Тема 9. Основания для обращения в Европейский сед по правам человека и Комитет по правам человека ООН. 3 страница

приговора в законную силу (в российских условиях — вынесение опредепния судом кассационной инстанции). По гражданскому делу началом срока считаться день обращения за судебной защитой, а окончанием —вынесение судебного решения.

I «...независимым и беспристрастным судом...»

В той же ч. 1 ст. 6, наряду с термином «справедливость суда» (fair trial)

Находим очень близкое к нему требование беспристрастного (impartial)

Эти два понятия весьма сходны, и провести четкую грань между ними непросто, так как мы говорим, в том числе и о личной беспристрастности, которая, в свою очередь, часто является продолжением справедливости и независимости суда в целом.

Ни у термина «справедливость», ни у термина «беспристрастность» не может быть абсолютно объективного понимания. Субъективность оценки их критериев неизбежна.

Практика Европейского Суда выработала некоторые формальные критерии независимости суда. Существуют четыре основных критерия независимости и беспристрастности суда, включающие и субъективные, и объективные признаки:

- порядок назначения судей и порядок лишения их полномочий (независимость от исполнительной власти и от сторон);

- продолжительность их полномочий, достаточный срок полномочий судей в условиях несменяемости или так называемый принцип «десятилетней гарантии» (хотя в одном из своих решений Европей­ский Суд счел допустимым даже трехлетний срок полномочий судьи — дело Campbell & Fell);

- наличие гарантий против внешних факторов — комплекс мер безопасности судьи, включая степень материальной обеспеченности судьи;

- внешний фактор независимости судьи, формы проявления отправ­ления правосудия, то есть, каким судья предстает перед участника­ми процесса и перед публикой — внешний вид судей, атрибуты судебного присутствия, их поведение в отношении участников про­цесса и прочие внешние проявления судебной власти. Часто у российских юристов возникает практический вопрос: какие внешние проявления судебной власти можно расценивать в качестве пристрастности, заведомой необъективности? Можно ли относить к этому крите­рию факты сознательного нарушения процессуальных норм, факты принятия заведомо неправосудных решений?

Как уже отмечалось, Европейский Суд, рассматривая вопросы о на­рушении прав человека, не занимается рассмотрением того или иного чиж/ганского или уголовного дела по существу. Он, как это всегда нами подчеркивается, не является четвертой инстанцией, не дает оценки доказательствам, не проверяет правильность применения того или иного внутреннего закона, т. к. суд каждой суверенной страны независим в принятии им решений. Однако представляется, что в тех случаях, когда суд дал оценку доказательствам вопреки здравому смыслу или явно и сознательно применял неправильный закон, можно и, мы полагаем, нужно

ставить вопрос о нарушении принципа беспристрастности суда. Конечно,
речь может идти только о явных проявлениях пристрастности судей либо
о прямом нарушении внутреннего закона. Подробно об этом уже сказано
выше со ссылкой на сложившуюся практику Европейского ( 'уда (см. ответ
секретариата по делу В. против России). И в этих случаях представляется,
что юристы должны оказывать правовую помощь обращающимся в
международные суды, мотивируя жалобу именно ССЫЛКОЙ на
несправедливый характер суда: во-первых, потому, что это их право,
предусмотренное частью 3 ст. 46 Конституции РОССИЙСКОЙ Федерации, а
во-вторых, практика Европейского Суда является не сложившейся, а
постоянно изменяющейся системой, и было бы грубой ошибкой пытаться самонадеянно оценивать перспективу дела в Страсбурге (следует всегда
помнить, что практика Европейского Суда — это не застывшее образование, а подвижная система постоянно развивающейся практики, которая
еще может претерпеть изменения множество раз, и с каждым новым делом
могут быть внесены свои коррективы.

Остановимся на вопросе о том, что же Европейская Конвенция по­нимает под «независимостью (independence) суда». Существуют, как уже говорилось, определенные формальные критерии, как то: юридическая независимость судей от исполнительной власти; уровень, па котором при­нимается решение о назначении судей; порядок увольнения сулей или от­странения от должности; материальная обеспеченность судейского корпуса, что также до определенных пределов обеспечивает независимость суда.

Но прежде всего имеется в виду подлинная судейская независимость. Совершенно недостаточно того, что, к примеру, в пашей стране принят закон «О статусе судей», где формально закреплена их независимость. Необходимо, чтобы суд обладал действительной независимостью. Попробу­ем привести доказательство от противного. Если судьи В пашен стране действительно независимы, то почему у нас так мало ВЫНОСИТСЯ оправдатель­ных приговоров? Что мешает судьям или что удерживает их от вынесения оп­равдательных приговоров, и почему в случаях подобной необходимости они все еще отправляют дела на пресловутое «доследование»? РОССИЙСКИМ юристам предстоит поиск того, как на практике в каждом отдельном случае доказать отсутствие реальной независимости суда. Возможно, в некоторых случаях следует отреагировать на явную небеспристрастностъ суда путем заявления отвода суду, подробно и тщательно мотивируя причины тки о отвода. Здесь следует иметь в виду, что пренебрежение судом очевидными фактами дол­жно расцениваться как уклонение от обязанности быть объективным.

Трудно представить себе независимого судью, который вопреки очевидным обстоятельствам признает человека ВИНОВНЫМ. В случае неочевидности этого Европейский Суд должен был бы отказать в рассмотрении подоб­ного дела со ссылкой на то, что оценка доказательств не входит в круг воп­росов, относящихся к его компетенции. В случае же с Россией (имея в виду нашу практику) возможно возникновение повой категории дел, где необъективность и пристрастность суда может быть прослежена именно благодаря очевидному противоречию между имеющимися доказательства­ми, с одной стороны, и выводами суда, с другой стороны. Конечно, это пока лишь предположение автора. Практика покажет, оправдается ли это предположение; возможно, что России предстоит вписан, принципиально новую страницу в практику Европейского Суда.

Смысл этого требования состоит в том, что суд должен быть учрежден на основании закона и действовать согласно закону. Организация и отправ­ление правосудия должны осуществляться в соответствии с теми правила­ми, на основании которых учреждается судебный орган. Состав суда должен соответствовать требованиям, предусмотренным правилами судопроизводства, а установление нарушений в порядке назначения судей дает основание заявлять о рассмотрении дела незаконным составом суда. Так, если в рассмотрении дела принимает участие судья, не назначенный в соответствии с установленной процедурой, или народный заседатель, чей срок полномочий давно (или даже недавно) истек, то следует признать, что судебное разбирательство осуществляется судом, созданным не на основании закона.

Рассматриваемое правило ст. 6 Конвенции в принципе не препятствует созданию «согласно закону» системы специализированных судов. Однако при установлении данных, что такая специальная система представляет собой нарушения каких-либо основополагающих принципов правосудия, представ­ляется правомерным ставить вопрос о нарушении этого правила. Так, спорным по нашему мнению является вопрос о легитимности системы во­енных судов в Российской Федерации. Создание такой системы, возмож­но, отвечает требованиям целесообразности, но законность некоторых положений функционирования этих судов вызывает серьезные сомнения. К этим положениям относятся такие обстоятельства, как, например, двой­ное финансирование этих судов — частично из средств Министерства обо­роны. При таком характере финансирования нет оснований считать, что сама система военных судов независима от министерства, ее финансирующего. В этой связи, с нашей точки зрения, уместно ставить вопрос как о закон­ности такой системы судебных органов в целом, так и об отсутствии ре­альной независимости этой ветви судебной системы.

Обе эти проблемы — законности и независимости — встают и при оценке такого положения, что судьи военных судов являются военнослу­жащими и имеют различия по воинским званиям. В этом случае возникает проблема неизбежной ведомственной подчиненности как самих судей (одни из которых могут быть капитанами и ниже, а другие полковниками и выше), так и всей системы судов, устроенной, как нам представляется, не «на основании закона», если иметь в виду общие принципы закона, выраженные в Конституции как основном законе страны (глава 7 Конституции).

К сказанному в этом разделе следует добавить, что все положения, рассмотренные применительно к ст. 6 пункт 1, равно как и те положения, которые будут рассмотрены ниже по ст. 6 пункт 2 и ст. 6 пункт 3 Европейской Конвенции, имеют прямое и непосредственное отношение к гаран­тиям, закрепленным в ст. 14 Международного Пакта о гражданских и по­литических правах.

Принцип презумпции невиновности включает в себя прежде всего гарантию считаться невиновным, пока виновность не будет установлена в соответствии с законом. Из этого же положения вытекает основное установление теории доказательств, которое гласит: «Бремя доказывания вины лежит на обвинителе, а все сомнения толкуются в пользу обвиняемого».

Наиболее распространенным случаем нарушения презумпции невиновности являются преждевременные заявления должностных лиц различных уровней об установленной виновности того или иного лица, что может пре­допределить исход судебного разбирательства. Так, в решении по делу Дмит­рия Гридина, интересы которого Центр представлял в Комитете по правам человека ООН, отмечено, что Комитет считает подтвердившиеся утвер­ждения заявителя о нарушении презумпции невиновности, гарантирован­ной ст. 14 (2) Пакта (соответствует ст. 6 (2) Конвенции), включая публич­ные заявления высокопоставленных руководителей правоохранительных ор­ганов, в которых заявитель упоминался как виновное лицо и которые получили широкое освещение в средствах массовой информации. При этом Комитет сослался на существующее прецедентное право: «...все государ­ственные власти обязаны воздерживаться от предопределения исхода судеб­ного процесса» (General Comments № 13 on art. 14 ICC PR).

Другим распространенным примером нарушения принципа презумпции невиновности является фактическое возложение органами следствия и даже судьями на обвиняемого бремени доказывания своей невиновности. Ниже будут приведены примеры того, как судьи в отсутствие обвиняющей сто­роны в процессе принимали на себя активную роль в выяснении изобли­чающих подсудимого обстоятельств.

С вопросом о нарушениях принципа презумпции невиновности тесно связана проблема использования судом неприемлемых (недопустимых) доказательств (о чем подробнее смотри в комментарии к ст. 6 (3) Конвенции).

Анализ положений статьи 6 (3) Европейской Конвенции Минимальные гарантии прав обвиняемого в условиях справедливого судебного разбирательства

Прежде чем остановиться на обсуждении каждой из гарантий, предусмотренных ч. 3 ст. 6 ЕКПЧ, следует отметить, что право па справедливый суд распространяется как на стадию самого судебного разбирательства (включая апелляционный процесс), так и на всю досудебную стадию про­изводства по уголовному делу.

Этот подход совершенно независим от того, что, как отмечалось ранее, в разных странах соотношение этих стадий является различным. И ряде государств, как, например, в России, досудебная стадия (дознание и предваритель­ное следствие) гипертрофированно растянута во времени и имеет неадекватно большое значение для всей процедуры судопроизводства, где и само «судопро­изводство» превращается из такового в «следствиепроизводство», длящееся порой в десятки раз дольше, чем собственно «судопроизводство».

Можно быть уверенными, что Европейский Суд не будет диктовать той или иной стране, как ей строить уголовный процесс и какой стадии надо уделять основное внимание, но совершенно очевидно, что право на справедливый суд будет распространено на все стадии процесса, и проблемы его соблюдения будут подвергаться оценке с этой точки зрения.

Итак, в Конвенции существует перечень прав (неисчерпывающий), который должен быть обеспечен при рассмотрении дела любому лицу обвиняемому в совершении уголовного преступления. Это как бы минимально необходимые гарантии справедливого суда.

Часть 3 ст. 6 Конвенции гласит: «Каждый обвиняемый в совершении уголовного преступления имеет как минимум следующие права:

a) быть незамедлительно и подробно уведомленным на понятном ему
языке о характере и основании предъявленного ему обвинения;

b) иметь достаточные время и возможности для подготовки своей защиты;

c) защищать себя лично или через посредство выбранного им самим защитника или, если у него нет достаточных средств для оплаты услуг защитника, иметь назначенного ему защитника бесплатно, когда того требуют интересы правосудия;

d) допрашивать показывающих против него свидетелей или иметь пра­во на то, чтобы эти свидетели были допрошены, а также иметь право на вызов и допрос его свидетелей на тех же условиях, что и свидетелей, показывающих против него;

e) пользоваться бесплатной помощью переводчика, если он не пони­мает языка, используемого в суде, или не говорит на нем».

Если тот факт, что все эти гарантии имеют отношение к стадии собственно судебного разбирательства, не вызывает сомнения, то для большинства российских юристов — практиков и даже ученых-теоретиков пра­ва — будет представляться спорным утверждение, что гарантии справедливого судебного разбирательства должны обеспечиваться обвиняемому и на стадии предварительного расследования.

Права обвиняемого в условиях справедливого суда Статья 6 (За) Европейской Конвенции: право быть незамедлительно информированным относительно характера и оснований предъявленного обвинения.

Данное право тесно связано и по смыслу перекликается со сходным правом, гарантированным ст. 5 (2) Конвенции. Однако эти две гарантии не следует смешивать или путать. При всей их внешней схожести эти га­рантии различаются по целям. В случае с арестованным (ст. 5 (2)) целью незамедлительного информирования является своевременное разъяснение задержанному его реального процессуального статуса как гарантии законности ареста. В рассматриваемом же праве целью информирования обо всех выдвинутых против лица обвинениях является обеспечение права обвиня­емого на справедливый суд (ст. 6 (3)) с тем, чтобы с ранних стадий обви­няемый имел возможность пользоваться всеми иными его правами: правом подготовки своей защиты, правом осуществлять свою защиту самостоятельно и прочими методами.

Это право, как и все другие гарантии ст. 6, не должно рассматривать­ся как формальное. Практика Европейского Суда выработала определен­ные требования к объему и качественному содержанию информации, которая должна доводиться до сведения обвиняемого. Информация долж­на позволять обвиняемому подготовить его защиту, поскольку это одно из требований справедливого разбирательства. Информация должна иметь своим содержанием как квалификацию инкриминируемых деяний, то есть

к какому юридическому классу обвинение относится, так и природу выдвигаемых обвинений, то есть факты, на которых базируются обвинения и выстраиваются доводы следствия.

Практика российских следственных органов в этом отношении подчас грубо противоречит закону. В жалобе по одному из дел, направленному в Европейский Суд, Центр отметил:

«Следствие длительное время вводило обвиняемого М. в заблуждение относительно характера имеющихся против него улик. Это привело к не­правильному выбору защитительной тактики и даже самооговору по ряду позиций обвинения».

Другая распространенная уловка следствия, к которой оно прибегает для того, чтобы уклониться от выполнения обязанности по информированию задержанного, состоит в том, что значительная часть задержанных допрашивается в качестве свидетелей, с предупреждением их об уголовной ответственности за отказ от дачи показаний и за дачу ложных показаний, что представляет собой неоспоримое нарушение ст. 6 (ЗЬ) Конвенции.

Статья 6 (ЗЬ) Европейской Конвенции: достаточные время и возможности для подготовки к своей защите. Это право означает, что каждый обвиняемый в уголовном преступлении должен быть обеспечен такими средствами и условиями, которые включа­ют возможность на протяжении всего следствия знакомиться с содержанием расследования в объеме, необходимом для подготовки его защиты. К такому подходу ведения следствия вряд ли готовы российские правоохранители, и даже защита не всегда готова настаивать на таком широком понимании прав обвиняемого, но таковы в нашем понимании гарантии Конвенции в той части, что обвиняемый должен иметь достаточные и реальные воз­можности защищаться на всех стадиях процесса. Это особенно актуально в уголовно-процессуальной практике России, учитывая неоинквизиционный характер уголовного процесса и продолжительность досудебной ста­дии разбирательства дела. При получении своевременной информации относительно улик следствия, которые с точки зрения стороны защиты являются несостоятельными, у обвиняемого возникает реальная возможность защищаться, вплоть до обжалования незаконности возбуждения уголовно­го дела в суд с приведением доказательств несостоятельности мнимых улик.

Право на равенство возможностей в досудебной стадии, включая доступ к доказательствам. В этой связи важно понимать, что соблюдение этого неписаного пра­вила ст. 6, которое вытекает из положений как ст. 6 (I), так и ст. 6 (ЗЬ), важно не только в судебном разбирательстве, но и во время предваритель­ного следствия. Разумеется, возможности защиты па доступ к доказатель­ствам могут быть ограничены теми данными, которые необходимы для осуществления защиты, зато эти данные должны быть своевременно представ­лены защите и не должны от нее умышленно скрываться. в противном случае налицо нарушение прав стороны защиты. Это как раз то, что происходит в процессуальном порядке предварительного расследования, ус­тановленном в России. Многие данные, могущие иметь важное значение для защиты, скрываются от нее в ходе всего предварительного следствия (не забудем, что порой оно длится по полгода и более), вследствие этого обвиняемый и его защита бывают полностью дезориентированы в реальной ситуации по делу. Такой порядок ведения следствия крайне типичен для инквизиционного процесса и не всегда находится в противоречии с российским процессуальным правом.

Крайним и весьма распространенным проявлением этого нарушения можно считать проведение экспертизы без своевременного ознакомления обвиняемого с ее результатами. Еще более распространена практика, при которой следователь не знакомит обвиняемого и его защиту с постановлениями о назначении экспертиз. А ведь на стадии назначения экспертизы у об­виняемого есть целый комплекс прав, предусмотренных ст. ст. 184-185 УПК РСФСР, начиная с права на постановку вопросов перед экспертом и за­канчивая правом принимать участие в проведении экспертиз. На практике же экспертизы зачастую проводятся при полной неосведомленности обви­няемого с потерей целого ряда возможностей для его защиты, а об их про­ведении сторона защиты узнает лишь при ознакомлении со всеми матери­алами дела в самом конце следствия, порой весьма продолжительного.

Понятно, что согласно российскому процессуальному закону это явля­ется нарушением, что, впрочем, не мешает ему быть одним из самых распространенных у нас нарушений в практике работы следственных органов. Это нарушение весьма просто искоренить. Надо лишь следовать требованиям ст. 69 УПК РСФСР и ст. 50 Конституции Российской Федерации, которые объявляют всякое доказательство, полученное с нарушением закона, неприемлемым. Если суды будут работать не «понарошку», не «в поддавки» со следствием, права обвиняемых нарушаться не будут. На этом примере можно заметить, что проблема российского правосудия заключается не столько в слабом законодательном регулировании, сколько в пороках пра­воприменительной практики и невзыскательности судей, чего они, впро­чем, не признают.

Права и гарантии в области собирания доказательств, включая требования к качеству доказательств. Недопустимость использования неприемлемых доказательств

Это право также вытекает из положений ст. 6 (ЗЬ) Европейской Конвенции и в широком смысле включает в себя и право на сбор доказательств, и доступ к основным и важным доказательствам обвинения, а также гарантии от использования недоброкачественных, ложных и сфабрикованных доказательств.

В практике Европейского Суда часто возникают вопросы, связанные с доказательствами, полученными с использованием так называемых аген­тов-провокаторов. До сих пор не существует жесткого подхода к доказательствам, полученным таким образом. В отдельных случаях это признавалось совершенно недопустимым, и критерием оценки прежде всего являлась процессуальная доброкачественность принятого судом

доказательства. Важным требованием также было наличие невозможности у обвиняемого подвергнуть критике доказательства, полученные с применением такой агентурной (оперативной) деятельности. Особенно принципиальной является позиция Европейского Суда в тех случаях, когда такого рода агенты (оперативные сотрудники) по существу инициировали (провоцировали) совершение этим лицом преступления. Н практике Суда был целый ряд дел этой категории.

По одному из них (Teixera de Castro v Portugal) было установлено, что два агента (оперативных работника) пришли домой к заявителю и попро­сили его приобрести для них героин. У заявителя не было наркотика, и агенты дали ему адрес, где он и приобрел для них героин. Заявитель был арестован, обвинен в совершении преступления и осужден за это. Заявитель настаивал на том, что без провокационных действий со стороны полицей­ских агентов он не стал бы совершать преступления. Европейский Суд со­гласился с позицией заявителя, выразив следующее мнение: «Двое офи­церов полиции не обеспечили расследование уголовной деятельности, но употребили свое влияние для того, чтобы инициировать совершение пре­ступления». Далее в решении Суд пришел к выводу, что даже очевидное следование общественным интересам в борьбе с наркопреступностью не может оправдывать использование доказательств, полученных в результате провокации со стороны работников полиции. То сен, такие доказательства признаны недопустимыми.

По другому делу (Ludi v Switzerland) обвинением против заявителя были выдвинуты доказательства, составной частью которых был доклад (report) агентурных работников. Заявитель был лишен возможности оспорить это доказательство в суде. И это было признано нарушением СТ. 6 Конвенции.

В других случаях использование полицейских агентов и агентурных (опе­ративных) данных было признано правомерным. Это приводит к выводу, что Суд в принципе допускает использование подобных доказательств п гех случаях, когда они процессуально безукоризненны, а у стороны за­шиты имеются возможности для их процессуальной проверки. Например, по делам Радермахер и др. против Германии, Шенк против Швейцарии (Radermacher and Pferrer v Germany, Shenk v Switherland).

В практике Центра имеется уже несколько дел, где возникают подоб­ные вопросы, и Европейскому Суду предстоит дать оценку пределам правомерности действий оперативных сотрудников в условиях уголовного процесса в России. На момент издания данной работы одно из этих дел (// // против России) находилось в стадии нотификации, то есть Европей­ский Суд выяснял позицию России по вопросу о приемлемости этого дела н по существу заявленных нарушений.

Право не свидетельствовать против себя. Признание вины (самоизобличение) и самооговор. Это право, равно как и два вышеописанных правила, также вытекает ИЗ положений ст. 6 (ЗЬ) Европейской Конвенции.

В деле Саупдерс против Великобритании (Saunders v UK) заявителя принуждали к даче показаний против себя в ходе расследования по делу об обвинении его в незаконной торговле. Использование против заявителя впоследствии в суде данных расследования, произведенного в подобных условия, было признано нарушением ст. 6.

В другом деле (Funke v France, February) заявитель был подвергнут штрафу за непредоставление документов относительно его финансовых опера­ций (транзакций), тогда как эти данные могли быть инкриминированы ему. И в этом случае Европейским Судом было признано нарушение ст. 6 Конвенции.

Примером этого вида нарушений в России могли бы служить описан­ные выше весьма распространенные случаи, когда задержанных допраши­вают в качестве свидетелей и принуждают их к даче «правдивых показа­ний», предупреждая об уголовной ответственности за отказ от дачи пока­заний и дачу заведомо ложных показаний.

Известно, что и Конституция России, и уголовно-процессуальный закон предусматривают право не свидетельствовать против себя. Но это право может быть реально обеспечено обвиняемым и подозреваемым только при условии соблюдения всех других прав, как-то: своевременный допуск защитника и другие права, могущие воздвигнуть заслон на пути произ­вола.

Если признание, то есть самоизобличающие показания, были получены в условиях полицейского участка (отделения милиции) в результате, как утверждает задержанный, давления на него в отсутствие защитника, и такой самооговор является единственным доказательством, то он не мо­жет быть приемлемым и достаточным доказательством для признания человека виновным. Любое признание будет достоверным только тогда, ког­да оно найдет свое подтверждение в условиях публичного судебного разбирательства. Это правило очень хорошо знакомо той судебной системе, которую мы именуем «состязательной». В России нередки случаи, когда среди всех псевдодоказательств реально существует лишь одно — собственное признание обвиняемого. При этом последующий отказ обвиняемого в су­дебном заседании от показаний, ранее данных под воздействием психи­ческого или физического давления, судом, как правило, во внимание не принимается с формулировкой «Иванов отказался от ранее данных показаний с целью избежать ответственности за содеянное. Однако его вина полностью доказана всеми собранными по делу доказательствами: протоколом выемки, заключением экспертизы и проч.». При этом бездоказательность этих выводов суда очевидна, а все эти «протоколы» и «акты экспертиз» подтверждают что угодно — факт смерти, факт обнаружения ножа и т. п., но только не причастность обвиняемого (подсудимого) к совершенному преступлению. Это, однако, никого не смущает, вся судебная система играет по этим «правилам», точнее, без правил, и сторона защиты не способна пробить брешь в этой псевдодоказательственной броне, так же как и обвиняемый беззащитен перед пытками, в условиях которых он прежде оговорил себя.

Но стоит только признать, что показания, полученные от обвиняемо­го в условиях, не обеспечивающих его прав, закрепленных ст. 6 Конвен­ции, и не прошедшие судебной проверки (то есть не подтвержденные в открытом судебном процессе) не могут быть приняты судом в качестве доказательства его вины, как все встанет на свои правовые места. Стоит толь­ко начать практически применять это правило, как вся система пыток ста­нет по большей части бессмысленной и бесполезной. Это в принципе и

отличает правовую систему от неправовой, состязательный процесс от инквизиционного.

Что же происходит в российской судебной практике повсеместно? Активно действующий в процессе судья начинает сам с пристрастием допрашивать подсудимого, с явным нажимом вопрошая: «Как же так, Сидоров? Почему отказываетесь от показаний, данных на следствии? Нехоро­шо. Да еще и придумываете, что вас били. Хотите нас обмануть? А как же ваши показания на листе дела № таком-то?» Да еще и угрозу можно ус­лышать о последствиях такого отказа от сотрудничества с судом. Английскому или норвежскому судье такой диалог с подсудимым не мог бы при­сниться даже в страшном сне. Для российского судьи это нечто натуральное и естественное. Ведь он — борец с преступностью, точнее, с преступни­ком, даже тогда, когда приговором суда не установлено, что данный человек — преступник. И чтобы вынести искомый обвинительный приго­вор (а в нашей стране их более 99 %), необходимо изобличить этого пре­ступника, а если надо, то и лично уличить его во лжи...

Следует договориться раз и навсегда, что доказательства, не прошед­шие испытание гласным судебным разбирательством, не выдержавшие экзамен на достоверность в суде, не могут быть приняты судом и должны исключаться из числа доказательств, принимаемых судом при вынесении обвинительного приговора.

Статья 6 (Зс) Европейской Конвенции: право на помощь защитника. Социальная (бесплатная) юридическая помощь. Право на защиту в Российской Федерации формально гарантируется законодательно и даже конституционно. На практике во многих случаях оно реально не обеспечивается. Об этом наглядно свидетельствуют результаты обследования судебных процессов в рамках программы Международной комиссии юристов, проводившихся как российскими, так и иностранными представителями МКЮ.

В тех случаях, когда у обвиняемого (задержанного) нет средств для оплаты юридической помощи защитника по его выбору, защитник предоставляется ему государством, и, согласно практике Европейского Суда, об­виняемый не может претендовать на выбор защитника. В то же время, учитывая, что бесплатная юридическая помощь предоставляется, когда «интересы правосудия того требуют», качество такой юридической помо­щи должно быть адекватно требованиям правосудия, а осуществляемая за­щита реальной и эффективной (Artico v Italy).

Некоторые соображения о реальном содержании права на защиту в российских условиях изложены в разделе, посвященном равенству сторон в процессе.