Заключительное слово по докладу вцик и совнаркома

6 ДЕКАБРЯ

(Голоса: «Да здравствует товарищ Ленин! Ура!», Аплодисмент ы.) Товарищи! Мне кажется, что своей речью и своей декларацией Мартову удалось дать нам чрезвычайно наглядный образец того, как относятся к Советской власти группы и партии, принадлежавшие раньше и принадлежащие теперь ко II Интернационалу, против которого мы теперь основали Коммунистический Интернационал. Всякому из вас бросилась в глаза разница между речью Мартова и его декларацией, — разница, которую в своем замечании подчеркнул и т. Сосновский, бросивший из президиума Мартову замечание: «Не прошлогодняя ли у вас декларация?». Действительно, речь Мартова, несомненно, относится к 1919 году, к концу его, а декларация составлена так, что мы в ней видим полное повторение того, что они говорили в 1918 году. (Аплодисмент ы.) И когда Мартов на это замечание Сосновского ответил, что декларация эта «на веки веков», то я бы тут все-таки позволил себе взять в защиту меньшевиков от Мартова. (Аплодисменты, смех.) Ибо я, товарищи, наблюдал развитие и прохождение деятельности меньшевиков, пожалуй, больше и внимательнее, — что вовсе не было так приятно, — чем кто бы то ни было другой. И, на основании этого пятнадцатилетнего наблюдения, я утверждаю, что декларация эта не только «на веки веков», но и на один год не останется (аплодисмент ы), потому что все развитие

416 В. И. ЛЕНИН

меньшевиков, особенно в такой великий момент, который начался в истории русской революции, показывает нам величайшее колебание среди них, сводящееся в общем и целом к тому, что от буржуазии и ее предрассудков они с величайшим трудом, против своей воли, отходят. Много раз упираясь, они начинают подходить — очень медленно, а все же начинают подходить — к диктатуре пролетариата, и через год они сделают еще несколько шагов, — в этом я совершенно уверен. И этой декларации повторить нельзя будет, ибо эта декларация, если вы снимете с нее оболочку общих демократических фраз и парламентарных выражений, которые сделали бы честь любому вождю парламентской оппозиции, если вы отбросите в сторону эти речи, которые многим нравятся, а нам кажутся скучными, и возьмете настоящую суть дела, то вся декларация насквозь говорит: назад, к буржуазной демократии и ничего больше. (Аплодисменты.) И вот когда мы слышим такие декларации от людей, заявлявших о сочувствии нам, мы говорим себе: нет, и террор и ЧК147 — вещь абсолютно необходимая. (Аплодисмент ы.) Товарищи, чтобы вы не обвинили меня сейчас или чтобы кто-нибудь не мог меня обвинить, что я придираюсь к этой декларации, я, на основании политических фактов, утверждаю, что под такой декларацией и правый меньшевик и правый эсер подпишутся сейчас обеими руками. Я имею доказательство этому. Совет партии правых эсеров, от которых вынужден был отколоться Вольский и его группа, — Вольский, председатель комитета Учредительного собрания, которого вы слышали на трибуне, — совет правых эсеров, состоявшийся в этом году, постановляет, что с партией меньшевиков, которую эсеры считают себе близкой, они желают слияния. Почему? Потому, что за печатание тех вещей, какие есть в декларации и в меньшевистских изданиях (которые будто бы являются чисто теоретическими и печатать которые мы напрасно не разрешаем, как говорила представительница от Бунда148, жалуясь, что у нас нет полной свободы печати), за печатание таких вещей стоят правые эсеры, которые солидаризируются

VII ВСЕРОССИЙСКИЙ СЪЕЗД СОВЕТОВ 417

с меньшевиками, декларация которых насквозь построена на тех же принципах, как и у правых эсеров. В то же время, после длительной борьбы, группа Вольского должна была отколоться. Вот та путаница, которая наглядно показывает, что тут не наша придирка к меньшевикам, а действительное положение вещей, — в чем дает нам пример группа эсеров меньшинства. Здесь кстати вспомнили меньшевика Розанова, которого наверное Мартов и партия исключили бы, а вот под этой декларацией и эсеры и меньшевики подпишутся. Значит, есть среди них до сих пор два разных течения, из которых одно сожалеет, плачет, соболезнует и желает теоретически вернуться к демократизму, а другое действует. И напрасно говорит Мартов, будто бы я оправдывался в вопросе о терроризме. Уже одно это выражение показывает, как бесконечно далеки от нас воззрения мелкобуржуазной демократии и как близки они ко II Интернационалу. На деле ровно ничего социалистического в них нет, а как раз наоборот. Когда подошел социализм, нам опять проповедуют старые буржуазные взгляды. Не оправдывал себя я, а говорил о специальной партии, которая создана войной, партии офицеров, командовавших в течение империалистической войны, которые выдвинулись в этой войне, которые знают, что такое практическая политика. Когда нам говорят: «Ваши ЧК либо надо убрать, либо лучше организовать», то, товарищи, мы отвечаем: мы не претендуем на то, что все, что мы делаем, это — лучшее, и учиться мы без малейшего предубеждения готовы и рады. Но если учить нас, как поставить охрану от помещичьих, белогвардейских сынков и офицеров, хотят те люди, которые были в Учредительном собрании, то мы им отвечаем: ведь вы были у власти и с Керенским боролись против Корнилова, и с Колчаком были, и вас оттуда без борьбы, как детей, выкидывали вон эти же самые белогвардейцы. И вы еще после этого говорите, что наши ЧК плохо организованы! (А п л о -д и с м е н τ ы.) Нет, ЧК у нас организованы великолепно. (Аплодисмент ы.) И когда господа заговорщики теперь в Германии издеваются над рабочими, когда там офицеры

418 В. И. ЛЕНИН

во главе с фельдмаршалами кричат «долой берлинское правительство», когда там безнаказанно убивают вождей коммунистов и белогвардейская публика третирует вождей II Интернационала, как мальчишек, мы ясно видим, что это соглашательское правительство не что иное, как игрушка в руках группы заговорщиков. И когда мы имеем такой опыт перед собой, когда мы только-только выходим на дорогу, тогда эти люди говорят: «У вас преувеличенный террор». А сколько недель тому назад мы открыли заговор в Петрограде149? А сколько недель тому назад Юденич стоял в нескольких верстах от Петрограда, а Деникин от Орла? Нам говорят представители этих колеблющихся партий и колеблющейся демократии: «Мы рады, что Юденич и Колчак побеждены». Я охотно верю тому, что они рады, ибо они знают, чем бы и им грозили Юденич и Колчак. (Аплодисмент ы.) Я не заподазриваю в неискренности этих людей. Но я спрошу их: когда Советская власть переживает трудные минуты, когда среди буржуазных элементов организуются заговоры и когда в критический момент удается эти заговоры открыть, то — что же, они открываются совершенно случайно? Нет, не случайно. Они потому открываются, что заговорщикам приходится жить среди масс, потому что им в своих заговорах нельзя обойтись без рабочих и крестьян, а тут они в конце концов всегда натыкаются на людей, которые идут в эти, как здесь говорят, плохо организованные ЧК и говорят: «А там-то собрались эксплуататоры». (Аплодисмент ы.) Поэтому я говорю, что, когда через несколько времени после смертельной опасности, перед лицом заговора, который бросается всякому в глаза, приходят к нам и говорят, что у нас Конституция не соблюдается, что ЧК скверно организованы, тут можно сказать, что эти люди политике в борьбе с белогвардейцами не научились, они своего опыта с Керенским, Юденичем и Колчаком не продумали и никаких практических результатов вывести из него не умеют. И поскольку вы, господа, начинаете понимать, что Колчак и Деникин представляют серьезную опасность, что нужно сделать выбор в пользу

VII ВСЕРОССИЙСКИЙ СЪЕЗД СОВЕТОВ 419

Советской власти, постольку вам пора оставить мартовскую декларацию «на веки веков». (С м е х.) В Конституции учтен весь опыт нашей двухлетней власти, без чего, как я заявил в своей речи, и чего не попробовали здесь даже опровергнуть, — без чего мы не продержались бы не только двух лет, но и двух месяцев. Пусть попытается опровергнуть это всякий, кто пожелает сколько-нибудь объективно отнестись к Советской власти, хотя бы с точки зрения историка, а не политического деятеля, желающего говорить и действовать с рабочими массами и на них влиять.

Нам говорят: Советы редко собираются, не перевыбираются достаточно часто. Мне кажется, что на такого рода упрек следовало бы ответить не речами и не резолюциями, а делом. По-моему, лучшим ответом будет то, если вы работу, которая Советской властью начата, по подсчету того, сколько у нас на местах было уездных и городских перевыборов Советов, сколько было съездов Советов и т. д., — если вы окончите эту работу. У нас тов. Владимирский, заместитель наркома внутренних дел, опубликовал материал по истории этих съездов150. Когда я увидел этот материал, я сказал: вот исторический материал, который доказывает, между прочим, что не было еще в истории цивилизованных народов ни одной страны, где была бы так широко применена пролетарская демократия, как у нас в России. Если говорят, что мы мало перевыбираем Советы, что мы редко созываем съезды, то я каждого делегата приглашаю ходатайствовать перед соответствующим органом о том, чтобы мы на этом съезде распространили еще дополнительный анкетный, опросный, листок и чтобы на нем каждый делегат записал: какого месяца, числа и года и в каком уезде, городе и поселке собирались съезды Советов. Если вы эту нетрудную работу выполните и каждый из вас такой опросный листок заполнит, вы получите материал, который наши неполные данные пополнит и который докажет, что в такое трудное время, как время войны, когда действие европейских конституций, веками установленных, вошедших в привычку западноевропейского человека, почти целиком

420 В. И. ЛЕНИН

было приостановлено, в это время Советская конституция в смысле участия народных масс в управлении и самостоятельном разрешении дел управления на съездах и в Советах и на перевыборах применялась на местах в таких размерах, как нигде в мире. А если говорят, что этого мало, если критикуют и утверждают, что «если ваш ЦИК не собирался, это действительно ужасное преступление», то т. Троцкий прекрасно ответил на это представительнице Бунда, сказав, что ЦИК был на фронте. На это представительница Бунда, — того Бунда, который стал на советскую платформу и который поэтому, можно предполагать, действительно понял, наконец, что такое основа Советской власти, — представительница Бунда — я записал ее ответ — сказала: «Это курьез, что ЦИК был на фронте, он мог бы послать других».

Мы ведем борьбу с Колчаком, с Деникиным и с другими — их была не одна дюжина! Кончилось тем, что русские войска разогнали их как ребятишек. Мы ведем трудную победоносную войну. Вы знаете, что при каждом набеге мы должны были всех членов ЦИК гнать на фронт, а нам отвечают: «Это курьез, надо было найти других». Что Же, мы действовали вне времени и пространства? Или же мы можем рожать коммунистов (а п л о д и с м е н τ ы) по нескольку человек в неделю? Мы этого делать не можем: рабочих, которые закалены несколькими годами борьбы, которые приобрели опыт, которые могут руководить, — таких рабочих у нас, товарищи, меньше, чем в какой-либо другой стране. Для того, чтобы подготовить рабочую молодежь, курсантов, нам нужно будет принять все меры, и на это потребуется несколько месяцев, даже лет. И когда это протекает в крайне трудных условиях, нам на это отвечают усмешкой. Эта усмешка только доказывает полное непонимание этих условий. Это, действительно, смехотворное интеллигентское непонимание, когда нас заставляют в этих военных условиях действовать не так, как мы действовали до сих пор. Мы должны напрягать силы до последней степени, и мы поэтому должны отдавать всех лучших работников и членов ЦИК и исполкомов на фронт. И я уверен, что ни один человек, сколько-нибудь

VII ВСЕРОССИЙСКИЙ СЪЕЗД СОВЕТОВ 421

практически опытный в управлении, не только не осудит, а одобрит нас за то, что мы максимум сделали для сведения коллегиальных учреждений при исполкомах к минимуму, потому что они сводились к одному исполкому под гнетом войны, потому что работники скакали на фронт, как они бросаются теперь сотнями и тысячами на топливную работу. Это тот фундамент, без которого Советская республика жить не может. Если это куплено ценою того, что в течение нескольких месяцев реже будут собираться Советы, то не найдется ни одного разумного рабочего или крестьянина, который не понял бы необходимости этого, который не одобрил бы этого.

Я говорю, что насчет демократии и демократизма нам продолжают подносить целиком предрассудки буржуазного демократизма. Здесь говорили из партии оппозиции, что надо приостановить подавление буржуазии. Надо все-таки думать над тем, что говоришь. Что такое подавление буржуазии? Помещика можно подавить и уничтожить тем, что уничтожено помещичье землевладение и земля передана крестьянам. Но можно ли буржуазию подавить и уничтожить тем, что уничтожен крупный капитал? Всякий, кто учился азбуке марксизма, знает, что так подавить буржуазию нельзя, что буржуазия рождается из товарного производства; в этих условиях товарного производства крестьянин, который имеет сотни пудов хлеба лишних, не нужных для его семьи, которых он не сдает рабочему государству в ссуду, для помощи голодному рабочему, и спекулирует, — это что такое? Это не буржуазия? Не здесь ли она рождается? В этом вопросе, в вопросе о хлебе, о тех муках голода, которые переживает вся промышленная Россия, тут есть ли нам помощь со стороны тех, кто нас упрекает в несоблюдении Конституции, в подавлении буржуазии? Нет! Помогают ли они нам в этом отношении? Они скрываются за словами «соглашение рабочих и крестьян». Да, конечно, это нужно. Мы показали, как мы это делаем, когда 26 октября 1917 г. взяли программу эсеров в части поддержки крестьян и целиком ее провели. Этим мы тогда показали, что крестьянин, который подвергался эксплуатации помещиков, который живет своим

422 В. И. ЛЕНИН

трудом, который не спекулирует, — что такой крестьянин находит себе верного защитника в рабочем, посланном центральной государственной властью. Тут мы соглашение с крестьянином осуществили. Когда мы проводим продовольственную политику, требующую, чтобы избыток хлеба, не нужный крестьянской семье, отдавался рабочим в государственную ссуду, то возражения против этого есть поддержка спекуляции. Это еще есть в мелкобуржуазных массах, привыкших жить по-буржуазному. Вот что страшно, вот где опасность для социальной революции! Помогали ли нам когда-нибудь в этом отношении представители меньшевиков и эсеров, хотя бы самых левых? Нет, никогда! Та их печать, которую мы должны будто бы во имя «принципов свободы» разрешить и образцы которой мы имеем, показывает, что ни одним словом, — я не говорю уже о деле, — они не помогают нам. Пока мы не победили полностью старую привычку, старый проклятый завет, что всякий за себя, один бог за всех, единственный выход для нас — это взять излишки хлеба в ссуду голодному рабочему. Это сделать страшно трудно, — мы знаем. Здесь ничего не может быть сделано насилием. Но смехотворно говорить, что мы представляем собой меньшинство рабочего класса, — это вызывает только смех. Это можно говорить в Париже, да и там нынче не дают этого говорить на рабочих собраниях. В той стране, где правительство было свергнуто с небывалой легкостью, где рабочие и крестьяне с винтовкой в руках защищают свои интересы, где они применяют ее, как орудие своей воли, — в такой стране говорить, что мы представляем собой меньшинство рабочего класса, — смешно. Я понимаю, когда такие речи раздаются из уст Клемансо, Ллойд Джорджа, Вильсона. Вот чьи это слова, вот чьи это идеи! Когда эти речи Вильсона, Клемансо, Ллойд Джорджа, самых худших из хищников, зверей империализма, повторяет здесь Мартов от имени Российской социал-демократической рабочей партии (с м е х), тогда я говорю себе, что надо быть начеку и знать, что тут ЧК необходима! (Аплодисмент ы.)

VII ВСЕРОССИЙСКИЙ СЪЕЗД СОВЕТОВ 423

Нас упрекают все ораторы оппозиции, в том числе и представители Бунда, что мы не соблюдаем Конституции. Я утверждаю, что мы Конституцию соблюдаем строжайшим образом. (Голос из ложи: «Ого!».) И хотя из ложи, которая в прежние времена была ложей царской, а теперь является ложей оппозиции (с м е х), я слышу иронический возглас «ого!», — тем не менее я сейчас это докажу. (Аплодисмент ы.) Я прочту вам тот пункт Конституции, который мы строжайше соблюдаем и который показывает, что мы во всей своей деятельности Конституцию блюдем. Когда на собраниях, куда являлись сторонники меньшевиков и эсеров, мне приходилось говорить о Конституции, затруднение было в том, есть ли текст Конституции, чтобы цитировать. Но собрания происходят большей частью в помещениях, где Конституция висит на стене. В настоящем собрании этого нет, но меня выручил тов. Петровский, который дал мне экземпляр брошюры, озаглавленной «Конституция РСФСР». Я читаю параграф 23-й: «Руководствуясь интересами рабочего класса в целом, РСФСР лишает отдельных лиц и отдельные группы прав, которые используются ими в ущерб интересам социалистической революции».

Я, товарищи, еще раз повторяю, что никогда мы не рассматривали нашу деятельность вообще и свою Конституцию в частности образцом совершенства. На этом съезде поставлен вопрос об изменениях Конституции. Мы согласны изменять и давайте рассматривать изменения, но мы не будем этого закреплять «на веки вечные». Но все же, если вы хотите воевать, давайте воевать вчистую. Если вы хотите, чтобы мы соблюдали Конституцию, то хотите ли вы, чтобы соблюдался и параграф 23-й? (Аплодисменты.) Если вы этого не хотите, тогда давайте спорить, нужно ли отменять или нет параграф, который говорит, чтобы мы с фразами об общей свободе и общем равенстве трудящихся не шли к народу. Вы учились конституционному праву великолепно, но по старым буржуазным учебникам. Вы вспоминаете слова о «свободе и демократии», вы ссылаетесь на Конституцию и вспоминаете прежние слова, и обещаете

424 В. И. ЛЕНИН

народу все, для того, чтобы этого не исполнять. А мы ничего такого не обещаем, мы не предлагаем равенства рабочих и крестьян. Вы предлагаете, — давайте спорить. С теми крестьянами, которых эксплуатировали помещики и капиталисты, которые трудятся на свою семью на земле, отнятой у помещиков, — с такими крестьянами полное равенство, дружба и братский союз. А тем крестьянам, которые по старой привычке, по темноте и корысти тянут назад к буржуазии, — мы не даем равенства. Вы говорите общие фразы о свободе и равенстве трудящихся, о демократии, о равенстве рабочих и крестьян. Мы не обещаем, что Конституция обеспечивает свободу и равенство вообще. Свобода, — но для какого класса и для какого употребления? Равенство, — но кого с кем? Тех, кто трудится, кого эксплуатировала десятки и сотни лет буржуазия и кто сейчас борется против буржуазии? Это и сказано в Конституции: диктатура рабочих и беднейшего крестьянства для подавления буржуазии. Почему вы, когда разговариваете о Конституции, не цитируете этих слов: «для подавления буржуазии, для подавления спекулянтов»? Покажите нам образец страны, образец вашей прекрасной меньшевистской конституции. Может быть, найдете такой образец хотя бы в истории Самары, где была меньшевистская власть? Может быть, вы найдете его в Грузии, где сейчас меньшевистская власть, где подавление буржуазии, то есть подавление спекулянтов, происходит на началах полной свободы и равенства, на началах последовательной демократии и без ЧК? Покажите такой пример, и мы поучимся. Но вы и показать этого не можете, ибо вы знаете, что во всех местах, где держится соглашательская власть, меньшевистская или полуменьшевистская, там царит бешеная, разнузданная спекуляция. И та Вена, о которой справедливо говорил в своей речи Троцкий, где в правительстве участвуют люди, подобные Фридриху Адлеру, которая не знает «ужасов большевизма», голодает и мучается так же, как Петроград и Москва, но без сознания того, что венские рабочие ценою голода пробивают дорогу к победе над буржуазией. Вена голодает и мучается

VII ВСЕРОССИЙСКИЙ СЪЕЗД СОВЕТОВ 425

сильнее Петрограда и Москвы, и тут же австрийская и венская буржуазия на венских улицах, на Невском проспекте и Кузнецком мосту Вены, творит чудовищные вещи по части спекуляции и грабежа. Конституцию вы не соблюдаете, а мы ее соблюдаем, когда признаем свободу и равенство только для тех, кто помогает пролетариату побеждать буржуазию. И параграфом 23-м мы говорим, что для переходного периода не рисуем молочных рек и кисельных берегов. Мы говорим, что нам нужно продержаться не месяцы, а годы, чтобы закончить этот переходный период. После двух лет мы можем сказать, и нам наверное поверят, что мы способны продержаться несколько лет именно потому, что вписали в Конституцию лишение прав отдельных лиц и групп. А кого мы лишаем прав, — мы этого не скрываем, мы говорим открыто, что группу меньшевиков и правых эсеров. За это нас порицали деятели II Интернационала, но мы говорим прямо группе меньшевиков и эсеров, что мы готовы на все, но что они должны помогать нам вести политику трудящихся против спекулянтов, против того, кто помогает продовольственной спекуляции, кто помогает буржуазии. По мере того, как вы докажете это на деле, мы снимем с вас то, что мы сделали по Конституции, а до тех пор ваши бессодержательные слова, это — только увертка. Наша Конституция не отличается краснобайством, она крестьянам говорит: раз ты крестьянин трудящийся, ты имеешь все права, но не может быть равных для всех прав в обществе, где рабочие голодают, где идет борьба с буржуазией. А рабочему она говорит: равенство с тем крестьянином, который помогает в борьбе с буржуазией, и никаких обобщений! Тут трудная борьба. Кто нам хочет помогать, того мы принимаем с величайшей радостью независимо от его прошлого, не считаясь ни с какими названиями. И мы знаем, что таких людей из других партий и беспартийных к нам идет все больше и больше, и этим обеспечивается наша победа. (Громкие аплодисменты, крики «браво».)

426 В. И. ЛЕНИН