Россия в коалиционных войнах 1805—1807 гг.
Александр I пришел к власти в напряженной и крайне сложной для России международной обстановке. Наполеоновская Франция стремилась к господству в Европе и потенциально угрожала России. Между тем Россия вела дружественные переговоры с Францией и находилась в состоянии войны с Англией — главным противником Франции. Такое положение, доставшееся Александру в наследство от Павла, совершенно не устраивало русских дворян.
Во-первых, с Англией Россия поддерживала давние и взаимовыгодные экономические связи. К 1801 г. Англия поглощала 37% всего российского экспорта (63% всех купцов, торговавших с Россией, были англичанами). Франция же, несравненно менее богатая, чем Англия, никогда не доставляла и не могла доставить России таких выгод. Во-вторых, Англия являла собой добропорядочную легитимную монархию, тогда как Франция была страной-бунтовщицей, насквозь пропитанной революционным духом, страной, во главе которой стоял выскочка, безродный вояка. /15/ Наконец, в-третьих, Англия пребывала в хороших отношениях с другими легитимными, т. е. феодальными, монархиями Европы: Австрией, Пруссией, Швецией, Испанией. Франция же именно как страна-бунтовщица противостояла единому фронту всех остальных держав.
Таким образом, первоочередной внешнеполитической задачей правительства Александра I должно было стать восстановление дружбы с Англией. Но пока царизм не собирался воевать и с Францией — новому правительству требовалось время для устройства неотложных внутренних дел. В 1801-1803 гг. оно «кокетничало» с Англией и Францией, используя их противоречия и заинтересованность в русском содействии. «Нужно занять такую позицию, — формулировал 10 июля 1801 г. мнение Негласного комитета граф В.П. Кочубей, — чтобы стать желанными для всех, не принимая никаких обязательств по отношению к кому бы то ни было».
Буквально с первого же дня нового царствования эта «флиртующая» политика начала осуществляться и оставалась приоритетной в течение трех лет. Прежде всего были нормализованы отношения с Англией. Уже в ночь на 12 марта 1801 г., через считанные минуты после удавления Павла, когда еще не успело остыть тело убитого императора, новый царь повелел; вернуть казачьи полки атамана М.И. Платова, отправленные по приказу Павла в поход на Индию – сокровищницу Англии, а вскоре, 5(17) июня, Россия заключила договор о взаимной дружбе с Англией. Одновременно царское правительство продолжало переговоры с Францией и 26 сентября (8 октября) 1801 г. завершило их подписанием мирного соглашения. После того как в марте 1802 г. подписали мирный договор и Франция с Англией, международная напряженность разрядилась. Впервые за много лет в Европе установился мир. Все это позволило царизму не только заняться внутренними реформами, но и разрешить осенью 1801 г. затянувшийся с 1783 г. пограничный вопрос о присоединении Грузии к России.
Но мир в Европе оказался недолгим. Наполеон использовал его для подготовки к войне с Англией. Видя это, Англия сама в мае 1803 г. объявила войну Франции и начала снаряжать на свои средства очередную, 3-ю коалицию европейских держав против Франции (две предыдущие были разгромлены Наполеоном в 1797 и 1800 гг.). Главной силой 3-й коалиции стала Россия.
Непосредственным толчком к выступлению России против Франции явились события, разыгравшиеся весной 1804 г. В марте по приказу Наполеона французский отряд вторгся на территорию германского княжества Баден (за 4 км от французской границы), схватил там и вывез оттуда во Францию одного из членов королевской семьи Бурбонов герцога Энгиенского. Во Франции герцог был предан суду и расстрелян как организатор заговоров против Наполеона. /16/
Это событие вызвало бурю негодования в Англии и дворах Европы. При русском дворе был объявлен официальный траур. Александр I заявил Наполеону гневный протест против расправы над герцогом. Наполеон прислал Александру свой знаменитый, весьма ядовитый ответ в форме вопроса: если бы Александр знал, что убийцы его отца находятся в 4 км от русской границы, неужели он не приказал бы схватить их?[1] Сильнее оскорбить царя, открыто назвав его перед лицом всей Европы отцеубийцей, было невозможно. Ведь вся Европа знала, что Павла убили Платон Зубов, Леонтий Беннигсен, Петр Пален и что Александр не посмел и пальцем тронуть их после своего воцарения, хотя жили они не «в 4 км от русской границы», а в столице России и запросто бывали в царском дворце.
Ознакомившись с ответом Наполеона, Александр I немедленно разорвал отношения с Францией и начал ускоренно сколачивать 3-ю коалицию. Если инициатором коалиции был английский премьер-министр У. Питт, то душой и организатором ее стал Александр. Именно он в течение целого года созывал и сплачивал коалиционеров, держа в орбите своих усилий Англию, Австрию, Пруссию, Швецию, Турцию, Испанию, Португалию, Данию, Неаполитанское и Сардинское королевства[2]. С весны 1805 г. в Европе началась полоса кровопролитных войн, затянувшаяся на 10 лет.
Коалиционные войны 1805-1807 гг. велись из-за территориальных претензий и главным образом из-за господства в Европе, на что претендовала каждая из пяти великих держав того времени: Франция, Англия, Россия, Австрия, Пруссия. Кроме того, коалиционеры ставили целью восстановить в Европе, вплоть до самой Франции, феодальные режимы, свергнутые Французской революцией и Наполеоном. Эти цели засвидетельствованы в официальных документах 3-й и 4-й коалиций (как, впрочем, и обеих предыдущих и всех последующих): в русско-английской, русско-австрийской и русско-прусских (Потсдамской и Бартенштейнской) декларациях 1804-1807 гг.[3], а также в переписке Александра i с его министрами, советниками и послами[4]. При этом коалиционеры не скупились на фразы об их намерениях /17/ освободить Францию «от цепей» Наполеона, а другие страны — «от ига» Франции, обеспечить «мир», «безопасность», «свободу», даже «счастье» всего «страдающего человечества». Именно этой фразеологией руководствуются (закрывая глаза на истинные цели коалиций) многие отечественные историки от царских до современных, считая феодальные коалиции 1805-1807 гг. «оборонительными союзами», которые якобы противостояли «экспансии Франции» и стремились чуть ли не к созданию в Европе системы коллективной безопасности.
Наполеон в 1805-1807 гг. действовал более агрессивно, но его противники — более реакционно. Диалектика истории такова, что действия каждой стороны в тех разбойничьих войнах имели и объективно прогрессивные последствия: коалиционеры противодействовали гегемонизму Наполеона, а Наполеон разрушал феодальные устои Европы.
Война 1805 г. началась с того, что Наполеон сосредоточил свои войска в Булони на берегу Ла-Манша для вторжения в Англию. Над Англией нависла смертельная угроза. В случае высадки наполеоновского десанта с независимостью Англии было бы покончено, ибо она не имела сил для борьбы с Наполеоном на суше. Высадка могла осуществиться со дня на день. Наполеон говорил, что он ждет только туманной погоды, которая на Ла-Манше — не редкость. В этот критический для Англии момент вступила в войну Россия. Русская армия под командованием генерала М.И. Кутузова устремилась на Запад. В Баварии она должна была соединиться с австрийской армией фельдмаршала К. Мака, после чего союзники рассчитывали сообща осилить Наполеона.
Пока австрийцы сосредоточивались в Баварии, Наполеон следил за их передвижениями без особого беспокойства. Но как только он узнал о стремительном марше русской армии, немедленно (в начале сентября 1805 г.) свернул Булонский лагерь и начал переброску войск в Баварию. Англия была спасена.
План Наполеона заключался в том, чтобы помешать Кутузову и Маку соединиться и разбить их поодиночке. Стратеги 3-й коалиции с циркулями в руках подсчитали, что Наполеону потребуется для похода с Ла-Манша на Дунай 64 дня. Наполеон сделал это за 35 дней. Он окружил армию Мака, запер ее в крепости Ульм и заставил сложить оружие. 15 ноября Наполеон занял столицу Австрии Вену, которая до тех пор никогда не сдавалась врагу.
Теперь и армия Кутузова была окружена с трех сторон. Наполеон готовил ей судьбу Мака. Кутузов имел всего 45 тыс. человек против 80 тыс. у Наполеона. Единственный шанс спасения для Кутузова заключался в том, чтобы успеть, пока не сомкнулось французское кольцо, проскочить на северо-восток к г. Брюнну (Брно), где расположилась только что прибывшая из России /18/ резервная армия. Кутузов мастерски использовал этот шанс, вырвался из французских клещей и соединился с резервами.
Обе русские армии общей численностью в 70 тыс. человек сосредоточились у деревни Аустерлиц, возле Брюнна. К ним присоединились 15 тыс. австрийцев. В Аустерлиц прибыли императоры России и Австрии — Александр I и Франц I. Союзникам было известно, что Наполеон привел к Аустерлицу только 73 тыс. человек. Поэтому Александр и Франц надеялись на победу в генеральном сражении. Правда, главнокомандующий союзной армией Кутузов был против сражения, предлагал отступать к границам России, но его предложение показалось обоим императорам трусливым.
Генеральное сражение под Аустерлицем, сразу же названное «битвой трех императоров», произошло 2 декабря 1805 г. Наполеон одержал в нем самую блестящую из своих 50 побед. Союзники потеряли 27 тыс. человек (из них 21 тыс. русских) и 155 орудий (130 русских). Кутузов был ранен и едва не попал в плен. Александр I ускакал с поля битвы, заливаясь слезами. Франц I бежал еще раньше Александра. Официальный Петербург воспринял Аустерлиц тем больнее, что русская армия больше 100 лет, после Нарвской битвы 1700 г., никому не проигрывала генеральных сражений и что при Аустерлице опять-таки впервые после Петра Великого возглавлял русскую армию сам царь.
Причины столь страшного разгрома союзников заключались в превосходстве не только военного гения Наполеона, но и его армии: она была массовой армией буржуазного типа, не знала (в отличие от русской и австрийской феодальных армий) ни кастовых барьеров между солдатами и офицерами, ни бессмысленной муштры, ни палочной дисциплины, зато была сильна равенством гражданских прав и возможностей. Наполеон не зря говорил, что каждый его солдат «носит в своем ранце маршальский жезл».
Аустерлицкий разгром положил конец 3-й коалиции. Франц I принес Наполеону повинную, и Австрия вышла из войны. Однако Англия (несмотря на то, что ее премьер-министр У. Питт, узнав об Аустерлице, от горя потерял рассудок и вскоре умер) и Россия не сложили оружия. В следующем году они составили новую, 4-ю коалицию против Наполеона, в которой место выбывшей из строя Австрии заняла Пруссия.
Коалиционеры особенно многого ждали от Пруссии как хранительницы мощи и славы Фридриха Великого. Но прусская армия, воспитанная и как бы законсервированная в догмах Фридриха, давно потеряла боеспособность, а ее генералитет был бездарен и немощен (19 высших генералов в 1806 г. вместе имели за плечами 1300 лет жизни). Зато королевский двор Пруссии петушился, как при «Великом Фридрихе», торопясь начать войну с Наполеоном до подхода союзных войск, чтобы не делить с ними лавров победы. И война началась (8 октября 1806 г.), а через /19/ неделю, когда еще не все пруссаки узнали о начале войны, она уже фактически кончилась. Почти все вооруженные силы Пруссии, сосредоточенные в двух армиях во главе с его величеством королем, тремя высочествами — племянниками Фридриха Великого и четырьмя фельдмаршалами, были разгромлены в один и тот же день, 14 октября, сразу в двух генеральных сражениях — под Йеной и Ауэрштедтом. По словам Генриха Гейне, «Наполеон дунул на Пруссию, и ее не стало».
В поверженном Берлине 21 ноября 1806 г. Наполеон подписал исторический декрет о континентальной блокаде. Он понимал, что, если не сокрушит Англию, его борьба с коалициями будет подобна борьбе с многоглавой гидрой, у которой вместо каждой отрубленной головы тут же вырастает новая. Покорить Англию силой оружия он не мог — для этого нужен был мощный флот, которого Наполеон не имел. И он решил задушить Англию экономически, взять ее, как крепость, осадой. Его декрет объявлял Британские острова блокированными и запрещал всем странам, зависимым от Франции (а к ним относилась уже почти вся Европа), какие бы то ни было, даже почтовые, сношения с Англией. Вновь — после Булонского лагеря – Англия оказалась под угрозой гибели, и опять, как в 1805 г., на помощь ей пришла Россия.
И на этот раз царизм выставил против Наполеона две армии — Л.Л. Беннигсена и Ф.Ф. Буксгевдена, общей численностью в 100 тыс. человек. Встал вопрос о главнокомандующем. Кутузов после Аустерлица впал в немилость. Александр I решил доверить главное командование самому популярному из сохранившихся екатерининских полководцев, соратников П.А. Румянцева и А.В. Суворова: таковым был признан фельдмаршал М.Ф. Каменский, когда-то едва ли не главный соперник по славе генералиссимуса Суворова, а теперь чудаковатый старец, оглохший, полуослепший и наполовину выживший из ума.
7 декабря 1806 г. Каменский прибыл к войскам и моментально учинил в них хаос. «Последний меч Екатерины, — иронизировал над ним современник, — по-видимому, слишком долго лежал в ножнах и оттого позаржавел». Его распоряжения оказались настолько путаными, что все смешалось, и целую неделю командиры отдельных частей не знали, где армия, что с ней и существует ли она вообще. Сам Каменский, убедившись в собственной беспомощности, через шесть дней бросил армию и уехал к себе в деревню, а перед отъездом приказал: «Отступать, кто как может, в пределы России».
Новым главнокомандующим стал барон Беннигсен — тоже соратник Суворова и один из главных убийц Павла I. Он не стал отступать в Россию, а сумел выстоять в двух крупных сражениях: «сыграл вничью» при Пултуске с лучшим из маршалов Наполеона Ж. Ланном, а под Прейсиш-Эйлау — с самим Наполеоном. Но 14 июня 1807 г. в решающей битве под Фридландом /20/ русская армия была разбита по тем же самым причинам, которые привели ее к поражению при Аустерлице. Фридланд означал конец 4-й коалиции.
Александр I был вынужден просить Наполеона о мире. Наполеон предложил заключить не только мир, но и союз. Оба императора встретились в Тильзите и 25 июня (7 июля) 1807 г. подписали союзный договор. Вот его главные условия. Первое . Россия признает все завоевания Наполеона, а его самого императором и вступает в союз с Францией. Второе . Россия обязывается порвать все отношения с Англией и присоединяется к континентальной блокаде.
Если первое условие задевало престиж Российской Империи и самолюбие царя, который лишь недавно называл Наполеона «антихристом», а теперь должен был обращаться к нему, как принято у монархов, «государь, брат мой…», то второе условие вредило жизненным интересам России. Учитывая, какую роль играла торговля с Англией в экономической жизни России, можно сказать, что континентальная блокада означала нож в сердце российской экономики.
Правда, Тильзитский договор прекращал, при посредничестве Наполеона, войну между Россией и Турцией (начавшуюся в 1806 г.)[5] и предоставлял России свободу действий против Швеции, но эти условия значили в договоре не больше, чем две ложки меда в бочке дегтя. В целом Тильзитский договор был тягостным и унизительным для России до такой степени, что само слово «Тильзит» стало нарицательным, как синоним особенно тяжкого договора. А.С. Пушкин считал это слово «обидным звуком» для русского слуха. Немудрено, что в России ширилось недовольство Тильзитским миром. По воспоминаниям наблюдательного современника Ф.Ф. Вигеля, «от знатного царедворца до малограмотного писца, от генерала до солдата, все, повинуясь, роптали с негодованием».
Тильзитский договор представил собой нечто вроде мины замедленного действия, которая была заложена в русско-французские отношения. Условия договора были невыполнимы для России, ибо ее экономика не могла развиваться без английского рынка, главного для нее в то время. Царизм был вынужден втихомолку возобновлять сношения с Англией, и никакие угрозы со стороны Наполеона не могли заставить его отказаться от этого. Наполеон, со своей стороны, избрав экономическое удушение Англии как единственное средство победы над главным врагом, тоже не хотел отступать с избранного пути. В результате русско-французские отношения после Тильзита год от году обострялись и неотвратимо вели к войне.
Время между 1807 и 1812 гг. в истории России насыщено внешнеполитическими событиями. За эти годы царизм провел /21/ успешные войны с Турцией, Ираном и Швецией (отняв у последней в 1809 г. Финляндию), но каждая из этих малых войн была подчинена подготовке к большой войне с Францией. Показательно, что все ассигнования на войны со Швецией, Ираном и Турцией, вместе взятые, составляли в 1809 г. менее 50% военных расходов, тогда как военные расходы в предвидении неизбежного столкновения с Францией росли после Тильзита из года в год:
1808 г. — 53 млн. руб.
1809 г. — 64,7 млн. руб.
1810 г. — 92 млн. руб.
1811 г. — 113,7 млн. руб.[6]
Главными в системе внешней политики царизма в 1807-1811 гг., так же как и в 1805-1807, были отношения с Францией, ожидание войны с ней и подготовка к войне. Хотя война началась в 1812 г., она, как метко выразился известный острослов, дипломат и философ Жозеф де Местр, «уже была объявлена договором о мире и союзе в Тильзите».
Примечания
1. См.: Tatistcheff S. Alexandrе I et Napoleon d'apres leur correspondance inedite (1801-1812). Paris, 1891. P. 79.
2. Послания Александра I и его инструкции об этом см.: Внешняя политика России XIX и начала XX в. Документы Российского министерства иностранных дел (далее - ВПР).Сер I.T.2.N93, 12, 14, 15, 30, 118, 119, 122, 125, 130.
3. См. ВПР Т 2. С. 182, 370, 372, 374, 617; Т 3. С 562, 563; Мартенс Ф.Ф. Собрание трактатов и конвенций, заключенных Россией с иностранными державами. СПб., 1883. Т. 6 С 412-415.
4. См.: ВПР Т. 1. С. 51, 53, 89, 91, 462-466; Т. 2. С. 149; Сборник Русского исторического общества Т. 70. С. 202, 216, 222; Архив кн. Воронцова. М., 1976. Т 10. С. 270, 273.
5. Весной 1809 г. Россия возобновила войну с Турцией.
6. См.: Сироткин В.Г. Дуэль двух дипломатий М., 1966. С. 142 (по архивным данным)
Проекты М.М. Сперанского
После Тильзита положение царизма внутри страны осложнилось. Вновь стало расти массовое движение (крестьян и работных людей), главным образом вследствие двух причин. С одной стороны, участие России в войнах 1805-1807 гг., хотя оно и было частично оплачено Англией, сопровождалось ростом налогов и дополнительных поборов с населения. К тому же неудачный исход этих войн усугубил недовольство масс. С другой стороны, массы увидели, что новое правительство и внутри страны ничего не сделало для улучшения жизни народа и не собирается что-либо делать. В результате только за 1808-1809 гг. в стране вспыхнули 52 крестьянских волнения.
Далее, при дворе и в обществе росла оппозиция тильзитскому курсу. Авторитет царя и правительства резко падал, повсеместный ропот приводил к заговорщическим толкам. В дворцовых кругах Александра I называли «приказчиком Наполеона» и поговаривали о возможной «перемене царствования», причем хотели царя «постричь в монахи», а на престол возвести его сестру Екатерину Павловну, памятуя о том, что Екатерина Великая — эта, как назвал ее Д. Байрон, «драчливейшая баба из цариц» — была удачливой, а воцарявшиеся после нее цари-мужчины — и Павел I, и Александр I — оба оказались неудачниками
Наконец, росло недовольство и против излишне реакционных начинаний правительства в области внутренней политики — своего /22/ рода прелюдии к аракчеевщине. Дело в том, что А.А. Аракчеев открыто вошел в фавор к Александру I сразу после Тильзита; до тех же пор он, по выражению Н.И. Греча, «стоял в тени, давая другим любимцам износиться, чтобы потом захватить государя вполне». Начало возвышения Аракчеева датируется точно. 14 декабря 1807 г. особый царский указ уведомил Россию: «Объявляемые генералом от артиллерии графом Аракчеевым высочайшие повеления считать именными нашими указами». Почувствовав себя сильным, Аракчеев, всегда ненавидевший либеральные послабления, сразу же начал, что называется, завинчивать гайки. Уже к 1808 г. в Петербурге появился сатирический листок, который так оценивал положение дел: «Правосудие — в бегах. Добродетель ходит по миру. Благодеяние — под арестом. Надежда с якорем — на дне моря. Честность вышла в отставку. Закон – на пуговицах Сената. Терпение — скоро лопнет ».
В обстановке, когда все слои населения по разным мотивам и разными способами выражали недовольство правительством, царизм вынужден был возобновить либеральный иллюзион. Решено было попытаться успокоить недовольных и отвлечь их внимание от внешних неудач и внутренних трудностей проектами новых реформ. Аракчеев до лучших времен вновь отошел в тень. Его место в качестве ближайшего советника и сотрудника царя занял Михаил Михайлович Сперанский. С 1809 г. началась вторая серия либеральных реформ Александра I, затянувшаяся до весны 1812 г.
В 1888 г. В.О. Ключевский говорил о Сперанском: «Со времен Ордина-Нащокина у русского престола не становился другой такой сильный ум; после Сперанского, не знаю, появится ли третий». Теперь, когда вся история русского престола уже позади, можно сказать, отдавая должное именам A.M. Горчакова и Д.А. Милютина, С.Ю. Витте и П.А. Столыпина, что третий такой сильный ум не появился.
Судьба Сперанского с ее взлетами и падениями любопытна и показательна для крепостнической действительности. «Человек сей быстро возник из ничтожества», — вспоминал Ф.Ф. Вигель. На Востоке о таких выскочках, как Сперанский, говорят: «Пешка! Когда же ты стала ферзем?» Действительно, как могло случиться, что в самодержавной стране сын бедного приходского священника за короткое время и вне всякого фаворитизма занял второе место после царя? Здесь надо учесть два обстоятельства.
Первое. Сперанский обладал исключительными способностями. Он блестяще окончил духовную академию, в совершенстве знал математику и философию, владел шестью иностранными языками, был первоклассным стилистом и оратором (его трактат «Правила высшего красноречия» может поспорить по значимости с трактатами Цицерона). Но самым ценным качеством Сперанского был его глубокий и в то же время необычайно подвижный и гибкий, /23/ истинно государственный ум. По слухам, Наполеон в дни его свиданий с Александром I поговорил в Тильзите со Сперанским и подвел его к царю со словами: «Не угодно ли вам, государь, обменять мне этого человека на какое-нибудь королевство?» Не случайно всемогущий Аракчеев сказал однажды: «Если бы у меня была треть ума Сперанского, я был бы великим человеком!»
И все-таки, будь Сперанский даже семи пядей во лбу, он вполне мог затеряться где-нибудь на задворках крепостной России, как потерялись там, вероятно, десятки и сотни талантливых, если не гениальных простолюдинов. Но ему помог, говоря словами Фридриха Великого, «Его Августейшее Величество Случай».
Дело в том, что Александр I, замышляя с 1801 г. свои реформы, очень нуждался в людях с государственным складом ума и не находил их при дворе. Сперанский, бывший тогда секретарем у одного из «молодых друзей» царя В.П. Кочубея, случайно попался на глаза впечатлительному монарху, поразил его умением составлять доклады по любому вопросу и был взят на примету. После Тильзита, когда понадобилось вновь заняться реформами, царь вспомнил о Сперанском, призвал и возвысил его. Сперанский был назначен государственным секретарем и больше двух лет (с осени 1809 до весны 1812 г.) являлся, по определению Ж. де Местра, «первым и единственным министром империи». Получив задание царя составить проект преобразований «того, что целесообразно преобразовать», Сперанский уже к концу 1809 г. подготовил знаменитое «Введение к уложению государственных законов», т. е. план преобразования Российской Империи из цитадели феодального бесправия в правовое буржуазное государство. Вот основные положения реформы Сперанского.
Россия — на грани революции. Если оставить в ней все как есть, революция неизбежна, ибо история не знает примера, «чтобы народ просвещенный и коммерческий мог долго в рабстве оставаться». Однако революцию еще не поздно предотвратить, сохраняя и самодержавие, и даже крепостное право. Надо лишь придать самодержавию видимость конституционной монархии, «облечь» его (не ограничить, а именно облечь ) конституцией, крепостное же право отменить — постепенно и поэтапно.
По «конституции» Сперанского все население страны разделялось на три сословия: дворянство, «среднее состояние» (купцы, мещане, государственные крестьяне) и «народ рабочий» (помещичьи крестьяне, мастеровые, прислуга). Политические права должны были получить два первых сословия, а людям из «народа рабочего» предоставлялась (в перспективе) возможность перейти в «среднее состояние» и стать политически правомочными, когда они обретут недвижимость.
В основу государственного устройства России Сперанский первым положил идею разделения властей на законодательную, исполнительную и судебную. Высшим органом судебной власти должен был стать Сенат, исполнительной — министерства, /24/ законодательной — Государственная дума. Однако выше всех этих высших органов учреждался Государственный совет в качестве совещательного органа при царе. Как и прежде, окончательно утверждал или отклонял любой законопроект, даже принятый Государственной думой, Его величество император.
Разумеется, Сперанский учитывал, что судьба его проектов (как и его самого) — в руках царя, и поэтому он формулировал свои идеи умеренно, стараясь не оттолкнуть монарха излишним радикализмом, а напротив, затронуть в нем лагарповские струны и сыграть на них для пользы Отечества. Тем не менее даже в таком виде реформы Сперанского означали бы прорыв России от феодального самовластия к началам буржуазного права. Однако феодальная знать встретила их в штыки. Сам реформатор, простолюдин, выскочка, при дворе оказался явно не ко двору. Его ненавидели и завидовали ему, и чем больше завидовали, тем сильнее ненавидели. Что же касается его проектов, то в них усматривали чуть ли не революционную опасность. На кабинет Сперанского, по словам Ф.Ф. Вигеля, «смотрели все, как на ящик Пандоры, наполненный бедствиями, готовыми излететь и покрыть собою все наше отечество». Граф Ф.В. Ростопчин вспоминал, что имя Сперанского дворяне и оболваненный ими люд ставили «рядом с именем Мазепы» и строчили на него доносы царю как на изменника.
Дворянские верхи восстали против реформ Сперанского не только потому, что они вносили в феодальное бытие России ненавистные буржуазные нормы, часть которых (а именно основы гражданского уложения) Сперанский разработал под влиянием Гражданского кодекса «антихриста» Наполеона[1]. Кроме того, дворяне сочли себя униженными и оскорбленными «экзаменом на чин», который был введен по инициативе Сперанского 6 августа 1809 г. с целью поднять образовательный уровень российского чиновничества. Отныне каждый чиновник с viii класса (из 14-ти) Табели о рангах должен был для получения чина либо представить свидетельство об окончании одного из российских университетов, либо сдать при университете специальный экзамен по естественным и гуманитарным наукам.
С теоретическим обоснованием дворянской оппозиции Сперанскому выступил Н.М. Карамзин — в то время популярнейший литератор, уже работавший и над «Историей государства Российского». В марте 1811 г. он вручил Александру I свою «Записку о древней и новой России». Карамзин страстно и гневно обрушился на главную у Сперанского идею представительного правления, усмотрев в ней посягательство на святая святых — незыблемость самодержавия. Именно так: самодержавие /25/ должно — быть не только вечным, но и незыблемым, вещал Карамзин, его не нужно облекать никакими законами, ибо «в России государь есть живой закон». Впрочем, он отвергал и все вообще нововведения Сперанского по принципу: «Всякая новость в государственном порядке есть зло».
Александра I вполне устраивали такие рассуждения. Ненависть дворян к Сперанскому тоже оказалась для царя кстати. Она давала ему возможность пожертвовать Сперанским и таким образом вернуть себе расположение дворянства, утраченное после Тильзита.
В такой обстановке Александр I прислушался к обвинениям Сперанского в измене и отправил его в ссылку. Проделал это «актер на троне» с присущим ему лицемерием. В воскресенье 17 марта 1812 г. царь вызвал Сперанского к себе и два часа со слезами на глазах упрекал его во всякой всячине, даже не упомянув про измену. Когда же Сперанский вернулся домой, то застал у себя министра полиции А.Д. Балашова с почтовой кибиткой, в которой он тут же был отправлен как ссыльный в Нижний Новгород, а затем еще далее — в Пермь под строгий надзор полиции.
Из крупных проектов Сперанского осуществился только один: 1 января 1810 г. был учрежден в качестве высшего законосовещательного учреждения Государственный совет, который и просуществовал как своеобразный памятник Сперанскому вплоть до падения царизма. Впрочем, самодержцы, начиная с Александра I, часто пренебрегали мнением Совета. За 1810-1825 гг. Александр I в 83 случаях поддержал меньшинство Государственного совета против большинства, а в четырех случаях — даже единственного, члена Совета.
Сам Сперанский через девять лет был возвращен из ссылки и вновь занял видное положение (об этом речь впереди), но проекты его, как выразился А.И. Герцен, «остались сосланными в архиве». Дворянство, напуганное его проектами и обеспокоенное угрозой нашествия Наполеона, тесно сплотилось вокруг престола, а другим слоям общества удалось за трехлетие реформ Сперанского напустить пыль в глаза. В итоге Александр I увидел, что позиции самодержавия упрочились, и после падения Сперанского уже не имел больше нужды заниматься реформами. Говоря словами В.О. Ключевского, «стыдливую, совестливую сперанщину» сменила «нахальная аракчеевщина».
Историографическая справка. История России первых лет царствования Александра I всегда была популярна у исследователей разных стран и времен. Самой плодовитой в ее изучении оказалась русская дореволюционная историография. В ней различаются две основные концепции: консервативно-дворянская и либерально-буржуазная.
Дворянские историки (А.И. Михайловский-Данилевский, М.И. Богданович, М.А. Корф, Н.К. Шильдер — автор самой крупной /26/ по объему из всех биографий Александра I[2]) не столько исследовали политику, экономику, культуру России, сколько живописали личность царя. Буржуазные ученые (А.Н. Пыпин, В.И. Семевский, А.А. Корнилов, В.О. Ключевский) меньше вникали в жизнь царя, а больше старались объяснить мотивы и смысл царской политики. При этом, однако, и те, и другие апологетически изображали внешнюю политику царизма, оправдывая даже реакционные и агрессивные его акции. Такого греха не избежал и самый выдающийся из русских историков С.М. Соловьев — автор книги «Император Александр i. Политика. Дипломатия» (СПб., 1877).
Что касается внутренней политики самодержавия при Александре I, то буржуазные историки, в отличие от дворянских, критиковали ее за консерватизм, поверхностность реформ, примиренчество по отношению к феодальной рутине, возлагая при этом главную долю вины на самого царя. С таких позиций выступали наиболее решительно В.О. Ключевский в 5-м томе своего «Курса русской истории» (лекции 83-84) и В.И. Семевский в монографиях о крестьянском вопросе XVIII — первой половины XIX в. и о декабристах.
Советская историография, руководствуясь методологией марксизма-ленинизма, чрезмерно увлекалась вскрытием экономической подкладки любого события и принижала роль Александра I (как и вообще личности в истории). Экономические процессы в России начала XIX в. капитально исследовали В.К. Яцунский, П.Г. Рындзюнский, И.Д. Ковальченко. Внутренняя политика царизма изображалась как сплошь реакционная, а внешняя, напротив, лакировалась. В отличие от лидера первого поколения советских историков М.Н. Покровского, который считал своим долгом разоблачать агрессивность и реакционность царизма, последующие историки СССР большей частью оправдывали дипломатию и войны России 1805-1815 гг. Наиболее объективны в советской историографии по теме «Россия 1801-1811 гг.» труды А.В. Предтеченского, Н.В. Минаевой, С.В. Мироненко[3], а также три новейших жизнеописания М.М. Сперанского[4]. В российском зарубежье много и плодотворно занимался изучением проектов Сперанского А.Н. Фатеев, подготовивший к 1940 г. большую (500 с.) монографию «Жизнь, труды, мысли и план /27/ всеобщего государственного преобразования России М.М. Сперанского».
Для иностранной литературы характерны преимущественно две тенденции. Одна из них, представленная главным образом французскими историками от А. Сореля и А. Вандаля[5] до Л. Мадлена и А. Фюжье, выражается в стремлении возвеличить политику наполеоновской Франции и (более или менее) принизить роль России. Другая тенденция, наблюдающаяся в английской и американской историографии, — это рецидив русской дворянской концепции восхваления личности Александра i при малом интересе к народу России. Самый яркий пример — книга Леопольда Страховского (США), название которой говорит само за себя: «Александр i. Человек, который победил Наполеона»[6].
Вообще интерес к личности Александра I на Западе неизменно велик. Из большого числа его биографий выделяются как научными, так и литературными достоинствами книги академика А. Труайя и мадам Д. Оливье[7]. «Тайны» характера и судьбы царя-«сфинкса» исследованы в книгах российских эмигрантов Л.Д. Любимова и М.В. Зызыкина[8].
Примечания
1. Воздействие наполеоновского кодекса на проекты Сперанского отмечали такие авторитеты российского правоведения, как В.И. Сергеевич, Ф.М. Дмитриев, С.В. Пахман, А.Н. Филиппов, в наше время — Н.П. Ерошкин.
2. См.: Шильдер Н.К. Император Александра I. Его жизнь и царствование. СПб., 1894 1905 Т. 1-4.
3. См.: Предтеченский А.В. Очерки общественно-политической истории России в первой четверти XIX в. Л., 1957; Минаева Н.В. Правительственный конституционализм и передовое общественное мнение России в начале XIX в. Саратов, 1982; Мироненко С.В. Самодержавие и реформы. Политическая борьба в России в начале XIX в. М., 1989.
4. См: Чибиряев С.А. Великий русский реформатор. Жизнь, деятельность, политические взгляды М.М. Сперанского. М., 1989; Томсинов В.А. Светило российской бюрократии. Исторический портрет М.М. Сперанского. М., 1991; Федоров В.А. М.М. Сперанский и А.А. Аракчеев. М., 1997.
5. См.: Вандаль А. Наполеон и Александр I. Франко-русский союз во время Первой империи. СПб., 1910-1913. Т. 1-3.
6. См.: Strakhofsky L. Alexander I of Russia. The man who defeated Napoleon. N. Y., 1947.
7. См.: Troyat H. Alexandra I. Le sphinx du Nord. P., 1980 (рус. пер.: Труайя Анри. Александр I или северный сфинкс. М., 1997); Olivier D. Alexandra I. Prince des Illusions. P., 1973.
8. См.: Любимов Л.Д. Тайна императора Александра I. Париж, 1938; Зызыкин М.В. Тайна Александра I. Буэнос-Айрес, 1952.
Отечественная война 1812 г.
Причины и начало войны
Война 1812 г., одна из самых значительных не только в российской, но и в мировой истории, явилась следствием ряда причин. Главная из них – это конфликт между Россией и Францией из-за континентальной блокады.
Участие России в континентальной блокаде Англии губительно отражалось на русской экономике. Объем внешней торговли России за 1808-1812 гг. сократился на 43%. Новая союзница, Франция, не могла компенсировать этого ущерба, поскольку экономические связи России с Францией были поверхностными (главным образом, импорт в Россию предметов французской роскоши). Нарушая внешнеторговый оборот России, континентальная система расстраивала ее финансы. Уже в 1809 г. бюджетный дефицит вырос по сравнению с 1801 г. с 12,2 млн. до 157,5 млн. руб., т. е. почти в 13 раз; дело шло к финансовому краху. Российская экономика в условиях континентальной блокады стала походить на человека, задыхающегося от приступа астмы. Александр I все больше прислушивался к протестам дворян и купцов против блокады и все чаще разрешал им ее нарушать.
Конфликт между Россией и Францией из-за континентальной блокады породил войну 1812 г. Ускорили же ее развязывание русско-французские противоречия в политических вопросах разного уровня. Самым острым из них был вопрос о гегемонистских амбициях сторон.
Наполеон не скрывал своих претензий на мировое господство. К 1812 г. он успел разгромить очередную, 5-ю антифранцузскую коалицию и был в зените могущества и славы. Путь к госпо