Постоялый двор для недужных слив
«В Лунпане из Цзяннина [у подножия взгорья Цинлян в нынешнем городе Наньцзин, провинция Цзянсу], в отрогах Дэн-вэй [на юго-западе нынешней провинции Сучжоу] и в Сиси [близ нынешнего города Ханчжоу, провинция Чжэцзян], повсюду растут сливы. Кто-то сказал, что сливы красивы искривленностью своей, будь они прямы, пропала бы прелесть их; красивы, потому что прихотливо склоняются их ветви, будь они симметричны, пропала бы живописность их; красивы скудостью своей, будь они густы, пропала бы выразительность их. Так и повелось. Писатели и художники усвоили это, однако не смогли ясно заявить, что с подобной меркой следует подходить ко всем сливам Поднебесной. И не смогли побудить народ Поднебесной валить прямые [стволы], прореживать густую [крону], обрезать симметричные [ветки] и таким образом сделать своим ремеслом и средством заработка преждевременную гибель [не подобающих] и уродование [оставленных жить] слив. Нужно добавить, что даже безрассудный и падкий до денег народ с ограниченным умом не был бы в состоянии сделать искривленной, скудной и склоненной сливу. Но кто-то открыл тайно вынашиваемую писателями и художниками страсть продавцу сливовых деревьев. И тот стал обрезать прямые ветви, пестуя изогнутые, удалять густо разросшиеся ветви, умертвлять побеги и выбрасывать прямые, как свечки, деревья. Так он подавил жизненную силу сливы. Изуродованные же растения стал продавать по высокой цене. Вскоре в Цзянсу и Чжэцзяне все сливы были искривлены подобным образом. Вот какую большую беду сотворили писатели и художники!
Я купил 300 плошек [с карликовыми сливами], и все изуродованы, ни одной здоровой. Я проплакал три дня и поклялся вылечить их. Пусть растут, сообразуясь с собственной природой. Разбив плошки, я высадил деревья в землю и освободил их от [пут] пальмового лыка. Дал [им] сроку пять лет, за который они должны будут оправиться и вернуть свой прежний облик. Я отнюдь не принадлежу к писателям и художникам и снесу попреки, когда устрою постоялый двор для недужных слив. Ах! Было бы у меня больше досуга и земли для приюта как можно большего числа больных слив из Цзяннина, Ханчжоу и Сучжоу! Но вот хватит ли моей жизни для выхаживания всех искалеченных деревьев?»
Это «Повествование о постоялом дворе для недужных слив» [ «Бин мэй гуань цзи»] в 1839 г. написал выходец из Ханчжоу мыслитель, литератор и чиновник Гун Цзычжэнь (1792–1841) после своей отставки. В Китайской Народной Республике его считают предтечей и зачинателем позднейшего, возникшего в Китае на исходе империи движения за буржуазные реформы и даже представляют провозвестником прав человека (Сяо Цзябао; Лю Инци. Столетие истории прав человека в Китае. Шэньян, 1994, с. 20 и след.). Гун Цзычжэнь теперь славен тем, что говорил об упадке власти цинской династии(1б44—1911), например, в приведенном сочинении о покалеченных сливах, одном из наиболее известных произведений Гун Цзычжэня. «Покалеченные сливы служат для него образом разоренного правящей кликой общества и загубленных талантов», — пишут Гао Циво и Цзан Вэйси в своем Собрании притч сменяющихся династий (Хэфэй, 1983, с. 590). «Под писателями и художниками автор подразумевает весь вкупе правящий цинский двор», — считают комментаторы Избранных сочинений сменяющихся династий (2-й т. Пекин, 1-е изд. 1963, 2-е изд. 1978, с. 327). «Они оказывали разрушительное воздействие на мысли и поступки людей, но не прямыми приказаниями, а потаканием определенным склонностям». Без обиняков высказываются оба составителя Большого словаря китайских нравов и обычаев (Пекин, 1991, с. 579) в разделе «Жажда свободы» о «стрельбе по тени цинской династии, калечившей таланты и лишавшей свободы человеческую личность». Однако полагать, что Гун Цзычжэнь стремится критиковать цинскую династию, представляется безосновательным истолкованием: ведь он испытывал верноподданнические чувства к империи.
«Слива у южной горы [водораздел Центрального и Южного Китая] расцветает зимой, не дожидаясь прихода весны. Поэтому и говорят о сливовом цвете, что это зимний цветок, противостоящий инею и снегу… Мужественно переносит он иней и снег». Из этих слов писателя и государственного мужа Ли Гуан-ди (1642–1718) видно, что то, что переведено словом «слива», отличается от своего европейского сородича, являясь кислой сливой, или японским абрикосом (Armeniaca mume Sieb.).
Данная разновидность сливы — единственное дерево, помимо сосны и бамбука, цветущее зимой. Оно радует людей своими яркими цветами. Благодаря своей устойчивости к холоду слива считается воплощением стойкости и выдержки. Может быть, поэтому сливовый цветок одно время был символом Китая. Теперь же, когда сливу изогнули и сделали склоненной, она утратила свою природную жизнестойкость, представ изнеженной. Но ведь не такова исконная натура сливы. Теперь же в представленном Гун Цзычжэнем изменении естества дерева угадывается вызванное определенными обстоятельствами искажение характера китайцев, делающее их подобострастными и покладистыми (Чжан Цземо. Неистовство и праздность: две личностные черты интеллектуала в китайской древности («Куан юй и…»). Пекин, 1995, с. 138 и след.). Такое несколько выспренное объяснение, возможно, более созвучно истинному смыслу сочинения Гун Цзычжэня. Во всяком случае, сам этот пример показывает трудность стратагемного истолкования литературного произведения.
Впрочем, Фан Цзинъи, судя по его статье «Новое повествование о постоялом дворе для недужных слив», сама переделка растений видится не только в черном цвете (Жэньминъ жибао. Пекин, 17.11.1995, с. 7). Ведь и садоводство не обходится без подрезания сучьев и подравнивания стволов. Лишь благодаря такому сердобольному обращению растут и плодоносят даже большие деревья. Так же посредством воспитания необходимо переделать лентяя в труженика, повесу в благоразумного мужа. «И подобно тому, как выращивают карликовые деревья, нужно исправлять и пресекать нездоровые явления в обществе», — пишет он.