История «ареста» Горбачева
В поспешных выступлениях Горбачева и его помощников содержится столько взаимоисключающих утверждений, что можно сделать единственный вывод: в истинные планы и разработку официальной версии был вовлечен столь узкий круг людей, что в условиях нехватки времени не было возможности даже одному человеку из окружения президента сесть и выработать непротиворечивое описание событий. На момент политика перестала быть театром, и некогда было «разучить роли» и согласовать высказывания хотя бы тех, кому никак было не избежать выступлений перед телекамерой.
Как известно, арест свелся к лишению М.С.Горбачева связи. Никаких насильственных действий или угрозы насилием не было. Впрочем, сам Горбачев считает, что провел «72 часа, как в Брестской крепости», но не будем придираться к этой аналогии (Брестская крепость сопротивлялась в течение двух месяцев, практически все ее защитники погибли). На первой пресс-конференции в Крыму на вопрос: «А были попытки силового давления на вас? - президент ответил: - Ничего не было. Но только я был полностью лишен связи, отключен, с моря блокирован кораблями, а с суши войсками».
Командир Балаклавской бригады пограничных сторожевых кораблей, которая «блокировала дачу с моря», капитан первого ранга И.Алферьев заявил: «3 августа 1991 года группа из четырех пограничных кораблей и подразделение малых катеров заступило на охрану Государственной границы СССР в районе нахождения резиденции Президента СССР. Организация службы с использованием такого количества сил и средств введена 4 года назад, с момента размещения резиденции Президента СССР в Форосе. С 3 по 23 августа мы несли службу в обычном режиме».
По словам М.С.Горбачева, 17 августа на его дачу прибыла команда, посланная разрушить узел связи. «И разрушили!» - воскликнул он на пресс-конференции. Технические эксперты сразу выразили в этом сомнения. 24 августа, в дни триумфа над «путчистами», генеральный директор ленинградского НПО «Сигнал» Валентин Занин сделал заявление: «Ознакомившись с версией М.С.Горбачева, сделанной письменно в газетах, я утверждаю, что таким образом изолировать Президента СССР от связи невозможно. Я являюсь одним из производителей различных средств связи, и изоляция живого и несвязанного президента возможна только при демонтаже основного оборудования, изъятии его и вывозе, чего не было сделано, как явствует из сообщения. Это многие тонны. То есть был случай добровольного невыхода на связь». К этому письменному заявлению Занин устно добавил ряд технических объяснений, закончив: «президенту достаточно только иметь авторучку и лист бумаги, чтобы обеспечить себе связь со страной».
Но примем версию Горбачева: его лишили связи 17 августа, прибывшая команда «разрушила узел связи». Между тем, согласно собственному заявлению того же Горбачева, 18 августа он разговаривал по телефону с Ельциным, Назарбаевым, Янаевым. Быть может, число 17 августа названо по ошибке? Но сразу после «переворота», 28 августа на сессии Верховного Совета CCCР первый заместитель премьер-министра В.Щербаков рассказывал, как перед известным заседанием кабинета министров 19 августа он очень сомневался в законности введения чрезвычайного положения. Рассказывая это, Щербаков воскликнул: «Это счастливая случайность, что Михаил Сергеевич Горбачев позвонил мне за 20 минут до конференции» [пресс-конференции ГКЧП 19 августа].
Непосредственно из «Белого дома» 20 августа с М.Горбачевым связался корреспондент одной газеты. А Руцкой сам признал, что говорил с ним до того, как 21 августа в Форосе появилась команда КГБ, включившая связь (Руцкой сообщил, что заговорщики вылетели в Форос и просил Горбачева не принимать их).
Но предположим, что газеты путают, а Руцкой и Щербаков ошибаются в часах и датах. Примем также, что узел правительственной связи действительно был отключен. По сути, это не слишком меняет дело. Ведь в такой трагической для страны ситуации, как государственный переворот, было логично приложить некоторые усилия и связаться с Москвой и миром по обычной телефонной связи, через радиостанции пограничников или военных кораблей, охранявших Форос (моряки имели постоянный контакт с охраной Горбачева)[335]. Выполнялись и регулярные рейсы «Аэрофлота» (некоторые работники ЦК КПСС, которые отдыхали в санатории рядом с дачей Горбачева, 19 августа, услышав о «путче», спокойно купили билет на самолет и через два часа были дома в Москве).
Что, по мнению обывателя, делает президент, блокированный на даче заговорщиками? Он вызывает своего верного помощника или офицера охраны и говорит что-то вроде: «Скачите к нашим! Скажите им там... Живым не давайтесь... Демократия вас не забудет!». Но не было никаких попыток прорваться к телефону, к почте, к самолету, к скоростному катеру. И через кого прорваться? Cогласно рассказам местных жителей, никаких войск около дачи во время «путча» не появилось. Командир пограничной заставы, охраняющей дачу снаружи, майор Виктор Алымов, нисколько не подозреваемый в связи с «путчистами», заявил, что ничего необычного на территории и около нее не наблюдалось, никаких вооруженных формирований не появлялось, охрана и семья президента, как обычно, купались в море и никаких знаков пограничникам не подавали.
Да и портативные рации молчали. Не был использован и «красный телефон» для прямой спутниковой связи с Бушем[336]. Уже в те дни среди обозревателей в Москве циркулировало мнение, что по каким-то неизвестным причинам Горбачев не захотел использовать имевшиеся в его распоряжении средства, чтобы официально связаться с Москвой, дать свою оценку событиям и активно пресечь попытку государственного переворота.
А каково поведение других политиков, не «арестованных» путчистами и не лишенных доступа к телефону? Ведь, как было сказано в газетах, «страна три дня жила в шоке, страхе и неопределенности». Что было сделано, чтобы эту неопределенность устранить уже утром 19 августа? Известно, что руководство большинства республик и областей заняло выжидательную позицию, да и чрезвычайное положение нигде, кроме Прибалтики, не вводилось. Но в Москве с первых же моментов возник непримиримый конфликт руководства России с ГКЧП, который день ото дня становился острее. Руководство РСФСР «стало на защиту Конституции и Президента СССР».
ЦК КПСС лишь укрепил свою репутацию абсолютно недееспособного органа, заявив, что «не скажет о своем отношении к ГКЧП, пока не узнает, что с его Генеральным секретарем товарищем Горбачевым». А почему было не взять да не узнать? Какие для этого были препятствия? Адрес дачи всем известен. В ста метрах от дачи - пограничная застава с телефоном. В сорока минутах езды - Севастополь, база Черноморского военно-морского флота, никак не причастного к «путчу». Здесь же - демократический горсовет, а для ЦК КПСС, если не нравятся демократы - горком КПСС. Даже регулярным рейсом самолета до дачи Горбачева можно добраться из Москвы за два с половиной часа.
Когда 21 августа вслед за «путчистами», помчавшимися в Крым к Горбачеву, полетели Руцкой и Силаев, их самолету запретили посадку на военном аэродроме рядом с дачей, в Бельбеке - посадочная полоса была «заперта» предыдущим самолетом. По свидетельству газеты «Megapolis-Express», «Командующий военно-морским флотом адмирал Чернавин в ответ на срочную радиограмму Ельцина отдал приказ: любым способом освободить полосу и дать посадку Руцкому». Но разве нельзя было дать такую радиограмму и совершить такой полет уже 19-го августа?
Откровенно говоря, все ждали от верховных политиков примерно такого сообщения: «После неудачных попыток связаться с Форосом и вообще с Крымом через все существующие в СССР виды связи, туда была послана делегация, возглавляемая министром таким-то, однако...» - а дальше возможны варианты («самолет делегации был сбит истребителями путчистов...», «при подъезде к даче делегаты были обстреляны из автоматов...», «из ворот вышел сторож и обругал министра неприличными словами»). И затем логичный вывод: «Президент СССР арестован, пробиться к нему невозможно, будем отстаивать демократию на баррикадах без него». Но ведь ничего этого не было! Никто (!) не сделал попытки не только выручить Горбачева, но и явно, официально связаться с ним по телефону.
«Московские новости» пишут: «Любопытна история председателя Моссовета Николая Гончара, который приехал в Москву только 22 августа, когда мятеж провалился, из Фороса. Он рассказал нам, что отдыхал неподалеку от дачи президента, когда, идя по тропе с рюкзаком за плечами, услышал, что в Москве переворот. Он пытался узнать обо всем, что имело отношение к президенту. 21 августа решено было проникнуть на территорию дачи с помощью аквалангистов через бухту. Но раньше аквалангистов на дачу попали Силаев с Руцким».
Здесь, действительно, любопытно все, включая туманный стиль изложения. Cообщается также о попытках проникнуть к Горбачеву со стороны кинорежиссера Олега Уралова и российских депутатов, «волею случая отдыхавших в те роковые дни на Крымском побережье». Но из их рассказа о том, как дружелюбно отнеслась к ним охрана и не пропустила к президенту под тем предлогом, что «у Михаила Сергеевича нет возможности принимать всех отдыхающих по соседству депутатов», абсолютно ничего не следует. Более того, ответ охраны даже выглядит вполне резонным.
Переворот» и КПСС
Имеет смысл отвлечься ненадолго от ярких событий «путча» к оставшимся в тени действиям руководства КПСС. Известно, что именно «путч» послужил поводом для ликвидации этой огромной организации, и утверждение о ее активной роли в подготовке переворота было принято как не требующий ни доказательства, ни размышлений факт. Пресса (в том числе т.н. «партийная») на этот счет отделывалась туманными репликами, избегая затрагивать фактическую сторону дела.
В виде маленькой, невзрачной заметки прошло в «Правде» сообщение о таком немаловажном факте. 26 августа 1991 г. прокурор Ленинграда возбудил уголовное дело по признакам преступления пункта «А» ст. 64 УК РСФСР «Измена Родине» против Ленинградской организации КПСС, секретарь которой Б.Гидаспов был признанным «крутым» консерватором. 26 декабря следствие было закончено и следователь по особо важным делам П.Кривошеев ответил на вопросы корреспондента:
- Какое общее впечатление о поведении руководителей парторганизации в дни событий 19-23 августа?
- Они заняли нейтральную, вернее, даже выжидательную позицию. В местный ГКЧП Б.Гидаспов, например, попал как член военного совета округа. А как первый секретарь обкома он даже не имел необходимой информации от ЦК. Звонил Купцову, Ивашко, спрашивал, что же все-таки происходит, где Горбачев, те отделывались туманными фразами. После чего, как утверждает Гидаспов, у него стало закрадываться подозрение, что тут не все в порядке. А когда он увидел по телевидению дрожащие руки Янаева, понял: дело нечисто. И с тех пор все его действия были направлены на то, чтобы сохранить в городе порядок, не допустить кровопролития...
- К какому же выводу пришло следствие?
- Никаких конкретных или реальных действий со стороны Ленинградской парторганизации, направленных на поддержку решений ГКЧП, совершено не было. Не установлено ни одного факта, который потребовал бы привлечения виновных, если бы таковые обнаружились, к уголовной ответственности за измену Родине. Поэтому своим постановлением дело N 381953 я прекратил за отсутствием состава преступления».
Подобного рода сообщения шли и из других мест. Так, Прокуратура Белоруссии вела уголовное дело, возбужденное по сведениям о поддержке ГКЧП разными общественными организациями. В феврале Прокуратура сделала заявление, согласно которому она не установила «сговора руководителей коммунистической партии Беларуси и коммунистов республики с участниками заговора с целью захвата власти, осуществленного в августе 1991 года в Москве».
В истории августовского путча и роли в нем КПСС есть одна тема, которой политики стараются не касаться. Она может интересовать лишь достаточно беспристрастного наблюдателя - ниже мы попытаемся объяснить, почему это так, что же происходило на Старой площади, в цитадели коммунистической системы - Центральном комитете КПСС. Ниже приводится рассказ одного из аппаратчиков высшего звена ЦК. В августе он отдыхал в Форосе, рядом с дачей Горбачева. Утром 19 августа, узнав о событиях в Москве, он регулярным рейсом «Аэрофлота» вернулся в столицу и провел все дни путча непосредственно в здании ЦК, наблюдая события «изнутри». Вот, коротко, его рассказ, который я привожу без редактирования и без комментариев.
«... Эта тема тесно связана с вопросом о том, кому в конце второй и в течение третьей декады августа 1991 года принадлежала власть в КПСС. Власть КПСС в обществе к этому времени была уже достаточно слабой, это была даже не власть как таковая, а остатки былого могущества и всепроникающего влияния. Но власть внутри партии и власть партии в обществе - это две разные вещи, и первая может существовать даже при полном отсутствии второй.
Итак, в чьих руках была партийная власть 19 августа, в день, когда был изолирован в Форосе генеральный секретарь ЦК? Формально, по уставу высшим органом партии является Политбюро, но каких-либо следов его деятельности в этот период не прослеживается. Оно не собиралось, так как львиная доля его членов - все республиканские лидеры предпочли в тот момент остаться в своих вотчинах - кто выполнять указания ГКЧП, кто отсидеться, а кто и противодействовать путчистам. Неизвестны и принятые в этот период от имени Политбюро документы.
Вторым по значению органом внутрипартийного управления между пленумами являлся секретариат ЦК. Следы его деятельности прослежены в ходе идущего следствия, а печально известная шифровка, призывающая к поддержке ГКЧП, разослана как раз от его имени. Шифровка была направлена на места 19 августа. Характер документа указывает, что в отличие от загодя подготовленных домашних заготовок, многие из которых уже преданы гласности, этот документ тогда же, то есть 19 августа и родился.
Путч без сомнения застал основной орган оперативного управления огромной партийной структурой врасплох. Иначе не объяснишь, почему второе лицо в партии - заместитель генсека В.Ивашко накануне был прооперирован по поводу щитовидной железы. Почему секретарь Г.Семенова оказалась в командировке в Средней Азии, секретарь П.Лучинский грелся в Крыму, секретарь А.Гиренко отлеживался в легком недомогании и т.п. Считать, что они оказались по-лукьяновски лукавыми и дальновидными не приходится, ибо все они 19 устремились на Старую площадь, пытались понять, что происходит и все дни путча находились там, покинув свои рабочие места в последний день августа, когда все партийные функционеры под дулами автоматов были изгнаны из здания ЦК. Если бы существовало тайное партийное решение об организации путча, им бы просто не было позволено в важнейший момент захвата власти, когда каждый из посвященных играет огромную роль, уклониться и находиться за тридевять земель или в больнице.
По свидетельству многочисленных функционеров ЦК, с кем довелось вести беседы, секретариат заседал практически непрерывно в течение и 19, и 20, и первой половины 21 августа. Эти заседания отличались от обычных. Они проходили в самом узком, то есть собственно секретарском составе. Обычной практикой еще со сталинских времен было участие в заседаниях секретариата заведующих отделами ЦК - весьма влиятельной в партийной иерархии группы функционеров...
На этот раз они не были допущены. Отсечены от влияния на выработку отношения к путчу и документов, которых ждали провинциальные центры, оказались конечно, не только собственно заведующие. Вместе с ними был отсечен и весь аппарат ЦК...
К исходу дня 20 августа ведущих функционеров ознакомили с проектом заявления ЦК, которое было вымучено самим Секретариатом. Предполагалось, что оно прозвучит в программе «Время». Заявление носило крайне аморфный характер, обнаруживая полную бесхребетность и отсутствие политической воли. В нем «принималась к сведению» информация ГКЧП о том, что с генсеком ничего непоправимого не случилось и давалось обставленное оговорками обещание поддержки путчистам, если ГКЧП будет «выражать чаяния народа». Натиск среднего звена на руководство оказался столь настойчивым, что партийные бонзы дрогнули и отозвали заявление. По свидетельству одного из работников телевидения, его буквально вынули из рук диктора главной политической телепрограммы. Такое заявление возможно и было бы хуже, чем ничего. Но и «ничего» от правящей партии в момент путча, длившегося уже двое суток, было не лучше.
Почему в эти дни не собрался пленум ЦК? Примерно от десяти членов ЦК, с которыми нам удалось провести телефонные разговоры, стало известно, что в первой половине дня 19 августа они узнали о готовящемся на следующий день, то есть 20-го (скорее всего, вечером) пленуме. На вопрос, почему он не состоялся, вразумительного ответа не дал никто.
Как удалось установить, утром 19-го известие о пленуме получили почти все члены ЦК. Многие из них, бросив все, поехали в Москву. Утром 20 августа в отделе, ведавшем оргработой, циркулировали данные о прибытии в Москву 110-115 иногородних членов ЦК. А еще почти половина членов пленума ЦК - это представители московской политической элиты. Другими словами, 20 августа в Москве находилось примерно две трети членов ЦК. Собрать их на заседание труда не представляло. Однако секретариат, ссылаясь на то, что в Москве вводится чрезвычайное положение, от проведения пленума отказался. Это и был момент узурпации власти в партии.
Горбачев уверял всех, что из Фороса в новую страну вернулся новый президент, но это было не так. Он привез в Москву многие из своих иллюзий - в аэропорту и на первых пресс-конференциях еще говорил о перестройке и социалистическом выборе. Но через день ему многое стало ясно...
И тогда он призвал КПСС сослужить последнюю службу. Она должна была теперь сыграть роль жертвы, которую он принесет на алтарь разгневанного божества! В узком кругу оставшихся ему верными функционеров (многими из них он пожертвует уже в ближайшие дни) за круглым столом в комнате, примыкавшей к приемной его кремлевских апартаментов, родились заявления о судьбе КПСС, ее имущества и т.п. Парадоксально, но факт: к разработке определяющих судьбу партии документов не были привлечены не то что члены пленума ЦК, но и секретари - только ближайшее окружение генерального секретаря и два-три человека из среднего звена функционеров ЦК.
Так произошла вторая за несколько дней узурпация внутрипартийной власти. Она носила еще более выраженный характер: власть в партии была узурпирована одним человеком, ее генеральным секретарем. Узурпирована на очень короткий отрезок времени, если рассуждать предельно строго, всего на несколько часов, и только с одной целью - уничтожить ее как организацию, использовав такое уничтожение как козырь в новом туре политической борьбы».
Рассмотрим альтернативные объяснения происшедшего, которые циркулировали в среде наблюдателей.
Модели объяснения событий
Согласно официальной версии, сформулированной Б.Н.Ельциным уже в первый день путча, а затем подтвержденной Горбачевым и радикальными демократами и даже утвержденной парламентом, в СССР был совершен государственный переворот, организованный группой заговорщиков, которые признаны преступниками.
Никого не волновали неувязки с правом: парламент и президент, подменяя суд, уже не только дали событиям юридическую квалификацию, но и вынесли приговор. Члены ГКЧП до суда и даже до следствия признаны преступниками. Горбачев, будучи даже по официальной версии потерпевшим, то есть лицом заинтересованным, создает и возглавляет комиссию, наблюдающую за следствием, а допрашивается как свидетель, так что защита не может задать ему свои вопросы.
Относительно мотивов действий ГКЧП мнения разошлись. Демократы считают, что на отчаянный шаг «путчистов» толкнуло стремление партократии сохранить свои позиции. Горбачев же сказал, что когда путчисты приехали к нему с ультиматумом, требуя ввести чрезвычайное положение ради спасения страны, он им ответил, что его и их оценки ситуации полностью совпадают, но он не согласен со способом их действий. Это странно, ибо если он имел такое же мнение о ситуации в стране, он по долгу службы обязан был принять адекватные меры и требование путчистов было вполне справедливым. Из этого некоторые обозреватели пришли к выводу, что «путчисты» действовали из чувства патриотизма, когда президент отказался принять меры по спасению страны.
Приведенные трактовки мотивов уязвимы. Идти на опасное и явно безнадежное дело якобы ради сохранения собственных позиций (версия демократов) - значит предполагать у всех заговорщиков отсутствие интеллекта, доходящее до идиотизма. Известно, что никто из партократов, идущих в фарватере Горбачева, никаких позиций за время перестройки не потерял. Что мог потерять премьер-министр или шеф КГБ, или закадычный друг президента председатель Верховного Совета СССР Лукьянов? Риск никак не оправдывался самой большой из возможных потерь. Понимая, что рационально объяснить эту неувязку невозможно, демократическая пресса утверждала, что все «заговорщики» действительно были глупы. Но это - миф. Во всяком случае, шеф КГБ, премьер-министр и председатель парламента проявили себя ранее как очень умные и прагматичные политики. За эти годы все имели возможность убедиться в том, что А.И.Лукьянов - мастер политической интриги высшего класса (о нем даже говорилось в прессе: «при всем уме, хитрости и коварстве Лукьянова, он...» и т.д.). Писатель Даниил Гранин, человек явно демократических взглядов, так отозвался о Лукьянове: «Этот человек владел всей ситуацией. Это часовщик, он великолепно знал механизм власти». Так что в версии о глупости организаторов путча концы с концами не вяжутся.
Версия Горбачева более благосклонна. По ней «путчисты» - патриотические политики с обостренным чувством ответственности за судьбу страны, но без правового мышления. Эту версию также трудно принять по трем причинам. Во-первых, все эти люди - «команда Горбачева», они работали с ним душа в душу и прекрасно знали, куда он ведет страну. Внезапная и самоубийственная вспышка патриотизма у них просто необъяснима. Если такая вспышка и произошла, значит, они узнали нечто из ряда вон выходящее, но об этом неизбежном следствии из указанной версии никогда не было сказано ни слова.
Во-вторых, те в ГКЧП, кто был непосредственно связан с экономикой, вовсе не были сторонниками возврата к казарменному социализму, они определенно являлись приверженцами рыночной экономики. Так что ГКЧП представлял не хунту, спаянную едиными идеалами, а весьма гетерогенное, «плюралистичное» образование - уникальное явление в истории государственных переворотов. Во всяком случае, из-за легких расхождений с радикальными либералами «хозяйственники» в ГКЧП и пальцем не пошевельнули бы, не то что стали бы организовывать переворот.
Наконец, если бы они действовали из клановой солидарности партократов или из патриотизма, они ни в коем случае не стали бы вводить в Москву войска. Советская армия по своему культурному типу не приспособлена для государственных переворотов. Кроме того, «заговорщики» изучали проведенный политологами разных направлений анализ январского «мини-путча» в Вильнюсе. Во всех докладах два вывода были однозначны: 1) тот, кто выведет войска на улицу, потерпит сокрушительное поражение; 2) кто бы это ни организовал, вина будет возложена на КПСС и союзные органы власти. Можно с уверенностью сказать: ядро «заговорщиков» должно было знать, чем кончится этот «путч» (хотя некоторые военные и партийные деятели, видимо, могли присоединиться к нему в действительно отчаянной попытке что-то сделать для спасения страны, как они страну понимали).
Официальная версия создает следующее противоречие: если это был государственный переворот (неважно, какими мотивами вызванный), как объяснить странное поведение заговорщиков, явно обрекающее их на поражение? Эти странности очевидны:
- ГКЧП не отмежевался от Горбачева, кредит доверия к которому был исчерпан практически у всех политических сил в стране. Сказав: «Мы - люди Горбачева и будем продолжать его политику», заговорщики заведомо лишили себя поддержки населения. Это усугублялось тем, что личного авторитета и симпатий в обществе члены ГКЧП не имели и харизматическими лидерами быть не могли[337]. Вообще, в истории это первый случай, когда переворот совершает хунта, явно не имеющая лидера. Утверждения о том, что заговор был спонтанным и героическая идея родилась одновременно в нескольких головах, принять очень трудно.
- ГКЧП не привлек те силы, которые сформировались как оппозиция Горбачеву (часть КПСС, круги т.н. «патриотической» интеллигенции). Что касается авторитетных консервативных военачальников, таких как заместитель министра обороны Варенников или командующий округом Макашов, то они привлечены к «перевороту» не были (Макашова даже все три дня не соединяли по телефону с Язовым). Напротив, делалось как будто все, чтобы путч не был принят всерьез и не приобрел силу.
- «Заговорщики» не выполнили элементарных тактических требований любого переворота (установление контроля над связью и транспортом, быстрый арест политических противников, активные действия). Вместо этого - гротескные передвижения, уклонение от каких бы то ни было действий, бессмысленные пресс-конференции, постоянные заверения, что войска не предпримут никаких акций, фактически поощрение враждебной заговору пропаганды.
Создать уверенность в том, что ГКЧП готовил массовые аресты и репрессии, при выработке официальной версии событий было просто необходимо - иначе какой же это переворот. Это требовало от журналистов непростой эквилибристики. Вот, например, заявление «Известий» от 26 августа: «Из неофициальных источников «Известия» получили информацию о том, что сценарием государственного переворота в СССР предусматривались аресты лиц, способных помешать новым властям в деле строительства светлого будущего. По некоторым данным, в список было включено около семи тысяч фамилий. Получить какое либо документальное подтверждение этим фактам нам пока не удалось. Однако нет никаких оснований утверждать, что подобные списки не существовали...». Поистине, верх правового мышления. Пришлось даже новому шефу КГБ Вадиму Бакатину нехотя признать, что сведений о списках на аресты он не имеет и их, по-видимому, не существовало.
Версия, развиваемая прессой, гласила: все заговорщики - пьяницы и дегенераты, они даже путча толком не могли организовать. Газета «Megapolis-Express» 5 сентября сформулировала это так: «Руководители переворота в те три дня упорно вели себя то ли как полные идиоты, то ли как люди, склонные к нетривиальным способам самоубийства». Но это объяснение крайне неубедительно. Все помнят молниеносные операции по взятию Праги в 1968 г. или Кабула в 1979. Кстати, и сама операция 19 августа по развертыванию в центре Москвы, среди толпы, двух дивизий с тяжелыми танками была проведена, по отзывам экспертов, блестяще - не был задавлен ни один человек, не было ни одного столкновения на дороге.
С гораздо меньшими возможностями Ярузельский в декабре 1981 г. за одну ночь парализовал огромную, разветвленную систему «Солидарности» - а ведь в тот момент «путчист» Крючков был представителем КГБ в Польше и приобрел полезный опыт. По словам живущего в Лондоне известного диссидента и политолога Владимира Буковского, заместитель Крючкова по КГБ, генерал В.Грушко (также арестованный после путча как заговорщик) был одним из главных организаторов блестящей операции по свержению Чаушеску в Румынии в декабре 1989 г.
Таким образом, и опыт, и умение у «путчистов» были. Если бы действительно был отдан приказ, все было бы завершено в ночь с 18 на 19 августа. Или, в случае действительного неповиновения специальных сил КГБ (что маловероятно), той же ночью заговорщики были бы арестованы. Но факт тот, что приказа действовать войскам не было отдано никогда. А если ставились задания, то таким неопределенным и противоречивым образом, что всем было очевидно: буквально понимать их не следует (во всех случаях выясняется, что параллельно в войска всех родов шли контрприказы). Согласно заявлению бывшего командира спецбригады КГБ «Альфа» В.Карпухина, ему лично Крючков отдал приказ арестовать Б.Н.Ельцина и штурмовать «Белый дом». Но в заявлениях многих офицеров и командиров бригады столько взаимоисключающих утверждений, что во всех версиях изложения событий обозреватели избегают использовать их как аргументы.
Внимательное прочтение интервью начальника Московского управления КГБ генерал-майора А.Корсака, который участвовал в совещаниях, на которых планировался штурм «Белого дома», не позволяет точно установить, был ли такой приказ или только «говорилось о необходимости штурма». Примечательно, что это интервью в «ЛГ» названо «Нам был отдан приказ арестовать Попова», в то время как генерал-майор сказал: «между прочим, должен был последовать приказ арестовать [Попова] и вице-мэра Лужкова». Но ведь такой приказ не последовал! Это лишь один пример постоянно наблюдаемого контраста между аккуратными, взвешенными заявлениями официальных лиц и жесткой тенденциозностью прессы.
Фактически, КГБ, якобы специально предназначенный для таких операций, был выключен из игры. «Московские новости» даже удивляются: «Что конкретно делать, известно не было, - заявил «Комсомольской правде» начальник управления КГБ по защите конституционного строя Валерий Воротников. - Поэтому работали как обычно. Чего-то не произошло? Какой-то приказ так и не последовал? Какой?.. Между прочим, личный состав, по сведениям от самих сотрудников комитета, до сих пор пребывает в изумлении, почему не раздали оружие офицерам среднего звена».
Да и сама манера, в какой был якобы отдан приказ КГБ, изумляет. Как заявил 26 августа генерал-лейтенант Е.Расщепов, начальник Управления КГБ, в чье подчинение входила группа «Альфа», которая должна была штурмовать «Белый дом», «сотрудники группы заявили несогласие с этой жестокой акцией. Об этом было доложено тогдашнему председателю КГБ СССР, который не стал настаивать на осуществлении операции». Слава советским Пиночетам! Они идут на совершение военного государственного переворота, но когда оказывается, что при этом может пролиться кровь, они прекращают операцию, сдаются или кончают самоубийством. Да политический режим, который породил таких «горилл», надо было лелеять и сохранять! Если, конечно, речь действительно идет о перевороте.
Что касается армии, то она действовала как нормальный государственный механизм. Военные вполне точно выполнили приказ «придти и стоять», чтобы не допустить кровопролития. А операцию в политической сфере, дескать, проведет КГБ. Другим естественным исполнителем планов заговорщиков могли бы быть подчиненные МВД СССР внутренние войска, особенно ОМОН. Но вот что говорит начальник штаба Центрального управления внутренних войск генерал-майор Баскаев: «Нас подняли в шесть утра 19 августа, ознакомили с шифровкой Пуго о чрезвычайном положении. Задача: нести службу по усиленному варианту, выполнять приказы только министра... Ни в первый, ни в последующие дни никаких указаний своего командования я не получал, письменный приказ Пуго был вручен в 1 час 20 мин. 20 августа. Номер 066, название «О мерах по усилению общественного порядка и безопасности в условиях чрезвычайного положения».
Как утверждает в «Megapolis-Express» демократически настроенный капитан ОМОНа Ш.Алимов, в первый день путча «ОМОН был разоружен, склады с оружием и «черемухой» опечатаны». На вопрос: «Чем был вызван подобный приказ? Политической неблагонадежностью личного состава?» - Алимов ответил: «Вряд ли. Ребята у нас достаточно консервативны, многие стоят на откровенно правых [то есть советских] позициях». Так может, в данном случае это и было признано как политическая неблагонадежность?
Кардинально иная версия, имеющая несколько разных вариантов, сводится к тому, что никакой попытки государственного переворота не было, а речь идет о блестяще проведенной политической провокации. Что-то вроде поджога рейхстага в 1933 г., только гораздо более масштабное и творческое.
Согласно одному варианту этой версии, Горбачев был сам вдохновителем этой акции. Как выразились, ссылаясь на Адама Михника, «Московские новости», «Горбачев - Ярузельский и Валенса одновременно. Он подготовил путь к мятежу и путь к его подавлению».
Прямые обвинения делались Горбачеву на заседании парламента РСФСР. Народный депутат РСФСР А.Медведев рассуждает так: «Фигуры главарей путча очень неубедительны. Эти люди не способны сделать что-то серьезное, решиться и возглавить государственный переворот. За ними обязательно кто-то должен стоять. Наиболее вероятна в этом смысле фигура Михаила Горбачева, который всегда был «хозяином» Крючкова, Пуго, Язова и иже с ними. Я исхожу из того, что такой переворот был очень нужен Горбачеву. Он сыграл бы в его пользу и в случае успеха, и в случае провала... О причастности президента, как заметили многие, дал понять и Лукьянов. Другой интересный момент: по сути дела, переворот провели горбачевцы. А антигорбачевцы, я имею в виду в этом случае пресловутую группу «Союз», которая твердила о необходимости снятия президента, введения чрезвычайного положения, неожиданно оказалась вне путча. Более того, Блохин заявил, что осуждает действия ГКЧП. Мягко говоря, это странно».
По другому варианту, Горбачев не стал препятствовать заговорщикам, но отказался от личного участия в непопулярной, претящей ему акции, решив посмотреть, чем кончится дело. Ряд обозревателей считают даже, что сценарий путча был согласован между Горбачевым, Ельциным и путчистами - всем был нужен предлог для проведения драконовской экономической реформы. Но Ельцин неожиданно нарушил договоренности и начал собственную игру, выйдя из нее победителем и став единовластным руководителем России. Такое объяснение делает понятным, почему путчисты вели себя так странно и даже поехали в Форос для консультаций с Горбачевым (но и тому пришлось уже сменить план).
Наконец, самое изощренное объяснение сводится к тому, что, зная «генотип» советской системы и психологию русских людей, умный интриган может провоцировать действия, подобные августовскому «путчу», сам оставаясь в общественном (и даже собственном) мнении его безупречным противником. Важно только обладать достаточной властью, чтобы позволить определенным силам совершить в определенный момент определенные действия в строго контролируемом масштабе. Эту модель «русской интриги» изложил Достоевский в схеме убийства отца Карамазова. За годы перестройки мы могли убедиться, что ее «архитекторы» ни в коем случае не глупее (и не менее прогрессивны), чем Иван Карамазов. Но не нашлось уже в СССР чистой и доверчивой души, как у Алеши Карамазова, чтобы послать Горбачеву утешительную телеграмму: «Михаил Сергеевич, я одно только знаю - не Вы организовали переворот! Не Вы!». Такой телеграммы Горбачев не получил.