Глава 10 настоящий рабочий
Пищу на место работы доставляли тракторами. В прицепах привозили горы кукурузной каши и дымящиеся бочки капустной похлебки. Шину было уже 15. Вместе с тысячами других зэков он работал на строительстве плотины ГЭС на реке Тэдонган, с юга ограничивающей территорию Лагеря 14. Это был настолько важный и срочный проект, что государство позволило себе трижды в день обильно кормить своих рабов. Кроме того, охранники даже разрешали рабочим, среди которых было около 5000 взрослых зэков и пара сотен учеников из лагерной школы, ловить в реке рыбу и лягушек.
Впервые в жизни Шин целый год мог наедаться до отвала.
Правительство решило, что лагерю с длинной высоковольтной изгородью и целым комплексом заводов, выдающих на-гора военную форму, стеклянную посуду и цемент, срочно нужен надежный автономный источник электроэнергии.
– Эй! Эй! Эй! Она падает! Падает!
Прокричал эти слова Шин. Он подносил бадьи с раствором и вдруг заметил, что только что поставленная железобетонная стена дала трещину и начала рушиться. Прямо под ней заканчивала строительство другой стены группа из восьми зэков.
Он крикнул изо всех сил, но было уже поздно. Все рабочие нижней бригады – трое взрослых, три 15-летние девочки и двое мальчишек такого же возраста – погибли. Тела некоторых были раздавлены до неузнаваемости, надзиратель, руководивший рабочими на этом участке, после несчастного случая даже не остановил работы. В конце смены он просто приказал избавиться от тел.Горы Северной Кореи изрезаны большими и малыми реками с очень сильным течением. Их потенциал в смысле гидроэнергетики настолько велик, что до разделения Корейского полуострова 90% электричества поступало именно с Севера. (1)
Но правительство клана Кимов не смогло создать и поддерживать в работоспособном состоянии надежную энергетическую сеть, привязанную к ГЭС, многие из которых находились в труднодоступных горных районах. Когда в 1990-х Россия прекратила поставки дешевой нефти, встали все работающие на топливном мазуте городские ТЭС. Почти вся страна погрузилась во тьму. На большей части Северной Кореи света нет до сих пор.
На ночных спутниковых фотографиях Корейского полуострова КНДР похожа на черную дыру, расположенную между Китаем и Южной Кореей. Энергии не хватает даже на бесперебойное освещение Пхеньяна, в котором живет обласканная режимом элита. В феврале 2008 года, когда я провел три дня и две ночи в Пхеньяне, освещая выступления Нью-Йоркского филармонического оркестра, властям удалось обеспечить электричеством почти весь город. Но после их завершения его снова отключили.
В свете этого становится понятно, почему с 1990-х одной из самых приоритетных государственных задач считается возведение больших и малых ГЭС. На данный момент их существует уже несколько тысяч, и все они построены почти вручную, с использованием самых примитивных технологий и рабского труда заключенных.
Кроме возможности оттянуть экономический коллапс, эти ГЭС сулили правящему семейству еще и идеологическую выгоду. Как гласит предание, созданное агиографами Ким Ир Сена, его самым важным интеллектуальным достижением была гениальная философия чучхе, утверждающая, что достичь величия нация может, только опираясь на собственные силы и самостоятельно обеспечивая себя всем необходимым.
Как объяснял Великий Вождь:
Установление чучхе, если вкратце, означает умение быть властелином революции и реконструкции своей страны. А это означает: крепко держаться независимой позиции, отвергать зависимость от других, пользоваться собственными мозгами, верить в собственные силы, проявлять революционный дух самостоятельности и, таким образом, при любых обстоятельствах брать ответственность за решение собственных проблем на себя. (2)
Но все это, конечно, почти что невыполнимо в стране с таким качеством власти, как в Северной Корее. Она всегда зависела от подачек иностранных государств, и если такие вливания прекратятся, династия Кимов, скорее всего, падет. Даже в самые лучшие годы страна не могла прокормить себя. В Северной Корее нет нефтеносных районов, а экономика ее никогда не была способна генерировать денежные средства, достаточные для закупок необходимых количеств топлива или продуктов питания.
Без помощи Китая, который противостоял США и другим западным участникам конфликта и вынудил их пойти на перемирие в патовой ситуации, КНДР непременно проиграла бы Корейскую войну и как государство исчезла бы с политической карты мира. До 1990-х ее экономика держалась на плаву только благодаря субсидиям СССР. С 2000 по 2008 год Северную Корею спасала Корея Южная, покупая себе определенные гарантии мирного сосуществования гигантскими бесплатными поставками удобрений и продуктов питания, а также щедрыми финансовыми вливаниями.
С тех пор Пхеньян стал все сильнее зависеть от Китая в области товарообмена, продуктовой помощи и поставок топлива. Красноречивым свидетельством растущего китайского влияния является тот факт, что за несколько месяцев до состоявшегося в 2010 году официального объявления Ким Чен Ына преемником Ким Чен Ира больной и немощный Ким-старший дважды ездил в Пекин, где, по словам дипломатов, испрашивал одобрения своих планов передачи власти.
Несмотря на суровую реальность, КНДР продолжает провозглашать опору на собственные силы в качестве необходимого условия движения страны к широко разрекламированной цели – стать «великой, процветающей супердержавой» к 2012 году, т. е. к столетнему юбилею Ким Ир Сена.
Прикрываясь этой утопической целью, правительство регулярно поднимает массы на выполнение убогих проектов. Государственная пропаганда бывает весьма креативной. Так, массовый голод получил название «Трудный поход» и превратился в патриотическую битву, победу в которой народ должен был одержать, начав жить в соответствии с девизом: «Перейдем на двухразовое ежедневное питание».
Весной 2010 года, когда нехватка продовольствия снова приняла угрожающие масштабы, государство объявило кампанию «возвращения на землю» и убеждало жителей городов переехать в деревню и заняться сельским хозяйством. Горожане должны были стать перманентным подкреплением в «битве за рис», ежегодной кампании, в ходе которой на два месяца весной и на два месяца осенью на сельхозработы отправлялись сотрудники госучреждений, студенты и солдаты. Зимой горожанам предписывалось собирать свои фекалии (и фекалии соседей), чтобы использовать их в качестве удобрений в посевную. Среди прочих патриотических проектов, в которые должны в едином порыве включиться народные массы, можно назвать такие, как «Даешь более продуктивное рыбоводство!», «Повысим продуктивность козоводства и увеличим площадь пастбищ в соответствии с решениями Партии!» или «Вырастим рекордный урожай подсолнечника!». Реализовывались все эти программы в лучшем случае с переменным успехом, особенно если говорить о чрезвычайно непопулярных попытках заманить горожан в деревню и заставить их заниматься изнурительным крестьянским трудом.
Понятно, что при строительстве дамбы на территории Лагеря 14 проблем с мотивацией масс не возникло.
Как помнит Шин, вскоре после объявления охранниками новой «акции трудового энтузиазма» по постройке ГЭС тысячи зэков были перемещены с фабрик во временные бараки на берегу реки Тэдонган. Шина с одноклассниками тоже переселили на стройплощадку, в 6 км к юго-востоку от центра лагеря.
Строительство ГЭС – которая, судя по спутниковым снимкам, представляет собою возведенную поперек широкой реки огромную железобетонную плотину с турбинами и водосбросами, расположенными ближе к северному берегу, – велось круглосуточно. Самосвалы подвозили цемент, песок и камень. Но за все время Шин видел на стройке всего один дизельный экскаватор – основным инструментом были голые руки, лопаты и ведра.
Шину и раньше доводилось видеть, как умирают люди – от голода, болезней, экзекуций и казней, но здесь смерть стала неотъемлемым элементом строительства.
Катастрофа, повлекшая самые большие потери, произошла вскоре после начала полномасштабных работ. В июле 1998 года, в сезон дождей, пронесшаяся по реке Тэдонган волна половодья смыла и унесла с собой несколько сотен взрослых рабочих и помогавших им школьников. Шин видел, как они скрываются в воде, с закрепленных на берегу лесов, куда он затаскивал ведра с песком. Его отрядили опознать и захоронить тела погибших учеников.
Он помнит, что на третий день после наводнения он нес на спине раздутое девичье тело. Сначала оно висело мешком, но вскоре окоченело, растопырив руки и ноги. Чтобы затолкать труп в узкую, вырытую вручную могилу, ему пришлось силой выпрямлять конечности девочки. В ходе устранения последствий паводка Шин соревновался с товарищами по школе в количестве обнаруженных утопленников. За каждый найденный труп надзиратели премировали их одной или двумя порциями риса. Широкая и бурная река Тэдонган не замерзает зимой, и это позволяло вести строительство круглый год без остановок. В декабре 1998 года школьникам приказали выйти на мелководье и очистить дно реки от валунов и крупных камней. Не вытерпев жуткого холода и не спросив разрешения у охранника, они в какой-то момент вышли на берег.
– Только попробуйте! Все сдохнете с голода, понятно?! – рявкнул надзиратель.
Дрожа от невыносимого холода, ребята вернулись в ледяную воду.
Школьников на стройке использовали в основном в качестве чернорабочих. Например, они подносили стальные прутья, а взрослые скручивали их бечевкой или проволокой в арматурную решетку. Потом арматуру устанавливали в опалубку, заливали бетоном, и плотина, блок за блоком, поднималась все выше. Перчаток школьникам не выдавали, и зимой их руки нередко примерзали к стальным стержням.
Шин вспоминает «урок мужества и стойкости», который получил от охранника его одноклассник Бён Сун Хо, пожаловавшийся на плохое самочувствие.
– Высунь язык! – приказал надзиратель.
Потом он велел мальчику прижать язык к покрытой инеем арматурине. Только через час с лишним заплаканному, плюющемуся кровью Сун Хо удалось оторвать язык от ледяной железки.
Работа на строительстве ГЭС была делом очень опасным, но Шин был от нее в полном восторге.
Прежде всего, там хорошо кормили – не слишком вкусно, но обильно. Свои трапезы на стройплощадке Шин до сих пор считает самыми счастливыми мгновениями детства и отрочества. Он набрал вес, потерянный в подземной тюрьме, и снова стал жилистым и выносливым работником. Он стал не хуже других справляться с работой. Он снова поверил в свою способность выжить в любых обстоятельствах.
Кроме всего прочего, Шин почувствовал некоторую толику свободы. В летнее время сотни школьников спали на улице, под большим тентом. В свободное от работы время (и в дневные часы) им разрешалось гулять. За трудовые успехи Шин был отмечен старостой класса и получил награду в виде разрешения четыре раза сходить с ночевкой к отцу. Однако, поскольку они с отцом так еще и не помирились, Шин навестил его всего однажды.
В мае 1999-го, когда подошла к концу его учеба в средней школе, он проработал на строительстве ГЭС уже около года. Вообще-то, школа была всего лишь общежитием для малолетних рабов, из которого его посылали то на прополку, то на сбор камней, то на стройку. Но выпуск из школы означал, что ему исполнилось 16, что он стал взрослым представителем трудового класса и должен получить постоянную работу.
Почти 60% одноклассников Шина получили направление в шахты, славившиеся высокой смертностью в результате обвалов, взрывов и газовых отравлений. Через 10–15 лет многие шахтеры зарабатывали антракоз – болезнь «черных легких». В большинстве своем они умирали лет в 40, а то и раньше. Шину было ясно, что путевка в шахту равнозначна смертному приговору.
Решал, кого куда послать, учитель Шина, тот самый, кто двумя годами ранее спасал ему жизнь. Учитель сообщал о назначениях, не объясняя своего решения. Как только учитель делал очередное объявление, подростков забирали новые хозяева – фабричные мастера, бригадиры шахтеров или руководители сельхозпредприятий.
Хон Чжу Хён получил направление в угольные шахты. Больше Шин его никогда не видел.
Мун Сен Сим, девушку, в 11-летнем возрасте лишившуюся в шахтах большого пальца ноги, отправили на текстильную фабрику.
Хон Сен Чо, друг детства Шина, некогда подтвердивший, что это он донес на мать с братом, и спасший его, таким образом, от дальнейших пыток, тоже отправился в шахты. С ним Шин тоже никогда больше не встретится.
Если в распределении рабочих мест и существовала какая-то логика, то Шин ее так и не понял. Он считает, что дело было в личных предпочтениях учителя, который надежно скрывал свои эмоции. Может, учитель симпатизировал Шину. Может, пожалел. А может, ему просто приказали приглядеть за парнем. Шин мог только строить догадки.
Так или иначе, учитель снова спас ему жизнь. Он послал его работать на свиноферму Лагеря 14, где двести мужчин и женщин растили сотен восемь свиней, разводили коз, кроликов, кур и держали небольшое поголовье коров. Корм для животных выращивали на полях вокруг фермы.
– Шин Ин Гын, ты направляешься в животноводческое хозяйство, – сказал ему учитель, – трудись там изо всех сил.
В Лагере 14 не было другого места, где можно было бы постоянно воровать столько еды.