация жителей Шаумяновского района, то получится, что Азербайджан приступил к откровенному насильственному захвату, а точнее аннексии армянских земель. Неужели поздно, нельзя разрушить варварский замысел, предотвратить трагедию двух народов?
Шатен перечислял многочисленные жертвы межнационального террора. Люди погибали не только от пуль и ножей азербайджанских омоновцев, но и в результате блокады армянских сел, отсутствия горючего, топлива, лекарств, продовольствия… Была разрушена связь с внешним миром. Вертолетные рейсы крайне редки. Они не безопасны. Полеты-то выполняются на малой высоте над азербайджанскими районами.
— Нас, — говорил он, — азербайджанцы собирались выселить еще раньше, как только расформировали районные структуры. Им мешали внутренние войска, расквартированные в армянских населенных пунктах, а после того, как их вывели, в каждом из сел оставались наши верные друзья — российские миротворцы, группа народных депутатов СССР и РСФСР, «КРИКовцы». Они вместе с нами вели переговоры, возвращали заложников, угнанный скот, забирали на той стороне погибших. И теперь они тут, — уж который месяц под пулями и снарядами» Выступлениями на депутатских съездах, телеграммами, газетными статьями прорывают они информационную блокаду. Вы сами знаете, что своими действиями здесь и в Москве они десятки раз приостанавливали азербайджанские атаки. Мы им очень благодарны. Вот и в организации ближайшего приезда в Карабах Ельцина и Назарбаева они сыграли немалую роль. Хочется надеяться на серьезный политический результат этой миссии.
Как живет наш район в этих условиях? Вполне организованно. Все необходимые органы управления продолжают функционировать. Все подчинено задаче — выстоять. Идет уборка урожая. Создаем продовольственные запасы. Впрочем, все это вы увидите завтра. А сейчас прошу к столу. И хотя торопить гостя у нас не принято, должен предупредить: в Шаумяновск надо вернуться до начала артобстрела. Об этом позаботится Роман Арустамян, мой первый заместитель, который будет вас сопровождать. Встретимся завтра, перед отлетом в Ереван.
За хлебосольный стол нас пригласил Зинавор, сынишка Шатена, симпатичный мальчик лет шести. Шатен был радушным и веселым хозяином. Звучали традиционные тосты. Больше всего — за здоровье гостей и особенно москвичей, число которых было на удивление весьма значительным для конкретной исторической ситуации. Но все они, похоже, были давними друзьями Шатена и его семьи.
За столом с гордостью вспоминали, что именно в Гюлистане была завершена первая русско-персидская война 1804–1813 годов. И если бы не бокалы, поднимаемые за недавнюю победу при освобождении родных сел, в память о погибших в последних боях и замученных в азербайджанских застенках; за здоровье тех, кто сейчас находится на боевом посту, то вечерний стол в доме Шатена можно было бы отнести к обычному дружескому армянскому застолью.