Воздействие характера сообщений на принятие решения
Восприятие новостей имеет значение не только для памяти. Сами репортажи и статьи влияют на нашу осведомленность. Например, Гибсон и Зиллман обнаружили, что, когда люди читали новости об ограблении в журнале, то проблему, о которой говорилось в статье, они оценивали серьезнее и считали ее более распространенной, если в ней был приведен более жесткий случай (во время ограбления было совершено убийство), чем в том случае, когда пример был лишен крайностей (физически жертва слегка или вообще не пострадала) [356]. Н. Р. Браун и Сиглер обнаружили, что освещение СМИ событий в той или иной стране влияло на общее представление о стране и о ее населении. Страны, чаще упоминающиеся в СМИ, считаются более населенными, чем те, о которых меньше пишут и говорят [336].
Оказалось, что характер сообщений в масс-медиа влияет на выносимые судами присяжных вердикты. Тут существуют два аспекта.
Первый, когда суд присяжных до суда располагает информацией о данном деле. В обзоре Вэролл с его авторами (1986) показано, что это, конечно, влияет на последующий вердикт. Например, жуткая информация (понятно, с главным обвинением) об изнасиловании или убийстве увеличивает вероятность вынесения обвинительного приговора. Призывы судьи не принимать во внимание эту информацию не стирают в памяти присяжных знание о ней.
Второй аспект — когда присяжные до суда располагали общими знаниями о схожих случаях. Чтобы проверить второй тип воздействия информации, Грин и Вейд просили две группы студентов прочесть в журнале статью. Первую — об ужасном преступлении — изнасиловании пожилой женщины. Вторую — о судебной ошибке — случайном обвинении невинного мужчины в изнасиловании, в совершении которого позже признается другой человек. Контрольная группа студентов не полу-
чила никакой информации. В следующей фазе, которая б представлена участникам как эксперимент, не относящийся первому, участники исследования действовали в качестве членов суда присяжных, читая отрывки из различных дел и вынося приговоры.
Информация о предыдущем случае действительно повлияла на вынесение вердиктов. По сравнению с контрольной группой, вдвое большее число людей, прочитавших об отвратительном преступлении (20 % по сравнению с 10% в контрольной группе), утверждали, что обвиняемый во втором случае «наверняка виновен». Но 57% тех, кто прочитал заранее о случае судебной ошибки, называли нового обвиняемого «вероятно невиновным», в то время как всего 25 % назвали его невиновным после чтения информации об ужасном преступлении — скорее всего, из-за того, что в их памяти запечатлелся аналогичный пример [427].
В реальности предварительное ознакомление присяжных с такими примерами невозможно проконтролировать, поскольку подобные преступления получают широкий отклик в прессе.
Совершенно иной подход к изучению эффектов новостей применили социолог Дэвид Филлипс и его коллеги [333; 401; 402; 403]. Они изучали роль СМИ в доведении человека до самоубийства. В их исследованиях проверялась гипотеза о том»' что репортажи о самоубийствах способны подтолкнуть людей к суициду.
В основе метода Филлипса лежит исследование влияния репортажей о самоубийствах в СМИ на уровень реальных самоубийств. Например, Филлипс и Карстенсен [403] рассмотрели возможное существование такой взаимосвязи на протяжении семи лет (1973—1979), взяв данные о 12 585 случаях самоубийств подростков и проследив их связь с телерепортажами о самоубийствах в новостях и статьями первых полос газет.
Они обнаружили, что число самоубийств значительно возрастало в течение семи дней после такого сообщения в новостях. Это увеличение коррелировало (г=0,52) с количеством программ, передававших подобные репортажи. Такая высокая корреляция имела значение именно для подростков, а не для самоубийств взрослых людей и была гораздо сильнее для девочек, чем для мальчиков.
Исследователи сделали вывод, что репортажи в новостях (сенсационные газетные статьи или телевизионные репортажи о совершении самоубийства) действительно способствуют самоубийствам подростков [21 А, 255—257].
«Развлекательные» передачи с двойным дном
Стоит отметить, что определенное мировоззрение, ценности, идеология содержатся и в самых, на первый взгляд, безобидных передачах. Даже если их создатели и не ставят себе такой цели, они волей-неволей передают свое понимание мира, свои ценности и т. д. Передачу определенной идеологии осуществляет и реклама. Как точно подметил в связи с этим Г. Шиллер, один из главных мифов манипуляции состоит в распространяемом представлении о том, что якобы свободное время, отдых и развлечения «не имеют рыночной стоимости», что они якобы «существуют вне социального процесса» [305, 95]. Мифом является также разделение передач на «образовательные» и «развлекательные»; при этом подразумевается, что вторые не являются носителями идеологии. На самом деле в этом случае идеологическое воздействие становится даже более результативным, ибо наши критические способности в это время дремлют. «Если мы считаем, что развлекательные передачи безвредны, то они становятся еще более эффективными как носители пропаганды. Если мы думаем, что лишь «проводим время», мы менее настроены ставить под вопрос или оспорить — и даже опознать — основные идеи и установки, которые [нам] передаются» [342,87].
Это всепроникающее манипулирование, по сравнению с которым воля, желание и действия отдельного манипулятора, кем бы он ни был, являются лишь «частным случаем» и по масштабам, и по последствиям.
Объективны ли СМИ?
Объективны ли современные СМИ? По мнению многих авторов, непосредственной политической объективности нет.
Это легко могут подтвердить статистические данные об объеме присутствия в масс-медиа тех или иных персон.
Ограничимся лишь одним примером. На президентских выборах в России в 2008 году половину времени новостных программ центральных телеканалов занимали видеосюжеты о Дмитрии
Медведеве. Об остальных кандидатах — крохи экранного времени. Формальное обоснование: его показывали не как кандидата,а как первого вице-премьера». В то же время самого премьера практически не показывали. Объективность, однако...
Даже если тому или иному политическому лидеру, определяющему действительную опасность для системы, власть ищущие дадут высказаться через СМИ (например, во время пред. выборных дебатов или других важных политических событий) то затем утверждения этого человека затопят многообразные сообщения обратного содержания, которые будут следовать в последующие часы и дни.
Не следует забывать, что за телеэфир надо платить, и стоит это немалых денег. Последнее еще более ставит распространение и влияние того или иного мнения в прямую зависимо от его угодности власти или финансовой поддержки боль: бизнеса.
Даже если выпускается оппозиционная газета (имеет виду не видимость оппозиции в рамках системы, а настоящая, радикальная оппозиция), она тонет в океане другой печатной продукции.
Когда государственные средства массовой информации упрекают в отсутствии объективности (обычно — в прямой поддержке действий правительства), что бывает очень часто, то спасательным кругом предъявляется «независимость» и «оперативность» частных и коммерческих каналов. Там, мол, на журналистов не давят, имеется разнообразие выбора и т. д. Но насколько коммерческие СМИ объективны и насколько приватизация средств массовой информации, которая прошла по всему миру за последние годы, является панацеей от всего того, чем страдают государственные СМИ?
Дело в том, что колоссальные размеры сегодняшних СМИ требуют огромных вложений. Таких, которые не под силу не только отдельному человеку, но и не всякому предприятию, организации, партии. Следствием этого стало то, что «разнообразие выбора на информационном рынке скрывает монополистический контроль над источниками и каналами информации» [9,6].
Приватизация средств массовой информация или разрешение частного вещания означает не что иное, как непосредственное внедрение большого бизнеса в сферу средств массовой информации.
Таким образом, осуществляется прямой переход от бюрократизма государственных органов к манипуляции сознанием, от одного зла - к другому, худшему злу.
Становясь рыночными предприятиями, средства массовой информации не могут не воспроизводить законы и нравы рынка.
Они зависят от рекламы и рекламодателей, от банковских кредитов, нередко сами являются собственностью капитала, они зависимы от советов директоров компаний и т. д. Е. Анд-рунас справедливо задается вопросом: «Рынок действительно богат, но свободен ли он?» [9,6].
Во-первых, что касается «богатства выбора», то мы бы добавили, что «выбор» в основном исчерпывается навязчивой рекламой, все увеличивающимся числом примитивных зрелищ, низкопробных передач, боевиками, эротикой и т. д. В погоне за зрителем качество передач не повышается, а напротив, постоянно падает.
Разговаривают двое:
— Представляешь, смотреть на ТВ совершенно нечего. Поэтому поддключился к телеоператору с большим числом каналов.
— И как теперь?
— Еще больше нечего смотреть.
Во-вторых, что касается политической ориентации СМИ, достаточно напомнить, что все магнаты прессы в свое время симпатизировали Муссолини, Гитлеру, затем сенатору Мак-картиит.д. [9,175-176].
Концентрация средств массовой информации в руках капитала —дело чрезвычайно опасное, несмотря на повседневные клятвы и заверения в объективности и беспристрастности этих СМИ. Приведем, например, данные о газетах в США. В 1987 году разным издательским группам («крупным акулам») принадлежало 1217 газет (74 %) и 83 % тиража. Независимым владельцам принадлежало соответственно 432 газеты (26 %) и лишь 17 % тира-*а—это, конечно, не говорит о том, что «независимые» владельцы какие-нибудь бедняки или противники системы.